Пример: Что означает быть мамой?

Для того, чтобы сделать указанные выше таксономические различия более конкретными, использую одну из моих любимых социальных идентичностей – материнство – в качестве иллюстрации различных значений понятия идентичности. На личном уровне становление матерью оказало глубокое влияние на мое определение того, каким человеком я являюсь. Так же, как обязанности по воспитанию ребенка должны были быть интегрированы в мой образ жизни и повседневное поведение, факт материнства должен был быть интегрирован в другие представления о себе как о женщине, профессионале и либерале. Взаимные корректировки и приспособления этих различных аспектов моей жизни сформировало мою личную социальную идентичность как матери.

Материнство также является социальной ролью, которую я занимаю по отношению к дочери. Социальные нормы и ожидания, связанные с выполнением родительской роли, не только стали частью моей собственной идентичности, но и определили социальную общность, которую я могла создать с моей дочерью, и повлияли на мои отношения с другими. (Как мать я обнаружила, что многие из поступков, уместных для социальной роли молодой и одинокой женщины, уже не считаются уместными в моем новом положении.) Хотя ролевое поведение, требуемое материнством, изменилось, когда моя дочь выросла из младенца в девушку, характер наших отношений (и наши соответствующие идентичности в этих отношениях) ограничены и всегда будут ограничены нашим общим пониманием ролей матери и дочери.

Женщины, которые разделяют опыт материнства, также конституируют осмысленную социальную категорию, иногда с юридическими и финансовыми правилами, разными для тех, кто имеет детей, и тех, кто не имеет (категория часто дифференцируется в зависимости от возраста детей). Размышления о нас, матерях, как социальной категории, а не социальной роли оказали заметное влияние на мое отношение к другим, кто разделяет эту идентичность. Когда материнство рассматривается как ролевая идентичность, другие матери являются объектами межличностного социального сравнения, и я оцениваю свою эффективность, сравнивая себя с другими людьми, выполняющими ту же роль. Однако как член социальной категории я беспокоюсь об относительном положении матерей в целом по сравнению с другими социальными группами, и моя самооценка уподобляется (а не противопоставляется) судьбам других участников группы. (Я также считаю, что гораздо более терпима к детям других людей, когда думаю о материнстве как общий групповой идентичности, а не об индивидуальной роли!)

Наконец, материнство (подобно яблочному пирогу) является коллективной идентичностью – социально разделяемым образом, включающим специфические коллективные ценности и идеи. Эта коллективная идентичность часто используется для коммерческих целей (особенно в День Матери) и служит основой для мобилизации социальных действий групп, например, в движении «Матери против вождения в пьяном виде».

Управление множественными социальными идентичностями

Из примера с материнством как социальной идентичностью ясно, что я выбрала одну из многих социальных идентичностей, которые доступны в моем опыте. Все теории социальной идентичности признают, что люди могут – и обычно это делают – строить свои идентичности в более чем одной социальной группе. Но различные концепции имеют довольно разные взгляды на то, что значит иметь несколько социальных идентичностей. Теории личностной социальной идентичности в целом полагают, что черты, аттитюды и ценности, наследуемые что человеком из членства в различных первичных группах и социальных категориях, интегрированы в глобальную Я-концепцию. Осознание членства в конкретной группе может влиять на относительную значимость этих различных аспектов Я-концепции, но в конечном счете все они являются частью единой репрезентации индивидуальной самости.

Ролевые идентичности, с другой стороны, обычно понимаются как структурированные наборы взаимосвязанных действий, обязанностей и ориентаций по отношению к другим, которые специфичны для этой социальной роли и потому отличаются от других ролевых идентичностей, которыми может обладать тот же человек. Теории ролевых или реляционных идентичностей, таким образом, рассматривают самость как нечто многогранное, состоящее из набора дискретных идентичностей. В этом подходе «люди потенциально имеют столько идентичностей, сколько организованных систем ролевых отношений, в которых они участвуют» (Stryker, 2000, p. 28). Тем не менее, самость также рассматривается как организованная система, которая структурирует отношения между различными идентичностями и определяет, какая идентичность будет актуализирована в определенное время в зависимости от относительной значимости идентичностей в данной ситуации и в разных социальных ситуациях (Stryker & Serpe, 1994).

Когда социальная идентичность определяется как индивидуальная система самости, управление множественными идентичностями представляет собой нечто вроде внутреннего жонглирования. Индивид (сознательно или подсознательно) на постоянной основе взвешивает и оценивает имеющиеся аспекты самости, чтобы определить, какие из них активируются или используются как руководства для поведения в данной ситуации. Человек может осознавать, что различные идентичности имеют конфликтующие последствия для поведения, и в этом случае выражение себя отражает некоторый выбор или компромисс между различными аспектами Я-концепции. На актуализацию или принятие различных идентичностей влияют требования ситуации или социального контекста, но этот процесс является одним из выборов из репертуара идентичностей или представлений о себе, которыми располагает индивид.

Тонкое различие между теориями личностной или ролевой идентичности и теориями групповых идентичностей касается того, выбираются и активируются ли альтернативные идентичности индивидом или запускаются социальным контекстом. В последних теориях идентичности находятся в общем репрезентациях социальной категории как целого и могут меняться в зависимости от межгрупповой среды. Таким образом, «та же самая» идентичность социальной категории может на самом деле относится к разным различениям между ин- и аутгруппами в разных социальных контекстах, иногда более включительно, а иногда и более исключительно как следствие межгруппового сравнения.

В самой экстремальной версии теории самокатеогризации (напр., Turner, Oakes, Haslam & McCarty, 1994) различные категориальные идентичности являются взаимоисключающими и полностью зависят от контекста. Но другие теоретики групповой идентичности (напр., Abrams, 1999) допускают более устойчивые идентификации с ингруппой в социальных категориях, чьи определения и границы остаются относительно постоянными во времени и в ситуациях.

Когда групповые идентичности устойчивы, человек может иметь несколько групповых социальных идентичностей одновременно. Поскольку групповые идентичности выходит за рамки индивидуальной самости и устанавливают границы ощущения человеком связи и заботы о других, управление множественными идентичностями на этом уровне совершенно отлично от балансирования различных идентичностей на интрапсихическом уровне. Различные групповые идентичности подразумевают различную степень лояльности и преданности другим, внешним по отношению к индивиду. Поскольку групповые идентичности разделяемы, человек не может легко пересматривать или корректировать социальную идентичность, чтобы лучше соответствовать другим идентичностям, связывающим его с различными множествами людей.

Если рассматривать групповые идентичности как лояльность и преданность коллективу, выделяются по крайней мере четыре разных стратегии, которые человек может использовать для управления множественными идентичностями. Одна из них – идентифицироваться с доминирующей группой и подчинить остальные принадлежности ей (напр., выбрав национальную идентичность как основную и поддерживая интересы подгруппы лишь в той степени, в какой они согласуются с национальными интересами, или выбрав идентичность подгруппы как основную и соглашаясь с национальной идентичностью, только если это не противоречит интересам подгруппы). Вторая стратегия – разделить групповые идентичности на разные области, чтобы множественные идентичности не активировались одновременно (напр., приняв национальную идентичность на международной арене, профессиональную идентичность в случае угрозы экономическим интересам и этническую идентичность в сфере культуры).

Если множественные групповые идентичности, которые включают пересекающиеся, но не эквивалентные общности людей³, являютсяважными в одно время и в одних обстоятельствах, доступны две стратегии объединения внутригрупповых идентичностей. Включающая стратегия аддитивна: общая внутригрупповая идентичность распространяется на всех членов соответствующей группы (напр., афро-американцы одновременно идентифицируют себя со всеми американцами или всеми чернокожими как общей ингруппой). Альтернативой является конъюнктивная стратегия, при которой ингруппа определяется как пересечение нескольких категорий, включая только те, что имеют общее перекрывающееся групповое членство (напр., афро-американцы идентифицируются только с теми, кто разделяет объединенную идентичность как афро-американцы). Таким образом, осознание множественных идентичностей может иметь следствием как повышение открытости социальной идентичности, так и сужение групповой идентификации, в зависимости от того, какое правило объединения используется.

Если потребности в приверженности различным группам не конфликтуют, аддитивная стратегия относительно легка, ограничиваясь только наличием у человека времени и внимания к различным общностям. Однако, когда несколько групп имеют конкурирующие потребности или следуют разным программам, управление объединенными идентичностями становится более проблематичным и затратным. Если каждая из объединенных идентичностей сильна, человек может приложить усилия к нахождению компромисса и примирения – усилия, которые имеют следствием уменьшение конфликтов и повышение толерантности. Альтернативное решение конъюнктивной идентичности имеет эффект ухода человека от противоречивых требований посредством установления границ групповой идентификации и расширения аутгруппы, вследствие чего снижается толерантность и готовность к сотрудничеству. Тогда в большом, плюралистическом обществе множественные пересекающие социальные идентичности могут стать источником разделения на фракции или повышенной стабильности, в зависимости от того, как управляются конкурирующие идентичности.