2. Тупик в войне и «Новая дипломатия» Вильсона

Уже к ноябрю 1914 года стало ясно, что Германии не хватает сил добиться своих целей на всех направлениях — и на Востоке, и на Западе. По­сле первых месяцев войны Германия увидела пределы сво­их возможностей.

Донесения из американских посольств свидетельствовали о по­всеместном разочаровании великих держав итогами 1914 года. По­сол США в Берлине Джерард писал 29 декабря 1914 года, что месяца через три «простой народ во всех странах устанет от всего этого, и тогда, если только какая-нибудь сторона не добьется разительного успеха, мир придет — медленно, нехотя. И мы надеемся встретить вас здесь в роли ангела такого мира»⁴. Вильсон в эти дни уже полагал, что в Берлине кайзер, кан­цлер и министр иностранных дел пришли к выводу о невозможно­сти выиграть войну, о необходимости искать пути выхода из нее.

Между тем, Германия располагала единственным для нее средством против их блокады – подводной войной. Довоенные немецкие стратеги не рассматривали эти методы, потому что не верили, что англичане ввяжутся в европейскую войну; тем более, они были до последнего уверены, что война будет быстрой и победоносной. В августе 1914 г. у них было 28 подводных лодок, и им придавалось значение побочной силы. Но всё же, подводные лодки доказывали свою эффективность. 5 сентября U-Boote (Unterwasser-Boote) торпедировала английский крейсер, а 22 сентя­бря пришло потрясающее известие: немецкая подводная лодка в открытом море у берегов Фландрии по­топила три крейсера. В Берлине застыли в немом прозрении: всю торговлю Британии с внешним миром можно поставить под удар из морских глубин. В октябре 1914 года было принято решение ответить на блокаду союзников уничтожением их торговых кораблей. Безусловно, это противоречило нормам международного права, но более важным последствием такого решения могло быть возмущение против Германии нейтральных стран. Тем не менее, 4 февраля 1915 года воды, окружающие Британские острова, были объявлены военной зоной: любое вражеское торговое судно подлежало уничтожению без предупреждения. 21 ноября 1914 года создатель германского флота адмирал фон Тирпиц размышлял: «Что скажет Америка, если Герма­ния объявит подводную войну всем торговым кораблям противни­ка? А почему бы и нет? Англия желает задушить нас блокадой. Мы будем играть в ту же игру».

Первая фаза подводной войны не принесла ожидаемых результатов. Единичного уничтожения торговых судов было недостаточно для контрблокады. К тому же Германия не имела достаточного количества современных подлодок. Зато дерзкие нападения на торговые корабли вызвали сильное негодование, достигшее своего апогея 7 мая 1915 года, когда был торпедирован английский лайнер «Лузитания». Среди погибших оказалось много американцев. Соединенные Штаты тут же выразили резкий протест и угрожали разорвать дипломатические отношения с Германией.

Относительное спокойствие президента США основывалось на том, что его агенты и со­ветники сообщали осенью 1914 года о подготовке к выступле­нию Италии и Румынии на стороне Антанты. Это делало вариант с германской победой менее реальным.

С критикой новой политики Вильсона выступил бывший президент Т. Рузвельт, который в своем журнале «Аутлук» стал популяризировать идеи выступления против Германии как представляющей наиболь­шую опасность для США. Со временем у Рузвельта нашлись сторон­ники, такие как президент Гарвардского университета Чарльз Элиот. Он считал, что в интересах США следовало с самого начала занять антигерманскую позицию. Но и Рузвельт, и Элиот в первые месяцы войны понимали, что США, с их небольшой сухопутной армией и пока не развернутым флотом, не могут на данном этапе решающим образом вмешаться в мировой конфликт.

В обстановке, когда ситуация в любой момент могла обострить­ся, президент изучал даже «крайние» точки зрения. Он зачитал пись­ма Элиота на заседании кабинета министров. Призыв Элиота встать рядом с Антантой министры отвергли практически единодушно. И на вопрос Элиота: «Не представляется ли в настоящее время для Соединенных Штатов случай предложить Британской империи, Франции, Японии, Италии и России объединиться с Соединенными Штатами в наступательном и оборонительном союзе для наказания Австро-Венгрии и Германии?» — президент Вильсон ответил прямо: «Не представляется»⁵.

Заинтересовавшись европейским конфликтом, Вильсон стал развивать идею о некоем регулярном собрании ответственных государственных деятелей, на котором обсуждались бы вопросы большой международной важности, где имелся бы форум для изло­жения претензий государств друг другу. Только так, по его мнению, можно остано­вить войны в будущем. В этих беседах впервые обозначился план создания международной организации для обсуждения между­народных претензий.

Государственный секретарь Уильям Брайан полагал, что Америке следует собрать вокруг себя нейтралов, возглавить весь неевропей­ский мир и утвердиться в нем, пока ослепленные фанатизмом ев­ропейские метрополии раздирают друг друга. Затем, под предлогом неспособности Европы избежать кровопролития, вмешаться в евро­пейскую борьбу. Такой путь, считал Брайан, гарантировал обрете­ние позиций мирового лидера.

Ради реализации этой схемы США должны быть подлинно ней­тральными в отношении как Англии, так и Германии. Полная «спра­ведливость» в отношении Германии, по Брайану, требовала нажима на Англию с целью смягчения ею военно-морской блокады Герма­нии. Такой поворот, несомненно, вызвал бы ожесточение Лондона. Именно этого Вильсон опасался более всего. И ему не нравилась тактика дипломатии демонстративных заявлений, столь ценимых Брайаном.

Президент Вильсон начинает детально вникать в дипломатическую ситуацию в Европе. Порожденные во внутренних дискуссиях опасения за такой исход привели к тому, что все большую конкретность стали приобретать планы приостановки конфликта в «ничейной» позиции. Вильсон и его окружение приходят к мысли, что активное посредничество таит в себе благоприятные возмож­ности для американского выхода на мировую арену. С каждым месяцем войны все большую важность приобретала незатронутость войной Америки — страны величайшей экономической силы.

Происходит отход от пассивного ожидания исхода европейской битвы, и начинается поиск более эффективного курса США в кон­фликте.

Дело в том, что у США появился весомый рычаг. Соединенные Штаты становились все более необходимыми для Антанты, они пре­вращались в ее тыловой арсенал. Одновременно увеличивалась зна­чимость Америки и для противостоящих Антанте сил. США были единственной крупной страной, на которую могла рассчитывать и Германия, если бы она увидела безнадежность дальнейших усилий. Вот почему в декабрьские дни 1914 года, когда и на Восточном, и на Западном фронтах армии обеих сторон отложили решение сво­их задач, в Вашингтоне возникает предрасположенность к поискам компромисса.

Оценивая стратегические последствия войны для США, размыш­ляя над всеми мыслимыми вариантами ее завершения, в середине декабря 1914 г. В. Вильсон окончательно определил для своей дипло­матии курс на посредничество между Англией и Германией. План восстановления статус-кво, поиски формулы гибкости у Британии владели мыслями Вильсона на протяжении первого года войны. Он полагал, что функции гаранта примирения помогут Америке в соз­дании союза трех величайших сил мира. Как минимум, они предот­вратят консолидацию Европы против США.

Следующий аргумент следовало использовать как заглавный в подходе к своенравным британцам: устранение Германии как сило­вого центра мира будет способствовать возникновению политиче­ского вакуума в Центральной Европе, который, из-за слабости Фран­ции, может заполнить лишь царская Россия. А ведь англичане уже более века стремились как раз к тому, чтобы ограничить влияние России в Европе (да и за ее пределами тоже). Президента стимулиро­вали мысли посла Австро-Венгрии князя Думбы, который намекал на тайную готовность Берлина к миру: Германия, опасаясь голода среди своего населения, рассмотрит мирные предложения сразу же после победы над Францией. Вильсон назвал эти сведения «изумительны­ми, в огромной степени полезными для убеждения» англичан.

Но еще большую надежду породили полученные президентом конфиденциальные соображения Бернсторфа: Германия, по его мнению, пойдет на посредничество, поскольку армии Центральных держав находятся в выигрышном положении — их войска стоят на территории противника. Неудача блицкрига заставила Берлин и Вену поощрить своих послов в США к попыткам найти вариант сепа­ратного мира на Западе. Президент тотчас же уловил эти сигналы и отреагировал на них.

С этого времени внешнюю политику США, окончательно стала определять личная дипломатия президента. Помогая президенту, Хауз продолжил скрытый зондаж возможностей примирения Англии и Германии. Традиционная служба, руководимая государственным департаментом, была изолирована от важнейших внешнеполитиче­ских инициатив.