А) Интеллектуализация языковых средств
Под интеллектуализацией литературного языка (которую можно было бы назвать также рационализацией) мы понимаем такую степень развития языка, при которой высказывания становятся более определенными и точными, а в случае надобности — абстрактными и способными выражать всю сложность мыслей и их взаимосвязь; следовательно, под интеллектуализацией понимается усиление интеллектуального аспекта языка. Интеллектуализация получает наивысшее воплощение в научном языке (теоретическом), который характеризуется стремлением к максимально точному выражению, стремлением к тому, чтобы языковое выражение отражало точность объективного мышления (научного), чтобы слова-термины приближались к логическим понятиям, а предложения - к суждениям13.
В литературном языке интеллектуализации подвергается лексическая и отчасти грамматическая структура. Я уже объяснял это подробно в докладе «Funkce spisovného jasyka» опубликованном в сборнике I съезда чехословацких преподавателей-филологов, философов и историков («Sborník I. sjezdu československých profesorů filosofů, filologů a historiků»), 1929, стр.130 и сл., особенно об интеллектуализации лексики в литератур ном чешском языке, и в статье «Влияние функции литературного языка на фонологическую и грамматическую структуру литературного чешского языка» («Influence de la fonction de la langue littéraire sur la structure phonologique et grammaticale du tchèque littéraire») опубликованную в «Travaux du Cercle linguistique de Prague», 1929, стр. 106-120. Поэтому в настоящей статье свои объяснения по данному вопросу я только обобщаю и дополняю некоторыми примечаниями.
Со стороны лексической интеллектуализация проявляется не только в пополнении словарного состава новыми словами-терминами, абстрактное значение которых чуждо простому человеку и для которых в народном языке отсутствуют, например, такие выражения, как poznatek «познание», pojem14 «понятие», představa «представление», jsoucno «субстанция», podmět «подлежащее», přísudek «сказуемое» и т. д., но и в изменениях в структуре словаря, так как в научном, юридическом, административном, торговом языке предметы реальной жизни обозначаются иначе, чем в обычном разговорном:
а) мы испытываем потребность в однозначных словах: поэтому, например, вместо слова zvíře «зверь» с весьма неопределенным значением естествознание вводит слово živočich «животное». Электротехника не удовлетворяется словом lampa «лампа», она нуждается еще в слове svitidlo «светильник»;
б) нам необходимо также специальное различение понятий и терминов, например: příčina «причина», důvod «довод», podnět «повод»; ср. также в юридическом языке: přestupek «нарушение», přečin «проступок», zločin «преступление» (франц. contravention – délit - сrime), vlastník «собственник», držitel «владелец» - majitel «хозяин» (dominus – possesor - detentor)и т. д.;
в) мы нуждаемся также в абстрактных обобщающих словах типа plodina «культура», rostlina «растение», vozidlo «средство перевозки», výrobek «изделие; продукт».
Далее, интеллектуализацию литературного языка вызывает также потребность выразить всю взаимосвязь и сложность процесса мышления, особенно суждения и умозаключения. В связи с этим в языке образуются новые слова или же ряд слов приспосабливается к тому, чтобы выражать различные отношения, например существования, возможности, причинной зависимости, законченности, параллелизма и т. д. Ср., например, существительные: účel «цель», záměr «намерение, замысел», výsledek «результат», důsledek «последствие, результат», následek «следствие» и т. д., а также многочисленные глаголы, прилагательные, наречия и предлоги, например: docíliti наряду с dosáhnouti «достичь», odpovídati «отвечать», sestávati «состоять из чего-л.», bezúčelný «бесцельный», bezvýsledný «безрезультатный, безуспешный», bezpodstatný «необоснованный, беспочвенный», následkem «вследствие чего-либо», za účelem «с целью» и т. п. Кроме того, в языке получают распространение или же вновь образуются и специализируются словообразовательные типы, например, для выражения абстрагируемых конкретных действий, переведенных в категорию субстанции или качества. К ним относятся отглагольные существительные (на -ní), причастные конструкции и особенно адъективированное причастие (на -сí), nomina agentis (на -tel и т. д.), прилагательные на -telný и т. д.; вообще литературный язык имеет склонность к номинативным конструкциям, что осуществляется или в результате соединения существительного с определением, или же в результате имен- ной предикации при помощи формальных глаголов.
Тем самым интеллектуализация затрагивает и грамматический строй языка и обнаруживается прежде всего в структуре предложения. Проявляется это в том, что литературный язык отдает преимущество нормализованному предложению, состоящему из двух членов — из подлежащего и сказуемого, имеющих отчетливые формальные различия; таким образом, языкознание, поскольку синтаксис опирался только на литературный язык, видело в этом типе нормальный тип предложения вообще. Стремление к параллелизму между членением грамматическим и логическим помогает, например, распространению пассива в литературном языке. Наконец, в литературном языке вместо свободно следующих друг за другом предложений, что присуще народному языку, мы находим сомкнутую и цельную структуру простых и сложных предложений с хорошо разработанной иерархией сочинения и подчинения, выражающих различные отношения причинности, финальности, параллелизма и пр. Стремление к параллелизму обнаруживается и в специализации союзов že, dyš (když). Так, например, в народном языке придаточные предложения причины присоединяются к главному с помощью многозначных союзов тогда как в литературном языке те же самые отношения можно точно передать союзами protože, poněvadž и т. д.15
К этому присоединим еще два замечания, важные для языковой практики.
1. Определенность выражений в различных высказываниях в литературном языке многоступенчата: я уже обратил внимание на то, что наибольшее воплощение это находит в научном языке в требовании создания понятий. Если «однозначность», необходимую для научного языка, мы назовем точностью (přesnost) и будем отличать ее от более широкого понятия - определенности (určitost) то такую ступенчатость мы можем схематически изобразить в следующем порядке: понятность - определенность - точность, суживая таким образом самое широкое понятие. О понятности в разговорном языке может идти речь в том случае, когда определенность обусловлена не только привычным употреблением, но и ситуацией, знанием различных обстоятельств, в связи с чем объективность выражения оказывается в значительной степени ограниченной, даже если мы имеем дело с содержанием самым реальным. Обратите внимание, например, на то, какое большое количество местоимений употребляется в разговоре, или же на следующий повседневный факт: разговор, услышанный чело веком, не участвующим в разговоре, зачастую кажется ему непонятным, хотя употребляемые собеседниками языковые средства являются вполне обычными. В рабочем языке (административном, торговом, журналистском и т. д.), без сомнения, должна иметь место определенность выражений, которая обусловлена привычным употреблением или же обычным решением, а объективность выражения, то есть независимость от конкретной ситуации и от конкретных лиц, здесь должна быть гораздо большей, чем в разговорном языке. (Ср., например, частное письмо с торговым заказом.) И, наконец, научный язык должен отличаться «точностью», которая определена, или кодифицирована, и в соответствии с точностью объективного мышления стремится к объективности общезначимой16.
Необходимо напомнить, что точное, однозначное или же определяемое привычным употреблением выражение не может быть для каждого ясным и понятным: речь может идти о термине или же о содержании, многим людям незнакомом. Например, точность выражений математического трактата о мнимых величинах нельзя измерять общепонятностью и ясностью, а различие между юридическими терминами majitel «владелец» и vlastník «собственник» вовсе не является неточным и неопределенным, если оно неясно неспециалисту. Может показаться, что я объясняю излишние вещи, но часто выражения «точность», «ясность» и «понятность» употребляются совершенно произвольно.
2. В языковой практике, да и в языковой критике не следует забывать о том, что на интеллектуализацию литературного языка, имеющую различные ступени в зависимости от функции, воздействуют не только существительные, но и другие части речи, которые выражают различные отношения. Считается общепринятым, что словарный состав литературного языка пополняется за счет соответствующих существительных, таких, например, как účel «цель», podnět «повод, импульс», soustava «система» и др.; потребность в словах для обозначения специальных понятий, равно как и для обозначения новых предметов, слишком очевидна. Часто подвергаются критике другие типы слов, например глаголы, прилагательные, наречия, предлоги, которые выражают различные отношения (иногда они имеют совершенно конкретное содержание) более точно, более тонко и дифференцированно, а в зависимости от потребности — и более абстрактно, причем для выражения таких определенных отношений совершенно недостаточно средств народного языка. Сюда относятся, напри мер, слово odpovídati «отвечать, соответствовать» (из-за параллелизма), отличные по значению глаголы docílti «достичь, дойти до цели» и dosáhnouti «достичь, добиться», прилагательные bezúčelný «бесцельный», bezvýsledný «безрезультатный», специализирующее общее название marný «напрасный», употребление существительных в значении новых предлогов типа následkem «вследствие», za účelem «с целью» и т.д. В списке устойчивых, но бесполезных запретов мы находим как раз большее количество глаголов, прилагательных, наречий и предлогов, чем существительных. В соответствии с этой тенденцией литературный чешский язык должен был бы развиваться в направлении увеличения числа существительных, особенно названий предметов, а никоим образом не глаголов и других средств выражения отношений. В действительности же мы обнаруживаем, что чешский язык в результате «стараний» пуристов не располагает достаточным количеством средств для выражения простого существования, а также почти не имеет средств для выражения различных ступеней неопределенности, параллелизма (без оттенка соответствия или причинности) или для выражения возможности (эвентуальности) и т.д.