Часть II. «История франков»
1. Особенности стилистики и авторского языка в «Истории франков»
«История франков» Григория Турского – это ценнейший исторический источник, созданный и впоследствии неоднократно дополненный автором в эпоху «длинноволосых» меровингских королей. Франкское государство династии Меровингов и Капетингов положило начало целому ряду современных европейских стран: Франции и Германии, Австрии, Бельгии, Испании и т.д. В силу этого многие тексты разрознены и зачастую находятся довольно далеко друг от друга, комплектуя собой фонды в архивах десятков различных городов. Большая часть источников отложилась на территории нынешней Франции, например, в её Национальной библиотеке, Национальном архиве и остальных крупных хранилищах документов. Однако долгая кропотливая работа по их выявлению, отбору, изучению, изданию по-прежнему носит очень масштабный, а главное – поистине международный характер.
Чаще всего современные специалисты обращаются к грамотам франкских правителей, поскольку это наиболее ранние тексты, относящиеся к европейской истории, причём давно и вполне успешно публиковавшихся прежде; в целом грамоты можно назвать едва ли не единственной группой источников, дающей нам возможность рассмотреть массовый материал. Но при этом они не отличаются чрезмерной многочисленностью, запутанностью и разобщённостью своих массивов, позволяя всем исследователям занимающимся подобной проблематикой, без труда проводить количественные подсчёты, а также сравнивать латинские грамоты с аналогично немногочисленными грамотами русскими и по итогам сравнения делать выводы о сходстве/разнице между текстами. Акты Меровингов дошли до нас в виде оригиналов, псевдооригиналов и отдельных копий за период раннего, а также среднего и позднего Средневековья3. Из 196 изданных актов 129 составляют подделки – либо научно доказанные, либо документы неподтверждённого и сомнительного авторства – и подлинными считаются лишь 67 штук – с 596 по 743 год.
Однако «История франков» представляет нам совершенно другую разновидность источника – что-то среднее между средневековой хроникой и полноценным описанием происходящих событий. В пользу первого говорит расположение всех упоминаемых Григорием Турским ситуаций и наиболее значимых происшествий, выбранных им, в строго выдержанной хронологической последовательности. В пользу второго – хорошо проработанная и умело вплетённая повествовательная сторона и вдумчивое изложение накопленного материала уже с учётом последовательности драматической, эффектной. Автор «Истории» – искусный рассказчик, и среди описания кровавых распрей и войн то и дело встречаются личные наблюдения, философские и поучительные замечания, политические суждения и т.п. Высокая должность турского епископа и весьма обширные дружеские связи с многими влиятельными лицами давали ему шанс передавать события глазами очевидца. При этом текст отличается достаточной гладкостью и отсутствием резких «скачков», несмотря на то что книги начинаются днями Сотворения мира, а также рождением Иисуса Христа.
Итак, теперь проанализируем данный источник несколько подробнее.
Прежде всего должны отметить, что «История франков» представляет интерес не только будучи важным историческим или историко-литературным памятником прошлого (хотя она один из несомненно самых знаменитых текстов в этой области, предмет различных дискуссий), но и тем, что в ней нашла яркое самобытное отражение так называемая «народная (вульгарная) латынь». Об этом феномене писали многие именитые и прославленные ученые, связавшие жизнь с изучением латинских источников, как отечественные, советские (например, Гуревич), так и зарубежные (некоторые статьи Ауэрбаха), и едва ли удастся отыскать серьёзную работу по рассмотрению романских языков, проигнорировавшую бы лексико-морфологический материал «Истории».
Сам термин «народная (вульгарная) латынь» мог бы показаться слегка грубым, пренебрежительным, тем более тогда, когда сравнивается с латынью классической, звонкой, изящной. Но это не так. Особенность народной латыни заключается в том, что это живой, постоянно изменяющийся разговорный язык, всегда развивавшийся несколько быстрее, чем литературный, однако существовавший параллельно с ним. Она – та изначальная основа, исходная точка, из которой впоследствии смогли вырасти в Новое время романские языки, и символ перемен, перерождения, обновления. Эти перемены нередко воспринимались болезненно и даже отторгались: носители образованности гордились тем, что есть нечто, достаточно выгодно отличающее их от представителей простонародья, «деревенщин», «мужланов». Но Григорий Турский отлично понимал, что такая закоснелость способна лишить его церковь главного средства воздействия на «тёмную», неучёную массу населения. Он тщательно подбирал отдельные слова и выражения, чтобы максимально понятно и доступно передать мысль читателю и дальше – пастве, воспринимающей проповеди на слух. Именно поэтому «История франков» с её слогом, грамматико-синтаксическим хаосом и имитацией безыскусной, примитивной народной речи производит настолько сильное впечатление. И именно поэтому автор, предвидя, что его подход может вызвать раздражение, в конце сочинения просит потомков не исправлять места, кажущиеся ошибочными.
Сам Григорий Турский неоднократно рассказывает о том, что «не обучен тонкому искусству грамматики», и тот факт, что он не везде правильно употребляет падежи, а рода произвольно смешивает, вероятно, подтверждает это. О наличии подобных пробелов свидетельствуют и некоторые научные работы, опубликованные за рубежом, например, французскими издателями и их немецкими коллегами, рассматривавшими «Историю». Однако, конечно необходимо помнить, что этот непростой источник имеет разночтения (40 или более различных рукописных текстов), и кое-где ошибки могли допустить переписчики. К тому же у него сохранилась стройная схема склонений и спряжений, которая безусловно говорит о том, что автор получил традиционное образование, хотя и слегка «урезанное». Не стоит отрицать упрощение конструкций за счёт ослабления значения вводных (пояснительных) слов или утраты многих подчинительных союзов и замены подчинительной связи сочинительной. Но трансформация функций падежей, путаница или эволюция применения предлогов – сигналы о размывании системы латинского склонения и преображении общего языкового каркаса. У Григория Турского несомненно присутствуют кое-какие черты, которые характеризуют его стиль, манеру письма, авторскую руку и его самого – представителя своей эпохи. Как совершавшаяся языковая трансформация, взаимодействие с германскими языками, знакомство автора с текстами других известных произведений влияли на самобытность «Истории франков», исследуем чуть ниже.
Итак, к отличительным штрихам можем отнести следующие аспекты:
1. Использование причастий и причастных конструкций даже там, где можно поставить лишь одно придаточное предложение;
2. Нарушение согласования времён, употребление quia и quod («что»);
3. Потеря смыслового значения выражения вследствие неумения строить сложноподчинённые предложения, снабжённые пояснительными словами; соответственно, затруднение перевода источника;
4. Лексические изменения: проникновение / заимствование слов:
Во-первых, Григорий Турский нередко применяет синонимы разговорного / позднего латинского языка (equus — «конь» (поэт.) и cabailus — «лошадь» (разг.), domus — «дом», и casa — «хижина» (разг.)). При этом некоторые слова использованы автором сохраняя некое двойное значение: старое + новое (causa — «причина» и «вещь», hostis — «враг» и «войско»).
Во-вторых встречаются слова греческого происхождения, которые касаются религиозной, церковной сферы. Это: ecclesia — «церковь», basilica — «базилика», episcopus — «епископ», presbyter — «пресвитер», martyr — «мученик», baptizare — «крестить», thesaurizare — «приобретать» и др.4
В-третьих, довольно большое количество германских словоформ, обогативших латинский словарный запас. Scramasaxos (от нем. scramasax – «нож», «тесак»), bannus (от нем. bann — «банн», «штраф»); bacchinon (от нем. becken — «таз», «большой чан»), morganegyba (от нем. morgengabe — «утренний дар») и др.5Помимо этого лингвисты отмечают кельсткие (alauda — «жаворонок», arepennis — «арипенн»6), еврейские заимствования.
В-четвёртых, очевидно формирующее воздействие христианских источников (переводов Библии, Нового Завета). Библейские цитаты обычно употребляются Григорием, чтобы подтвердить истинность католического учения. Они в устах героев «Истории» становятся неоспоримыми, логично выстроенными аргументами против ереси. Подходящими ситуации фразами автор характеризует также определённых персонажей, события, явления.7Из перевода Нового Завета автор перенимает краткие живые диалоги, обиходные слова. Особое внимание уделяется нравоучительным сентенциям, которые становились частью проповедей. Они были понятны простому народу, легко доносили мысль, которую намеревались передать священники.
Отдельные выражения из Библии вошли в произведение Григория до того уместно, органично, что утратили первоначальное своё религиозное значение и приобрели новое – уже обыденное, житейское, и в большинстве случаев – с назидательным смыслом. Это «в простоте сердца», «во всякой благости», «изобличай глупца, он умножит ненависть к тебе», «всё это – суета», «мужайся», «кто роет яму ближнему своему, тот сам в неё упадёт», «воздев горе руки», «воздать каждому по делам» и другие.
В-пятых, стремясь разнообразить собственный стиль, автор заимствует цитаты Вергилия («Энеида»). Кроме этого Григорий Турский вставляет отдельные места «Заговора Катилины» Саллюстия.8В целом заимствования ограничены авторами, которые, видимо, достаточно хорошо знакомы Григорию. Есть у него и свои художественные средства, стилистические средства украшения выражаемой мысли: повторение схожих производных слов. То, что нам, читателям, кажется путаницей, подчас обусловлено желанием автора разнообразить словарный запас. Это:discus, catinus — «блюдо», ancilla, famula, serva — «служанка», tenturia, papiliones — «палатки», pignora, reliquiae — «останки святых», то есть «мощи», и др.
Благодаря изменившимся социально-политическим условиям произошло размывание, расширение значения некоторых слов. Слова, прежде имевшие чётко очерченный смысл, стали более широко применимы. Например, слова «civitas» (государство), «oppidum» (город), стали характеризовать территорию вообще. Смешивались понятия «vicus» — «деревня», «villa» — «имение», «вилла», «locus» — «место», «усадьба» и т.д. Всё это было прямым следствием потери римскими колониями / галльскими муниципиями своей городской автономии. И, наоборот, изменяющаяся окружающая обстановка, переосмыслив многие старые термины, породила новые. Например, «dux» — «герцог» (в отличие от «командующий» в провинции) или «comes» — «граф» (в отличие от «лицо, служащее в штабе у императора и выступающее с ним на войну»).
Подводя итоги, нужно отметить, что хотя изменения, свойственные латинскому языку в более поздний период, затронули язык Григория Турского, последний далеко не до конца потерял изначальную связь с классической, «высокой» литературной латынью.