0,00001% Акций общества, предъявил иск британской компании вр

P.L.С., через цепочку компаний владевшую 47,5% акций общества

(вторым крупным акционером был концерн российских акционеров ААR,

который владел такой же долей капитала, как и ВР). По мнению

миноритария, по вине британской компании ее дочернему обществу

"ТНК-BP" были причинены убытки, которые британская компания должна

возместить. Суть претензий заключалась в следующем.

В 2011 г. компания ВР договорилась с ОАО "Роснефть" о

стратегическом партнерстве для освоения нефтеносных участков в

Карском море. Концерн AAR немедленно заявил, что эта договоренность

противоречит соглашению акционеров между ВР и AAR в отношении

"ТНК-BP", а потому потребовал замены ВР на "ТНК-ВР" в договоре о

стратегическом партнерстве с ОАО "Роснефть", как это и

предусматривалось соглашением акционеров (заключенным, к слову,

между иностранными юридическими лицами и подчиненным английскому

праву). Однако при обсуждении вопроса на совете директоров "ТНК-ВР"

директора от ВР проголосовали против такой замены, тем самым

заблокировав эту возможность. Возможность, правда, была скорее

теоретической, ведь для ее реализации необходимо было бы получить

еще и согласие ОАО "Роснефть" на подобную замену. Однако, по мнению

истца, эти действия ВР причинили "ТНК-ВР" ущерб в миллиарды

долларов (сумма иска неоднократно изменялась), который должен быть

возмещен британской компанией.

При первом рассмотрении дела (2011 г.) арбитражный суд счел

недоказанным, что британская компания является основным обществом

по отношению к "ТНК-ВР" и имеет возможность определять его решения.

Однако суд кассационной инстанции (2012 г.) подчеркнул, что

закон<106> не требует непременного прямого участия в капитале для

признания общества основным<107>. Согласно позиции Пленума ВАС РФ

"взаимоотношения двух хозяйственных обществ могут рассматриваться

как взаимоотношения основного и дочернего общества, в том числе и

применительно к отдельной конкретной сделке, в случаях, когда

основное общество... имеет возможность определять решения,

принимаемые дочерним обществом, либо давать обязательные для него

указания"<108>. Дело было направлено на новое рассмотрение.

При повторном рассмотрении дела (2012 г.) суд первой инстанции

признал, что британская компания "путем опосредованного, через

цепочку подконтрольных юридических лиц, [владения] имела и имеет

возможность через назначаемых со стороны ВР четырех членов Совета

директоров влиять на решения, принимаемые органами управления ОАО

"ТНК-ВР Холдинг", в том числе путем голосования "против" принятия

определенных решений"<109>. Соответственно, наличие отношения

"дочернее общество - основное общество" было доказано. (Отметим,

что речь о доминировании британской компании над российским

обществом здесь идти не могла, ведь у российского участника были

точно такие же права.)

Однако оставался вопрос о том, насколько реальными были

предполагаемые потери "ТНК-BP" от действий британской компании. ОАО

"Роснефть" уверяло, что "ТНК-ВР" никогда не рассматривалась в

качестве возможного участника альянса из-за отсутствия требуемой

компетенции. Кстати, после вынужденного выхода ВР из

стратегического партнерства ОАО "Роснефть" заключило аналогичный

альянс с компанией ExxonMobil. Несмотря на это, судья Владимир

Лоскутов заявил, что "в материалы дела не представлено

доказательств того, что ОАО "ТНК-ВР Холдинг" не могло участвовать в

стратегическом партнерстве с ОАО "Нефтяная компания "Роснефть" ни

при каких условиях"<110>.

В результате суд исчислил убытки, исходя из предположения, что

причиной неучастия "THK-BP" в выгодном альянсе с ОАО "Роснефть"

стали именно действия британской компании, и взыскал с ЕР около 100

млрд руб. в пользу "ТНК-BP"<111>.

Неожиданно истец П., выигравший дело в первой инстанции, в

ходе рассмотрения дела в апелляционной инстанции (2013 г.)

отказался от своего иска<112>. Несомненно, это стало результатом

неких внесудебных договоренностей заинтересованных сторон. Не менее

неожиданно ОАО "Роснефть" подало кассационную жалобу на

постановление апелляционного суда о принятии отказа от иска.

Возможно, это объясняется тем, что общество незадолго до этого

договорилось о приобретении "ТНК-ВР" у ее нынешних владельцев<113>,

так что теперь у ОАО "Роснефть" есть прямая заинтересованность в

удовлетворении иска миноритария "ТНК-ИР". Рассмотрение кассационной

жалобы намечено на апрель 2013 г.<114>

Что касается решения судьи Лоскутова, оно представляется как

минимум крайне спорным в части оценки реальности причиненного

британской компанией ущерба, учитывая явное нежелание ОАО

"Роснефть" вступать в стратегическое партнерство с какой-либо

российской компанией.

Вместе с тем сама идея зашиты миноритариев российских

акционерных обществ от произвола контролирующих акционеров и

руководства обществ заслуживает всяческого одобрения. В последнее

время эта область российского права находится в состоянии активного

развития, прежде всего за счет прецедентных дел Президиума

ВАС<115>.

Подчеркнем, что в этом деле применялись именно нормы закона, а

не какие-либо судебные доктрины. При этом речь шла лишь об

ответственности основного общества перед дочерним, а не перед

кредиторами последнего.

Снятие корпоративной вуали в судебной практике

Далее мы сосредоточимся не на практике применения упомянутых

выше норм закона, а именно на снятии корпоративной вуали как

судебной доктрине. Президиум ВАС РФ впервые применил это доктрину в

2012 г. в деле банка Parex<116>.

Parex banka - латвийский банк, в свое время хорошо известный в

России. В 2008 г. банк обанкротился и был национализирован

правительством Латвии. Затем он был реорганизован с образованием

двух компаний: Parex banka и Citadele banka, причем к первой

перешли в основном проблемные активы, а ко второй -

ликвидные"<117>.

Одним из кредиторов Parex banka оказалось российское ООО

"Олимпия", получившее право требования по банковским депозитам на

11 млн лат от латвийского гражданина К., бывшего совладельца Parex

banka. He надеясь, видимо, получить деньги от Parex banka, кредитор

решил привлечь к солидарной ответственности и новообразованный

Citadele banka.

Оба ответчика располагались в Латвии, однако истец предпочел

обратиться в российский арбитражный суд. Обосновывая подачу иска в

России, истец сослался на положение российского процессуального

законодательства, позволяющее судам рассматривать дела с участием

иностранных лиц в тех случаях, когда либо сам ответчик, либо его

имущество находятся в России<118>.

Истец пытался доказать оба эти обстоятельства, т. е.

присутствие в России и самих ответчиков, и их имущества.

Доказывая присутствие в России ответчиков, истец указывал на

то, что фактически они осуществляли здесь деятельность через

представительства латвийских компаний Citadele Asset Management и

Parex Asset Management. На коммерческих документах, в рекламной

продукции, в интернет-ресурсах российские адреса этих

представительств фигурировали как адреса представительств самих

банков-ответчиков. В этих представительствах было возможно

открывать счета и проводить другие сопутствующие операции без

прямого контакта с головными офисами банков в Риге. Таким образом,

у потребителей банковских услуг в России сформировалось

представление о том, что два представительства (в Москве и

Санкт-Петербурге), указанные на официальных сайтах банков среди

прочих представительств банков в иностранных государствах, являются

легальными их представительствами в России.

Доказывая наличие у ответчиков имущества в России, истец

указывал на то, что здесь у них имеются права требования к

клиентам, не исполнившим перед ним свои обязательства.

Ответчики возражали, что официальных представительств или

филиалов у них в России нет и что находящееся здесь имущество не

является предметом спора, потому данное дело неподсудно российским

судам и производство по нему следует прекратить.

Суды первой и апелляционной инстанций отклонили доводы истца.

Однако ФАС Московского округа, рассмотрев дело, счел выводы

нижестоящих судов неверными и отменил их решения, направив дело на

новое рассмотрение. После этого оно дошло до ВАС РФ, который принял

его к пересмотру в порядке надзора.

Прежде всего Президиум проанализировал правовые основания для

возможной компетенции российских судов в рассмотрении данного

спора. Он отметил, что помимо норм, предусмотренных непосредственно

АПК, правила судопроизводства могут устанавливаться международными

договорами России, при этом нормы международного договора имеют

приоритет<119>. Как следует из российско-латвийского договора о

правовой помощи, российские суды компетентны рассматривать дела по

искам к латвийским компаниям, если на территории России находится

орган управления, представительство либо филиал такой

компании<120>.

Президиум согласился с тем, что ни представительств, ни

филиалов банков-ответчиков в российских реестрах не значится.

Однако фактически ответчики осуществляли банковскую деятельность в

России через, по выражению Президиума, организованные

представительства, функционирующие от их имени. Эти

представительства формально являлись представительствами третьих

лиц - латвийских компаний Citadele Asset Management и Parex Asset

Management. Такая структура, по мнению Президиума, была создана

банками для обхода законодательства России о банковском контроле.

Президиум заключил, что предпринимательскую деятельность на

территории России осуществляют именно ответчики, используя

аффилированных лиц. Таким образом, факт наличия у ответчиков

представительств на территории России для целей определения

компетентного суда Президиум счел доказанным.

В этот момент Президиум единственный раз, да и то в скобках,

упоминает доктрину срывания корпоративной вуали<121>. То есть,

по-видимому, речь идет о том, что существование аффилированных лиц

для целей данного спора игнорируется, а субъектами деятельности в

России признаются сами латвийские банки.

Для обоснования своей позиции Президиум сослался на

современную международную практику. Он процитировал решение

Европейского суда справедливости<122>, принятое в 1987 г.<123>, в

котором этот суд признал, что для целей определения компетентного

суда по международному договору (Брюссельской конвенции от

1968 г.<124>) представительством зарубежной компании может быть

признана и независимая компания, через которую зарубежная компания

ведет деятельность. Таким образом, представительство считается

существующим даже в том случае, если юридическое лицо не имеет

собственного юридически оформленного подразделения на территории

иностранного государства, но тем не менее ведет деятельность на

данной территории через независимую компанию со сходным

наименованием, которая заключает сделки от своего имени и

фактически выступает в качестве подразделения этого юридического

лица. Отметим, что в этом решении Европейского суда термин

"корпоративная вуаль" не упоминается.

Однако на этом правовой анализ ситуации Президиум не закончил.

Возвращаясь к обстоятельствам дела, он указал, что, несмотря на

установленный факт наличия в России представительств ответчиков,

необходимо учесть, что те депозитные договоры, по которым истец

предъявил иск о взыскании, заключены не через представительство в

России, а с материнским банком в Риге. Российское представительство

в сделке никак не участвовало. Данное обстоятельство, по мнению

Президиума, исключило возможность применения упомянутого положения

российско-латвийского договора о правовой помощи.

Этот вывод Президиум сопроводил ссылкой на еще один прецедент

Европейского суда справедливости<125>. В данном деле Европейский

суд признал, что независимый коммерческий агент, просто передающий

материнской компании заказы клиентов, не является

представительством для цели, упомянутой в Брюссельской конвенции

(представляется, что отношение этого правила к делу банка Рагех как

минимум не является очевидным).

Согласно позиции Президиума из сказанного следует, что,

поскольку исковые требования по делу не являются предметом

исключительной компетенции арбитражных судов РФ и между сторонами

спора отсутствует пророгационное соглашение, компетентный суд

должен определяться на основании общего критерия международной

юрисдикции, т. е. критерия тесной связи спорного правоотношения с

территорией государства<126>.

Проанализировав факты, Президиум не усмотрел тесной связи с

территорией России у рассматриваемого правоотношения. Депозитные

договоры заключались в Риге, денежные средства, составляющие сумму

долга, также находятся в Риге, там же предполагалось и исполнение

по договору.

Президиум заключил, что данный спор неподсуден российским

арбитражным судам. Он отменил постановление кассационного суда и

оставил без изменения решения первой и апелляционной инстанций. В

результате попытка использовать российскую судебную систему для

получения средств из неплатежеспособного латвийского банка в обход

национальной судебной системы и национального законодательства

Латвии потерпела неудачу.

Данное постановление Президиума ВАС РФ примечательно во многих

отношениях.

Прежде всего в нем Президиум впервые упоминает доктрину снятия

корпоративной вуали. Правда, обстоятельства дела абсолютно

нетипичны для применения этой доктрины. Обычно под снятием

корпоративной вуали понимается привлечение контролирующего лица к

ответственности по обязательствам контролируемой им компании (или

наоборот). В данном же случае речь шла не об обязательствах

аффилированных с банком организаций, по которым надо было привлечь

к ответственности банк, а об обязательствах банка, по которым

привлекается к ответственности сам банк. Спор был лишь о том,

образовалось ли в России (для юрисдикционных целей, т. е. для целей

определения компетентного суда) представительство банка в

результате его деятельности через представительства аффилированных

с ним организаций<127>.

Саму доктрину снятия корпоративной вуали Президиум в общем

виде не формулирует и вообще упоминает лишь в скобках, что,

конечно, не будет способствовать ее широкому применению

арбитражными судами.

Вообще, необходимость привлечения доктрины снятия

корпоративной вуали для обоснования решения именно в данном деле

представляется спорной. Если банк вел деятельность в России через

другие организации, то признать наличие у него в России

представительства для юрисдикционных целей можно было, по-видимому,

и без лишения правосубъектности его аффилированной организации

(кстати, подобным образом и поступил в упомянутом Президиумом

прецеденте Европейский суд).

Чрезвычайно любопытен тот факт, что Президиум уверенно

ссылается на решения Европейского суда справедливости, цитирует

сформулированные в его прецедентах правила и даже, создается

впечатление, применяет эти правила, в том числе когда они вступают

в конфликт с российским законодательством и международными

соглашениями России.

Стоит подчеркнуть, что речь идет не о Европейском суде по

правам человека (суд Совета Европы, в который входит и Россия), а о

суде Европейского союза, к которому Россия никакого отношения не

имеет. Высшие суды стран англосаксонской семьи права нередко

цитируют для обоснования своей позиции решения высших судов других

юрисдикций, чаще всего также принадлежащих к англосаксонской семье.

Однако для российских судов это нечто доселе неслыханное.

Впрочем, никто, конечно, не говорит об обязательности практики

Европейского суда для российских судов. В действительности

соответствующие правила вводятся в российское право самим

Президиумом, а ссылка на зарубежную практику имеет скорее

сравнительно-правоведческий характер.

Так, правило определения (для юрисдикционных целей) наличия

представительства иностранной компании при ведении ею деятельности

через независимую организацию Президиум сопровождает ссылкой на

современную международную практику", и в частности на практику

Европейского суда. Эта практика не является формально обязательной

для российских судов. Никаких ссылок на российское законодательство

для обоснования этого правила Президиум не делает. Следовательно, с

точки зрения российского права соответствующее правило введено в

действие самим Президиумом.

Договор России с Латвией недвусмысленно устанавливает (с

оговорками лишь в части исключительной компетенции судов и

пророгационных соглашений сторон, не имеющими отношения к данному

делу), что суд по месту нахождения представительства иностранного

юридического лица компетентен рассмотреть иск к этому лицу. Однако

Президиум формулирует и применяет иное правило, согласно которому

суд по месту нахождения представительства иностранной компании

некомпетентен рассматривать иск из сделки, если это

представительство не участвовало в заключении, оформлении,

исполнении сделки, а положения международных договоров,

предусматривающее иное правило, не подлежат применению. Этот подход

выглядит довольно логично, но на букве закона он, по-видимому, не

основан<128>.

Президиум довольно туманно характеризует это правило как

"общепринятое" (кем?), опять со ссылкой на прецедент Европейского

суда справедливости. Однако в процитированном Президиумом деле

Европейский суд такого правила не провозглашал: речь шла лишь о

том, что независимый агент, несмотря на его участие в заключении

сделок, не считается представительством для целей Брюссельской

конвенции. В действительности то, что суд по месту нахождения

филиала, агентства или представительства (branch, agency or other

establishment) компетентен рассматривать споры, проистекающие из

операций этого филиала, агентства или представительства, было явно

установлено самой Брюссельской конвенцией<129>, а в настоящее время

в ЕС действует идентичное положение так называемого Первого

Брюссельского регламента от 2000 г.<130> Однако ни Брюссельская

конвенция, ни Брюссельский регламент не применяются в России. Таким

образом, перед нами еще одно процессуальное правило, введенное

волевым решением самого Президиума.

Для сравнения отметим, что в основных странах англосаксонской

системы права подобного правила не существует, не считая случаев

применения норм законодательства ЕС или международных договоров, но

зато суды имеют большую свободу отказываться от рассмотрения дела,

если они считают другую страну более для этого подходящей по всей

совокупности обстоятельств дела (доктрина forum non

conveniens)<131>.

Так или иначе, начало использования в России доктрины снятия

корпоративной вуали было положено. Однако данное дело было слишком

нетипичным, чтобы можно было говорить о возможности последующего

широкого применения доктрины арбитражными судами. По-видимому, для

разъяснения судам ее смысла ВАС РФ придется еще немало потрудиться.

Консервативную позицию арбитражных судов в отношении

применения некодифицированной доктрины снятия корпоративной вуали

можно проиллюстрировать двумя недавними актами Тринадцатого

арбитражного апелляционного суда.

Эти дела являются эпизодами судебных тяжб между миноритарными

акционерами ОАО "Кировский завод", одного из старейших и крупнейших

предприятий Санкт-Петербурга, и его генеральным директором С.

Заметим, что другой эпизод этих споров уже вылился в принятие

Президиумом ВАС РФ постановления, ставшего важнейшим прецедентом в

части обязанностей и ответственности руководства акционерных

обществ<132>.

По мнению миноритариев, в результате цепи взаимосвязанных

сделок, совершенных при наличии признаков злоупотребления правом со

стороны руководства завода, крупный пакет акций завода был отчужден

дочерними обществами завода в пользу третьих лиц, а впоследствии

оказался под контролем самого С. и его родственников. Согласно

позиции истцов это отчуждение привело к умалению имущества

Кировского завода и, следовательно, к уменьшению стоимости его

акций. Миноритарии, помимо множества других исков, предъявили иск к

дочерним обществам завода, требуя признать недействительными

решения Кировского завода, принятых от его имени генеральным

директором, об одобрении сделок дочерних обществ по отчуждению

акций. Однако суд первой инстанции отказал в иске, сочтя, что

истцами избран неверный способ защиты права, поскольку законность

действий С. подлежит оценке в рамках спора о взыскании убытков с

генерального директора.

В апелляционной инстанции (октябрь 2012 г.)<133> истцы, помимо

прочего, предоставили ходатайства о применении доктрины срывания

корпоративной вуали в связи с тем, что С. злоупотребляет

конструкцией юридического лица, используя дочерние общества для

вывода активов в свою пользу. Думается, идея заключалась в том,

чтобы снять корпоративную вуаль с дочерних обществ и признать их

сделки сделками самого завода, которые миноритарии завода в этом

случае смогут оспорить. Однако суд на это возразил, что ходатайства

фактически представляют собой изложение позиции истца по существу

спора.

"Применение при рассмотрении дела какой-либо доктрины в

качестве отдельного процессуального действия АПК РФ не

предусмотрено"<134>, - подчеркнул апелляционный суд

(председательствующий Л.Н.Марченко). По существу вопроса суд занял

вполне формалистическую позицию, сообщив истцам, что дочерние

общества в соответствии с законом являются самостоятельными

юридическими лицами. Не помогла истцам и ссылка на прецедентное

постановление Президиума ВАС в деле банка Рагех. "Обстоятельства,

послужившие основанием для формирования практики применения

"доктрины корпоративной вуали" в Постановлении Президиума... не

совпадают с обстоятельствами данного дела", - не без оснований

отметил апелляционный суд, оставив без изменения решение суда

первой инстанции.

На аналогичных основаниях был отклонен и параллельно

рассматривавшийся иск миноритариев к нынешним держателям акций

(ряду зарубежных компаний) о восстановлении положения,

существовавшего до отчуждения акций, т. е. о возврате акций

дочерним компаниям завода<135>.

Первое из упомянутых постановлений апелляционной инстанции

было рассмотрено в кассации в феврале 2013 г.<136> ФАС

Северо-Западного округа, судя по его постановлению, полностью

проигнорировал требование истцов о применении доктрины снятия

корпоративной вуали. Однако он указал, что в соответствии с

позицией Пленума ВАС РФ<137> акционер имеет право оспорить решение

генерального директора, даже когда возможность подобного

оспаривания явно законом не предусмотрена, "если принятое решение

не отвечает требованиям Закона [об АО] и иных нормативных правовых

актов и нарушает права и охраняемые законом интересы

акционера"<138>. Ответчиком по такому делу является само

акционерное общество (а не его дочерние общества). Что касается

того, нарушал ли генеральный директор требования закона,

кассационная инстанция отметила, что нижестоящие суды не

установили, действовал ли он добросовестно и разумно (как это

предписано Законом об АО)<139>.

В результате дело было направлено на новое рассмотрение. Как

видим, ФАС Северо-Западного округа тоже предпочел воздержаться от

использования новомодной доктрины снятия корпоративной вуали, а

прибег к более традиционным аргументам для пересмотра дела.

Диаметрально противоположная картина наблюдалась в одном из

недавних дел, решавшихся судами общей юрисдикции. Здесь мы вновь

встречаемся с уже известной нам кипрской компанией Dalemont

Limited, пытающейся взыскать с российского предпринимателя С.

крупную сумму, которую он задолжал российскому банку (см. раздел о

Джерси)<140>.

В январе 2012 г. Мещанский районный суд взыскал с С.

задолженность перед банком и в счет ее погашения обратил взыскание

на несколько десятков объектов недвижимого имущества. Имущество,

однако, принадлежало не самому предпринимателю, а нескольким

российским ООО, предположительно им контролируемых.

В первой инстанции дело рассматривала судья Анастасия

Яковлева. Поскольку на сайте суда ее решение так и не появилось (во

всяком случае, авторам найти его не удалось), о его содержании мы

можем узнать лишь из последующего судебного акта вышестоящей

инстанции. В нем говорится следующее: "Судом первой инстанции

установлено, что через все юридические лица, привлеченные к участию

в деле в качестве ответчиков, С. осуществляет бенефициарное

владение имуществом, т. е. является фактическим собственником

имущества, на которое истец просил обратить взыскание"<141>.

Именно на основании этого вывода взыскание в счет погашения

долга физического лица было обращено на активы юридических лиц.

Кроме того, на основании этого же вывода был решен вопрос о

подведомственности спора суду общей юрисдикции (а не арбитражному

суду, как настаивали сами ООО).

Решение нашло полное одобрение в апелляции. "Довод всех

юридических лиц, подавших апелляционные жалобы, о том, что они не

являются надлежащими ответчиками по делу, опровергается

представленными в дело доказательствами, свидетельствующими о том,

что С. через цепочку корпоративного (акционерного) контроля, в

которой ответчики... представляют собой заключительные звенья,

является собственником недвижимого имущества, на которое суд первой

инстанции обратил взыскание"<142>, - сообщается в апелляционном

определении Московского городского суда (председательствующий

Наталья Вишнякова).

В дальнейшем Мосгорсуд отказал и самому С., и обществам -

владельцам недвижимости, и даже миноритариям, обнаружившимся в

цепочке корпоративного контроля, в передаче их кассационных жалоб

на рассмотрение президиума Мосгорсуда. На основании судебных актов,

кстати, можно увидеть, что цепочки корпоративного контроля включали

не только компании, владеющие акциями других компаний и обществ, но

и англосаксонские трасты, а также фонд на Джерси<143>.

Что касается миноритариев, утверждавших, что суд разрешил

вопрос об их правах и обязанностях без их привлечения к делу, судья

Алексей Князев сообщил им, что "если указанные лица считают себя

действительными собственниками соответствующего имущества, на

которое судом обращено взыскание, либо считают свои права и

законные интересы нарушенными каким-либо образом, то они не лишены

возможности обратиться в суд с иском о признании права

собственности на данное имущество либо об ином способе защиты своих

прав в рамках самостоятельного гражданского (арбитражного)

процесса"<144>.

Как нетрудно заметить, суд общей юрисдикции снимает вуаль или,

скорее, бесцеремонно срывает ее, если использовать выражение

английских судей, сразу с нескольких десятков обществ, компаний,

фондов и трастов из различных стран. Сам термин "снятие

корпоративной вуали" судами при этом не употребляется.

Для обоснования столь необычного шага суды общей юрисдикции не

нашли необходимым сослаться на какую-либо норму закона, судебную

практику или доктрину. Судами исследовался лишь вопрос о

бенефициарном владении имуществом со стороны С. через цепочку

корпоративного контроля. Надо сказать, что упомянутые термины

российскому гражданскому праву неизвестны и самими судами

определены не были. Вопрос о наличии или отсутствии

злоупотребления, недобросовестности, обмана или иного

правонарушения при использовании юридических лиц судами не ставился

и не решался. Интересы миноритариев судами по существу не

обсуждались и не учитывались.

Представляется, что независимо от оценки справедливости или

несправедливости исхода данного дела возникшие в нем правовые

вопросы заслуживали гораздо более подробного и глубокого анализа со

стороны судебной системы.

Как видим, в России использование доктрины снятия

корпоративной вуали находится в зачаточном состоянии. Доктрина

упоминается в одном из постановлений Президиума ВАС РФ, но как-то

мимоходом и даже без внятной формулировки. Неудивительно, что пока

она не стала руководством к действию для арбитражных судов. В

нескольких случаях арбитражные суды уже отказывали в применении

этой доктрины со ссылкой на несовпадение фактических обстоятельств

рассматриваемых дел с прецедентным делом банка Рагех. Зато

некоторые суды общей юрисдикции снимают корпоративную вуаль с

необыкновенной легкостью, не считая нужным обосновать этот шаг

чем-либо, кроме наличия цепочки корпоративного контроля.

Заключение

Доктрину снятия корпоративной вуали имеет смысл рассматривать

в общем контексте борьбы со злоупотреблениями в корпоративных

отношениях. Так, принципы ответственности руководителя акционерного

общества, сформулированные Президиумом ВАС в деле Кировского

завода, направлены на борьбу со злоупотреблениями правом со стороны

руководства общества в ущерб интересам акционеров. Доктрина снятия

корпоративной вуали, упомянутая Президиумом в деле банка Рагех,

была использована прежде всего с целью борьбы со злоупотреблением

правом со стороны мажоритарных акционеров и других контролирующих

общество лиц в ущерб интересам кредиторов общества.

Доктрину снятия корпоративной вуали можно рассматривать и как

своего рода дополнение к нормам писаного закона, тоже

предусматривающим при определенных обстоятельствах возможность

фактического лишения участников компании (общества) их привилегии

ограниченной ответственности. Как было продемонстрировано, подобные

нормы писаного закона существуют и в англосаксонских странах, и в

странах романо-германской семьи права, в том числе в России.

Доктрину снятия корпоративной вуали можно также рассматривать

в ряду других некодифицированных судебных доктрин. Она хорошо

известна в странах англосаксонской правовой семьи, где находится в

родстве с доктриной деловой цели, принадлежащей к налоговому праву.

В странах романо-германского права, таких как Германия, снятие

корпоративной вуали обычно не рассматривается как особая судебная

доктрина, но тем не менее наблюдаются отдельные случаи фактического

ее снятия на основании нормы о запрете злоупотребления правом.

В России доктрина деловой цели (или необоснованной налоговой

выгоды) была сформулирована Пленумом ВАС в 2006 г. и с тех пор

активно применяется судами, а вот доктрина снятия корпоративной

вуали пока лишь однажды была использована Президиумом ВАС (в