6. Современные тенденции в демократическом транзите
Сравнивая демократические транзиты южноевропейских и латиноамериканских стран с центрально- и восточноевропейскими, немецкий политолог Клаус Оффе обращает внимание на такие аспекты как территориальная целостность и устройство страны. Если в первых они сохранились без изменений, то во вторых наблюдался совершенно иной процесс: в странах Центральной и Восточной Европы на первый план вышли территориальные проблемы, миграционные процессы, национальные конфликты и требований сецессий. Более того, здесь после краха социализма на повестку дня встала реформа экономического устройства, связанная с необходимостью создания класса предпринимателей и собственников, причем создания путем принятия политических решений. Как пишет К.Оффе, «это задача, которая не стояла ни в одном из прежних переходов к демократии (и которая в описании этой революции как исключительно «догоняющей модернизации» явно недооценивается)».[14] Развитие в западноевропейских классических случаях имело несколько этапов, растянутых на несколько столетий: от национального государства через капитализм к демократии. В Восточной Европе это развитие должно происходить синхронно.
Характеризуя новые тенденции в демократическом транзите, в середине 1990-х гг. Сэмюэл Хантингтон стал утверждать, что с третьей волной демократизации возникла проблема «не переворота, а эрозии: периодического или постепенного ослабления демократии теми, кто избран для того, чтобы управлять ею".[15]
В 1999 г. Лэрри Даймонд констатировал, что третья волна демократизации приблизилась к некоему пределу и главной задачей в ближайшие годы будет являться консолидация и углубление новых, переживающих трудности демократий, предотвращение третьей откатной волны демократических крушений. При этом, если в ближайшие 10-20 лет значительная часть демократических государств третьей волны сможет добиться углубления и консолидации демократии, количество утвердившихся демократических государств существенным образом возрастет и мир будет преобразован
В данном контексте достаточно широкое распространение получило введенное Р.Дарендорфом понятие мягкого авторитаризма. Основная особенность данного типа политического устройства характеризуется неприятием оппозиции и оппозиционных кандидатов на выборах.
По оценке американского социолога Д.Белла, именно такая система действует сегодня в Сингапуре. Для этой страны характерно четкое разделение между публичной политикой, которую определяет правящая верхушка, и частной сферой, где граждане могут свободно заниматься своими делами, в т.ч. предпринимательством. Между властью и обществом заключен негласный договор о взаимном невмешательстве: полная свобода частной деятельности и в то же время авторитарное формирование и осуществление внутренней и внешней политики.
Д.Белл подводит читателя к мысли о том, что модель либеральной демократии вряд ли подходит для стран с неразвитым гражданским обществом и слабыми традициями общественной самодеятельности. Подобным странам более адекватна система «мягкого авторитаризма». К ней можно относиться по-разному, но она отвечает сложившимся там реалиям и потому укоренена в национальной почве. Об этом свидетельствует, в частности, стабильность данной модели.
По мнению некоторых исследователей, в России складывается в чем-то аналогичная модель. Такую перспективу в 2000 г. предсказывали специалисты из Горбачев-Фонда. Проанализировав сценарии возможного политического развития страны, они пришли к заключению, что наиболее вероятным является вариант «мягкого авторитаризма». Он в наибольшей степени отвечает не только отечественным традициям и историческому опыту, но и нынешней политической обстановке. Общество, уставшее от анархии и беспорядка, готово принять эту форму правления. Она способствует консолидации политической элиты и создает условия для возрождения государственности, столь необходимой для выживания и развития России.
Российский политолог Ю.А.Красин отмечает: «Нравится нам это или нет, но именно данная модель очерчивает тот коридор возможностей, по которому, скорее всего, и будет двигаться российское общество».
Однако, «мягкий авторитаризм не является гарантией «просвещенной автократии», которая создает недостающие социокультурные предпосылки для торжества демократии. Путь дальнейшего развития от «мягкого авторитаризма» не предопределен: он может повести и к демократии, и к жесткому авторитаризму. Исход зависит от расклада общественно-политических сил, от их активности и взаимодействия. Коридор возможностей лишь обозначает контуры реального политического поля и тех задач, которые могут на нем решаться.