Филос_Учеб.пос_2009 для студ. всех форм обуч. - копия

достаточным иметь инстинкты, пред-знания и зачатки практического интеллекта в форме способности к чувственной дифференциации (прообраз анализа) и интеграции (прообраз синтеза) явлений реальности. Интегративный эффект такой системы выражается в ее способности противостоять дисфункциональным, деструктивным воздействиям среды в форме приспособления к этой среде. Природа, таким образом, получает новое системное образование — биологическое сообщество, не сводимое к составляющим его элементам (животным). А это уже иная, более высокая, чем жизнь отдельного организма форма биологического существования. Биологическое сообщество оказывается вполне самодостаточным, чтобы вести свое автономное существование, не нуждаясь ни в каком сознании, познании, идеальном.

Исходные предпосылки возникновения общества — те же потребности в биологическом выживании. Однако самоорганизация людей в биологическую систему не может выполнить этой задачи. В силу биологической недостаточности человека, лишения его полезных признаков для выживания в среде, человек вынужден мобилизовать иные признаки, развить их, радикально изменить свое существование в форме адаптивноадаптирующей деятельности. Таким образом возникает общество. К. Маркс любил повторять, что общество не есть совокупность людей, а прежде всего совокупность отношений между ними. Действительно, системная тайна общества — не в людях, а в отношениях. Именно отношения создают интегративное качество и человека и общества — социальность. Социальность есть новая характеристика и человека и общества. Специфика ее в том, что эта характеристика внебиологична, надбиологична по своей природе. Позитивное же значение социальности в том, что она радикально преобразует человека, его структуру, его компоненты.

Так, потребности — главный канал связи живого существа с реальностью — у человека обретают социальный характер. Это проявляется в том, что даже элементарные потребности человека (в еде, жилище и т. д.) становятся социальными, в том, что у человека появляются высшие потребности (в познании, художественном творчестве и т. д.). Но главное, пожалуй, в том, что удовлетворение человеческой (т. е. общественной) потребности приводит к ее развитию — нельзя, например, удовлетворить потребность человека в чтении художественной литературы. Условием сохранения животного является существование в границах инстинктов, стандартов жизнедеятельности, стереотипов. Для человека подобное существование означает деградацию, возвращение в животное состояние. Поэтому человек обречен на развитие до тех пор, пока он хочет оставаться человеком.

Социальный характер носят и цели человека — идеальные образы будущего. Социальность целей выражается прежде всего в наличии у чело-

231

века абстрактного целеполагания, т. е цели человека образуются его общественным бытием. Например, человек, работая на заводе, всю свою жизнь выплавляет металлические болванки, хотя для удовлетворения его непосредственных потребностей они ему не нужны. Наконец, социальность человека выражается в его особом отношении к действительности, когда эта действительность осознается в ее ценностном значении. Мы уже говорили, что животное способно отразить значимость объектов для его индивидуального существования. Феномен ценности — явление социальное, надиндивидуальное: например, справедливость, добро — ценности только для человека, живущего в обществе. Мир человека — это мир предметов, наделенных положительными или отрицательными значениями, смыслами, т. е. ценностями. Для осознания ценностной реальности человек вырабатывает особый идеальный способ ее осознания, отражения — оценку. Именно оценка позволяет человеку ориентироваться в ценностно значимом для него мире.

Наличие идеального отражения реальности — один из важнейших факторов, обусловливающих бытие человека в качестве общественного бытия. Материальная практическая деятельность человека по определению должна быть универсальной. И это качество универсальности она приобретает именно благодаря деятельности идеальной. Почему? Материальная деятельность, практика при всех ее достоинствах имеет один существенный недостаток и этот недостаток, как это не парадоксально выглядит, — в ее материальности. Материальное действие одноразово, одновариантно, не имеет возвращения к status guo (к прежнему положению).

Например, срубленное дерево невозможно вернуть в первоначальное состояние. Или менее серьезный пример: попробуйте затолкать назад в тюбик выдавленную зубную пасту. Этот недостаток практики снимается деятельностью идеальной, когда человек может бесчисленное количество раз оперировать с образами предметов, выбирая оптимальный вариант действия. Включенность идеального в материальную деятельность и придает практике оптимальность и универсальность, т. е. качества общественной деятельности.

Наконец, важнейшим признаком идеальности является ее категориальный характер, т. е. отражение реальности в понятийно-категориальной форме. Понятия и категории — это такая форма мышления, которая отражает (познает) действительность в ее всеобщности, необходимости, существенности. Вообще говоря, эти три признака идеальности означают одно и то же, обладая способностью «перетекать» друг в друга, но вместе с тем сохраняют свое специфическое значение. Все зависит от того, в каком конкретном смысле используются они.

232

Итак, категории или понятия (различие в данном случае несущественно) отображают реальность в ее всеобщности, т. е. в свойствах и качествах, во-первых, присущих неограниченному количеству предметов (например, не существует предметов, не имеющих своей количественной определенности), во-вторых, выражающих предельное основание предметов реальности (например, материальность предметов есть их последняя, предельная характеристика, далее которой ничего не существует). Может показаться, что всеобщность — это характеристика только философских категорий. Однако это не так: всеобщность (а также необходимость и существенность) — свойство категорий любой науки. Например, экономические категории всеобщи и в экстенсивном, количественном плане, поскольку воспроизводят экономические свойства, присущие предметам, ставших объектом экономического анализа, и в плане интенсивном, качественном, ибо эти категории выражают предельную экономическую основу, сущность предметов. Понятие всеобщего, таким образом, имеет несколько значений.

Категории, далее, отражают движение реальности в ее неизбежной последовательности, объективной логике, необходимости. Иначе говоря, с помощью категорий постигается закономерное, законы реальности. Таким образом, всеобщность и необходимость оказывается инобытием сущности, другим наименованием постижения сущности реальности.

Подведем итоги. Деятельностный характер, социальность, категориальность — необходимые и достаточные условия появления идеального, специфического качества сознания человека. Именно идеальный характер психической деятельности человека позволяет ей трансформироваться в сознание и познание, подняться на уровень сознания и познания, а значит позволяет практически и духовно «укорениться» в реальности.

В начале раздела был сформулирован вопрос, на который сейчас мы уже можем ответить. Итак, в какой же форме существует отражение

реальности животными? Понятно,	что эта форма	не материальна,
но и не идеальна. Тогда какая?
И животное и человек отображают реальность в форме психических
образов — ощущений, восприятий,	представлений,	памяти, внимания

ит. д. Это, так сказать «материя», реальность, форма существования и зачатков интеллекта животного и сознания человека. Но общее между ними на этом и кончается, далее начинаются существенные различия. Животное так и остается в границах, рамках психического отражения реальности. Мир противостоит ему как мир физический, наделенный определенными вещественными качествами (животное способно различать размеры, цвет

ит. д.). С помощью психического отражения животное способно «вписываться» в реальность, ориентироваться в ней, но оно не знает этой реально-

233

сти, не знает, что представляет собою предмет его жизнедеятельности. Животное не способно осознать своей противопоставленности предметам жизнедеятельности, не способно осознать себя в качестве субъекта, а реальность — в качестве объекта, животное, совершенно справедливо отмечал К. Маркс, тождественно своей жизнедеятельности.

Сознание человека, не теряя своего психического основания, модифицируется, как уже отмечалось, в новое качество — качество идеальности. А это обусловливает иное отношение человека к реальности: идеальное имеет в качестве своего референта (представителя) в реальности уже не физическое, а материальное. Конечно, и человек воспринимает физические свойства реальности, однако в качестве материального физического, т. е. по-новому. Что же это означает? А вот что. Физические свойства предмета воспринимаются как объект, как нечто существующее само по себе, имеющее независимое от субъекта существование, обладающее своей собственной сущностью и «жизнью». Вывод: только для человека существует разграничение реальности на материальное и идеальное; животное такого разграничения не знает, впрочем, как не знает, не осознает и того, что мир для него распадается на психическое и физическое.

Можно возразить, что осознание человеком реальности в качестве материальной присуще только специализированному философскому сознанию, что в своей повседневной деятельности человек совсем и не задумывается над тем, обладает ли свойством материальности предмет, с которым он действует. Однако это не так. Рафинированное (очищенное от конкретности) противопоставление идеального и материального, а так же выявление их соотношения — это действительно дело и задача философа. Однако любой человек в своей практической и теоретической деятельности осознает свою противоположность объекту, нетождественность ему, наличие у объекта собственного бытия. Иначе говоря, любой человек воспринимает действительность как объективную реальность, другое дело, в какой форме он осознает это. Любой человек, выражаясь фигурально, «практический философ».

Итак, и сознание и познание имеют идеальную природу, идеальное качество. Но каково же отношение между этими идеальными сущностями? Мне думается, оно таково. Системное качество идеальности дается сознанию познанием. Это положение хорошо согласуется с известным высказыванием К. Маркса о том, что способ, каким существует сознание, есть знание. Но ведь знание есть результат познавательной деятельности. Cледовательно, сознание потому и идеально, что оно — познание. И как говорили древние, — in breve, т. е. вкратце — все.

Литература

234

1.Бергер П. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

2.Бряник Н. В. Введение в современную теорию познания. М., 2003.

3.Введение в философию. М., 2003.

4.Гайденко П. История новоевропейской философии. М., 2000.

5.Гончаров С. С. Введение в логику и методологию науки. М., 1994.

6.Ильенков Э. В. Диалектическая логика. М., 1974.

7.Рассел Б. Человеческое познание. Его сфера и границы. Киев, 1997.

8.Степин В. С. Философия науки и техники. М., 1996.

9.Чудинов Э. М. Проблемы научной истины. М., 1986.

ГЛАВА X. ПОЗНАНИЕ И ВЕРА

Если я не очень ошибаюсь в нашем веке, то он скорее склонен гордиться тем, на что, пожалуй, не считает способным меня, а именно: умением сводить веру на нет… С. Кьеркегор. Страх и трепет

Вопрос о природе и роли веры, соотношении ее с процессом познания, принадлежит к числу наиболее значимых проблем человеческого существования. Понятие веры употребляется нами в самых разнообразных областях: в обыденной жизни, в науке, религии, философии и т. д. Она играет важную роль в жизни человека. Без веры невозможно ни одно человеческое начинание, без веры человек теряет опору, цель и смысл своей жизни. Сам феномен веры в течение многих веков привлекал внимание мыслителей.

1. Познание и вера в философии античности и Нового времени

Уже в Древней Греции вера рассматривалась как важный элемент человеческого познания. Одним из первых, кто обратился к проблеме веры, был Гераклит. Так, он пишет: «Чему нас учит зрение и слух, то я ценю выше всего»; «глаза более точные свидетели, чем уши»; «что у них за ум, что за разум? Они верят народным певцам и считают своим учителем толпу, не зная, что большинство плохо, а меньшинство хорошо».

Следовательно, познавательный статус веры выражается для Гераклита через ее связь со знанием. Вера есть средство выхода за пределы знания, получаемого с помощью органов чувств. На ее основе люди расширяют свои сведения о мире, хотя то, что они узнают благодаря ей, может оказаться ложным. Более содержательный анализ познавательного статуса веры осуществил Платон. Хотя это понятие им непосредственно не употребляется, результаты исследования творчества показывают, что он отождествляет веру с мнением. Иметь мнение означает, по Платону, верить в истинность того, что мнится. То, что обладает бытием — мы знаем, и оно

235

отображается в нашем сознании через знание. То, что не обладает бытием, мы не знаем, и это отображается через незнание. Но имеются явления и обладающие, и не обладающие бытием. Они оказываются объектами мнения или веры.

Верить не значит знать, даже если мнение истинно (судьи, например, имеют лишь истинное мнение о преступлении, но не знание о нем). Поэтому вера (мнение) противостоит сразу двум феноменам: знанию и незнанию.

Аристотель также связывает веру с мнением, но различает их между собой. Есть просто мнения, считает он, а есть мнения, в которые верят. В последнем случае вера выступает как отношение к мнению. Через мнение Аристотель соотносит веру со знанием. Предмет знания и знание, — отмечает он, — отличаются от предмета и мнения: знание направленно на общее, мнения бывают о том, что хотя и истинно или ложно, но может быть иначе. Верят в возможное, тогда как знают действительное. Поэтому вера противостоит знанию.

В философии Нового времени первым, кто обратился к познавательному статусу веры, был Ф. Бэкон. Люди склонны верить в те суждения, которые носят положительный, а не отрицательный характер, являются более привычными, соответствуют их индивидуальным особенностям, а также — употребляемому значению слов. Т. Гоббс определяет веру как согласие с предложением, чье основание «заключено не в самом предложении, а в высказывающем его лице, которое мы считали достаточно опытным». Вера направлена на предмет, составляющий то, во что верят, т. е. «некоторое суждение, признаваемое истинным». Она вырастает из мнения, которое, в отличие от нее, не настаивает на признании предложения истинным, но допускает его истинность. Вера сосуществует с предложением. Их сосуществование имеет место в пределах сомнения.

Вера, считает Т. Гоббс, соотносится с рядом феноменов. Она отлична от убеждения. Убеждение «опирается на наш собственный опыт, а вера — на чужое суждение». Феноменом, прямо исключающим веру, выступает очевидность, ибо «все, что является очевидным, не называется верой». К очевидности примыкает понимание, ибо верят, по Т. Гоббсу, в то, что выходит за пределы понимания и превышает его. Вера у Т. Гоббса соотносится и со знанием, под которым он имеет в виду «правильное понимание возможной истинности какого-либо положения». Это значит, что подобно убеждению, очевидности и пониманию, знание исключает веру. Однако, если исходить из высказывания о том, что вера проистекает из доверия к чужому знанию, придется признать, что Т. Гоббс допускает случаи, когда вера и знание полагают друг друга. Дж. Локк вносит существенное уточнение во взаимоотношение знания и веры. Он признает за

236

ними определенное единство: для дополнения ограниченного знания могут быть использованы суждения, отражающие вероятность, т. е. предметы веры. Но такое дополнение к знанию оценивается им невысоко. Д. Локк называет его темным, ибо оно получено из вторых рук и поэтому уступает собственно знанию. «Знать, — утверждает Д. Локк, — значит видеть». При отсутствии такого видения нет подлинного равенства между суждением, признаваемым истинным, и действительным знанием.

Д. Локк обращает внимание и на явления, служащие основанием твердости веры. Степень соответствия суждения, в которое верят, должна сообразовываться со знаниями субъекта, достоверностью его наблюдений, а также правдивостью свидетельств. Кроме этого необходима аналогия между явлением, отображаемым в предмете веры, и явлением, о котором мы обладаем достоверным знанием. Чем больше эта аналогия, тем тверже наша вера.

Д. Юм подчеркивает рациональную обоснованность веры, соотнося ее с другими элементами познания. Одним из них выступает неверие, имеющее место при отсутствии веры и определяемое отсутствием достаточных предпосылок для ее возникновения. Между верой и неверием находится мнение, предметом которого может выступить любое высказывание, как истинное, так и ложное. К нему можно отнестись либо с недоверием, либо — поверить в него.

П. Гольбах обнаруживает некий парадокс веры. Суть его в следующем: если религиозная вера рационально не обоснована, то она должна исчезнуть по мере развития просвещения. Если же она при этом не исчезает, то обладает, следовательно, определенной рациональной обоснованностью, которую необходимо обнаружить и объяснить. За этим стоит нечто большее, касающееся не только причин веры человека в те или иные суждения (как имеющие основания считаться истинными), но и того, что дает ему вера (как направляет его действия).

2. И. Кант о вере

Открытие данного парадокса требовало более широкого подхода к познавательному статусу веры. Тенденции к такому подходу складываются в немецкой классической философии, прежде всего в системе И. Канта. «Если признание истинности суждения, — отмечает Кант, — имеет достаточное основание с субъективной стороны и в то же время считается объективно, то оно называется верой». В обоснованности веры И. Кант выделяет две стороны — субъективную и объективную, а не одну (как это делалось до него). Субъективную достаточность веры Кант характеризует следующим образом.

237

Прагматическая вера. Рассмотрим пример, приведенный И. Кантом: «Врач должен что-то сделать для больного, находящегося в опасности, но, не зная болезни, он наблюдает ее проявления и, если не находит ничего более подходящего, высказывает суждение, что это чахотка. Его вера даже в его собственное суждение чисто случайна, другой, быть может, правильнее угадал бы болезнь. Такую веру, которая, однако, лежит в основе деятельного применения средств для тех или иных действий, я называю прагматической верой»;

Доктринальная вера. Рассмотрим пример: «Хотя по отношению к некоторым объектам мы ничего не можем предпринять, так, что признание истинности суждения о них имеет только теоретический характер, тем не менее, в некоторых случаях мы можем мысленно задумать и вообразить в отношении них какое-то начинание, для которого, как нам кажется, у нас есть достаточное основание, если бы только было средство установить достоверность дела… К таким случаям признания истинности суждения слово вера подходит, и мы можем назвать такую веру доктринальной. Я бы держал пари на все, что у меня есть, что, по крайней мере, на какойто из видимых нам планет есть обитатели, если бы только можно было установить это опытом. Поэтому я утверждаю, что мысль о существовании обитателей других планет есть… твердая вера… Нельзя не признать, что учение о бытии бога есть лишь доктринальная вера.

В самом деле, хотя я в теоретическом знании о мире не располагаю ничем, что необходимо предполагало бы эту мысль как основание моего объяснения явлений о мире, и скорее я обязан пользоваться своим разумом так, как будто все есть только природа, тем не менее, целесообразное единство есть такое важное условие применения разума к природе, что я не могу пройти мимо этого, тем более что в опыте мы находим много примеров его. Но для этого единства я не знаю никакого другого условия, которое бы сделало бы его для меня путеводной нитью, кроме предположения, что некое высшее мыслящее существо все устроило согласно премудрым целям. Следовательно, предположение относительно мудрого творца мира есть условие для случайной, правда, по все же весьма важной цели, а именно для стремления чем-то руководствоваться в исследовании природы»;

Моральная вера. Рассмотрим пример: «Совершенно иной характер имеет моральная вера, так как здесь, безусловно, необходимо, чтобы нечто происходило, а именно, чтобы я во всех своих отношениях следовал нравственному закону. Цель поставлена здесь непоколебимо, и, насколько я понимаю, возможно, только одно условие, при котором эта цель связана со всеми остальными целями и тем самым имеет практическое значение; это условие заключается в том, что существует бог и загробный мир;

238

ятакже знаю совершенно твердо, что никому не известны другие условия, ведущие к тому же единству цели при действии морального закона. Но так как нравственное предписание есть вместе с тем и моя максима (как этого требует разум), то я неизбежно буду верить в бытие бога и загробную жизнь, и убежден, что эту веру никто не сможет поколебать, так как этим были бы ниспровергнуты сами мои нравственные принципы, от которых

яне могу отказаться, не став в своих собственных глазах достойным презрения»;

Негативная вера. Рассмотрим пример: «…Хотя бы у человека не было морального интереса из-за отсутствия добрых чувств, однако, и в таком случае имеется достаточно оснований вселить в него страх перед бытием бога и загробной жизнью. Действительно, для этого требуется только чтобы ни у кого не было, по крайней мере, уверенности, что такой сущности и загробной жизни нет, а для этой уверенности, поскольку это должно быть подтверждено одним лишь разумом, стало быть, аподиктические, он должен доказать невозможность бытия бога и загробной жизни — задача, которую, конечно, не может решить ни один разумный человек. Это была бы негативная вера, которая, правда, не могла бы порождать моральность

и добрые чувства, но могла бы создать им аналог, а именно могла бы в значительной степени сдержать порывы к совершению зла».

Итак, из рассуждений И. Канта вытекает следующее: врач верит в то, что у больного чахотка, т. к. стремится что-то сделать для него; я верю в существование высшего разумного начала, установившего в природе целесообразность, потому, что стремлюсь руководствоваться чем-то в исследовании природы. Я верю в существование бога и загробной жизни потому, что на этом основываются мои нравственные принципы, которыми я стремлюсь руководствоваться в отношениях с другими людьми.

Таким образом, субъективная достаточность веры заключается, по И. Канту, в том, что содержание ее предмета способно направить действия субъекта в определенное русло, придать ему соответствующее выражение. Благодаря этому субъект рассматривает его как такую основу действий, исходя из которой он может добиться своей цели.

В свете этого анализа обнаруживается новый аспект в обоснованности веры знанием. Как видно из перечисленных выводов, врач верит, ибо знает, что должен чем-то помочь больному; я верю, ибо знаю, что должен чем-то руководствоваться в исследовании природы и т. д. Знание, из которого вытекает в данном случае вера, не есть знание о системе явлений, куда в качестве элемента входит и то, которое отображается в ее предмете. Оно является знанием об определяющем характере веры по отношению к цели человеческой деятельности и о необходимости для субъекта дости-

239

жения этой цели. Поэтому связь веры и знания оказывается не внутренней, а внешней. Тем самым И. Кант (осознанно или нет) отвечает на вопрос, откуда берется вера. Она вытекает не из знания, обосновывающего содержание ее предмета, а из знания того, что, благодаря вере, субъект сможет осуществить определенные действия, вести познавательную и преобразующую деятельность, направлять человеческое поведение.

При этом, обращая внимание на внешнюю обоснованность веры знанием, И. Кант не забывает и о ее внутреннем характере, причем также раскрывает здесь новую сторону. Он указывает на зависимость между степенью обоснованности веры и характером знания, которым она обосновывается. Сопоставляя случайную и необходимую веру, он пишет: «Если цель поставлена, то условия для ее достижения гипотетически необходимы. Эта необходимость субъективна, но все лишь относительно достаточна, если я не знаю никаких других условий, при которых она была бы достижима; но она безусловна и для каждого достаточна, если я достоверно знаю, что никто не может знать других условий, ведущих к поставленной цели. В первом случае мое допущение и признание истинности некоторых условий есть лишь случайная, а во втором случае — необходимая вера».

Из приведенных высказываний видно, что степень обоснованности веры знанием в каждом случае различна. При случайной вере она ниже, ибо вытекает из знания индивида, а при необходимой — выше, ибо вытекает из знания, принадлежащего всему человечеству.

3. Вера и очевидность. Объект и субъект веры

Принимая результаты, достигнутые философией на протяжении ее многовекового развития, следует признать, что в качестве первого феномена выступает очевидность. Как и вера, она является признанием истинности определенного суждения, но складывается тогда, когда субъект квалифицирует его содержание как явное и несомненное.

Возникает вопрос: каков предмет самой очевидности? Ограничивается ли очевидность только суждениями, вытекающими из данных чувственного опыта и способных быть непосредственно соотнесенными с этими данными, или относится также к суждениям, которые не обладают указанными свойствами? Однозначного ответа на этот вопрос не существует. А найти его, хотя бы в первом приближении, необходимо. От этого зависит решение других вопросов, касающихся познавательного статуса веры.

Обратимся к суждениям, чья истинность непосредственно основывается на чувственных образах субъекта. Характер очевидности, которая может быть им присуща, выявляется на основе характера самих чувственных образов. Рассмотрим это сначала на ощущении. Например, выскажем суждение: «Я вижу желто-зеленое». Очевидность его содержания вытекает

240