Хобсбаум Э. - Эпоха крайностей_ Короткий двадцатый век (1914—1991) - 2004

могла встретить лишь категорический отказ. Печально известным стало «нет» сталинского министра иностранных дел Молотова на всех международных встречах после Ялты. Американцы обладали властью, однако не беспредельной. До декабря 1947 года у них даже не было самолетов для транспортировки двенадцати имевшихся атомных бомб (Moisi, 1981, р. 78—79). СССР тогда еще такими бомбами не обладал. Однако Москва не могла себе позволить пойти на уступки, даже в обмен на обещание край-

254 «Золотая эпоха»

не необходимой экономической помощи, которую, кстати, американцы не спешили ей предоставлять, ссылаясь на то, что «затеряли» советскую просьбу о послевоенном займе, поданную перед ялтинской встречей.

Одним словом, в то время как США беспокоились по поводу опасности возможного советского доминирования в неопределенном будущем, Москву тревожило действительное превосходство США в данный момент во всех частях земного шара, не оккупированных Красной армией. Не надо было прилагать много усилий для того, чтобы превратить ослабленный и истощенный СССР в еще один регион, зависимый от американской экономики, которая в то время была сильнее, чем все остальные, вместе взятые. Бескомпромиссность диктовалась логикой событий.

Однако политика взаимной неприязни и соперничества двух держав не обязательно влечет за собой постоянную угрозу войны. Министры иностранных дел Великобритании девятнадцатого века, считавшие само собой разумеющимся, что захвдтнические устремления царской России должны постоянно «сдерживаться» (вполне в духе Кеннана), прекрасно знали, что вспышки открытой конфронтации случаются крайне редко, а военные кризисы — еще реже. Еще менее взаимное противостояние подразумевает политику борьбы не на жизнь, а на смерть, подобную религиозной войне. Однако два обстоятельства в этой ситуации способствовали переходу конфронтации из области здравого смысла в область эмоций. Подобно СССР, США являлись державой, представлявшей идеологию, которую большинство американцев считали идеальной моделью для остального мира. Но в отличие от СССР, США являлись не диктатурой, а демократией. К сожалению, следует заметить, что второе было, возможно, гораздо опаснее, чем первое.

Дело в том, что советскому правительству, хотя оно также демонизирова-ло своего мирового антагониста, в отличие от американского правительства не нужно было беспокоиться о том, чтобы завоевать голоса в Конгрессе или на президентских выборах. Для подобных целей был очень полезен апокалиптический антикоммунизм. Поэтому им соблазнялись не только те политики, которые, как военно-морской министр в кабинете Трумэна Джеймс Форре-стол (i882—1949), были достаточно невменяемы, чтобы выпрыгнуть из больничного окна, якобы завидев приближающиеся русские танки, но и те, кто сам не верил в собственную риторику. Наличие внешнего врага, угрожающего США, было выгодно американским властям, справедливо полагавшим, что США теперь стали мировой державой (фактически самой могущественной в мире), которые считали традиционный «изоляционизм» и протекционизм главной внутренней помехой. Пока не была обеспечена безопасность Америки, нельзя было мечтать об уходе от ответственности и о преимуществах мирового лидерства, как после Первой мировой войны. Говоря более конкретно, тактика публичной истерии давала возможность президентам собирать с «Холодная война» 255 населения, печально известного своим нежеланием платить налоги, большие суммы, требуемые

для американской политики. Антикоммунизм не мог не быть популярен в стране, построенной на индивидуализме и частном предпринимательстве, где само понятие нации определялось исключительно в идеологических терминах («американизм»), полярно противоположных коммунизму. (Не следует также забывать и о голосах иммигрантов из советизированной Восточной Европы.) Однако не американское правительство начало грязную и безрассудную антикоммунистическую охоту на ведьм, а пустые демагоги (некоторые из них, как печально известный сенатор Джозеф Мак-карти, даже не являлись ярыми антикоммунистами), обнаружившие политический потенциал, имевшийся в огульном обличении внутреннего врага*. Этот бюрократический потенциал был давно открыт Эдгаром Гувером (1895— 1972), несменяемым шефом Федерального бюро расследований. То, что один из главных архитекторов «холодной войны» назвал «атакой пещерных людей» (Acheson, 1970, р. 462), с одной стороны, облегчало, а с другой—ограничивало политику Вашингтона, вынуждая ее к крайностям, особенно в годы, последовавшие за победой коммунистов в Китае, в которой, естественно, обвиняли Москву. - — - -

В то же время шизофренические требования заботящихся о голосах избирателей политиков проводить линию сдерживания «коммунистической агрессии», экономить деньги и как можно меньше тревожить покой американцев вынудили Вашингтон не только к утверждению преимущества бомб перед людьми, но и к зловещей стратегии «массированного ответного удара», провозглашенной в 1954 году. Потенциального агрессора следовало пугать ядерным оружием даже в случае неядерной атаки с ограниченной задачей. Одним словом, США стали приверженцами агрессивной позиции при минимуме тактической гибкости.

Таким образом, обе стороны оказались втянуты в безумную, взаиморазрушительную гонку вооружений, вдохновляемую определенного рода ядерными генералами и ядерными теоретиками, профессия которых, собственно говоря, и требовала такого безумия. Обе стороны столкнулись также с явлением, которое президент Эйзенхауэр, уравновешенный военный старой выучки, президентство которого как раз совпало с периодом погружения в психоз (сам он этого избежал), назвал «военно-промышленным комплексом», т. е. все большей концентрацией людей и ресурсов, существовавших за счет подготовки к войне. Как можно было ожидать, военно-промышленные комплексы -обеих держав стимулировались их правительствами, чтобы ис-

* Единственным заметным политиком, возникшим из преисподней охоты на ведьм, стал Ричард Никсон, наиболее отталкивающая личность среди послевоенных американских президентов (1968—1974) •

256

«Золотая эпоха»

пользовать избыточные мощности для привлечения и вооружения союзников и зависимых государств и, не в последнюю очередь, для того, чтобы за воевывать выгодные экспортные рынки, при этом оставляя для собственных нужд самое современное вооружение и, конечно же, ядерное оружие, поскольку на практике сверхдержавы тщательно оберегали свою ядерную монополию. Великобритания получила собственную ядерную бомбу в 1952 году, вероятно, чтобы уменьшить зависимость от США; Франция (ядерный арсенал которой был фактически независим от США) и Китай стали ядерными державами в гдбо-е годы. Но пока продолжалась «холодная война», их арсеналы не играли заметной роли. В igyo-e и rgSo-e годы некоторые другие страны получили возможность создать ядерное оружие (например, Израиль, Южная Африка и, возможно, Индия), однако его распространение стало международной проблемой только после исчезновения биполярного мира в 1989 году.

Так на ком же лежит ответственность за «холодную войну»? Поскольку споры по этому вопросу долгое время служили поводом для идеологических препирательств между теми, кто возлагал вину исключительно на СССР, и диссидентами (прежде всего американскими), винившими в-«ей главным образом США, весьма заманчиво присоединиться к тем историческим миротворцам, которые выводят ее из обоюдного страха, эволюционировавшего от простой конфронтации до «сосредоточения двух вооруженных лагерей под двумя противостоящими знаменами» (Walker, 1993, Р- 55)- Это, безусловно, так, однако это не вся правда. Подобная трактовка объясняет так называемое «замораживание» фронтов в 1947—J949 годах, поэтапный раздел Германии начиная с 194? года до строительства Берлинской стены в 1961 году, неудачу антикоммунистов на Западе, пытавшихся избежать окончательного втягивания в военный союз под руководством США (устоял лишь генерал де Голль во Франции), тщетность попыток народных демократий на восточной стороне водораздела избежать полного подчинения Москве (исключением стал маршал Тито в Югославии). И все же это не объясняет апокалиптической атмосферы «холодной войны», шедшей из Америки. Все западноевропейские правительства, независимо от того, имелись у них большие коммунистические партии или нет, были искренне антикоммунистическими и решительно настроены защитить себя от возможного советского военного нападения. Никто из них не стал бы колебаться в выборе между США и СССР, даже те, от кого исторические или политические обстоятельства требовали нейтралитета. Однако противодействие «мировому коммунистическому заговору» не являлось существенной частью внутренней политики ни одной из стран, претендовавших на то, чтобы называться политическими демократиями, по крайней мере в первые послевоенные годы. Среди демократических стран только в США президенты избирались (как Джон Ф. Кеннеди в 1960 году) по принци-

«Холодная война»

пу ненависти к коммунизму, который в этой стране имел не больше влияния, чем буддизм в Ирландии. Если кто-то и вноси>i дух крестовых походов в realpolitik международной конфронтации держай, так это Вашингтон. Фактически главным вопросом была не теоретическая угроза мирового господства коммунизма, а поддержание реального превосходства США*. Это

ясно продемонстрировала риторика предвыборной кампании Дж. Ф. Кеннеди. Однако следует добавить, что правительства стран НАТО, хотя и не выражали восторга по поводу политики США, были готовы признать американское лидерство в обмен на защиту от военной державы с ненавистной им политической системой, пока эта система продолжала существовать. Они также, как и Вашингтон, не были готовы доверять СССР. Одним словом, всеобщей являлась политика «сдерживания», а не разрушения коммунизма.

III

Хотя наиболее очевидными проявлениями «холодной войны» на Западе стали военное противостояние и исступленная ядерная гонка вооружений, не это являлось ее главным последствием. Атомную бомбу так ни разу и не применили. Ядерные державы принимали участие в трех крупных войнах (однако не друг против друга). Потрясенные победой коммунизма в Китае, США и их союзники под эгидой ООН вмешались в войну в Корее в 1950 году, чтобы предотвратить распространение на юг коммунистического режима, установленного на севере. Эта война закончилась вничью. По той же причине они вторглись во Вьетнам и потерпели поражение. СССР

вывел свои войска из Афганистана в 1988 году после восьми лет оказания военной помощи дружественному правительству Афганистана в борьбе против поддерживаемых Америкой и Пакистаном повстанцев. Иными словами, оказалось, что дорогостоящее высокотехнологичное вооружение не решало вопроса в этом соревновании сверхдержав. Постоянная угроза войны породила международное движение за мир, по существу нацеленное против ядерной бомбы, которое время от времени в некоторых регионах Европы приобретало массовый характер и рассматривалось сторонниками «холодной войны» как секретное оружие коммунистов. Это движение за ядерное разоружение не имело решающего значения, хотя одна из разновидностей антивоенного протеста—выступления молодых американцев против призыва на войну во Вьетнаме (1965—1975) — оказалась весьма эффективной. К концу «холодной войны» это движение оставило по се-

* «Мы укрепим нашу мощь и снова станем первыми. Не первыми „если", не первыми „но", а первыми исторически. Я

хочу, чтобы мир думал не о том, что делает мистер Хрущев. Я хочу, то-бы его интересовало то, что делают Соединенные

Штаты» (Beshloss, 199-1, р- 28).

258

«Золотая эпоха»

бе добрую память как борьба за справедливое дело, и некоторые курьезные воспоминания, как, например, антиядерные девизы молодежной контркультуры после 1968 года и укоренившееся среди защитников окружающей среды предубеждение против любого вида ядерной энергии.

Гораздо более очевидными являлись политические последствия «холодной войны». Почти сразу же она поляризовала мир, расколов его на два противоположных лагеря, контролируемых сверхдержавами. В 1947—1948 годах правительства антифашистского национального единства, выводившие Европу из войны (за исключением трех воевавших государств — СССР, США и Великобритании), преобразовались в однородные прокоммунистические или антикоммунистические режимы. На Западе коммунисты исчезли из правительств, превратившись в вечных политических изгоев. США даже планировали военную интервенцию в Италии, если там на выборах 1948 года победят коммунисты. СССР проводил такую же политику, устраняя антикоммунистов из многопартийных «народных демократий», которые с того времени переквалифицировались в разновидности «диктатуры пролетариата», т. е. диктатуры коммунистических партий. Первоначально ориентированный на Европу Коммунистический интернационал, подвергшийся-белыпим сокращениям и ставший Коминформом, или Коммунистическим информационным бюро, был переориентирован для противостояния США, а затем тихо распущен в 1956 году, когда международная напряженность начала спадать. Жесткий советский контроль был установлен во всей Восточной Европе, за исключением, как ни странно, Финляндии, которая, хотя и полагалась на милость СССР, тем не менее в 1948 году изгнала свою сильную коммунистическую партию из правительства. Почему Сталин воздержался от создания там марионеточного правительства, до сих пор остается неясным. Возможно, высокая вероятность того, что финны опять возьмутся за оружие (как они сделали в 1939—I94O и 1941—1944 годах), останавливала его, поскольку он, безусловно, не хотел начала войны, могущей иметь непредсказуемые последствия. Он пытался навязать советский контроль Югославии Тито, но потерпел поражение, в результате чего Югославия в 1948 году порвала отношения с Москвой, однако не перешла в противоположный лагерь.

С тех пор политика коммунистического блока стала предсказуемо монолитной, хотя

неустойчивость этого монолита после 1956 года являлась все более очевидной (см. главу i6). Политика европейских государств, входивших в блок США, была не столь одноцветной, поскольку фактически все местные партии, за исключением коммунистов, объединяла лишь их неприязнь к Советам. Поэтому для их внешней политики не имело значения, кто находится у власти. Однако США упростили задачу в странах двух бывших своих врагов, Японии и Италии, создав основу для стабильной однопартийной системы. В результате в Токио с благословения американцев была создана Либе-

«Холодная война»

рально-демократическая партия (1955), а в Италик, настояв на полном отстранении от рычагов управления оппозиционной коммунистической партии, США передали власть христианским демократам, разбавив их, как того требовали обстоятельства, карликовыми партиями— либералами, республиканцами и т. д. С начала 19бо-х годов лишь одна имевшая вес партия, социалистическая, вступила в правительственную коалицию, порвав с коммунистами после длительного союза с ними, продолжавшегося с 1956 года. Последствием в обеих этих странах стало появление постоянной коммунистической оппозиции (в Японии социалистической) и установление режима, при котором коррупция в правительственных институтах достигла столь ошеломляющих масштабов, что, когда в результате скандалов 1992—1993 годов были выявлены ее размеры, то они повергли в шок даже привычных к подобным вещам итальянцев и японцев. Правительство и оппозиция, деятельность которых в этот период была почти заморожена, рухнули в то самое время, когда нарушился баланс сверхдержав, удерживавший их на плаву.

Несмотря на то что США вскоре отказались от своей реформаторской антимонопольной политики, которую советники рузвельтовской школы поначалу навязали оккупированнойТермании и Японии, после войны, к счастью для душевного покоя американских союзников, с публичной сцены исчезли национал-социализм, фашизм, открытый японский национализм и большая часть правоэкстремистских и националистических политических течений. Следовательно, в то время невозможна была мобилизация этих крайне эффективных антикоммунистических элементов в борьбе «свободного мира» против «тоталитаризма», в чем были заинтересованы возрождаемые крупные немецкие корпорации и японские дзайбацу*. Поэтому политический диапазон западных правительств времен «холодной войны» простирался от довоенных социал-демократов слева до умеренного правого ненационалистического фланга. При этом особо важную роль играли партии, связанные с Католической церковью, поскольку ее антикоммунистические и консервативные симпатии были общеизвестны. Поддерживающие ее христианско-де-мократические партии (см. главу 4) имели не только прочную антифашистскую репутацию, но и социальную программу (несоциалистическую). Таким образом, в западной политике после 1945 года эти партии играли центральную роль, кратковременную во Франции, но более долгосрочную в Германии, Италии, Бельгии и Австрии (см. ниже).

Влияние «холодной войны» на внешнюю политику европейских государств оказалось более сильным, чем на их внутреннюю политику. Результатом явилось создание Европейского сообщества со всеми его проблемами —

* При этом бывшие фашисты с самого начала систематически использовались государственными разведывательными службами и в других тайных целях.

2бО

«Золотая эпоха»

совершенно беспрецедентной политической организации, а именно постоянного (или по крайней мере долгосрочного) образования, способствовавшего интеграции экономических и, до некоторой степени, правовых систем отдельных независимых национальных государств. Первоначально (в 1957 году) в него входили шесть государств (Франция, Федеративная Республика Германия, Италия, Нидерланды, Бельгия и Люксембург), а к завершению «короткого двадцатого века», когда эта организация, как и прочие, созданные в годы «холодной войны» институты, начала расшатываться, к ней присоединились еще шесть государств (Великобритания, Ирландия, Испания, Португалия, Дания, Греция). Теоретически она проводила политику все более тесной политической и экономической интеграции. В Европе это привело к становлению долгосрочного политического федеративного или конфедеративного союза государств.

Европейское сообщество, как и многие другие организации послевоенной Европы, создавалось Соединенными Штатами и одновременно—для противодействия им. Оно иллюстрирует не только силу, но и неоднозначность этой страны и ее возможностей; оно также показывает, насколько велики были страхи, скреплявшие антисоветский альянс. Однако этитггртхи были связаны не

только с СССР. Для Франции главным врагом оставалась Германия, и эту боязнь возрождения могущественной державы в Центральной Европе разделяли, правда в меньшей степени, остальные участники войны и оккупированные государства Европы, оказавшиеся теперь втянутыми в союз НАТО вместе с США и экономически обновленной и перевооруженной Германией, границы которой, к счастью, уменьшились. Безусловно, существовали опасения и по поводу США— необходимого союзника в противостоянии СССР, вызывавшего, однако, подозрения своей ненадежностью, не говоря уже о том, что США ставили идею американского мирового лидерства выше всего остального, включая интересы своих союзников. Не следует забывать и о том, что во всех проектах послевоенного мира и всех послевоенных решениях «предпосылкой для тех, кто определял политический курс, являлось американское экономическое превосходство» (Mater,

1987, Р- ^25).

К счастью для союзников Америки, обстановка в Восточной Европе в 1946—1947 годах казалась столь напряженной, что Вашингтон чувствовал: развитие сильной европейской, а немного позже и сильной японской экономики является в этот момент главным приоритетом, вследствие чего в июне 1947 года началось осуществление плана Маршалла — масштабного проекта возрождения Европы. В отличие от предшествующей помощи, которая, безусловно, являлась частью агрессивной экономической дипломатии, этот план осуществлялся в основном с помощью грантов, а не займов. К тому же, к счастью для Европы, первоначальные планы американцев, предполагав-

«Холодная война» 2 ОI

ише свободную мировую торговлю, свободную конвертируемость валют и свободные рынки при доминировании США, окапались совершенно нереальными хотя бы только потому, что отчаянные трудности с платежами в Европе и Японии, постоянно нуждавшимися в дефицитных долларах, означали, что на ближайшее время не существовало перспективы либерализации торговли и платежей. США также были не в состоянии навязать европейским государствам свой идеал единой общеевропейской программы, ведущей к объединенной Европе с политической и экономической структурой, созданной по образу и подобию США. Ни англичанам, все еще считавшим Великобританию мировой державой, ни французам, мечтавшим о сильной Франции и слабой, раздробленной Германии, это не нравилось. Однако для американцев восстановленная Европа, ставшая частью антисоветского военного альянса, в свою очередь являвшегося логическим дополнением к плану Маршалла (НАТО была создана в 1949 году), должна была практически опираться на экономическую мощь Германии, подкрепленную ее перевооружением. Лучшее, что могли сделать французы,—это так запутать отношения между Западной Германией и Францией, что конфликт между двумя старыми врагами стал невозможен. Поэтому Франция предложил а-еобстве иную версию европейского союза — «Европейское объединение угля и стали» (1951), из которого выросло Европейское экономическое сообщество, или Общий рынок (i957 год), позже — просто Европейское сообщество и, начиная с 1993 года, Европейский союз. Его штаб-квартира находилась в Брюсселе, однако основой выступало франко-германское единство. Европейское сообщество было создано в качестве альтернативы американскому плану европейской интеграции. Окончание «холодной войны» подорвало фундамент, на котором строилось и Европейское сообщество, и франко-германское партнерство. Не в последнюю очередь это произошло в результате нарушения равновесия обоих союзов вследствие воссоединения Германии в 1990 году и непредсказуемых экономических трудностей, которые оно принесло с собой.

Однако, хотя США ч не могли навязать свои политико-экономические планы странам Европы в их внутренней политике, они были достаточно сильны, чтобы определять их внешнюю политику. Настроенность альянса против СССР, как и его военные планы, определялась политикой США. Германия была перевооружена, стремление Европы к нейтралитету подавлялось твердой рукой, и единственная попытка западных стран включиться в мировую политику независимо от США, а именно суэцкая англо-французская война против Египта в 1956 году, была прекращена под давлением США. Самое большее, что могло позволить себе союзническое или зависимое государство,— это отказаться от полной интеграции в военный союз, не выходя из него (как сделал генерал деГолль).

2б2

«Золотая эпоха»

По мере того как эпоха «холодной войны» приближалась к концу, станови • лось все более очевидным несоответствие между преимущественно военным и поэтому политическим

доминированием Вашингтона в Европе и постепенно сокращающимся экономическим превосходством США. Центр тяжести мировой экономики теперь перемещался от США к европейской и японской экономике, которая, как считали США, была ими спасена и восстановлена (см. главу 9)- Поток долларов, вытекавший из США, столь скудный в 194? году, постепенно нарастал, особенно увеличившись в 1960-6 годы благодаря склонности Америки к дефицитному вложению огромных денег в глобальную военную деятельность (особенно после начала в 1965 году вьетнамской войны) наряду с осуществлением самой амбициозной программы социального обеспечения в истории США. Доллар, краеугольный камень послевоенной мировой экономики, творцом и гарантом которого выступали Соединенные Штаты, стал сдавать свои позиции. Теоретически подкрепляемый золотыми слитками Форт-Нокса, в котором хранились почти три четверти мировых золотых резервов, на практике он держался на потоках бумаг и бухгалтерских отчетов. Поскольку стабильность доллара была обеспечена тем, что он был привязан к определенному количеству золота, осторожные европейцы во главе со сверхосторожными французами предпочитали обменивать потенциально обесценившуюся бумагу на благородный металл. Поэтому золото лилось потоком из Форт-Нокса, и цена его поднималась по мере роста спроса. С 19бо-х годов стабильность доллара, а вместе с ней и мировой платежной системы больше не базировалась на собственных резервах США, а зависела от готовности центральных европейских банков (под давлением США) не обменивать свои доллары на золото, но вместо этого объединиться в «золотой пул», действовавший в 1961—1968 годах для стабилизации рыночных цен на золото. Однако такое положение продлилось недолго. В 1968 году «золотой пул», к тому времени уже опустошенный, прекратил свое существование. Фактически с конвертируемостью доллара было покончено. Формально от нее отказались в августе I971 года, после чего стабильность международной системы платежей была нарушена, а контроль над ней со стороны американской или любой другой экономики стал невозможен.

После окончания «холодной войны» от американской экономической гегемонии осталось так мало, что даже военная гегемония не могла больше финансироваться только из внутренних ресурсов страны. «Война в заливе» 1991 года против Ирака, которую вели главным образом США, была оплачена, добровольно или под нажимом, другими странами, поддерживавшими Вашингтон. Эта был редкий случай войны, когда главная держава действительно извлекла из нее пользу. К счастью для всех, кто в ней участвовал, за исключением несчастных жителей Ирака, она закончилась в течение считаных дней.

«Холодная война» 2 С) 3

IV

Какое-то время в начале гдбо-х годов казалось, что архитекторы «холодной войны» делают неуверенные шаги в направлении здравого смысла. Опасный период с 1947 года до драматических событий корейской войны (1950—1953) закончился, не взорвав мировую обстановку, так же как и сейсмические сдвиги, поколебавшие советский блок после смерти Сталина (1953), особенно в середине 1950-х годов. Страны Западной Европы стали замечать, что им не только не приходится преодолевать социальный кризис, но что неожиданно наступила эпоха всеобщего благосостояния (более подробно это будет обсуждаться в следующей главе). На старом профессиональном дипломатическом жаргоне уменьшение напряженности называлось разрядкой. Теперь это слово стало общеупотребительным.

Впервые оно появилось в конце 1950-х годов, когда в результате серии кадровых перестановок в советском руководстве, произошедших после смерти Сталина, к власти в СССР пришел Н. С.Хрущев (1958—1964). Этот выдающийся самородок, веривший в реформы и мирное сосуществование, который, кстати, вернул людей из сталинских концлагерей, несколько лет господствовал на международной арене. Возможно, он был единственным бывшим крестьянским мальчиком, пришедшим к руководству великой державой. Однако разрядка должна была сначала преодолеть сложившуюся ситуацию, когда казалось, что существует некий магический заговор противостояния между Хрущевым с его склонностью к позерству и импульсивным решениям и Джоном Кеннеди (1960—1963) (елмым переоцененным американским президентом двадцатого столетия) с его «политикой жестов». Таким образом, двумя сверхдержавами руководили два склонных к риску политика в тот период (о котором тяжело вспоминать), когда капиталистический Запад увидел, что его экономика проигрывает в сравнении с экономикой коммунистических стран, в 195о-е годы развивавшейся быстрее западной экономики. Разве яркий триумф советских счутников и космонавтов не продемонстрировал техническое превосходство

СССР над США? (Которое, правда, оказалось недолговечным.) Разве, ко всеобщему удивлению,

коммунизму не удалось одержать победу на Кубе, находящейся всего в нескольких десятках миль от Флориды? (см. главу is).

С другой стороны, СССР в то время был обеспокоен не только двусмысленными, а зачастую и откровенно агрессивными заявлениями Вашингтона, но и глубоким разладом с Китаем, который теперь обвинял Москву в попустительстве капитализму, вынуждая миролюбивого Хрущева к более жесткой позиции по отношению к Западу. В то же время набирающая темп деколонизация стран третьего мира и произошедшие там революции (см. главы j, 12 и 15), казалось, были на руку Советам. Таким образом, раздраженные и само-

2б4

«Золотая эпоха»

уверенные США противостояли самоуверенному и раздраженному Советскому Союзу. Результатами этого этапа взаимных угроз и балансирования на грани войны оказались относительная стабилизация международной обстановки, негласная договоренность двух сверхдержав не запугивать друг друга и остальной мир и даже символическое налаживание телефонной «горячей линии» (1963)» соединившей Белый дом с Кремлем. После строительства Берлинской стены (1961) была ликвидирована последняя неопределенность в пограничном размежевании между Восточной и Западной Европой. США признали коммунистическую Кубу у самых своих берегов. Слабые очаги освободительной и повстанческой войны, зажженные кубинской революцией в Латинской Америке и деколонизацией в Африке, не превратились в лесные пожары, а постепенно угасли (см. главу 15). Кеннеди был убит в 1963 году, Хрущев смещен в 1964 году советской политической элитой, предпочитавшей менее оригинальный подход к политике. В 19бо-е и начале igyo-x годов было сделано несколько серьезных шагов к ограничению ядерного оружия и контролю над ним: договоры о запрещении испытаний ядерного оружия, попытки остановить его распространение (предпринятые теми, кто уже имел ядерное оружие или никогда не предполагал его получить, но отнюдь не теми, кто создавал свои новые ядерные арсеналы, как, например, Китай, Франция и Израиль). Между СССР и США был заключен договор об ограничении стратегических вооружений. Торговля между США и СССР, долго сдерживавшаяся политическими факторами, в конце 1960 — начале i9?o-x годов вышла на новый уровень. Перспективы казались вполне благоприятными.

Но на деле все вышло иначе. В середине ig/o-x годов мир вступил в период, названный «второй холодной войной» (см. главу is). Его начало совпало с временем кардинальных изменений в мировой экономике и длительным кризисом, тянувшимся в течение двух десятилетий, начиная с 1973 года, и достигшим наивысшей точки в начале i98o-x годов (глава 14). Поначалу участники соревнования сверхдержав не придавали большого значения этим изменениям экономического климата, кроме разве что внезапного резкого скачка цен на энергоносители, вызванного удачными манипуляциями картеля нефтедобывающих стран (ОПЕК) (что, казалось, подтверждало ослабление международного влияния США). Обе сверхдержавы испытывали законную радость по поводу стабильности экономик своих стран. США были гораздо менее подвержены новому экономическому спаду, чем Европа. СССР (кого боги хотят погубить, того они делают самоуверенным) считал, что все идет так, как было задумано. Леонид Брежнев, преемник Хрущева, в течение двадцати лет руководивший страной в эпоху, позже названную советскими реформаторами «эпохой застоя», имел, казалось, определенные основания для оптимизма, не в последнюю очередь потому, что нефтяной кризис 1973 года в

«Холодная война» 2 О 5

четыре раза увеличил рыночную стоимость гигантских запасов нефти и природного газа, открытых в Советском Союзе с середины 19бо-х годов.

Однако, если оставить в стороне экономику, двум взаимосвязанным событиям суждено было нарушить равновесие между сверхдержавами. Первым стало очевидное поражение и дестабилизация США. впутавшихся в серьезную войну. Вьетнамская война деморализовала и расколола нацию, наблюдавшую по телевизору сцены массовых беспорядков и антивоенные демонстрации, подорвала репутацию американского президента, привела к очевидному для всего мира поражению и отступлению после десяти лет войны (1965—1975)- Что еще более существенно, эта война продемонстрировала изоляцию Соединенных Штатов, поскольку ни один из их европейских союзников не послал даже номинального контингента войск для поддержки американских сил. Почему США решили ввязаться в войну, в которой они были обречены на поражение, о чем их предупреждали не только союзники, но и нейтральные государства, и даже

СССР*, постичь почти невозможно, разве что вспомнив о том густом тумане непонимания,

неразберихи и паранойи, через который главные действующие лица «холодной войны» прокладывали свой путь.

И если Вьетнама было недостаточно, чтобы продемонстрировать изоляцию США, то «война судного дня» (i973) между Израилем, которому США позволили стать своим ближайшим союзником на Ближнем Востоке, и вооруженными силами Египта и Сирии, поддерживаемыми Советским Союзом, показала это с еще большей очевидностью. Когда попавший в затруднительное положение Израиль, которому не хватало самолетов и боеприпасов, обратился к США с просьбой о срочной помощи, европейские союзники, за единственным исключением— Португалии (последнего оплота довоенного фашизма),— отказались даже разрешить американским военным самолетам использовать американские базы на их территории. (Снаряды отправляли в Израиль через Азорские острова.) Американцы считали,— непонятно, правда, почему,—что на карту в этой войне поставлены их жизненно важные интересы. Государственный секретарь Генри Киссинджер даже объявил состояние ядерной готовности, впервые со времени кубинского ракетного кризиса,— поступок, по своему откровенному лицемерию характерный для этого талантливого и циничного политика (президент Ричард Никсон занимался в эти дни тем, что тщетно старался предотвратить импичмент). Однако все это не поколебало союзников США, которые были гораздо более заинтересованы в поставках нефти с Ближнего Востока, чем в помощи какой-то региональной

* «Если хотите, то идите и воюйте во вьетнамских джунглях. Французы воевали там семь лет и все же вынуждены были уйти. Может быть, американцы смогут продержаться немного дольше, но в конце концов им тоже придется уйти»,— Хрущев Дину Раску в 1961 году (Beschloss, iggi, p. 649).

266

«Золотая эпоха»

авантюре американцев, которую Вашингтон совершенно неубедительно называл очень важной акцией в борьбе против мирового коммунизма. С помощью ОПЕК ближневосточные арабские государства сделали все возможное, чтобы затруднить поставки в Израиль, сократив продажу нефти и угрожая нефтяным эмбарго. Занимаясь этим, они обнаружили, что могут многократно взвинчивать мировые цены на нефть. Да и министерства иностранных дел по всему миру не могли не заметить, что всесильным Соединенным Штатам не удалось этому воспрепятствовать. Вьетнам и Ближний Восток ослабили США, хотя и не изменили мирового баланса сил между сверхдержавами и природы их конфронтации в различ ных очагах «холодной войны». Тем не менее между 1974 и 1979 годами по земному шару прокатилась новая волна революций (см. главу is). Этот третий цикл политических сдвигов в истории «короткого двадцатого века» действительно выглядел так, будто общий баланс сил начал меняться не в пользу Соединенных Штатов. Несколько режимов в Африке, Азии и Латинской Америке встали на сторону Советов и предоставили Советскому Союзу военные и, что очень важно, военно-морские базы за пределами его территории. Именно совпадение по времени этой третьей волны революций с публичным поражением и отступлением США и породило «вторую холодную войну». Кроме того, сыграли свою роль оптимизм и самодовольство брежневского СССР в 197о-е годы. Эта фаза «холодной войны» сочетала в себе локальные войны в странах третьего мира, в которых косвенно участвовали США, теперь избегавшие ошибок Вьетнама (когда они вводили в бой собственные войска), и небывалое ускорение гонки ядерных вооружений, причем второе становилось гораздо более безрассудным, чем первое.

Поскольку ситуация в Европе столь очевидно стабилизировалась (ее не поколебали ни революция в Португалии, ни конец режима Франко в Испании) и все границы были четко определены, обе сверхдержавы фактически перенесли свое противоборство в страны третьего мира. Разрядка в Европе позволила Соединенным Штатам под руководстгом Никсона (1968—1074) и Киссинджера одержать две важные победы: изгнать Советы из Египта и, что было гораздо важнее, неофициально втянуть Китай в антисоветский блок. Однако новая волна революций, направленных на свержение консерва тивных режимов, мировым защитником которых провозгласили себя США, вновь предоставила СССР шанс перехватить инициативу. Когда рухнувшая португальская империя в Африке (Ангола, Мозамбик, Гвинея-Биссау и Острова Зеленого Мыса) перешла под власть коммунистов, а революция, свергнувшая императора Эфиопии, сориентировалась на восток, когда быстро растущий советский военно-морской флот получил новые базы по обе стороны Индийского океана, когда был свергнут шах Ирана, настроение, близкое к истерии, охватило американский народ и правительство. Чем еще, кроме

«Холодная война» 2 D *J

поразительного невежества в топографии Азии, можно объяснить позицию Америки, всерьез

озвучивавшуюся в то время, согласно которой ввод советских войск в Афганистан являлся первым этапом броска Советов к берегам Индийского океана и Персидского залива? * Необоснованная самоуверенность Советов подогревала эти настроения. Задолго до того, как американские пропагандисты объяснили (задним числом), как Соединенные Штаты сумели выиграть «холодную войну», подорвав силы своего врага, брежневский режим начал сам

разрушать себя, ринувшись в программу перевооружения, увеличивавшую оборонные расходы на 4—5°/°в Г°Д (в реальном выражении) в течение двадцати лет с 1964 года. Эта гонка была бессмысленной, хотя и приносила удовлетворение Советскому Союзу, поскольку он получил возможность утверждать, что к igyi году достиг паритета с США в размещении ракет, а к 1976 году даже превзошел их на 25% (при этом СССР намного отставал от Америки по числу боеголовок). Даже небольшого советского ядерного арсенала оказалось достаточно, чтобы сдерживать США во время кубинского кризиса, теперь же обе стороны имели возможность превратить территорию противника в руины. Систематические попытки Советов обеспечить присутствие своего военно-морского флота во всех океанах (или, точнее, под их поверхностью, поскольку его главную мощь составляли ядерные подводные лодки) были не слишком разумны в стратегическом отношении, но по крайней мере обоснованны как политический жест сверхдержавы, желавшей демонстрировать миру свою мощь. Однако сам факт, что СССР больше не соглашался на прежнее разграничение сфер мирового влияния, американские сторонники «холодной войны» расценивали как явное доказательство того, что превосходству Запада скоро придет конец, если только оно не будет подтверждено демонстрацией силы. Об этом говорила и все увеличивающаяся самоуверенность, приведшая Москву к отходу от постхрущевской политики осторожности в международных делах.

Истерия в Вашингтоне, безусловно, не имела под собой никаких оснований. В реальном выражении мощь США, в отличие от их престижа, по-прежнему значительно превосходила мощь

СССР. Что касается экономики и технического уровня этих двух лагерей, то превосходство Запада (и Японии) было бесспорно. Советы, грубые и неповоротливые, с помощью титанических усилий могли попытаться выстроить экономику мирового образца iSgo-x годов (см. Jowitt, iggi, p. 78). Но как мог помочь СССР тот факт, что к середине 1980-х годов он производил на 8о % больше стали, в два раза больше чугуна и в пять раз больше тракторов, чем США, раз ок не был в состоянии создать со-

* Предположение, что никарагуанские сандинисты представляют военную угрозу для США, поскольку способны за несколько дней совершить на грузовиках марш-бросок к техасской границе,—еще один весьма характерный пример геополитики на уровне средней школы.

268

«Золотая эпоха» временную экономику, зависящую от наличия микрочипов и программного обеспечения? (См.

главу i6.) He имелось совершенно никаких свидетельств к вероятности того, что СССР хочет войны (за исключением, возможно, войны с Китаем), не говоря уже о планировании им военного нападения на Запад. Невероятные сценарии ядерной атаки, разрабатывавшиеся в igSo-e годы яростными сторонниками «холодной войны» и официальной пропагандой, не имели под собой почвы. Их следствием стала убежденность Советов, что упреждающий ядерный удар Запада по СССР

возможен или даже (как казалось им в 1983 году) уже близок (Walker, 1993, chapter 11), а также широкое развитие массового европейского антиядерного движения за мир в период «холод ной войны» и кампания против размещения в Европе ракет среднего радиуса действия.

Историки двадцать первого века, далекие от непосредственных впечатлений 1970-х и igSo-x годов, будут озадачены очевидным безумием этого обострения военной лихорадки, апокалиптической риторикой и зачастую весьма странной международной политикой Соединенных Штатов, особенно в первые годы правления президента Рейгана (1980—1988). Им придется понять всю глубину переживаний, вызванных поражением, бессилием и публичным позором, терзавших американский политический истеблишмент в 19?о-е годы. Они еще усугубились из-за деградации института президентской власти в годы правления Ричарда Никсона (1968—1974), вынужденного уйти в отставку из-за грязного скандала, после чего к руководству страной пришли два его довольно серых преемника. Обострению этого комплекса неполноценности способствовал унизительный эпизод с американскими дипломатами, взятыми в заложники в революционном Иране, а также коммунистическая революция в небольших государствах Центральной Америки и второй нефтяной кризис, спровоцированный ОПЕК.

Политику Рональда Рейгана, избранного президентом в 1980 году, можно рассматривать только

как попытку стереть пятно пережитого позора, демонстрируя неоспоримое превосходство и неуязвимость США, если нужно, с помощью применения военной мощи против легко уязвимых целей. Примерами такой политики могут служить вторжение на Гренаду (1983)—маленький остров в Карибском море, массированное морское и воздушное нападение на Ливию (1986) и еще более масштабное и бессмысленное вторжение в Панаму (1989). Возможно, именно благодаря своему голливудскому прошлому Рейган понимал настроение своего народа и глубину ран, нанесенных его самолюбию. В конечном счете эти раны удалось залечить только благодаря неожи

• данному, беспрецедентному и окончательному крушению главного противника, которое сделало США единственной сверхдержавой в мире. И все же даже в войне I991 г°Да против Ирака можно увидеть запоздалую месть за переживания 1973 и Г979 годов, когда величайшая держава мира не смогла про-

«Холодная война» 2 О 9

тивостоять консорциуму слабых государств третьего мира, угрожавшему прекратить ей поставки нефти.

Таким образом, крестовый поход против «империи зла», которому (по крайней мере публично) администрация Рейгана посвящала свои усилия, для США являлся попыткой терапии, а не стремлением пересмотреть мировой баланс сил. Последнее фактически уже было тихо сделано в конце 1970-х годов, когда блок НАТО (под руководством американского президента-демократа, социал-демократического канцлера Германии и лейбористского премьер-министра Великобритании) приступил к собственному перевооружению. Левые правительства молодых африканских государств с самого начала контролировались США, особенно успешно в Центральной и Южной Африке, где США могли действовать совместно с грозным режимом апартеида (в ЮАР). Менее успешными были действия США на Африканском Роге. (В обоих этих регионах русские получали неоценимую помощь кубинского экспедиционного корпуса, что служило подтверждением поддержки Фиделем Кастро революций в странах третьего мира, а также его дружбы с СССР.) Сторонники Рейгана внесли в «холодную войну» вклад иного рода. Этот вклад был не столько практическим, сколько идеологическим, как реакция Запада на трудности, принесенные эпохой тревог и неуверенности, в которую мир вступил после окончания «золотой эпохи» (см. главу 14). Долгий период правления центристских и умеренно социалдемократических правительств закончился после того, как экономическая и социальная политика «золотой эпохи», казалось, потерпела неудачу. Около 1980 года к власти в целом ряде стран пришли правые правительства, являвшиеся сторонниками крайних форм эгоизма в бизнесе и принципов неограниченной свободы предпринимательства. Среди них самыми заметными стали Рейган, а также самоуверенная и грозная миссис Тэтчер в Великобритании (1979—199<>)- Для этих новых правых опиравшийся на государственную поддержку социальный капитализм 195о-х и тдбо-х годов, после 1973 года больше не подкрепленный экономическими успехами, всегда казался разновидностью того самого социализма (названного экономистом и идеологом фон Хайеком «дорогой к рабству»), конечным продуктом которого они считали СССР. «Холодная война» Рейгана была направлена не только против заморской «империи зла», но и против наследия Франклина Д. Рузвельта в самих Соединенных Штатах, т. е. против «государства всеобщего благоденствия», как и любого другого навязчивого государства. Ее врагом в той же мере, что и коммунизм, являлся либерализм («это слово на букву л», как для большего эффекта его именовали в президентских предвыборных кампаниях).

Поскольку крах Советского Союза пришелся как раз на окончание эпохи Рейгана, американские публицисты, естественно, начали утверждать, что он рухнул в результате активной кампании США, которые выиграли «холодную

«Золотел эпоха»

войну», полностью разгромив своего врага. Не следует принимать всерьез версию этих крестоносцев igSo-x годов. Нет никаких признаков, что прани тельство США ожидало или предвидело приближающийся распад Советского Союза или было каким-нибудь образом подготовлено к тому, что он произойдет. Когда американская администрация действительно надеялась оказать давление на советскую экономику, собственная разведка информировала ее (ошибочно), что экономическое положение Советского Союза вполне благополучно и позволяет выдержать гонку вооружений. В начале 198о-х годов считалось (также ошибочно), что СССР попрежнему развивает наступление по всему миру. Сам же президент Рейган, какие бы речи ни писали ему его спичрайтеры и что бы ни подсказывал ему не всегда ясный рассудок, действительно верил в возможность сосуществования США и СССР, но сосуществования, основой которого