Глава XII

КОСВЕННОЕ ДОПОЛНЕНИЕ § 1. Общие замечания о значениях падежей

Аварский язык принадлежит к числу многопадежных. Общее число его падежей достигает двух десятков. Мнения о числе падежей различны, но оно, во всяком случае, намного превышает число, например, русских падежей.¹ При всей их многочисленности, большинство аварских падежей отличается значительной многозначностью. Ярким примером такой много­значности, притом совершенно объективной, сознаваемой самими говоря­щими на аварском языке, может служить падеж покоя серии местных падежей, называемой Жирковым первой, которая характеризуется окончанием -да. Ср., например: инсуда гкиндирго вис вихьана 'отец видел своего сына', где местный падеж выступает в качгстве формы субъекта; кьабу-нила алъ дида ц!ал 'ударила она меня нагайкой' (Ш, 75), где местный падеж выражает объект; гьудулас абунила гъосда 'друг сказал ему' (Р, 5), где местный падеж выступает в косвенно-дополнительном значении;

¹ Услар говорит в § 29 „Аварского языка", что число аварских падежей превышает 40, фактически же упоминает о 36: именительный, союзный, сравнительный, творительный (т. е. активный), дательный, родительный (§ 30) и шть серий местных падежей, каждая из которых содержит по шесть падежных форм (§} 58, 62, Ь4, 65 и 63). Но и это число преувеличено. Союзный и сравнительный „падежи" не следует причислять к числу па­дежных форм, так как они, в отличив от всех остальных, образуются не присоединением окончаний к основе косвенных падежей, а прибавлением союзов гун *с и г/ан 'как*, 'подобно* не только к форме именительного, как отмечено у Услара (§ 37, стр. 40), но и любого из косвенных падежей, а также к прилагательным, глагольным формам и пр. Кроме того, „падежи" направления удаления и направления сближения, которые Услар фиксирует как особые падежные формы во всех пятл сериях местных падежей (всего, следовательно, 10), представляют собою в действительности послеложные конструкции, образуемые прибавлением послелога лун 'по направлению* к готовым уже формам наира-вительного и исходного падежей. Следовательно; в числе упоминаемых Услароы форм падежными в собственном смысле являются толъко 24. Это число совпадает с тем, кото­рое насчитывает Жирков (Ав.-русск. словарь, стр. 165), если считать за особые падеж­ные и пять (по числу серий) форм транслатива (падежи „посредства" Услара). Так как, однако, транслативы только в части случаев сохранили особое значение, их едва ли сле­дует принимать во внимание при . исчислении количества падежей. Жирков придержи­вается именно этого мнения, почему останавливается на цифре 19. Так же поступают аварские учебные пособия (см., например: М. С а и д о в. Авар мапДалъул учебник байбихьул школазе, II бут!а. Махач-Хала, 1933, стр. 27 и 23). Последние не упоминают также в числе падежей форм, называемых Жирковьм падежами пятой серии (типа рокъо-5 'в доме'), почему учебники насчитывают в конечном итоге 16 падежей (12 местных и 4 неместных), но это — результат явного недоразумения. К числу падежных форм можно было бы также отнести форму на -далъун, формальные соответствия которой в других дагестанских языках Услар определяет как падежи. Всего, таким образом, насчи­тывается 20 падежных форм, из вих 15 — местных.

Д2 д. Д,

178

Косвенное дополнение

Косвенное дополнение

179

шаклъанин дун алда 'стал я ее подозревать' (Ш, 73), где местный падёж употреблен в качестве формы косвенного дополнения другого значения; ди.ца доела т!ехъ и,1ализабуна 'я заставил его прочитать книгу', где местный падеж выражает собою объект понуждения; надалда и,1ва бугила на лбу звезда была' (Ш, 86), где местный падеж имеет значение обстоя­тельства места; хъуялда 6ач!ине6 бугила ич1бет1ерилаб аздагъо 'с шумом идет девятиглавый змей' (Ш, 38), где местный падеж имеет значение об­стоятельства образа действия; гьеб мун швараб бак!алде шолаанин ду_н г!олоханаб заманалда 'до того места, куда ты доехал, доезжал и я в молодости' (Ш, 83), где местный падеж употреблен в значении обстоя­тельства времени, и т. п. Местный падеж, таким образом, выражает не только местные в собственном смысле, но и различные обстоятельственные и косвенно-дополнительные, а также объектное и субъектное значения. Услар делил аварские падежи на два разряда: „Падежи 1-го разряда выражают отвлеченные отношения, падежи 2-го разряда, падежи местные — материальные отношения в пространстве".¹ Недостаточность этого опре­деления сущности местных падежей ясна из приведенных примеров. Услар сознавал это и добавлял к сказанному: „Местные падежи служат также для обозначения множества отвлеченных отношений", но снижал ценность этого замечания, утверждая, что „во всяком случае материальная, т. е. местная основа их явно видна".² Это последнее заключение, возможное и необходимое 'при исследовании истории падежных значений, для изуче­ния фактического употребления падежных форм по меньшей мере беспо­лезно. Здесь, как и вообще, этимологический подход ничего не дает для констатирования действительной системы значений, а в худшем случае может привести к сознательной или бессознательной архаизации и упро­щению при описании строя языка, и в этом смысле опасен. Попытка открыть местную основу значения падежа в его данном неместном употреб­лении исходит, очевидно, из представления о том, что вообще каждый падеж имеет какое-то общее значение, которое только вариируется в раз­личных его употреблениях, но сохраняется в общем неизменным. Такое представление не подтверждается, как мы видели на примере местного падежа, при ближайшем рассмотрении материала. Материалы говорят, наоборот, о том, что большинство аварских падежей характеризуется мно­гозначностью объективно существующего. Отчетливо сознаваемая, она позволяет употреблять одну и ту же падежную форму в различных зна­чениях нередко в одном и том же предложении, без риска привести к не­пониманию или к неправильному пониманию. Ср., например: Робинзочииа х!алица гьеб (пихъ) ганч!ица бухана 'Робинзон насилу плод камнем раз­бил' (Р, 19), где три существительных оформлены одним и тем же паде­жом, активным: одно — в качестве подлежащего (Робинзоница), другое — в качестве косвенного орудного дополнения (ганчГица 'камнем'), третье — в качестве обстоятельства (х1амш,а 'насилу'); гьаб ригьалъ [обстоятельство времени] г/уруха ц1алк1ица [орудие] босун, лъин гьекъезе гьабулаанин дида. эбелалъ [подлежащее] 'в это время, ситом из реки набрав, водой паивала меня мать' (Ш, 26); цо гъот!ода [обстоятельство места] гьасда [подлежащее] пихъ батана 'на одном дереве нашел плод' (Р, 23); яцалъул огъоквералда яшндирго чГорил ругъун бихьанила асда 'на ладони

1 Усл., стр. 36, § 29, ^Е Усл., там же.

сестры он увидел рану от своей стрелы' (Ш, 78) и т. п. Эти при­меры лишний раз демонстрируют отсутствие у падежной формы ка­кого-то общего значения, объединяющего будто бы все случаи ее упо­требления.

Однако не все значения падежной формы одинаково легко поддаются классификации и отчетливо отделяются друг от друга. Субъектные и объ­ектные значения падежных форм легко отделить друг от друга и от всех других. Субъектное значение формы именительного падежа закреплено за ней только при непереходных глаголах, объектное — только при переходных. Сомнительные случаи (при глаголах, которые могут быть сказуемыми как непереходных, так и переходных предложений) разъяс­няются при помощи ряда добавочных способов, в частности тем, что при глаголах длительного залога субъект сохраняется в форме именлтельного падежа, а объект исключается. Субъектное значение активного падежа закреплено за ним только при переходных сказуемых. Способом отде­лить субъект от других возможных членов предложения в форме актив­ного падежа при том же переходном сказуемом может служить то, что при переводе сказуемого в форму длительного залога только субъект меняет свою форму активного падежа на форму именительного, другие же члены предложения либо исключаются (орудное дополнение), либо остаются в той же падежной форме (обстоятельство времени, образа действия); при образовании переходно-понудительного предложения из переходного только субъект в связи с превращением его в объект понуждения заменит форму активного падежа на форму местного, прочие же члены останутся неизменными. За дательным и местными падежами субъектное значение также закреплено только при глаголах определенного значения. Объект­ное значение местного падежа, возможное только при глаголах физиче­ского воздействия, может быть обнаружено кроме того постановкой ска­зуемого в форме длительного залога: при этом форма местного падежа устраняется, так же как и именительного падежа со значением объекта. Довольно легко отделяются друг от друга и от других значений также обстоятельственные значения активного падежа. Решающую роль в этом играет вещественное значение слов, выступающих в этой форме. Напри­мер слова мех 'время', заман 'время', 'период', саг/ат 'час', сон 'год' и т. п., лексически обозначающие время, в форме активного падежа едва -ли не исключительно редко могут выступать в качестве орудного дополне­ния, а тем более в качестве подлежащего переходного предложения именно вследствие того, что таково их вещественное значение; нормальным зна­чением их формы активного падежа является обстоятельство времени. К тому же трудно представить, что какое-либо другое слово, не озна­чающее время лексически, может быть употреблено в обстоятельственно-временном значении. Поэтому употребление таких по своему веществен­ному значению слов, как мех, заман, саг!ат к т. п., в форме активного падежа само по себе является достаточным для того, чтобы отделить обстоятельственно-временаое значение от других, которые также могут быть выражены формой активного падежа. Активный падеж от слов, имею­щих значение пути, протяженности и т. п., возможен только в обстоятель­ственно-местном значении. Активный падеж от масдара (имя действия) возможен только в значении обстоятельства причины. Ср. с этим то, что активый падеж от имен одушевленных возможен только в субъектном значении и что если одушевленное существительное выступает в качестве повода, причины и т. п., то оно оформляется иными падежами, не ак­тивным. 12^е

Косвенное дополнение

допалкеш?

Главную трудность составляет разграничение различных дополнитель­ных значений друг от друга и их в целом от обстоятельственных. Лекси­ческое значение в этом случае мало помогает. Так, например, местный падеж от слов, означающих место, не во всех случаях имеет простран­ственное значение; от слов, означающих время, не во всех случаях употребляется в обстоятельственно-временном значении — он может быть и формой дополнения, причем дополнения эти могут быть разнообразными, и различие между ними не стоит в прямой связи с вещественным значе­нием слов. Обычно различие между обстоятельственными и дополнитель­ными значениями определяют так, что в позиции дополнения имя в таком-то падеже должно обозначать предмет как таковой, а в позиции обстоятель­ства в нем должно быть непредметное значение, в связи с чем стоит ока-менензе его в той падежной форме. Что касается потери словами пред­метного значения и их окаменения, то это указывает на то, что некоторые существительные, вследствие частоты их употребления в обстоятельствен­ном значении, превратились в наречия. Кроме того, отнесение к области дополнения всех случаев употребления живой падежной формы искус­ственно разделяет синтаксически равноценное употребление падежной формы и наречия. К тому же наречия времени и места в аварском языке не окаменевают и склоняются; отличие их от существительных в этом отношении состоит только в том, что они имеют формы местных падежей одной какой-либо серии и не имеют формы именительного падежа. Попытка определить различие между обстоятельством и дополнением по степени сохранения предметного содержания основана, очевидно, на неверном ото­жествлении синтаксических категорий с морфологическими, членов пред­ложения с частями речи. Граница между дополнением и обстоятельством должна быть проведена иначе. В части случаев граница между обстоя­тельством и дополнением, выражаемыми местными падежами, может быть проведена так, что по одну сторону останутся пространственные значения (обстоятельства), по другую — непространственные (дополнения). Однако при таком подходе нельзя быть уверенным, что граница не будет прове­дена с той или иной долей субъективизма.¹ Наиболее объективным пока­зателем того, что существительное в форме данного падежа (не только местного, во и вообще) выполняет роль обстоятельства, является его фак­тически ничем не ограниченная сочетаемость с глаголами любого значения. Наоборот, показателем употребления его в дополнительном значении является то, что в данном его значении оно возможно только при более или менее ограниченном круге лексически близких глаголов; замена этого круга другим, столь же ограниченным, неизбежно связана с заменой одного дополнительного значения другим. По существу именно этот принцип был положен выше, в начальных параграфах, в основу отделения субъектных и объектных значений падежей как друг от друга, так и от других воз­можных значений. Он может быть продемонстрирован на примере того же местного падежа I серии, наиболее многозначного. Он является формой подлежащего при глаголах, выражающих восприятие и состояние созна­ния, нэ только при этих глаголах он может иметь субъектное значение — при всех других глаголах употребление местного падежа в субъектном значении исключено. Значение объекта он имеет только при глаголах,

* Таким субъективизмом страдает, например, в ряде случаев статья К. Буда, упо* минавшаяся выше; в ней среди примеров ка действительно местное значение местного падежа приводятся и- такие, как х/унсанила ас и,!еда 'уколол он козу', в котором, как асвд киделИс иестшдй яадек имеет объектное значение*

означающих непосредственное физическое воздействие (кьабизе 'ударить', х!унсизе 'уколоть' и т. п.), причем употребление любого другого глагола, не входящего в эту тесную группу, заранее исключает в местном падеже значение объекта. Значение объекта понуждения выражется местным паде­жом только при переходко-понудительных сказуемых — при непереходно-понудительных (как и при любых других глаголах) местный падеж может иметь одно из указываемых ниже значений, но не значение объекта пону­ждения. С глаголами речи как переходными, так и непереходными (абизе 'говорить', к!алъазе 'говорить', 'разговаривать') местный падеж означает предмет, к которому обращаются с речью: щибаб саг!аталда г1алхул чун-дуда дур хабар гъикъула бакъанил г!ужалъ 'на закате каждый час у диких зверей спрашиваю о тебе известий' (Мах!., 79). С глаголами, означающими душевные движения (талтшахьизе 'удивляться', урхъизе 'тосковать⁵ и т. п.), местный падеж выражает причину душевого движения: шахльанин дун алда 'стал я ее подозревать' (Ш, 73) и т. п. Во всех этих случаях каждое из значений местного падежа ограничивается его сочетанием с определенным кругом глаголов, в свою очередь объединяемых сход­ством лексического значения, причем каждое из этих значений не имеет пространственного характера. Наобэрот, важнейшей особенностью обстоя­тельственного употребления местного падежа является то, что в своих значениях, как пространственном, так и непосредственно произведенных от негэ, он не зависит от глаголов какой-либо определенной группы и способен сочетаться с любым из них. Так, например, в своем обстоя­тельственно-местном значении он остается тем же самым и при глаголах непереходных (щияб гъот!ода цоцо чанаоцги бугила 'на каждом дереве было по одному оленю', — Ш, 3), и при переходных (зонода хъварал ра-г!аби, 'слова написанные на дорожном знаке', — Ш, 2), и при глаголах восприятия (вацада ватараб бак!алда ватаюлла довго хграв 'на том же месте, где встретили братья, встретил, того же старика', — Ш, 67), и при глаголах движения (ралъдада ал лъик! она 'они хорошо плыли по морю', — Р, 6), и при глаголах покоя (гьоц!о раг!алда авги г1одовук1анила 'он сел на краю гумна', — Ш, 15) и т. п. С этим различием в характере .отноше­ний, которые устанавливаются между дополнительно и обстоятельственно употребленной падежной формой и глаголом, связано различие способов, с помощью которых отличаются друг от друга различные дополнительные обстоятельственные значения: дополнительные значения отличаются друг от друга по лексическому значению сказуемых, к которым относится падежная форма, обстоятельственные же — собственным лексическим зна­чением слов, употребленных в местном падеже; например местный падеж от слов, лексическим значением которых является обозначение времени, имеет обстоятельственно-временной характер, от слов, означающих место,— обстоятельственно-местный, от слов куц 'образ', къаг1ида 'способ' и т. п., а также от масдаров имеет характер обстоятельства образа действия, и т. п. Подобное отличие дополнения от обстоятельства и различных их видов друг от друга может быть прослежено с большей или меньшей отчетливостью во всех вообще падежных формах.