Карл маркс

Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего.., Общество, если даже оно напало на след естественного закона своего развития... не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов.

Карл Маркс

При анализе учения Маркса я постараюсь ответить на те же самые вопросы, которые были поставлены по поводу уче­ний Монтескье и Конта: как толковал Маркс свою эпоху? Ка­кова его теория общества? Каково его видение истории? Ка­кова связь, которую он установил между социологией, философией истории и политикой? В определенном смысле эта гла­ва не сложнее двух предыдущих. Если бы не было миллионов марксистов, никто бы не сомневался в том, каковы ведущие идеи Маркса.

Маркс не был, как пишет К. Акселос, философом техники. Не является он, как думают другие, и философом отчуждения¹. С самого начала и прежде всего он социолог и экономист капи­талистического строя. У Маркса была теория этого строя, уча­сти, уготованной при нем людям, изменений, которые он дол­жен претерпеть. Будучи социологом-экономистом того, что он называл капитализмом, Маркс не имел ясного представления о том, каким будет социалистический строй, и не переставая го­ворил, что человек не может наперед знать будущее. Значит, вряд ли есть смысл гадать, кем стал бы Маркс: сталинистом, троцкистом, хрущевцем или сторонником Мао Цзэдуна. Марк­су повезло — или не повезло — жить столетие тому назад. Он не ответил на вопросы, которые встают перед нами сегодня. Мы можем ответить за него, но это будут наши, а не его ответы. Человек, в особенности марксистский социолог (ибо Маркс все-таки имел некоторое отношение к марксизму), неотделим от своей эпохи. Задаваться вопросом, о чем бы думал Маркс, живи он в другом веке, — значит спрашивать себя, о чем думал бы другой Маркс, а не настоящий. Ответ дать можно, но он бу­дет недостоверным и принесет сомнительную пользу.

Даже если ограничиться изложением мыслей Маркса, жи­вущего в XIX в., о своей эпохе и о будущем, не вдаваясь в со-

[148]

ображения о том, что он подумал бы о нашем времени и на­шем будущем, это изложение представляет огромные трудно­сти по многим как внешним, так и внутренним причинам.

Внешние трудности сопряжены с посмертной судьбой Мар­кса. Сегодня почти миллиард людей воспитаны в духе учения, которое, справедливо или нет, называется марксистским. Оп­ределенное толкование учения Маркса стало официальной идеологией русского государства, государств Восточной Евро­пы, наконец, китайского государства.

Эта официальная доктрина претендует на истинное толко­вание учения Маркса. Таким образом, достаточно социологу дать некое толкование этого учения, чтобы в глазах привер­женцев официальной доктрины он стал рупором буржуазии, лакеем капитализма и империализма. Другими словами, мне как интерпретатору Маркса порой заранее отказывают в чис­тосердечии, которое без особого труда признают за мной, ког­да я веду речь о Монтескье или Конте.

Другая внешняя трудность связана с реакциями на офици­альную доктрину социалистических государств. Эта доктрина несет в себе признаки упрощения и преувеличения, свойст­венные официальным доктринам, преподносимым в форме ка­техизиса людям разного уровня.

Поэтому ловкие философы, живущие на берегах Сены и желающие быть марксистами, не возвращаясь в детство марк­сизма, выдумали серию интерпретаций — одна другой искус­нее — сокровенной мысли Маркса².

Что касается меня, то я не буду стремиться к высотам искус­ного истолкования Маркса. Не потому, что у меня нет склонно­сти к таким тонким интерпретациям: я думаю, что основные идеи Маркса проще тех идей, о которых можно прочесть на страницах журнала «Аргументы» или в работах, посвященных сочинениям молодого Маркса, тем сочинениям, к которым сам Маркс относился настолько серьезно, что уступал их грызущей критике мышей³. Следовательно, я буду ссылаться в основном на сочинения, которые Маркс опубликовал и которые он всегда рассматривал как основное выражение его мыслей.

И тем не менее, если даже отбросить советский марксизм и марксизм изощренных марксистов, остаются внутренние трудности.

Они связаны прежде всего с тем, что Маркс был плодови­тым автором, что он много написал, и, как это порой свойст­венно социологам, он писал и одну за другой статьи в ежедневную газету, и большие сочинения. Часто публикуясь, он не всегда писал одно и то же об одном и том же предмете. Не обладая особой изобретательностью и эрудицией, можно обнаружить, что большинство марксистских проблем, формул не

[149]

согласуются друг с другом или по крайней мере могут быть неоднозначно истолкованы.

Более того, среди сочинений Маркса есть работы по тео­рии социологии, экономике, истории, и порой теория, с кото­рой мы встречаемся в его научных работах, определенно про­тиворечит теории, неявно используемой в его исторических книгах. Например, Маркс набрасывает некую теорию классов. Но когда он проводит конкретное историческое исследование классовой борьбы во Франции 1848 — 1850 гг., или государ­ственный переворот Наполеона III, или историю Коммуны, классы, которые он признает и которые он заставляет дейст­вовать подобно персонажам драмы, не оказываются непре­менно такими, какими они должны быть согласно его теории.

Более того, помимо разнообразия его работ, надо учиты­вать и разные периоды его деятельности. Принято выделять два основных периода. Первый, называемый периодом моло­дости, включает сочинения, написанные между 1841 и 1847 — 1848 гг. Из них одни опубликованы при жизни Маркса (не­большие статьи или очерки, такие, как «К критике гегелевской философии права. Введение» или «К еврейскому вопросу»), другие были изданы лишь после его смерти. Публикация полного собрания его работ начинается с 193 1 г. Именно с этого времени появляется литература, где по-новому интерпретиру­ется учение Маркса, воспринимаемое сквозь призму работ его молодости. Среди работ этого периода мы находим фрагмент критики гегелевской философии права, работу, названную «Экономическо-философские рукописи», «Немецкую идеоло­гию». Из более важных и давно известных впечатляют «Свя­тое семейство» и полемическая работа, направленная против Прудона и названная «Нищета философии»: реплика на книгу Прудона «Философия нищеты».

Период молодости завершается «Нищетой философии» и, что особенно важно, небольшой классической работой, на­званной «Манифест Коммунистической партии», — шедевром социологической пропаганды, в котором впервые ясно и с бле­ском изложены основные идеи Маркса. Впрочем, «Немецкая идеология», написанная в 1845 г., тоже знаменует разрыв с предшествующим периодом.

Начиная с 1848 г, и до конца своих дней Маркс явно не выступает в качестве философа, он стал социологом и еще больше — экономистом. Большинство тех, кто сегодня объяв­ляет себя в той или иной степени марксистом, полностью иг­норируют политэкономию наших дней. Маркс не страдал этим недостатком. Как экономист он получил прекрасное образова­ние. Мало кто лучше него знал экономическую мысль своего

[150]

времени. Он был экономистом в строгом и научном смысле этого слова и хотел, чтобы его таковым и считали.

Двумя наиболее важными работами второго периода явля­ются сочинение, опубликованное в 1859 г. под заглавием «К критике политической экономии», и, разумеется, шедевр Мар­кса, средоточие его мыслей — «Капитал».

Я настаиваю на том, что Маркс прежде всего автор «Капи­тала», потому что сегодня эта банальность оспаривается слиш­ком умными людьми. Нет и тени сомнения в том, что Маркс, поставив себе целью анализ функционирования капиталисти­ческого способа производства и предвидение его эволюции, был в собственных глазах прежде всего автором «Капитала». У Маркса наблюдается определенное философское видение исторического процесса. Пусть он придал философское значе­ние противоречиям капитализма — такое возможно и даже правдоподобно. Но основная научная задача Маркса заключалась в доказательстве неизбежной, по его мнению, эволюции капиталистического строя. Всякое толкование Маркса, при ко­тором нет места «Капиталу» или при котором «Капитал» может быть изложен на нескольких страницах, искажает все то, о чем думал и чего хотел сам Маркс.

Мы всегда вольны заявлять, что великий мыслитель ошибся относительно самого себя и что основными его работами явля­ются те, которые он гнушался публиковать. Но надо быть очень уверенным в себе, утверждая, будто мы поняли великого авто­ра в этом вопросе лучше, чем он понимал себя сам. Когда же та­кой уверенности нет, лучше воспринимать автора так, как он воспринимал сам себя, а следовательно, во главу угла в марк­сизме поставить «Капитал», а не «Экономическо-философские рукописи» — необработанный посредственный или гениальный черновик молодого человека, размышлявшего о Гегеле и капи­тализме в то время, когда он Гегеля знал, несомненно, лучше, чем капитализм. Вот почему, принимая во внимание эти два мо­мента в становлении Маркса как ученого, я буду исходить из его зрелых мыслей, которые намерен искать в «Манифесте Коммунистической партии», работе «К критике политической экономии» и «Капитале», оставляя на будущее анализ философ­ского фона историко-социологического учения Маркса.

Наконец, помимо советской ортодоксии, именуемой марк­сизмом, существует множество философских и социологиче­ских интерпретаций Маркса. Уже больше века многочисленные школы отличает одна общая черта: придавая учению Маркса Разные толкования, они причисляют себя к марксизму. Я не ставлю себе целью открыть для читателей сокровенную мысль Маркса, потому что, сознаюсь, я ее не ведаю. Я постараюсь показать, почему объекты мысли Маркса просты, обманчиво ясны

[151]

и, таким образом, поддаются интерпретациям, между которыми почти невозможно сделать уверенный выбор.

Можно представить Маркса гегельянцем, можно с таким же успехом представить его кантианцем. Вместе с Шумпетером можно утверждать, что экономическая интерпретация ис­тории не имеет никакого отношения к философскому материа­лизму⁴. Можно также доказать, что экономическая интерпре­тация истории не противоречит материалистической филосо­фии. Вслед за Шумпетером можно видеть в «Капитале» строго научное сочинение по экономике без какого-либо соотнесе­ния с философией. А можно также, как это сделали отец Биго и другие комментаторы, продемонстрировать, что в «Капита­ле» разработана экзистенциальная философия человека в эко­номической сфере⁵.

Я постараюсь показать, почему работы Маркса действи­тельно противоречивы и, следовательно, неизбежно порожда­ют возможность бесконечных комментариев и попыток прида­ния им ортодоксального характера.

Всякая теория, стремящаяся стать идеологией политическо­го движения или официальной доктриной государства, должна поддаваться упрощению, для простаков, и усложнению, для снобов. Вне всякого сомнения, учение Маркса в высшей сте­пени обнаруживает эти добродетели. Каждый может найти в нем то, что он хочет⁶.

Маркс был, бесспорно, социологом, но социологом ярко выраженного типа, социологом-экономистом, убежденным, что нельзя понять современное общество, не усвоив механиз­ма функционирования экономической системы, и нельзя по­нять эволюцию экономической системы, не принимая в расчет теорию деятельности. Словом, как социолог он не отделял по­стижение настоящего от предвидения будущего и от воли к деятельности. По отношению к социологам, именуемым сегод­ня объективными, он был, стало быть, пророком и вместе с тем человеком действия и ученым. Но в конце концов, может быть, в том-то и состоит подлинная искренность, чтобы не от­рицать связей, которые всегда обнаруживаются между толко­ванием того, что есть, и суждением о том, что должно быть.