22. Гераклит биографические свидетельства

 

 

 

1. ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, IX, 1—17: Гераклит, сын Блосона (или, как говорят некоторые, Геракионта), эфесец. Он был в расцвете в шестьдесят девятую олимпиаду [504—501 гг. до н. э.]. Он был высокомудрым, как никто, и всех презирал, как это явствует из его сочинения, где он говорит: “Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем” Ибо “Мудрым [Существом] можно считать только одно: Ум, могущий править всей Вселенной” Гомер, по его словам, заслуживал того, чтобы его выгнали с [поэтических] состязаний и высекли, да и Архилох тоже. (2) Он говорил также, что “своеволие надо гасить пуще пожара” и что “народ должен сражаться за попираемый закон как за стену [города]”. Нападает он и на эфесцев за то, что они изгнали его друга Гермодора, в следующих словах: “Все взрослые эфесцы заслуживают того, чтобы их казнили всех поголовно, а город оставили на безусых юнцов за то, что они изгнали Гермодора, <мужа> из них наилучшего, со словами: “Среди нас никто да не будет наилучшим, а коли есть такой, быть ему на чужбине и с другими”. Когда они просили его дать им законы, он пренебрег их просьбой, сославшись на то, что город уже во власти дурного государственного устройства. (3) Удалившись в святилище Артемиды, он играл с детьми в кости (астрагалы), а обступившим его эфесцам сказал: “Что удивляетесь, негодяи? Не лучше ли заниматься этим, чем с вами участвовать в государственных делах?”. Впав под конец в человеконенавистничество и став отшельником, он жил в горах и питался травами и растениями. Заболев от этого водянкой, он спустился в город и, говоря загадками, спрашивал у врачей, могут ли они из ливня сделать засуху. Они не поняли, а он закопался в коровнике, надеясь, что тепло от навоза испарит влагу [из его тела]. Ничего не добившись и этим, умер шестидесяти лет от роду [следует эпиграмма Диогена]. (4) По словам Гермиппа, он спросил врачей, может ли кто-нибудь из них опорожнить ему внутренности и откачать влагу, а когда те отказались, лег на солнце и велел слугам облепить его навозом; так, распластанный на земле, он скончался на второй день и был похоронен на агоре. А Неанф из Кизика говорит, что, не смогши отодрать навоз, он остался на месте и был пожран собаками, которые не узнали его из-за перемены [облика]. (5) С детства он был чудаком: в молодости говаривал, что не знает ничего, а повзрослев — что знает все. Он не был ничьим учеником, но, по его словам, выпытал самого себя и узнал все от себя самого. Сотион, однако, говорит, что, по сообщениям некоторых, он был учеником Ксенофана и еще что Аристон в сочинении “О Гераклите” сообщает, будто от водянки он излечился, а умер от другой болезни; то же говорит и Гиппобот.

Книга, дошедшая до нас под его именем, по своей основной теме — “О природе”, а разделена на три главы: о Вселенной, о государстве и о богословии. (6) Он посвятил ее в храм Артемиды [как вотивный дар], по мнению некоторых, нарочно написав ее понепонятнее, чтобы она была доступна только способным [ее понять] и не стала предметом пренебрежения со стороны черни. Тимон так описывает его в общих чертах: “Вскочил среди них Гераклит, горлан, хулитель черни, говорящий загадками”. Теофраст говорит, что под влиянием меланхолии одно он в своем сочинении оставил незаконченным, а о другом пишет то так, то иначе. Свидетельство его высокомудрия приводит Антисфен в “Преемствах [философов]” он уступил титул царя (басилевса) своему брату. Сочинение его снискало такую славу, что от него произошли и последователи его учения, прозванные гераклитовцами.

(7) Воззрения его в общих чертах таковы. Все состоит из огня и в огонь разлагается. Все происходит согласно судьбе, и все сущее слажено в гармонию через противообращенность. И все полно душ и божеств (демонов). Высказывался он и обо всех космических явлениях, и о том, что Солнце по величине таково, каким кажется. Еще он говорит: “Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути [=в каком бы направлении] ты ни пошел: столь глубока ее мера. Воображение он называл падучей и говорил, что зрение лжет. В своем сочинении он выражается иной раз с таким блеском и ясностью, что даже последний тупица может с легкостью все понять и испытать душевный восторг; краткость и весомость его стиля несравненны.

(8) Частности его учения таковы. Огонь — первоэлемент, и все вещи — обменный эквивалент огня — возникают из него путем разрежения и сгущения. Впрочем, ясно он не излагает ничего. Все возникает в силу противоположности, и все течет подобно реке Вселенная конечна, и космос один. Рождается он из огня и снова сгорает дотла через определенные периоды времени, попеременно в течение совокупной вечности (зон), происходит же это согласно судьбе. Та из противоположностей, которая ведет к возникновению [космоса], называется войной и распрей, а та, что к сгоранию (экпирозе) — согласием и миром, изменение — путем вверх-вниз, по которому и возникает космос. (9) Сгущаясь, огонь увлажняется и, сплачиваясь, становится водой; вода, затвердевая, превращается в землю: это путь вниз. Земля, в свою очередь, снова тает [~ плавится], из нее возникает вода, а из воды — все остальное; причины почти всех [этих] явлений он возводит к испарению из моря: это путь вверх. Испарения происходят из земли и из моря, одни светлые и чистые, другие темные: огонь возрастает за счет светлых, влажное начало — за счет темных. Что представляет собой объемлющее [ = небосвод], он не объясняет, однако в нем имеются “чаши”, повернутые к нам вогнутой стороной; скапливаясь в них, светлые испарения образуют сгустки пламени, это и есть звезды. (10) Самое яркое и самое горячее — пламя Солнца, так как остальные звезды дальше отстоят от Земли и поэтому слабее светят и греют, а Луна, находясь ближе к Земле, движется не через чистое пространство; Солнце же находится в прозрачной и беспримесной [области] и удалено от нас на умеренное расстояние, поэтому оно сильнее греет и светит. Затмения Солнца ежемесячные изменения очертания [ = фазы] Луны — от того, что [ее] “чаша” понемногу поворачивается вокруг своей оси. Смена дня и ночи, месяцев, времен года и лет, а также дожди, ветры и тому подобные явления вызываются различными испарениями. (11) Так, светлое испарение, воспламенившись в круге Солнца, вызывает день, а преобладание противоположного ему порождает ночь. Возрастание тепла от светлого [испарения] вызывает лето, а избыток влаги от темного производит зиму. Сообразно с этим он объясняет и прочие явления. О Земле же — какова она — он ничего не говорит а о “чашах” тоже. Таковы были его воззрения.

Историю с Сократом и что он сказал, прочитав сочинение [Гераклита], которое дал ему Еврипид, мы рассказали, следуя версии Аристона, в жизнеописании Сократа. (12) Грамматик Селевк, однако же, говорит, что, по сообщению некоего Кротона в “Ныряльщике”, первым привез книгу [Гераклита] в Элладу некий Кратет и что якобы это он, [а не Сократ] сказал, что для этой книги нужен делосский ныряльщик, чтобы в ней не утонуть. Одни озаглавливают ее “Музы”, другие — “О природе”, а Диодот — “Путеводитель точный к мете жизненной”, иные — “Мерило нравов, [или] Благочинный уклад поведения, один и тот же для всех”. Говорят, на вопрос, почему он молчит, он ответил: “Чтоб вы болтали!”. Дарий тоже пожелал приобщиться к его [мудрости] и написал ему так; [следуют письма 1-2, §13-14]. (51) Так он держал себя даже с царем. Деметрий в “Одноименных [писателях и поэтах]” говорит, что он пренебрег и [приглашением] афинян, хотя и пользовался среди них огромной славой, и предпочел остаться на родине, хотя и был в небрежении у эфесцев. Упоминает о нем и Деметрий Фалерский в “Апологии Сократа”.

Толкователей его сочинения было великое множество: и Антисфен, и Гераклид Понтийский, стоики Клеанф и Сфер, да еще Павсаний, прозванный гераклитовцем, Никомед и Дионисий, а из грамматиков — Диодот, который говорит, что сочинение его не о природе, а о государстве, поскольку раздел о природе служит только для примера [—аналогии]. (16) Иероним сообщает, что и ямбический поэт Скифин взялся изложить учение Гераклита в стихах. Гераклиту посвящено много эпиграмм, в том числе следующая:

Я — Гераклит, что таскаете меня туда-сюда, невежды? Не для вас я старался, а для тех, кто меня понимает. Один для меня — трижды тьма, а бесчисленные — Нуль. Об этом я твержу и у Персефоны.

И еще такая:

Не торопись раскрутить до стерженька свиток Гераклита: Дорожка эта для тебя зело непроходимая. Мрак и тьма беспросветная, но если тебя введет посвященный, [книга станет] светлее ясного солнца”.

1а. СУДА, под словом “Гераклит”: Гераклит, сын Блосона или Бавтора, по другим — Геракина, эфесец, физический философ, прозванный “Темным”. Он не был учеником никого из философов, но был воспитан природой и прилежанием. Заболев водянкой, он не давался врачам лечить его так, как они хотели, но сам намазал себя всего навозом и высушил его на солнце; подбежавшие собаки разорвали его, лежащего на земле. Другие говорят, что он умер, зарывшись в песок. Некоторые утверждали, что он был учеником Ксенофана и Гиппаса-пифагорейца. Он был [известен] в 69-ю олимпиаду [504—501 гг. до н. э.] при Дарии, сыне Гистасца, и написал много поэтических произведений.

2. СТРАБОН, XIV, 3, с. 632—633: по его [Ферекида Афинского, FGrHist 3 F 155] словам. Ионийскую, а впоследствии Эолийскую колонизацию возглавил Андрокл, законный сын афинского царя Кодра, и он стал основателем Эфеса. Вот почему, как говорят, Эфес стал столицей Ионийского царства, и происходящие от этого рода [=Андроклидов] еще и поныне именуются “царями” (басилевсами) и обладают некоторыми привилегиями: проэдрией [= почетным местом в первом ряду] на агонах, пурпурной мантией как отличительным знаком царского рода, палицей вместо скипетра, и в их ведении находятся священные обряды Деметры Элевсинской. [Ср. свидетельство Антиофена А 1, § 6 выше].

3. КЛИМЕНТ АЛЕКС. Строматы, I, 65 (II, 41, 19 St.): Гераклит, сын Блисона, убедил тирана Меланкома сложить с себя власть. Он же пренебрег приглашением царя Дария приехать в Персию.

3 а. [Свидетельства о Гермодоре см. фр. 105.]

3 b. [Анекдот о кикеоне см. фр. 31 d.]

(А 9 DK). АРИСТОТЕЛЬ. О частях животных, I, 5. 645 а 17: Рассказывают, что некие странники желали встретиться с Гераклитом, но, когда подошли [к его дому] и увидели, что он греется у печки, остановились [в смущении]. Тогда он пригласил их смело входить, “ибо и здесь тоже есть боги”. Так и к исследованию каждого животного следует приступать не смущаясь, полагая, что во всем имеется нечто естественное и прекрасное.