5. Интерпретация Хайдеггера.

Нужно различать (но не противопоставлять!) интерпретацию λόγος вообще в рамках греческого и интерпретацию λόγος у Гераклита (как, так сказать, наибольшую «интенсификацию» греческого). Правда, Хайдеггер в целом отказывается понимать в ключевых фрагментах Гераклита (B1, B2) λόγος как речь (ситуация неоднозначная).

λογος в греческом мышлении вообще. Первый период мышления как «Бытие и слово», человек как бого-сказитель; μύθος и λόγος. Слово выявляет, выводит наружу, открывает, позволяет сущему явиться (точнее, со-действует бытию в его рас-крытии сущего, αλήθεια), «условленье веществования вещи». см. Парменид.

λογος в мышлении Гераклита. «То, что здесь говорится о λόγος, точно соответствует собствен­ному значению слова: собирание (Sammlung). Как немецкое слово под­разумевает 1. собирание (Sammeln) и 2. собранность (Gesammeltheit), так и λόγος означает собирающую собранность, изначально собираю­щее (Sammelnde). Λόγος не означает здесь ни смысл, ни слово, ни учение и ни «смысл некоего учения», он значит: постоянно в самой себе власт­вующая изначально собирающая собранность» (Введение в метафизику). При этом все та же проблема: λόγος как «собранность сущего» (Введение в метафизику), как «бытие сущего», как «само бытие» (Логика. Учение Гераклита о логосе) – ср. та же проблема с φύσις; как их понимать – как бытие, сущее или не в перспективе этих метафизических концептов? «Φύσις и λόγος суть одно и то же. Λόγος характеризует бытие в некоем новом и все же прежнем отношении: то, что суще, что прямо и чеканно (ausgeprägt) стоит в себе, — то собрано в себе из само­го себя и в таком собирании удерживается. Έόν, сущее, есть по своей сущности ξυνόν, собранное присутствие; ξυνόν значит не «всеобщее», а все в себя собирающее и в совместности удерживающее. Таким ξυνόν, например, согласно фр. 114, является νόμος для πόλις, устав [ставить как составлять], внутреннее устройство полиса — не всеобщее, не таковое, что надо всем витает и никого не затрагивает, но изначально объеди­няющее единство расходящегося» (Введение в метафизику). Связь λόγος, слова и слуха: «Сказывание и слушание только в том случае настоящие, если они сами по себе направлены сначала на бытие, логос. Только там, где оный открывается, словозвук становится словом. Только там, где улавливается открывающееся бытие сущего, простое подслушивание становится слышанием. Те же, которые не постигают λόγος. — те άκοΰσαι ούκ έπιστάμενοι ούδ είπείν, «не в состоянии ни слышать, ни го­ворить» (фр. 19). Они не способны привести свою сиюбытность к стоя­нию в бытии сущего. Только те, которые способны на это, владеют сло­вом: это поэты и мыслители» (Введение в метафизику). Связь λόγος и гармонии: «Бытие, логос — как собранное созвучие — не каждому доступно одина­ково легко и по той же цене, оно, наоборот, от такого со-гласия, кото­рое всякий раз есть лишь сглаживание, снятие напряжения, выравнивание, сокрыто: άρμονίη άφανής φανερής κρείττων: «созвучие (со-гласие), которое не показывает себя (непосредственно и безоговорочно), является более могущественным, чем то, которое (всегда) очевидно (offenkundig)» (фр. 54) (Введение в метафизику).

Конкретизация собирания (Sammlung). Пока что остаемся на уровне формального перевода (собранность = «собранность предметов», т.е. некая упорядоченность в контексте нашей онтологии). Для Хайдеггера же «размышлять о том, что есть λόγος, - это не отыскивать понятие о нем, а расспрашивать сам Λόγος, отправляться в путь к нему, чтобы тем самым стало возможным его отношение к нам» (Логика. Учение Гераклита о логосе, с.334). Понимание λόγος как собирания (Sammlung) исходит из двух обстоятельств: 1) этимология λέγειν и λόγος, их первичное значение в архаический период; 2) самоопределение λόγος как έν πάντα είναι, при этом «одно» и «все», опять таки, не нужно мыслить в платоническом ключе. Как осуществляется собирание? «Мы не можем останавливаться на физически очевидных признаках попавшегося на глаза «собирания» и «средоточимости» как человеческой деятельности и сразу отождествлять эту деятельность средоточимости с одним лишь поднятием и снесением воедино. Поднятие как принятие, поднимание с земли и снесение в какое-то одно место утверждается в другом, что, как основа, составляет существенное в существе «собирания» и «средоточимости». Ведь необычное во всем сущностном строе собирания заключается в том, что оно, собирание, только тогда может в себе быть тем, что оно есть, когда не только сносит в одно место все, что оно собрало из находившегося перед собой, но когда на всех фазах оно собирается в себе («концентрируется») на том, что заранее определяет собирание и средоточимость. А это есть поднятие в смысле сохранения. Сохранение же, в свою очередь, утверждается в хранении, а хранение – это бдение над чем-либо и одновременно утаивание. Таким образом, в «поднятии» как сохранении не просто нечто сохраняется впоследствии, задним числом, но заранее со-храняется все, что обычно принадлежит средоточимости. Поэтому в глубине средоточимость и собирание есть есть сберегающее сохранение. В нем сама средоточимость полностью средоточена в своем собственном существе, мы говорим – со-средоточена» (Логика. Учение Гераклита о логосе, с.353). Хранение, средоточимость, разверзание и вбирание: «Сосредоточение, помысленное в намеченной смысловой тональности, то есть из сохраняющего сбережения, является – как исходно хранящая сосредоточенность средоточимости – существом средоточимости. Только отсюда получает свое определение то, что слаживает удерживает друг с другом поднимание и доставление, то есть свое определение получает вбирание. Само же вбирание, в соответствии со своей возможностью, утверждается в разверзании, размахе, который открывает и указывает этому вбиранию его сферу, широту, охват и возможные направления. В собирании же тяга к разверзанию полностью и в собственном смысле определяется тем, что, будучи сбережением и сохранением, делает необходимым все разверзание в его простирании. Для того чтобы правильно и в правильном, то есть сущностном ракурсе увидеть сущностный строй средоточимости и собирания, которые пока понимаются как человеческая деятельность, мы не должны, мысля о средоточимости, думать о временной последовательности отдельных шагов, воспринимаемых со стороны как некое протекание. С такой точки зрения собирание начинается с поднимания чего-либо с земли и завершается помещением собранного в какой-нибудь склад или хранилище, чтобы затем там и началось сохранение, которое, при таком рассмотрении, уже не имеет ничего общего с деятельностью средоточимости как доставления собираемого в какое-либо место; все выглядит так, как будто сохранение и тем более хранение вообще не принадлежат «средоточимости»… Однако на самом деле сохранение и сбережение всецело связаны со «средоточимостью» и «собиранием». Что представляла бы собой средоточимость как собирание, если бы прежде не проявляли всю свою силу сохранение и хранение – проявляли как побудительная причина (Bestimmungsgrund) средоточимости и как предначертание (Vorprägung) всех сущностных черт собирания? Тот факт, что во временной последовательности мероприятий и шагов по осуществлению средоточимости сохранение и хранение приходит последним, не противоречит сущностному закону, который гласит, что по отношению к внутренней возможности средоточимости как собирания воедино хранение и сохранение первенствуют и уже заранее должны быть в человеке, коль скоро совершаемая им средоточимость призвана иметь цель, направление, широту и вместе с тем – сущностное пространство… Порядок сущностной структуры средоточимости и собирания (Die Ordnung im Wesensbau des Sammelns und Lesens) отличается от того порядка, в котором осуществляются соответствующие шаги по осуществлению того или иного собирания и средоточимости. Глядя на сущностную структуру средоточимости и собирания, а тем самым – на их несущую сущностную основу, мы узнаем, что всякая средоточимость и собирание утверждаются в сохранении (im Aufbewahren), а оно, прежде того, - в хранении (Wahren). Хранение и есть самое первое настоящее собирание, поскольку в нем уже заранее совершается выбирание (Auslesen) того, на что на-строены и на-страиваются разверзание (Ausholen) и вбирание (Einholen). Выбирание, в свою очередь, еще исконнее утверждается в избрании того, что в себе есть изысканное, то есть редкое и, следовательно, как в начале, так и в конце – единственное, потому что оно пребывает как это единое и как это пребывающее единит, то есть исконно из себя все со-средоточило в хранение изысканного» (Логика. Учение Гераклита о логосе, с.353-355).

Пояснение. Достаточно темный текст. По-видимому, основная интенция в том, что λόγος нужно мыслить не как собирание отдельных вещей, сложение, сведение к центру, но напротив как средоточие из центра, из хранения, из места сбора; простирание из места и сбережение. Сравнение перевода А.Шурбелева с немецким оригиналом (Band 55) показывает, что некоторые немецкие слова с разным корнем зачастую передаются русскими однокоренными словами (ср. Auslesen и Einholen). Идею Хайдеггера можно приблизительно представить в следующем виде: Хранение-Сохранение-Сбережение (Wahren-Bewahren-Verwahren) => Собирание-Средоточимость (Lesen-Sammeln) => Разверзание и Вбирание (Ausholen, Einholen). Учитывая то, что в немецком языке Das Wahren и пр. однокоренные слова указывают также на тайну, укрытие, сокрытие, то мы можем связать это с хайдеггеровским толкованием сокрытия, как пронизывающего все сущее для грека (ср. у Гераклита о φύσις, которая стремится к самоутаиванию). Иначе говоря, средоточимость и собирание коренятся в хранении и утаивании как в своей побудительной причине и в своем предначертании (тут Хайдеггер пользуется несколько метафизическим языком); хранение дает цель, направление, широту и сущностное пространство для собирания. Далее собирание эксплицируется в разверзании и вбирании. Сложность текста заключается в том, что он претендует на описание неких основоструктур бытия/сущего (т.е. сущего в перспективе бытия), но при этом всегда как бы косвенно отсылает к анализу человеческой деятельности (ср. далее вопрос о соотношении человеческого и мирового в λόγος’е, где Хайдеггер критикует наивное мнение об архаическом мышлении как о проекции человеком своих черт на мироздание, и при этом указывает на сложность со-отношения человека и бытия, существо которых коренится в истине, das Wahre, с.358; ср. здесь же скрытые «солипсистские» коннотации уже в SuZ). Для Хайдеггера вопрошание о λόγος’е как вопрошание к нему самому стирает грань между Гераклитом и, собственно, пост-метафизическими размышлениями. В результате чего мы видим подробную разработку проблемы Хранения на основе λόγος Гераклита. Тут стоит также упомянуть о связи wahren «хранить» и währen «пребывать, осуществляться» в мышлении Хайдеггера (ср. «Вопрос о технике»: Nur das Gewährte währt. Das anfänglich aus der Frühe Währende ist das Gewährende «Только осуществляющееся пребывает. Изначально и ранее всего пребывающее – это осуществляющее»; «Вещь»: «Смерть как ковчег Ничто есть хран бытия. И будем теперь называть смертных смертными не потому, что их земная жизнь кончается, а потому, что они осиливают смерть как смерть. Смертные суть то, что они суть, как смертные, сохраняя свое существо в хране бытия. Они - осуществляющееся отношение к бытию как бытию»; «Зеркальная игра мира – хранящий хоровод»; и т.д.).

Образ. Если вновь вернуться к метафоре человеческой деятельности, то нужно отметить, что любое собирание всегда чем-то мотивировано; эта мотивировка как причина и как цель (в этом метафизичность истолкования, ср. αίτια Аристотеля) собирания всегда пронизывает собой собирание. Собирание – это не физический процесс складывания яблок в корзину, разворачивающийся во временной протяженности и последовательности, но осмысленная деятельность, имеющая в виду сохранение, сбережение, удержание; без этого нюанса не может осуществиться собирание; не будучи причастным знаковому и языковому, животное не собирает (как и не имеет руки). Хайдеггер, вероятно, хочет подчеркнуть в собирании этот момент «смыслового». На этом связь с образностью заканчивается и начинается разработка «со-бытийных» основоструктур (бытие-время-событие-сохранение).