30. Черты неоромантизма и реализма в творчестве Джека Лондона («Северные рассказы», «Мартин Иден»).

Начало творческого пути Джека Лондона связано с романтикой Севера, воплощенной в его сборниках северных рассказов — «Сын полка» (1900), «Бог его отцов» (1901), «Дети мороза» (1902) др. Следует признать, что жизнь за полярным кругом, в краю «великого безмолвия», давала основание для ее романти­ческого воспевания. Эго была далекая окраина капиталистиче­ской цивилизации, где не ощущался гнет ее законов и ее мо­рали с такой силой, как в городах. Здесь люди ценились за их мужество, бескорыстие, преданность в дружбе, верность в любви. Торгашеская мораль буржуазного мира отбрасывалась здесь как ненужный хлам. Не страсть к наживе влечет положительных ге­роев Лондона, а любовь к свободе, жажда приключений, стрем­ление проверить себя, утвердить свое человеческое достоинство.

В северных рассказах Джек Лондон выступает как велико­лепный мастер пейзажа, подлинный поэт Севера. У Лондона человек оказываете покорителем «белого без­молвия». Любовью к человеку, гордостью за него пронизаны луч­шие северные рассказы Джека Лондона.

Но Лондон не ограничивается романтикой подвига, прослав­лением мужества и благородства. На материале северных рас­сказов он затрагивает большую тему критического реализма — обличение морали и нравов буржуазного общества, порожденных властью денег. В северных рассказах мы встречаем и буржуа, ко­торых гонит за полярный круг не романтика приключений, а алчность, стремление к обогащению. Эти люди, суетливые, болт­ливые и эгоистичные, кажутся неуместными на фоне суровой безмолвной природы. Одни из них погибают, изнеженные циви­лизацией, наказанные за свою алчность («В далеком краю», «Тысяча дюжин)»), другие несут сюда обман, грабеж, гибель местному населению («Гиперборейский напиток», «Северная Одиссея»).

Одним из выдающихся романов периода расцвета творчества Джека Лондона является социальный роман «Мартин Иден» (1909). Проблематика этого ро­мана вводит его в круг больших тем мировой литературы. Это — судьба искусства в капиталистическом обществе, гибель таланта в условиях, созданных буржуазным строем. Проблема эта при­влекала внимание многих писателей XIX и XX вв.

Лондон своим романом продолжает традиции не только евро­пейской, но и отечественной литературы, ибо в Америке зависи­мость искусства от власти доллара была особенно обнаженной.

Однако в романе Лондона эта тема получает более полное раскрытие. «Мартин Иден» — это, прежде всего, роман, развенчи­вающий буржуазную культуру. Духовное убожество американ­ской буржуазии, ее интеллектуальная немощность ярко проде­монстрированы через множество образов и эпизодов романа. При этом американские буржуа выступают в этом романе отнюдь не в карикатурном виде, как это было у Купера. Более чем за пол-столетие этот класс в США получил некоторую шлифовку, до­стиг известного внешнего блеска и внешнего декорума культуры.

Любопытно, что Мартин Идеи рано понял сущность амери­канского мещанина, среднего дельца. Таковы зятья Идена Хиггинботам и Шмидт. Этих лавочников и скопидомов Мартин видит во всей их гнусности, со всей их жадностью, подлостью, бессер­дечием и эгоизмом. Но молодой матрос не в состоянии пока уви­деть общее между лавочником Хиггинботаном и банкиром Морзом, их единую породу.

Когда Мартин Идеи впервые попадает в особняк Морзов, он восхищен всем увиденным. В кабинете Руфи он видят книги в роскошных переплетах и статуэтки, ему кажется, что здесь царит дух высокой культуры и образованности. Сама Руфь, бакалавр искусств, окончившая университет и цитирующая Суинберна, кажется ему воплощением этой культуры. И эти иллюзии сохра­няются довольно долго у Мартина Идена, прежде чем он смог увидеть подлинное лицо правящего класса Америки.

Отец Руфи, самодовольный делец, питающий презрение к людям, которые не умеют «делать деньги», тоже претендует на ум и образованность. В доме Морзов собираются ученые, политики, публицисты. Вначале мистер Морз настроен снисходительно к молодому моряку. Бедность еще не порок в глазах богатого Морза: можно помочь «дельному* молодому человеку, приобщить его к бизнесу, ввести в тайны предпринимательства и иметь по­слушного восхищенного помощника.

Но когда Мартин Идеи разрушает культурную монополию особняка Морзов, когда он вступает в полемику с буржуазными идеологами и учеными, проявляя независимость и дерзость пле­бея, мистер Морз начинает питать явную неприязнь к Идену. Теперь он видит в Мартине человека, зараженного опасными мыслями, «социалиста». И как только банкир узнает об увлече­нии дочери «смутьяном», он отказывает Идену от дома, расстраи­вает его помолвку с Руфью.

Жена Морза— такая же расчетливая и практичная особа. Настойчиво доказывает она дочери, что Мартин Идеи ей не па­ра, что Руфь «должна выйти замуж за человека с будущим, а не за нищего авантюриста, матроса, ковбоя, контрабандиста и бог знает еще кого».

Постепенно выявляется и подлинное лицо посетителей особ­няка Морзов — судьи Блоунта, ученых, юристов и философов, преуспевающих дельцов. Перед молодым рабочим предстают огра­ниченные, недалекие люди, пошлые и невежественные. «Боль­шинство этих людей, — изрекает свой приговор Иден,— круглые невежды, и девяносто процентов остальных невыносимо скуч­ны». И эти высокомерные, но ничтожные буржуа, презиравшие Идена, безвестного плебея, начинают заискивать перед ним, когда он становится знаменитостью, когда у него появляются деньги.

Особенно убедительно и зло развенчивается буржуазный мир в лице одной из самых, на первый взгляд, привлекательных представительниц этого мира — Руфи Морз. Вначале Руфь ослепляет Идена своим университетским образованием, своим знанием поэ­зии и искусства. И, естественно, он полюбил ее горячо и сильно. Сама Руфь первое время не допускает возможности полюбить Мартина — он для нее лишь «интересный дикарь», и ей льстит его поклонение. Но, поиграв с огнем, эта девица обжигается и сама влюбляется в Идена, правда, в пределах, отпущенных ей ее средой.

Постепенно жизнь выявляет подлинную сущность ангелопо­добной Руфи. Обнаруживается ее ограниченность, бедность ее ду­ховного мира, бесцветность. «Сама она была чужда всякой ори­гинальности,— замечает Лондон, — и любила лишь повторять то, что заучила с чужих слов».

Несмотря на звание бакалавра искусств, Руфь не в состоянии понять Мартина Идена, оценить его самобытность, поверить в его талант. Да и сама писательская карьера кажется ей сомнитель­ной, недостаточно солидной. Ее цель — переделать Идена по образу и подобию своего отца и его друзей, сделать из талантливого писателя преуспевающего дельца. Она раскрывает перед Иденом свой убогий, мещанский план: Мартин должен пойти в контору отца, пройти выучку под его руководством. Только при этом условии они могут пожениться.

Руфь пугают дерзкие, мятежные мысли Идена — и в самый тяжкий для него момент, когда Мартина травит буржуазная пе­чать как «социалиста», когда он больше всего нуждался в ее под­держке, Руфь бросает Мартина Идена. «Папа и мама оказались правы: мы не подходим друг для друга», — говорит она Идену жестокие слова.

Не оказалось у Руфи и гордости, чувства собственного достоинства, когда она, узнав, что Мартин Иден стал богатым и зна­менитым, делает попытку вернуться к нему и выражает согла­сие стать его женой.

Немощному, эгоистичному, пошлому буржуазному миру про­тивопоставлена система образов людей, представляющих трудо­вую Америку. Это — люди большой привлекательности, искренности, душевного величия. Такова Мария Сильва, обремененная семьей. Несмотря на собственную нужду, она помогает Мартину в самые тяжелые для него дни.

Особенно привлекателен образ Лиззи Конноли, рабочей де­вушки, которая тоже полюбила Мартина Идена. В любви Лиззи и Руфи к Идену, как в зеркале, отразился моральный облик двух классов. Если любовь Руфи в своей основе корыстна и расчет­лива, то Лиззи полюбила Идена как человека, ради него самого, а не ради его славы. Лиззи протягивает Мартину дружескую ру­ку в период его душевной депрессии. Правда, она не могла спа­сти любимого человека, но это не зависит от нее.

Мир труда формирует лучшие качества и Мартина Идена, этот мир дает Америке большого писателя-реалиста. Централь­ный образ романа имеет много общего с автором. Сам Джек Лон­дон писал после выхода романа в свет: «Мартин Иден — это я сам». Действительно, многие черты характера, а также эпизоды из жизни Идена совпадают с обликом и биографией Джека Лон­дона. И вместе с тем *Мартин Иден» — это не автобиография пи­сателя, а проблемный, социальный роман. Лондон ставил перед собой определенную цель: показать гибель таланта в буржуазном обществе. Вот почему автор, столь похожий на героя своего романа, иногда возвышается над ним.

Мартин Идеи выступает о романе как воплощение лучших качеств трудового народа, его благородства, одаренности, творческой мощи. Показанный в развитии, этот образ становится еще более привлекательным.

В начале романа перед нами простои, необразованный матрос Он теряется в комфортабельном доме Морзов, язык его изобилует неправильными оборотами и жаргонными словечками. «Я должно быть, ни черта в стихах не смыслю», простодушно говорит он Руфи, не замечая, как шокирует ее его речь. Но постепенно раскрывается богатая, одаренная натура этого рабочего моряка.

Любовь к Руфи вдохновляет его па подвижническую жизнь, на великий подвиг: ценой неимоверного труда, колоссального на­пряжения физических и духовных сил Мартин Иден становится высокообразованным человеком и признанным писателем. Тяжким был путь к этому признанию: Мартину Идену пришлось вступить в поединок с буржуазными издателями и читателями, со всей лживой и худосочной буржуазной культурой. Это борьба, которую пришлось вести всем честным реалистам Америки — Фуллеру. Драйзеру, самому Джеку Лондону.

Одерживает трудную победу за реалистическое искусство и Мартин Идеи. Характеризуя творчество своего героя, Лондон определяет его как «вдохновенный реализм, проникнутый верой в человека и его стремления». Когда Мартин Идеи, наконец, по­лучает признание, оглядывая пройденный путь, он видит, что, женись он на Руфи, семья Морзов погубила бы его талант, но дав ему развиться. Потому в ответ на предложение Руфи стать его женой, Мартин Идеи отвергает ее; «Вы чуть не погубили меня. Чуть не погубили мое творчество, мое будущее. Отличительную черту моего творчества составляет реализм, а буржуазия не любит реализма, буржуазия труслива».

Но. Избежав опасности, таившейся в особняке Морзов, Мартин Идеи не смог избежать пагубного влияния капиталистической Америки со всей ее идеологией и духовной жизнью. В конце концов буржуазное общество, над которым Иден одержал такую победу, губит его. Буржуазная философия отнимает у него веру в трудового человека, в будущее. Мартин Иден становится жертвой реакционной философии Спенсера и Ницше. Он не верит в социализм, не верит в силу организованного пролетариата, индивидуалист, — заявляет Иден, повторяя зады спенсеровской философии. — Я верю, что в беге побеждает быстрейший, а в борьбе — сильнейший».

И здесь Лондон поднимается над своим героем. Оп развенчивает индивидуализм Мартина, показывает несостоятельность ницшеанства (правда, впоследствии писатель сожалел, что смог сделать этого полнее и энергичнее). Своего героя, оторвав­шегося от народа, заблудившегося в своих жизненных и философских исканиях, Лондон приводит к трагическому концу. Чувствуя себя чужим в буржуазном мире, основанном на лжи и обмане, и в то же время неспособный вернуться к народу, внутренне опустошенный, Мартин Иден кончает жизнь самоубийством.

Но индивидуализму Мартина Идена писатель, к сожалению, не смог противопоставить идеи массовой борьбы за освобождение трудящихся. В этой бесперспективности сказались противоре­чия Джека Лондона, которые проявляются у него даже в период подъема рабочего движения в Америке (повесть «До Адама» 1907).