Лекция VII. П.П.Ершов (продолжение)

Возвращение в Тобольск. Поэма «Сузге». Педагогическая деятельность. Тобольское окружение П.П.Ершова. Лирика. «Осенние вечера». Последние годы жизни и творчества. Изучение наследия П.П.Ершова.

Возвращение в Тобольск.

Летом 1836 года П.Ершов получил назначение учителем в Тобольскую гимназию. Незадолго до этого, твёрдо для себя решив ехать на родину, в стихотворении «Прощание с Петербургом» он писал:

Последний раз передо мною

Горишь ты, невская заря!

Последний раз в тоске глубокой

Я твой приветствую восход;

На небе родины далёкой

Меня другое солнце ждёт.

В декабре 1836 года он пишет университетскому товарищу В.Треборну: «С самого моего сюда приезда, т.е. почти пять месяцев, я не только не мог порядочно ничем заниматься, но не имел ни одной минуты весёлой. Хожу как угорелый, из угла в угол и едва не закуриваюсь табаком и цигарами… Читать теперь совсем нет охоты, да и нечего… Ко всему этому присоедини ещё моё внутреннее недовольство всем, что я ни сделал, что я ни думаю делать».

В феврале 1837 года до Тобольска дошло печальное известие о трагической кончине А.С.Пушкина. Для П.Ершова это был удар. Он торопливо пишет стихотворение «Кто он?», невысокий художественный уровень которого покрывается искренностью чувств.

1-2 июня 1837 года город Тобольск посетил цесаревич Александр Николаевич, будущий император Александр П. Он в сопровождении большой свиты совершал познавательное путешествие по России. В свите был и его воспитатель В.А.Жуковский. Губернские власти обратились к учителю гимназии П.Ершову написать приветственное стихотворение. Тот исполнил заказ и написал стихотворение «Государю-наследнику по приезде его в Тобольск»

Надежда северной державы,

Лавр полуночного венца!

Цвети под сенью русской славы

Достойным первенцем отца!...

Имя П.Ершова и его стихотворная сказка «Конёк-Горбунок» были хорошо известны наследнику. Ещё до появления в печати ему читал её П.А.Плетнёв, которого Жуковский привлёк к занятиям с ним по русской словесности. Хорошо знал Ершова и Жуковский по встречам в литературных салонах Петербурга, он и здесь принял его как друга. Цесаревич благодарно принял адресованное ему стихотворное обращение известного поэта, подарил ему золотые часы с цепочкой. О представлении учителей гимназии, как и всех губернских чиновников, высокому гостю П.Ершов рассказывал так: «Когда очередь дошла до меня, то генерал-губернатор и Жуковский сказали что-то Его Высочеству, чего я не мог слышать, и Его высочество ответил: «Я не понимаю, как этот человек очутился в Сибири».

Ершова эта встреча воодушевила. Во время беседы с В.А.Жуковским он узнал, что в литературе он не забыт, что друзья ждут его новых произведении. И в стихотворном обращении «Друзьям» он бодр и оптимистичен:

Други, други! Не корите

Вы укорами меня!

Потерпите, подождите

Воскресительного дня.

Он проглянет – вновь проснётся

Сердце в сладкой тишине,

Встрепенётся, разовьётся

Вольной пташкой в вышине.

В начале 1838 года П.Ершов знакомится с молодой вдовой инженерного подполковника С.А.Лещёвой. Их встречи в первые месяцы наложились на тяжёлое депрессивное состояние поэта. Его вызвало известие, что друг юности К.Тимковский уже вернулся в Петербург, оставив их прежние совместные мечты посвятить себя гражданскому служению в далёких краях. А в апреле 1838 года умерла мать. В этих обстоятельствах С.А.Лещёва оказывается единственно близким ему человеком. У них вспыхивает взаимное чувство. И в декабре 1838 года в жизни П.Ершова наступает серьезная перемена: он женится. Он полон радужных планов, о чём признаётся в стихотворении с характерным названием «Перемена»:

Домашний кров…Один или два друга…

Поэзия - мена простых затей…

А тут любовь - прекрасная подруга

И вкруг неё весёлый круг детей.

Служба в гимназии тяготила П.Ершова. Но необходимость обеспечивать семью, воспитывать приёмных детей побуждали его мириться с положением. «Известность известностью, а долг обеспечить тех людей, которых судьба поручила мне и которые для меня милы, также что-нибудь да значит», заметит он в письме В.Треборну 2 мая 1841 года.

Поэма «Сузге».

Встреча с В.Жуковским и доброе внимание наследника Александра вывели П.Ершова из состояния депрессии. Он испытывает творческий подъем. На этом подъеме к осени 1837 года он создаёт поэму «Сузге». По некоторым сведениям, в основе её знакомство Ершова со старой татарской рукописью, которая заключала в себе легенду о любимой жене Кучума ханше Сузге, для которой на мысу в шести верстах от ханской столицы Искера был даже построен нарядный терем. Легенда и послужила толчком к созданию поэмы. Создана она была в традиции популярной в те годы романтической поэмы, в которых нередко героиней выступали образы «туземок». В облике героини ершовской поэмы немало черт, отсылающих нас к штампам подобных поэм: у неё глаза – «как ночь», её выделяет «полнолунное лицо», она «легкой серною мелькает по излучистой дорожке». Но своё произведение Ершов наполнил историческими реалиями.

Сюжет поэмы привязан к конкретному месту и времени. Проносится слух, что из-за Урала идут казаки во главе с Ермаком. Татары укрепляют крепость Сузгун, молодая жена хана становится во главе обороны. Её тревожное состояние передано романтически: её думы – «чернее тучи», они «точат сердце, давят грудь», на душе – «тоска-кручина». Казаки обещают пощадить защитников крепости, если они уйдут, а Сузге сдастся победителям. Они хотели отправить её в Москву, обещая ей милость царя. Красавица-ханша решает спасти своих воинов и слуг, приказывает им оставить себя. Но, как только казаки вошли в крепость, она кинжалом наносит себе смертельную рану. Её поступок вызывает со стороны казаков уважение, её достойно хоронят:

Под наклоном пихт душистых

Собрались все казаки.

И стоят они без шапок;

Два урядника отряда

Насыпают холм могильный,

Тишина стоит кругом!

Поэма исполнена уважения как к благородству русских воинов, так и к поступку «гаремной красавицы» Сузге. Он разделяет её чувство отчаяния: «О, Сузге, краса-царица! Тяжела тебе ночь эта!». Да и атаман Гроза входит в царский терем с искренним намерением «словом ласковым приветить несчастливую царицу».

Поэма была завершена к середине октября 1837 года. П.Ершов отправил рукопись в журнал «Библиотека для чтения». Но в редакции журнала она была встречена довольно прохладно, заправлявшие делами журнала Сенковский, Булгарин и Греч выступили против её публикации. Положение отчасти спас П.Плетнёв. После гибели А.С.Пушкина он продолжил издание его журнала «Современник», где поэма в конце 1838 года и появилась. Правда, публикация была бесплатной, и надежды Ершова гонораром поправить свои материальные дела не оправдались.

Впоследствии она неоднократно переиздавалась, её инсценировали. В 1896 году тобольский композитор И.Корнилов написал оперу, а её либретто было опубликовано в «Тобольских губернских ведомостях». Текст поэмы известен и среди татарского населения Западной Сибири.

Педагогическая деятельность П.П. Ершова.

На педагогическую деятельность П.Ершова большое влиянием оказал его гимназический наставник Иван Павлович Менделеев, который заметно выделял Ершова, допускал его к своей библиотеке и отечески опекал. После его смерти, будучи уже инспектором гимназии, Ершов ответит тем же его сыну – Д.И.Менделееву. Помнились ему и учителя Иван Семёнович Кунавин и Павел Осипович Леман. Ориентировался он и на своих университетских профессоров А.В.Никитенко и П.А.Плетнёва, которые сыграли большую роль в его творческой судьбе. Да и в Тобольск Ершов уезжает для «полезного служения».

Но начало работы в Тобольской гимназии радости П.Ершову не принесло. Ему для преподавания определили тот самый латинский язык в средних классах, которым он владел неуверенно. Коллеги-преподаватели отнеслись к нему весьма сдержанно, а руководство гимназии в его известности видело большие неудобства для себя. Положение несколько изменилось к лучшему после июня 1837 года, когда цесаревич Александр и сопровождавший его В.А.Жуковский так явно выразили ему своё внимание, с которыми ни губернские власти, ни гимназическое начальство не могло не считаться. Был назначен новый директор гимназии Е.М.Качурин. Ершов получил курс русской словесности, ему не стали чинить препятствий в организации гимназического театра.

Служба в гимназии отнимает все силы и занимает его полностью. В апреле 1844 года он пишет университетскому другу А.Ярославцову: «Была пора, когда и я увлекался чем-то похожим на вдохновение. А теперь я принадлежу, или по крайней мере скоро буду принадлежать к числу тех чёрствых душ, которые книги считают препровождением времени от скуки, а музыку заключают в марши и танцы… «Не лучше ль менее известным, / А более полезным быть» повторяю я, садясь за учебную книгу или думая – нельзя ли как двинуть успехи учащихся». И тут же: «Муза и служба – две неугомонные соперницы не могут ужиться и страшно ревнуют друг друга. Муза напоминает о призвании, о первых успехах, об искусительных вызовах приятелей, о таланте, зарытом в землю и пр., и пр., а служба – в полном мундире, в шпаге и шляпе, официально докладывает о присяге, об обязанности гражданина, о преимуществах официи и пр. и пр. Из этого выходит беспрестанная толкотня и стукотня в голове, которая отзывается и в сердце».

Большую радость П.Ершову доставлял организованный им гимназический театр. По его инициативе в гимназии оборудовали сцену, к оформлению спектаклей привлекли хорошего художника, приглашали оркестр казачьей музыки. Был поставлен «Недоросль» Фонвизина, водевили Загоскина и Чижова

Театр был искренней и, пожалуй, единственной радостью П.Ершова. В феврале 1838 года в одном из писем он делиться этой радостью: «На масленице я тешился в театре, да в театре, который мы построили за свой счет в зале гимназии, чтобы доставить развлечение ученикам и потешить собственную охоту… Театр наш шёл славно… Обширная сцена, хорошие декорации, отличное освещение, увертюры из лучших опер в антракте, разыгрываемые полным оркестром, и, наконец, славные костюмы…всё это сделало спектакль хоть куда!». Театр существовал несколько лет. Он требовал много сил, потому что Ершов выступал и как автор сценок, оперных либретто, организовывал постановки. И всё это в параллель с педагогической работой.

В 1842 году он пишет методическую работу «Мысли о гимназическом курсе». Гимназия ему представлялась средним учебно-воспитательным заведением, которое всесторонне воспитывает ученика. «Образование, - полагал он, - есть развитие духовных и физических сил юноши по трем отношениям – как человека, как гражданина и как христианина. Прямо назначение его – приготовить юношу в общественному служению и дать ему все возможные средства к довольству и счастию земной жизни» Все предметы гимназического курса Ершов делил на три группы: науки (словесность, философия, история, математика и др.), языки (русский и славянский, французский, в том числе и языки древние) и искусства (музыка и пение, чтение и декламации, гимнастика, рисование, танцы). Годичный курс он предлагал завершать в апреле, в мае учащиеся сдавали экзамены, а в июне и июле занимались гимнастикой, плаванием, собиранием гербариев. Конечно, он решительно возражал против схоластики и зубрёжки, рекомендуя вести занятия так, чтобы они вызывали интерес.

Рукопись своей работы П.Ершов направил в Министерство просвещения, где она благополучно затерялась. Он познакомил с нею своего друга А.Ярославцова, в изложении которого мы сегодня и может судить о ней.

В декабре 1844 года в Министерство просвещения он отправил и подготовленный им «Курс русской словесности». Перед этим, в ноябре 1843 года он был назначен инспектором гимназии. Это упрочило его положение, однако программа и учебный план были неколебимым документом, а любая попытку расширить программу и внести новое в методику обучения директором гимназии Е.М. Кочуриным воспринималось как проявление вольнодумия и своевольства, о чём он систематически докладывал губернатору П.Горчакову. Ершов предлагал знакомить учеников с современной литературой, высказывался против жесткий правил, писал, что действующие в гимназии порядки связывают «умного ученика по рукам и ногам, а глупого приучают ни о чём не думать». Отправляя свою программу в Министерство, П.Ершов наивно полагал, что она будет хотя бы рассмотрена. Он ссылался на успехи своих учеников, однако они мало кого интересовали. Мнение было решительное: программа Ершова – «не вполне отвечает понятиям воспитанников».

Известно и о ряде других методических и педагогических сочинениях П.Ершова. Так, он работал над статьей «О переменах, происходивших в нашем языке, от половины 1Х века до настоящего времени». Пытался через друзей устроить в «Журнал Министерства народного просвещение» статью-эссе «О трех великих идеях истины, блага и красоты, о влиянии их в христианской религии». Как жаль, что эти его труды, как вообще значительная часть архива, пропали.

Работа П.Ершова в качестве учителя словесности получила признание как молодых его коллег в самой гимназии, так и образованных, но к сожалению, немногочисленных образованных людей в городе. Так, отбывавший ссылку в Тобольске декабрист М.А.Фонвизин в 1841 году писал в Ялуторовск декабристу И.Д.Якушкину: «Я недавно читал упражнения в словесности учеников 5, 6 и 7-го классов и не мог довольно налюбоваться их сочинениями. Этим они обязаны учителю словесности Ершову, человеку с дарованием, знающему превосходно свой язык и делающему своё дело весьма добросовестно. Ничто не может быть полезнее деятельности этого человека, и он, конечно, приготовит много грамотных людей; притом в сибиряках есть много природных способностей». Теплые воспоминания о своём гимназическом учителе оставил и краевед К.М.Голодников. Всегда готов был ему помочь Д.И.Менделеев. В 1849 году он окончил Тобольскую гимназию, и его аттестат был подписан исполнявшим тогда временно обязанности директора П.Ершовым. Менделеев первым браком был женат на Феозне Лещёвой, приёмной дочери Ершова.

«Курс русской словесности» постигла та же судьба, что и «Мысли о гимназическом курсе». На другое он, впрочем, и не надеялся. «По крайней мере министерство, - пишет он Ярославцову, - будет знать, что бывший учитель словесности Ершов не бил баклуши, читал словесность и что по силам и возможностям старался исполнить свой долг службы».

Служба в гимназии не раз доставляла ему досадливое раздумье о своей судьбе. В 1848 году состоялся известный процесс петрашевцев. Среди приговоренных к повешанию, уже одетых соответственно и приведённых на казнь, но потом вдруг помилованных, был и давних друг П.Ершова К.Тимковский. В его бумагах дознавателям не раз попадалось имя П.Ершова. Понятно, это доставило учителю Тобольской гимназии немало хлопот и объяснений с жандармами. Он даже обращался в Петербург к П.А.Плетнёву, ставшему уже ректором Петербургского императорского университета, с просьбой приискать ему место в столице или в каком другом городе. Но потом всё успокоилось. Шла выслуга лет, шли чины, надо было кормить семью. Утешало творчество, к которому он периодически возвращался.

В 1857 году П.Ершов был назначен директором гимназии и соответственно возглавил дирекцию училищ Тобольской губернии. В 1858 году он совершает служебную поездку в Петербург. Он освежил свои воспоминания о городе юности и убедился, что годы охладили былые дружеские чувства и, если он вернется сюда, будет одинок. По возвращении в Тобольск он с рвением принялся за исполнение своих обязанностей.

В качестве директора училищ губернии П.Ершов совершал служебные поездки по краю. Большей частью они были связаны с инспектированием подведомственных ему учебных заведений, а особенно приятные – с открытием новых. В Тюмени, Ишиме, Ялуторовске, в ряде больших сёл были открыты при его активном содействии разнообразные учебные заведения –училища – школы.

В марте 1862 года, едва отметив свои 57 лет, не дожидаясь награды и повышения в чине за 25 лет службы, П.П.Ершов неожиданно подаёт в отставку. Причины её неизвестны, но по косвенным свидетельствам на него тяжело подействовал разговор с одним из губернских начальников.

Тобольское окружение П.П. Ершова.

В 1840 году в цикле «Моя поездка» П.Ершов так характеризовал Тобольск:

Город бедный! Город скушный!

Проза жизни и души!

Как томительно, как душно

В этой мёртвенной глуши!

Здесь же он даёт и характеристику горожан:

В них лишь чувственность без чувства,

Самолюбье без любви,

И чудесный мир искусства

Им хоть бредом назови…

П.Ершов трудно сходился с людьми, тем более с чиновничьим людом. Его тянуло к людям интеллигентным, с творческим началом, с которыми он мог бы поговорить не только о прибавках к жалованию за выслугу лет (хотя это его и интересовало, особенно в связи с увеличением семейства) и о ценах на ярмарке. Ему хотелось говорить об искусстве, о поэзии, о театре и музыке. Такие люди в Тобольске были. Но, как правило, это были сосланные в город.

Вскоре по приезде П.Ершов знакомится с Константином Волицким. Он был сослан в 1834 году в Тобольск как участник польского восстания 1830 года и пробыл в городе до 1840 года. Волицкий был музыкантом, окончил Варшавскую консерваторию. С Ершовым он познакомился весной 1837 года. В городе ожидали цесаревича. К его приезду власти готовили концерт, заказали музыканту Волицкому музыку. Он знал, что молодой учитель гимназии П.Ершов – поэт. Они встретились, Ершов написал текст «Сибирский день», этот текст на музыку положил К.Волицкий. Но наследник слушать оперу не пожелал, партитуру вместе с текстом и прошением о помиловании Волицкий передал В.А.Жуковскому.

Так завязалась их дружба. В своих мемуарах К.Волицкий рассказал о пребывании в Тобольске и уделил внимание знакомству с П.Ершовым. Из его мемуаров мы узнаём, что они вдвоём побывали на Сузгунском мысу, Ершов с увлечением рассказывал ему татарское предание о красавице-жене хана Кучума. Это было время, когда поэт уже вынашивал замысел поэмы «Сузгун».

Очень добрые и тёплые отношения у него сложились с сосланными в Тобольск декабристами. Первым по времени был Николай Алексеевич Чижов. В Тобольск рядовым 10-го линейного батальона его перевели в 1834 году. Поэт и завзятый театрал, он быстро подружился с П.Ершовым. В соавторстве они сочинили несколько пьесок для гимназического театра. В 1839 году Н.Чижов переводится в Омск. В 1838 году в Тобольске поселяется чета Фонвизиных – Михаил Александрович и Наталья Дмитриевна, чей дом неизменно притягивал и П.Ершова, и всю творческую. интеллигенцию города. Но вскоре на поселение в Тобольск начали прибывать и другие участники петербургских событий декабря 1825 года. С 1838 по 1840 год здесь жил тяжело больной Семён Григорьевич Краснокутский. Ершов несколько раз посетил его. В 1840 году в Тобольск обращён Александр Петрович Барятинский, в том же году братья Николай Сергеевич и Павел Сергеевич Бобрищевы –Пушкины и Владимир Иванович Штейнгель; в 1841 году поселяются Иван Александрович Анненков и Семён Михайлович Семёнов, в 1842 году – Пётр Николаевич Свистунов, чей дом вскоре становится центром культурной жизни города, здесь проводятся музыкальные вечера и театральные спектакли, завсегдатаем которых Ершов становится; 1845 – Александр Михайлович Муравьев. В 1846 году несколько месяцев в городе прожил и здесь скончался Вильгельм Карлович Кюхельбекер.

П.Ершов сошёлся с каждым из них. М.А.Фонвизин писал из Тобольска: «Я всё лето ничего не делаю, много гуляю, иногда вёрст по десять – пятнадцать. Поэт Ершов бывает обыкновенно моим спутником». А от постели умиравшего друга А.С.Пушкина Кюхельбекера автор «Конька-Горбунка» почти не отходил. «Ершов читал ему беспрестанно различные сочинения, рассуждал с ним», - вспоминала впоследствии вдова Кюхельбекера. Другой лицейский друг Пушкина И.И.Пущин передал Ершову несколько ценных рукописей, среди них – и пушкинские. Связи с сосланными государственными преступниками, тем более упоминание их имён в печати, могли сказаться на карьере гимназического учителя. Но Ершов переслал в Петербург П.А.Плетнёву, а тот опубликовал в «Современнике» два полученных от Пущина пушкинских стихотворения: «Мой первый друг, мой друг бесценный…» и «Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок…»

В середины 50-х годов на короткое время в Тобольске оказался один из создателей Козьмы Пруткова – поэт В.М.Жемчужников. Их знакомство переросло в дружбу, Жемчужников заинтересовался водевилем « Черепослов, сиречь Френолог», авторами которого были П.Ершов и Н.Чижов. Когда же он испросил разрешения воспользоваться водевилем, Ершов сказал: «Пусть им воспользуется Козьма Прутков, потому что сам я уже ничего не пишу». Козьме Пруткову старанием Жемчужникова пригодились и некоторые эпиграммы автора «Конька-Горбунка».

В последние годы жизни П.Ершов сблизился с художником и писателем М.С.Знаменским. Они очень регулярно, в назначенный день недели, встречались, вели бесконечные разговоры. М.Знаменский был, пожалуй, единственным из тоболяков, которого вышедший в отставку и отошедший от всех дел Ершов неизменно приветливо встречал. Никто из сослуживцев поэта по гимназии близким ему так и не стал.

Лирика.

Уже в стихах раннего, петербургского периода творчества П.Ершов создаёт образ поэта в романтической традиции. И не отступает от этого образа во всём своем творчестве. Его стихи полны тревожных предчувствий. В стихотворении «Решимость», созданном в 1838 году, он риторически вопрошает судьбу:

Минули ль годы испытаний?

Терзанья кончились души?

Или ещё фиал страданий

Судьба готовит мне в тиши?

Ужель пред раннею могилой

Она дала мне отдохнуть

Лишь для того, чтоб с новой силой

В меня всем пламенем дохнуть?

Чтоб, заживив страданья раны,

Коварно бодрость усыпить

И, устремив удар нежданный,

Вернее сердце поразить?

Но тревожные предчувствия не изменяют его решимости до конца пройти судьбой уготованный путь:

Пускай! Я жду её гоненья!

Не будет слёз в моих глазах

И заглушу укор мученья

Молитвой веры на устах.

Дело шло к его свадьбе с С.Лещёвой, П.Ершов был счастлив и не скрывал этого. В эти же дни он пишет стихотворение «Перемена», в котором будущую жизнь свою связывает с добрыми переменами в своей жизни, с семейной жизнью, готов утешиться в «домашнем крове». Он полон вдохновения. Но у него, в соответствии с романтической традицией, уже сложилось представление о своей судьбе как поэта. И он верен этому образу. Это образ изгнанника, обречённого на одиночество и страдания:

В стране далёкой,

Питомец бурей и снегов,

Блуждать я буду одинокой

В глуши подоблачных лесов.

Те же мотивы мы слышим в стихотворении «Грусть». Перед нами поэт, гонимый роком и обреченный на одиночество и страдания: