4. М. Фуко о знании и власти, их контроле над людьми

Археология знания обосновывает связь между знанием и властью, что

предполагает анализ структурных отношений между дискурсом и властью.

Основной постулат Мишеля Фуко (французского социолога) состоит в том, что определенная форма знания проявляет власть над другой и тем самым утверждается социальный контроль в обществе. Имущие и неимущие, свободные и заключенные, умственно здоровые и

сумасшедшие говорят на разных языках, обладают разными формами знаний, между

которыми в современно обществе отсутствует диалог. В конечном счете, одна

форма знания (имущих, свободных, умственно здоровых) начинает властвовать над

другой, что конкретно проявляется в утверждении и развитии институтов

социального контроля – государства, работных домов, тюрем, психбольниц.

По Фуко, язык и власть неразрывны. Причем не люди, конкретные правители,

а существующие в языке символы, имена в конечном счете определяют её характер:

«власть – это не некий институт или структура, не какая-то определенная сила,

которой некто был бы наделен: это имя, которое дают сложной стратегической

ситуации в данном обществе»28.

Развитие знания приводит к изменению характера власти, институтов

социального контроля. В работе «Сумасшествие и цивилизация» показывается, что в

истории человечества был период, когда сумасшедшего рассматривали как

животного. Соответственно, и отношение к психически больным людям было как к

животным. По мере развития медицинского знания это отношение стало меняться.

Сначала психиатрия использовала физическое и моральное воздействие по

отношению к больным. Затем акцент лечения сместился на моральные методы, ибо

причины заболевания виделись в моральных пороках. Возникновение знания об

инфекционном характере заболеваний привело к тому, что психически больные

люди подверглись полнейшей изоляции от остальных. З. Фрейд был первым, кто

стал рассматривать сумасшествие через призму языка. Тем самым в медицинском

знании возникла сама возможность диалога с психически больными людьми, что в

итоге привело к изменению социального контроля по отношению к ним, а затем и

характера власти. Более того, медицина впервые стала распространяться не только

на больных, но и на здоровых людей (профилактическое лечение, предотвращение

возможных патологий).

Данный пример показывает, что археология знания выявляет связь формы

знания (особенно медицины, психологии и психиатрии) с характером социального

контроля по отношению к психически больным людям и властвования вообще.

Эти же идеи Фуко развивает в работе «Надзирать и наказывать: рождение

тюрьмы». По его мнению, характер наказания определяют не конкретные

властители, а «лингвистическая составляющая» конкретной эпистемы. Именно

определенная эпистема детерминировала церемонии публичных казней виновных.

Затем в европейской культуре в период с 1757 по 1830 гг. происходит замена

экзекуций преступников на контроль над ними с помощью определенных тюремных

правил. Возникновение рациональной эпистемы привело, соответственно, к

рационализации и бюрократизации системы наказания, которая стала менее

жестокой и более мягкой. Однако она не стала более человечной. «Буржуазный

институт» тюрьмы, отмечал Фуко, предполагал «не меньшее, а лучшее наказание»,

28 Цит. по: Давыдов Ю.Н. У истоков социологического постмодернизма: от распредмечивания

социальной науки к плюралистическому разложению разумности. – История теоретической

социологии. Том 4. – С-Петербург, 2000. – С. 288

которое становилось «более универсальным», а «власть наказания проникла глубже

в социальное тело»29. В отличие от предшествующей новая власть наказания

проявлялась значительно чаще, она стала более эффективной и обезличенной и

распространялась не только на преступников, а на все общество.

Так, на основе нового рационального знания возникла технология

дисциплинарной власти. Она характеризуется тремя особенностями:

1) иерархическим наблюдением – возможностью должностных лиц

осуществлять контроль за сферами, находящимися в зоне их влияния;

2) нормативистскими суждениями – полномочиями должностных лиц

выносить суждения о нарушении поведенческих норм и, соответственно, наказывать

нарушителей;

3) инспектированием тех, кто является наблюдаемыми субъектами.

Данная эпистема («современный научно-правовой комплекс») предполагала

качественно иную власть – контролировать всех людей, причем выявлять «не только

то, что они делали, но и то, что они хотели или могли бы сделать». В итоге возникает

паноптикум – структура с автоматически функционирующей властью, причем

наблюдаемые знают, что они подвергаются контролю, но не знают точно время,

когда должностные лица контролируют их.

Как считает Фуко, современная эпистема возвеличила принцип паноптикума.

Он позволяет развивать дисциплинарное общество, контролируя с помощью более

дешевых и более эффективных средств все большие массы населения в самых

разных сферах – учебных заведениях, на службе, в армии. И в этом случае, как

видно, существует связь между конкретной эпистемой и характером власти.

Заметим, что современные постмодернисты рассматривают компьютерную

сеть в духе археологии знания – как новейшую эпистему, предполагающую

современный вариант паноптикума, который дает властвующим практически

неограниченную возможность контролировать подчиненных.

С аналогичных методологических позиций Фуко анализирует секс и

сексуальность. С его точки зрения, сексуальный дискурс всегда представляет нечто,

что можно контролировать, администрировать. Сексуальность не есть некая

универсальная константа. Напротив, она тесно связана со знанием, типом мышления

вообще. Смена эпистем, соответственно, приводит к утверждению нового типа

властвования общества относительно функционирования тела и секса. «Эта власть, –

пишет Фуко, – выступает как раз отнюдь не в форме закона или в качестве

последствия действия какого-либо определенного запрета. Напротив, она

осуществляет свое действие через умножение отдельных форм сексуальности»30.

Как видно, взаимодействие знания и власти проявляется и в сфере сексуальности.

Таким образом, теория археологии знания дает исследователям весьма

оригинальный инструментарий изучения социальных реалий. Используя

деконструкцию дискурса и переходя от неё к формированию представления об

«эпистеме», в итоге можно получить незаангажированные представления о

характере власти в конкретный исторический период, о специфике отдельно взятых

сфер жизнедеятельности общества. Данный теоретико-методологический

инструментарий особенно годится сегодня, когда социальные реалии все более

размываются, становятся диффузными. В этих условиях типы правил дискурсивных

практик представляют собой нечто относительно стабильное, на что исследователи

могут опереться при изучении современного постмодернистского общества.

Теория археологии знания – это также теория о развитии научных теорий.

Мы, по существу, привыкли к декартовской методологии науки, рассматривающей

теорию как наиболее сложную и развитую форму организации научного знания,

которая дает целостное представление о существенных связях определенной области

действительности – объекта данной теории31. Однако данная теория обосновывает,

на наш взгляд, справедливый постулат о том, что научные теории могут иметь

разные методологические основания. Так, теории постмодерна по духу

релятивистские, открытые не только для рациональных, но и для иррациональных

понятий. Их главная цель – выявить характерные тенденции современного

общественного развития. Постмодернисты не дают целостное представление о

сущностных связях определенных социо-культурных реалий, и не пытаются найти

на них исчерпывающие ответы.