Первый этап: предыстория эконо­мической социологии.

В первые два этапа развития экономической социологии доминирующим подходом был экономический. Экономисты все чаще пытаются определить побудительные мотивы, наиболее сильно и устойчиво воздействующие на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни.

Достижениями этого периода, как отмечает Силласте Галина Георгиевна, являются развитие социального подхода к экономике; вскрытие социальных противоречий капиталистической экономики (в частности, между пауперизацией (массовое обнищание) и пролетаризацией); определение влияния «неэкономических условий» на развитие произ­водства; разработка ряда важнейших социологических категорий: класс, социальные институты и статусные привилегии, статусные группы в экономике; экономическое поведение. Принципиальное значение имеет вывод Т. Веблена о том, что «экономическая наука должна быть наукой о поведении людей в их отношении к материаль­ным средствам существования». В частности, основной формой поведения, которую избрал для анализа сам Веблен, является потре­бительское поведение.

В основу экономической социологии, действующего объекта и субъекта социальных отношений, положены две концепции «экономического человека» и «социологического человека».

Экономическая теория в моделировании хозяйственного поведения человека исходит из четырех следующих предпосылок:

• Человек независим. Это автономный, атомизированный индивид, принимающий самостоятельные решения, исходя из своих личных предпочтений.

• Человек эгоистичен. Его основная цель - забота о своем интересе и стремление к максимизации собственной выгоды.

• Человек рационален. Он имеет ясные и устойчивые предпочтения, осуществляет последовательный выбор средств достижения поставлен­ной цели и рассчитывает их сравнительные издержки.

• Человек информирован. Он не только хорошо знает собственные потребности, но и обладает достаточной информацией о средствах их удовлетворения.

Перед нами возникает облик «компетентного эгоиста», который рационально и независимо от других преследует собственную выгоду. Для подобных субъектов всякого рода политические, социальные и культурные факторы являются не более чем внешними рамками или фиксированными границами, которые держат их в некой узде, не по­зволяя одним эгоистам реализовывать свою выгоду за счет других слиш­ком откровенными и грубыми способами. Указанные предпосылки и положены в основу общей модели, называемой homo economicus («эко­номический человек»), на которой, с определенными отклонениями, построены практически все основные экономические теории.

Модель «экономического человека» стала основополагающей в труде А. Смита (1723-1790) «Исследование о природе и причинах богатства наро­дов». Адам Смит, создавший основы системы политической экономии, сначала читал курс логики, а затем нравственной философии в университете в Глазго (крупный фабричный город Шотландии) (1751-1764 гг.), в Шотландии - тогдашнем центре промышленной (индуст­риальной) революции. Эти два важных фактора - его педагоги­ческая деятельность и индустриальный рост страны - привели А. Смита к осознанию того, что нравственность в умозритель­ном понимании, вне других сфер жизни человека, и прежде все­го без главной - производственной стороны, будет ограниченна. И что необходимо исследовать экономические процессы. И, ко­гда он занялся только научными экономическими исследова­ниями, нравственный, социальный, политический аспекты в итоге не могли быть и не были им проигнорированы.

И по сути дела, его пятитомное «Исследование о природе и причинах богатств народов» - есть первое фундаментальное произведение социологического анализа экономической жизни, это по существу синтезированный курс социологии и политической экономии.

По Смиту, экономический человек - это субъект рынка, произво­дитель, работающий на рынок. Согласно характеристике Смита, «экономический человек» - лич­ность эгоистичная, рациональная, «не связанная с другими узами долга или благодарности», которая «гораздо вернее достигнет своей цели, если обратится к эгоизму своих коллег», так как «экономичес­кий эгоизм способен двигать горы». Человек - это автономный индивид, движимый двумя природными мотивами, - своекорыстным интересом и склонностью к обмену.

У Смита интерес отдельного гражданина и интерес общества не противоречат друг другу. «Каждый отдельный человек имеет в виду лишь собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общест­ва, причем в этом случае, как во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения. Преследуя свои собственные интересы, он часто бо­лее действенным образом служит интересам общества, чем то­гда, когда сознательно стремится делать это. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано те­ми, которые делали вид, будто ведут торговлю ради блага об­щества».

Всем людям свойственно одно «желание улучшить наше по­ложение, желание, присущее нам с рождения и не поки­дающее нас до могилы». Их интересы могут сталкиваться, и то­гда они сами ищут выход из положения. Им просто не нужно мешать добиваться улучшения своего положения любыми средствами, кроме таких, которые являются нечестными и не­справедливыми. И здесь свою роль должно сказать государство, которое является естественным порождением различия интере­сов различных классов, которые необходимо согласовать.

В экономическом интересе человека Смит видел не только источник обогащения, но и причину разделения труда, повышения его производительности. На примере, ставшем хрестоматийном, ана­лизируя производственный процесс в булавочной мастерской, Смит показал, во-первых, что совокупная производительность каждого из работников, занятых одной мелкой операцией, в 240 раз больше, чем, если бы каждый из них делал все операции, и, во-вторых, - что самое главное - он рас­крыл универсальность процесса разделения труда.

И в этом технологическом разделении труда заложена основа для классового деления общества, деления общества на город и село. Это разделение труда надолго вошло в поле зрения уче­ных - и экономистов, и социологов. И тех и других в этом раз­делении прежде всего привлекали внимание проблемы общест­венного разделения труда. Особенно фундаментально вопросы общественного разделения труда рассмотрены в одноименной работе Э. Дюркгейма.

Его гипотезы о «невидимой руке» и «экономическом челове­ке» надолго войдут в поле зрения философов, социологов, эко­номистов. «Невидимая рука» А. Смита предполагает такое соотношение во взаимодействии хозяйствующих субъектов и государства, когда последнее, не противодействуя объективным экономиче­ским законам, не вмешивается в процесс «естественного», т.е. свободного функционирования рынка. А «экономический чело­век» у него всегда стремится к личному обогащению; это со­вершенный эгоист, который «скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них. Всякий, предлагаю­щий другому сделку какого-либо рода, предлагает сделать именно это. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно, - таков смысл всякого подобного предложения. Именно таким путем мы получаем друг от друга значительно большую часть услуг, в которых мы нуждаемся. Не от благоже­лательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы по­лучить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных ин­тересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах»

Исходя из главной цели его научного исследования - о при­роде и причинах богатств народов, А Смит приходит к выводу, что богатство нации зависит не от численности его населения, а от соотношения между производительной и непроизводитель­ной частями населения страны. Через призму производительного и непроизводительного труда у А. Смита осуществлен социологический анализ соот­ношения ценности людей различных социальных групп, и в ча­стности, на примере военного и шахтера. Потеря первого, по мнению А.Смита, менее болезненна для общества, а потеря шахтера - более ощутима, ибо потеря первого - это потеря че­ловека, занятого непроизводительным трудом, а второго - по­теря человека, занятого производительным трудом.

А. Смит дает характе­ристику и процессов социально-экономического неравенства, его причин и особенностей, а также того, как бы охарактеризо­вали социологи в современных терминах - справедливых и не­справедливых форм экономического неравенства. Это «пять следующих главных условий, насколько я, - пишет А. Смит, - мог наблюдать, компенсируют малый денежных заработок в одних занятиях и уравновешивают больший заработок в других: 1) приятность или неприятность самих занятий, 2) легкость и дешевизна или трудность и дороговизна обучения им, 3) посто­янство или непостоянство занятий, 4) большее или меньшее до­верие, оказываемое тем лицам, которые занимаются ими, и 5) вероятность или невероятность успеха в них» Но «хотя пять условий, указанных выше, вызывают значи­тельное неравенство заработной платы и прибыли на капитал, они не оказывают влияния на общую сумму действительных или воображаемых выгод или невыгод, связанных с тем или иным приложением труда и капитала. По самому существу своему они возмещают малые размеры денежного вознагражде­ния в одних отраслях и уравновешивают слишком высокое воз­награждение в других.

Однако для соблюдения такого равенства в общей сумме вы­год и невыгод необходимы, даже при наличности наиболее полной свободы, три следующих условия: во-первых, данная отрасль торговли или промышленности должна быть хорошо всем известна и давно утвердиться в данной местности; во-вторых, она должна находиться в своем нормальном, или, так сказать, естественном состоянии; в-третьих, она должна быть единственным или главным занятием тех, кто посвящает себя ей».

Со временем содержание понятия «экономический человек» рас­ширяется за счет включения в него не только личной выгоды в кон­куренции, но и стремления к политической карьере, меценатству. А. Маршалл, разделявший идеи основателя классической экономии Смита, дал свое определение «экономического человека», в котором особенно выделялись такие качества, как уверенность в собствен­ных силах, самостоятельность, осознанное принятие решений, предусмотрительность. Однако, по Маршаллу, «экономический че­ловек» живет и трудится как в рыночной среде, так и вне ее. Например, в натуральном хозяйстве. Рыночные же отношения распростра­няются на все сферы общения человека, на семейные отношения и политику.

Можно выделить ряд экономических идей и концепций, развивавшихся в западных школах этого периода и имевших большое значение для становления экономичес­кой социологии на начальном этапе:

• «теорию человека», его потребностей и побудительных стимулов к действиям (А. Смит);

• теорию свободной конкуренции, свободного предприниматель­ства (Д. Рикардо). Причем в качестве факторов, обусловливающих конкуренцию, нередко выделялись политические, нравственные и религиозные;

• мотивацию экономического поведения, соотношение в эконо­мическом поведении свободы и ограничений (А. Маршалл);

• естественный закон о народонаселении Томаса Мальтуса. Мальтус причину бедствий масс видел в безответственном размножении, обзаведении детьми, для которых нет и не может быть пищи. А возлагаемая на правительство ответственность за народные бедствия, очевидно, ошибочно. Рост населения по Мальтусу подчиняется законам геометрической прогрессии, а объем продовольствия растет по законам арифметической прогрессии.

В основу концепции «социологического человека» акцент переносится с индивида на общественные классы, которые рассматриваются не просто как «статистические» груп­пы, а как реальные социальные субъекты. Поэтому модель «экономического человека» начала подвергаться критике чуть ли не с начала своего появления.

Как отмечает Радаев, серьезными противниками либеральных по­строений классической политической экономии с начала XIX в. высту­пают социалисты Анри Сен-Симон (1760-1825), Роберт Оуэн (1771 - 1858), Шарль Фурье (1772-1837), Л. Блан (1811-1882). Именно из их уст раздается призыв изучать положение людей, а не абстрактные факторы произ­водства. По мнению социалистов, человеку присуще инстинктивное стремление к общему интересу, по­средством которого только и можно достичь личного счастья. Присоеди­няясь к Жан Шарль Леонар Сисмонди (1773-1842), социалисты считают невозможной спонтанную гармонию экономических интересов. Ошеломленные раз­вернувшейся конкуренцией и жестокостью первых предпринимателей, они указывают на бедствия пролетаризации и принципиальную конф­ликтность интересов, ведущие к неизбежной классовой борьбе. Чело­век, по их мнению, выступает продуктом разрушительной экономи­ческой среды. Следовательно, изменить человека можно, лишь преобра­зуя эту среду.

Важное место в критике либеральной политической экономии за­нимает немецкая историческая школа. В развитии исторической школы в Германии, выделяют обычно два этапа, это «старая» и «молодая» исторические школы. К первой относят: Вильгельма Рошера, профессора Геттингенского и Лейпцигского университетов (основные работы: «Начала народного хозяйства» в 4-х томах, «Краткие основы политической экономии с точки зре­ния исторического метода»); Бруно Гильдебранда, профессора Бреславского и Марбургского университетов («Политическая эко­номия настоящего и будущего»); Карла Книса (1821-1898), про­фессора Фрайбургского и Гейдельбергского университетов («По­литическая экономия с точки зрения исторического метода»).

Ко второй - Густава Шмоллера (1838-1917), профессора Берлин­ского университета («Наука о народном хозяйстве»), Людвига Йозефа Брентано, профессора Мюнхенского университета («Эти­ка и народное хозяйство в истории», «Народное хозяйство Визан­тии», «История развития народного хозяйства Англии»), Карла Бюхера («Возникновение народного хозяйства»). Это направление еще называют «новой исторической школой», «историко-этическим направлением» или катедер-социализмом (проповедовал идею перехода от капитализма к социализму с помощью реформ, осуществляемых государством), имея в виду то, что значительная часть его приверженцев состояла из университетских преподавателей и активно отстаивала позиции социального рефор­мизма.

Кредо исторической школы можно выразить пятью принципами.

1. Историзм: хозяйственная жизнь на разных исторических этапах и у разных народов имеет свою специфику.

2. Антииндивидуализм: особым субъектом выступает народ с прису­щими ему нравами, вкусами, образом жизни и даже физическими спо­собностями; важная составляющая природы человека определяется его принадлежностью к специфической, исторически развивающейся це­лостности.

3. Антиэкономизм: призыв «в каждом явлении народного хозяйства - иметь в виду не только их одних, но всю народную жизнь в ее целост­ности».

4. Эмпиризм: народное хозяйство следует изучать не на уровне об­щих законов, а конкретно, путем исследования фактов, вооружившись статистическими инструментами.

5. Нормативизм: попытка утвердить политическую экономию не как «естественное учение человеческого эгоизма», а как «науку нравственную».

Основные идеи, созвучные историческому методу, были выска­заны гораздо раньше Адамом Мюллером и особенно Фридрихом Листом (1789-1846). Мюллер и Лист обратили внимание на то, что классическая теория не делает различий между нациями и го­сударствами, она претендует на всеобщие законы. Между тем каж­дая нация - особый организм, со своей историей, традициями, нравами и обычаями. В 1841 г. вышел в свет основополагающий труд Ф. Листа «Национальная система политической экономии». Как пишет Е.М. Майбурд, «несомненной научной заслугой Листа можно признать явно сформулированное положение о нерав­номерности развития различных стран в одну и ту же эпоху. Хотя А. Смит, несомненно, это понимал, он не уделил этому обстоятельству особенного внимания.

Но Лист и Мюллер были одиночками, время исторической школы пришло несколько позже. В. Рошер, К. Книс и Б. Гильдебранд, как и их предшественни­ки, начинают с критики классического положения о существова­нии единых всеобщих законов. Для них каждое хозяйство - на­родное, обладающее своим своеобразием и неповторимостью. По­этому политэкономия для них - не просто наука о производстве и распределении богатства, а наука о социальном хозяйстве. С точки зрения Рошера, например, для изучения экономики надо знать семь сторон общественной жизни - язык, религию, искусство, на­циональность, право, государство и хозяйство. Наиболее тесно связаны государство, хозяйство и право, они образуют неразрыв­ное целое.

Рошер также подчеркивал, что экономика не является просто соединением мелких хозяйств или экономических субъектов, как нация не является толпой. Экономика - это целое, связанное общ­ностью традиций, нравов, обычаев и права. «Рациональный эго­изм», выдвигаемый Смитом и особенно его последователями, как основное правило объяснения действий человека в хозяйственной сфере, представляет лишь одну сторону. Стремление к выгоде сдерживается стремлением к справедливости, эти две силы, эгоизм и чувство справедливости, обусловливают общественность, возни­кает некий особый «дух общения», благодаря которому «война, вызываемая эгоизмом, затихает в благоустроенном механизме».

Как Спенсер в социологии, так и Рошер в политической эко­номии говорит о народном хозяйстве как об организме, где есть упорядоченная система органов, находящихся в гармонии и подчи­няющаяся естественным законам. Потрясения народного хозяйст­ва, кризисы - это болезни народнохозяйственного организма. Во­обще историческая школа, особенно «старая», близка по методу с позитивизмом в социологии, и не только в стремлении сравнивать общество и экономику с организмом, но и с приоритетом фактов и отрицанием метафизических теорий. Исторический метод предпо­лагал первоначально лишь сбор и классификацию фактов хозяйственной жизни, но в эпоху «новой школы» Бюхером и особен­но Зомбартом этот запрет на теоретические обобщения был на­рушен.

Чем дальше шло исследование истории хозяйства, тем четче вырисовы­валась основная идея этой школы: нет никакой отдельно существу­ющей экономики, она находится только внутри общества и опре­деляется нравами, правом, религией и государством. И этот вывод был вполне естественным, ведь историки обращались к докапита­листическим формам хозяйства, где экономика еще не выделилась в отдельную самостоятельную систему. Историки и Смит работали в разных плоскостях, понятно, что они не могли найти общий язык.

«Старая» историческая школа критиковала не только класси­ков, сильно доставалось и социалистам. Гильдебранд был одним из первых, кто с фактами в руках разгромил работу Энгельса «Поло­жение рабочего класса в Англии». Обвиняя Энгельса в небеспри­страстном выборе фактов, Гильдебранд доказывал, что в историче­ском плане положение рабочего класса не ухудшается, а улучшается, особенно если брать длительные отрезки времени для сравнения. Гильдебранд обвинял материалистов в том, что они видят в произ­водстве лишь материальный процесс, но производство - это еще и духовное производство, эту функцию выполняет предпринимате­льство. Поэтому неравенство между трудом и капиталом - это не­равенство между умственным и физическим трудом вследствие различия естественных способностей. Общая функция предприни­мательства - в соединении различных видов труда.

Критиковал Гильдебранд социалистов и за их стремление упразднить частную собственность. По его мнению, нищета не яв­ляется следствием частной собственности. В историческом про­шлом жизнь трудящихся классов была еще хуже, это было равен­ство, но равенство нищих.

Густав Шмоллер был самым влиятельным ученым второго поколе­ния исторической школы. Шмоллер был не только ученым, но и видным политическим деятелем, в 1872 г. он был одним из основа­телей «Союза социальных наук и социальной политики», включа­ющего большинство немецких профессоров и ставившего целью решить «социальный вопрос». В 1887 г. был созван первый науч­ный конгресс, на котором присутствовали как ученые, так и поли­тики и предприниматели, на нем были сформулированы положе­ния о регулирующей роли государства в деле социальной помощи трудящимся классам. Таким образом, историческая школа, рас­сматривая этическую обусловленность хозяйства, пришла к выводу о необходимости и целесообразности государственного регулиро­вания экономики для обеспечения социальной справедливости. Этот Союз организовал огромную систему эмпирических исследо­ваний среди рабочих, крестьян, мелких предпринимателей и т.п.

В 1892 г. под эгидой Союза именно Макс Вебер провел анкетное исследование положения ост-эльбских крестьян, похоже, получив­шее огромный резонанс в стране. Усилиями его сотрудников был проведен анализ положения немецкого ремесленничества (1884), изучены жилищные условия рабочих (1901), что давало возмож­ность требовать у правительства социальных реформ.

Г. Шмоллер обратился к исследованию взаимосвязи экономи­ки и этики (отсюда и название этого направления - «историко-этическая школа политэкономии»). В эконо­мических действиях люди ориентированы не просто на чистую ра­циональность и выгоду, они заранее объединены общностью язы­ка, истории, обычаев, идей. Эту общность Шмоллер определяет как «коллективный этос хозяйства». Люди действуют утилитарно, но согласуются с этически установленным порядком.

Шмоллер по-новому поставил вопрос о справедливости в эко­номической жизни. Согласно классикам, справедливость - это свобода конкуренции, а различия богатства и бедности - резуль­тат естественного процесса. Помощь бедным нарушает естествен­ные законы, отнимая часть дохода у трудолюбивых и передавая ее тем, кто не способен к труду. Всякий «друг бедных» должен же­лать отмены законов о бедных, говорил Рикардо и был полностью поддержан в социологии Спенсером несколько позже. Для Шмол-лера экономика - это действия людей, в них не может быть сле­пых сил природы. Справедливость заключается в собственных представлениях и идеалах людей. Борьба экономических интере­сов хозяйствующих субъектов смягчается не их равновесием, где каждый конкурирует с каждым, а вследствие смягчающей работы культуры и религии. Здесь вступают в силу представления челове­ка о долге и справедливости, его идеи общности, когда интересы общего стоят выше интересов индивидуальных. Поэтому люди мо­гут и должны ставить вопрос о совершенствовании экономических отношений согласно принятым нормам справедливости, и в пер­вую очередь - отношений распределения.

Реальный путь обеспечения справедливости - вмешательство государства, которое путем изменения правовых отношений устра­няет несправедливость и неравенство. Великий государственный человек на своем месте может и должен оказать решающее воздей­ствие на экономику, говорил Шмоллер.

Историческая школа была самым влиятельным направлением в экономической науке Германии, но она не была единой. Карл Бюхер, один из самых интересных представителей «новой историче­ской школы», первым выступил против Шмоллера с критикой описательного характера исторического метода, он стал говорить о необходимости теоретических обобщений, типологизации и классификации, чему и посвятил свою замечательную работу «Воз­никновение народного хозяйства». Вскоре бунт Бюхера был под­держан Э. Майером и В. Зомбартом.

В своей методологии Бюхер известен как основатель одной из самых популярных теорий классификации этапов развития хозяй­ства, он настаивает на трех исторических типах хозяйства - до­машнем, городском и народном. Исторически первым возникает первобытное хозяйство, но оно не является, по Бюхеру, хозяйст­вом как таковым. Первобытным людям не присуща трудовая деятельность, они занимаются собирательством всего, что пригодно в пишу. Единственная их потребность заключается в питании, они живут исключительно настоящим моментом, не задумываясь о бу­дущем, поэтому у них нет основной черты хозяйственной деятель­ности - рационализации. Первобытные люди не делают никаких запасов, жизнь настоящим дает им беспечность, леность и весе­лость. На этой стадии нет социальной организации, нет целесооб­разного использования ресурсов, нет регулирования потребления, нет сознательной передачи трудовых навыков от поколения к по­колению, следовательно, заключает Бюхер, нет и хозяйства.

Трудовая деятельность появляется не вместе с человеком, как предполагали Маркс и Энгельс, а на гораздо более поздних сту­пенях развития. Процесс труда для примитивного человека был сложным и непривычным занятием, он требовал монотонного, тер­пеливого повторения, поэтому многие трудовые операции были со­единены с ритуальными обрядами, имевшими в своей основе чет­кий музыкальный ритм (этому вопросу Бюхер посвящает другую свою работу «Работа и ритм»). Первые формы труда были связаны с производством ритуальных украшений, масок, раскрашиванием тела. Поэтому искусство древнее труда, заключал Бюхер. Приру­чение домашних животных, охота и рыболовство также не имели сначала прагматических целей, это была форма игры и развле­чения, которая лишь потом получила рациональное использо­вание.

Домашнее хозяйство - первый этап действительного развития экономики, именно здесь начинается рациональная хозяйственная деятельность. Основа домашнего хозяйства - родовые связи и се­мейная организация, это социальная структура домашнего хозяйст­ва. Этот тип хозяйства направлен исключительно на потребление: все предметы, необходимые для жизни, производятся в рамках это­го хозяйства и предназначены для собственного потребления. Да­же в средневековом хозяйстве излишки натурального хозяйства использовались для содержания феодалом слуг и челяди, а не предназначались для обмена.

Отношения между хозяином и работником не носили никаких договорных форм, это были личностные отношения господина и слуги. Между хозяевами отношения строились, скорее, по типу безвозмездной помощи, одалживания различных предметов хозяй­ства. Денежные отношения были скорее средствами платежа или средствами накопления, чем средствами обращения. Вообще, домашнее хозяйство - это царство потребительной стоимости, а не стоимости. Потребность, труд, производство - вот те немногие понятия, которыми описывается домашнее хозяйство. Здесь нет ка­питала, разделения труда, цены стоимости, прибыли, дохода, в древних классических языках вообще нет слов «доход», «заработ­ная плата», «профессия».

Городское хозяйство в отличие от домашнего предполагает производство избыточного продукта для продажи на рынке. Его производительно-территориальной основой являются уже не зем­леделие и деревня, а город и ремесло. Именно здесь возникает на­стоящее разделение труда: в первобытном обществе существовали различия в трудовых функциях, работа делилась между мужчинами и женщинами, но эти функции не были взаимозаменяемыми, муж­чина не мог выполнять женскую работу и наоборот. Даже в период господства домашнего хозяйства разделение трудовых функций происходило внутри замкнутых хозяйств, что не затрагивало раз­деления труда между хозяйствами, поэтому не существовало про­фессий как таковых.

Разделение труда Бюхер трактует не как технологический про­цесс разделения производства на виды трудовых операций, а преж­де всего как социальный процесс - разделение людей в зависимо­сти от выполняемых ими экономических функций. Разделение труда в городском хозяйстве приводит к созданию сильного класса независимых ремесленников, чье существование зависело от их собственных усилий и от объективных безличных законов рынка. Горожане были особым слоем людей, со своими политическими правами, поскольку город в эпоху становления национальных го­сударств использовался королем как средство борьбы с местными феодалами. Значимость проблемы города стала предметом социо­логического труда М. Вебера «Город».

Луйо Брентано, как и Бюхер, занимался как конкретно-исто­рическим анализом хозяйства (в частности, знаменитыми являются его исследования экономики Византии и Англии), так и теорети­ческим анализом, где его особо интересовало взаимодействие этико-религиозных и экономических отношений.

Брентано критиковал классическую теорию за то, что она пользуется недопустимыми упрощениями - вместо реального че­ловека, она оперирует абстрактными образами: «Классическая экономия, - пишет он, - создала человека, свободного от всяких индивидуальных черт, налагаемых занятием, классом, националь­ностью и культурой... Ей неизвестны особенности рас, религий, исторических эпох». Этот абстрактный образ объясняет и движе­ние капитала, и заработной платы, будто бы рабочий переходит из одной отрасли в другую, где заработная плата выше. На самом деле в реальном мире выбор работы зависит от обычаев, привычки, личного призвания. Например, даже в случае превышения предло­жения труда в ткацкой отрасли рабочий не бросает своего занятия, а его дети по традиции «вероятнее всего идут в ткачи». Кроме того, экономические отношения часто дополняются социальными, заработная плата регулируется не только спросом-предложением, но и отношением рабочих друг к другу, отношением рабочих к ра­ботодателю.

В критике классической политэкономии с немецкими историками многое сближает основателя социологии О. Конта (1798-1857) (секре­таря А. Сен-Симона), представляющего социологию как наиболее кон­кретную, резюмирующую позитивную науку, завершение системы наук. Хайлброн описывает Конта как невысокого, немного косоглазого и очень неуверенного при общении, особенно с женщинами. Он был также отчужден от общества в целом, Эти факты могут помочь объяснить женитьбу Конта на Каролине Массан (брак длился с 1825 по 1842 г). Она была незаконнорожденной, поз­же Конт назвал ее «продажной женщиной», хотя такая оценка была недавно поставлена под сомнение. Неуверенность в себе Конта находилась в противо­речии с его огромной уверенностью в своих интеллектуальных способностях, и, по-види­мому, такое самомнение было обоснованным.

Он был шокирован потрясениями, ко­торые вызвала к жизни революция, и ее возбуждающими последствиями для Франции и других стран и критиковал мыслителей, породивших идеи Просвещения. С другой стороны, во многих смыслах Конт сам был детищем Про­свещения. Он противостоял христианской церкви, которую расценивал как сдерживающую силу в человеческой исто­рии. Он был ревностно верующим в прогресс и даже более того - в науку, на которую он возлагал непомерные ожи­дания.

Чудесная память Конта хорошо известна. Наделенный фотографической памятью, он мог процитировать слова любой страницы, однажды им прочитанной. Его способ­ность к концентрации была такова, что он мог набросать целую книгу, не прикоснув­шись к бумаге. Он читал лекции, не пользуясь конспектами. Когда он садился писать книги, то записывал все по памяти.

Чудесная память Конта и способность к концентрации позволила ему создать свою теорию общественного прогресса, суть которой (в предельно сжатой форме) можно представить так. Каждое последующее общественное состояние совершеннее предыдущего. Прогресс достигается развитием, прежде всего, сознания людей, проявляющемся в позитивных переменах в науке, морали и религии. Первая ступень - теологическая, она относится к периоду до 1300 г. В течение этого времени главенствующая система идей ставила на первое место веру в то, что сверхъестественные силы и религиозные фигуры, созданные по образу чело­века, являются источником всего сущего. Социальный и физический мир в осо­бенности считались творением Бога. Вторая ступень - метафизическая, она от­носится к периоду примерно с 1300 по 1800 г. Для этого времени была характерна вера в то, что абстрактные силы, «природа», а не персонифицированные боги мо­гут объяснить практически все. Наконец, в 1800 г. мир вступил в позитивную ста­дию, характеризующуюся верой в науку. Люди склонялись к тому, чтобы оставить поиски абсолютных причин (Бога или природы) и вместо этого сосредоточились на наблюдении социального и физического миров в поисках тех законов, которые ими управляют. Очевидно, что в своей теории мира Конт сделал акцент на интеллектуальных факторах. Действительно, он утверждал, что причина социального беспорядка - беспорядок интеллектуальный, Источник этого беспорядка лежит в более ранних системах идей (теологической и метафизической), которые продолжали существовать и в позитивную (научную) эпоху. Только когда позитивизм обретет полный контроль, прекратятся социальные перевороты и революции.

В ранние годы жизни Конт был связан с Анри де Сен-Симоном, довольно эксцентричным французским мыслите­лем того периода, основавшим нечто вроде секулярной цер­кви. В течение нескольких лет они тесно работали вместе, и Конт признавал, сколь мно­гим он обязан Сен-Симону: «Я, бесспорно, интеллектуально очень многим обязан Сен-Симону... он мощнейшим образом способствовал моему продвижению в философском направлении, которое я выбрал для себя сегодня и которому без колебаний буду следовать всю жизнь». Сами сенсимонисты расценивали себя как разновид­ность организации со священническими порядками, которая будет стражем новой веры в прогресс и рациональность во имя человечества. Среди других несколько причудливых характеристик была униформа, которую они носили - жакет с пуговицами вдоль спины, который никто не мог ни надеть, ни снять без помощи других. Идея здесь состояла в том, чтобы продемонстрировать (можно сказать, несколь­ко болезненным способом), что человеческие существа за­висимы друг от друга.

Позднее в 1824 г. Конт рассорился с Сен-Си­моном, и каждый из них обвинял другого, приписывая ему кражу своих идей. Позже Конт писал о своих отношениях с Сен-Симоном как о «катастрофических» и описы­вал его как «развращенного обманщика». В 1852 г. Конт ска­зал о Сен-Симоне: «Я ничем не был обязан этой персоне».

Как уже было отмечено, социология Конта родилась в ходе революционного пафоса. Он считал, что современное ему общество находится в состоя­нии кризиса, и общественные потрясения объясняет противо­речиями между исчезающим теологическим и военным общест­венным строем и рождающимся научным и индустриальным позволит дать такое объяснение, несомненно, каждое из пред­шествующих положений потребует тщательного научного пе­ресмотра, основанного на целостной естественной философии». Отдельный индивид для Конта - почти абстракция, почти ничто: «общественная жизнь стоит выше всякого личного су­ществования» (Конт, с. 145). Самая высшая реальность - обще­ство, которое, по его мнению, эволюционируют, проходя три ос­новные стадии развития - примитивную, промежуточную и на­учную. Общество посредством разделения труда становится более сложным, дифференцированным и специализированным. Эта важное для социологической теории явление, которое позже будет детально проанализировано Э. Дюркгеймом, по мнению О. Конта, ведет к упрочению социальной солидарности, так как ставит индивидов в зависимость друг от друга. Но Конт также выделял и негативные стороны этого процесса, по­рождающего новое социальное разделение между классами, а также между частной и общественной сферами.

«Не только нельзя рассчитывать на классы, господство кото­рых было навсегда разрушено в начале революционного кризи­са, но мы должны ожидать почти столь же сильного, хотя более скрытого противодействия со стороны тех классов, которые достигли высшего социального положения, которого они так долго добивались. Их политические стремления сводятся, главным образом, к обладанию властью, не касаясь ее назначения и ее осуществления. Они, не шутя, полагали, что парламентский режим, свойственный заканчивающемуся ныне переходном состоянию покоя, является завершением революции. Они долга будут сожалеть об этой эпохе застоя, так как она была блага приятна для их честолюбивой деятельности».

О. Конт умаляет значение экономики и политики по сравнению с нау­кой и моралью. В его классификации наук политической экономии даже не находится особого места (предполагается, что это лишь одна из вет­вей социологии). О. Конт обвиняет экономистов в схоластической игре простыми понятиями, которые все более приближаются к метафизи­ческим сущностям; критикует их за отрыв экономических явлений от социального целого.

У самого Конта человек чувствителен, деятелен и разумен. Причем побуждения к деятельности у него идут в первую очередь от чувств, а разум выполняет контрольные функции. Человек эгоистичен, но эго­изм не исчерпывает его природы, каковая полагается неизменной. Ис­ходя из приоритета целого над частью Конт представляет общество как самостоятельную силу, которая держится на согласии умов, на «кон­сенсусе» мнений.