Движение крымских татар

С 1956 г. крымские татары начали по­давать коллективные письма властям с просьбой разрешить вернуться на ро­дину. В группы по составлению этих пи­сем вошло около 5 тыс. человек. В 1966 г. под одним из таких обращений подписались 130 тыс. человек — поч­ти весь народ. Но никакого ответа на все эти письма так и не последовало.

С середины 60-х гг. движение крым­ских татар сблизилось с правозащит­ным движением. Генерал Пётр Григоренко (см. ст. «Пётр Григоренко»), вы­ступая в 1968 г. перед крымскими та­тарами на встрече в одном московском ресторане, сказал: «Перестаньте про­сить! Верните то, что принадлежит вам по праву!». Эта встреча закончилась пением «Интернационала», причём пели и случайные посетители рестора­на, и его работники.

В 1966—1968 гг. движение крымских татар стало выливаться в новую фор­му — массовых митингов и демонстра­ций. Их разгоняла милиция, было осуж­дено более двухсот активистов движе­ния. Но эти протесты заставили власти принять указ 1967 г., который наконец снял с крымских татар обвинение в «из­мене родине». Правозащитница Людми­ла Алексеева писала: «То, чего не уда­лось добиться за восемь лет смиренных просьб, было вырвано за три года энер­гичных всенародных протестов». Одна­ко в том же указе подчёркивалось, что крымские татары «укоренились на но­вых местах», и им не разрешалось воз­вращение на родину. После указа дви­жение крымских татар сделало ещё один шаг в своём развитии: тысячи людей стали возвращаться на родину, не дожидаясь разрешений.

С 1967 г. крымские татары начали ста­вить на пустырях в Крыму палаточные городки и селиться в них. Власти по­стоянно сносили их бульдозерами. Слу­чалось, разрушали и купленные тата­рами дома. В 1978 г. после одного та­кого выселения крымский татарин Муса Мамут в знак протеста покончил с собой, совершив самосожжение. Эта «бульдозерная война» продолжалась вплоть до 1990 г.

571

ко его участники, как правило, требовали не возвращения в По­волжье, а выезда в Западную Германию.

Двум народам — крымским татарам и туркам-месхетинцам — было вообще отказано в праве вернуться в места искон­ного проживания. В течение 60—80-х гг. продолжалась борьба этих народов за возвращение на родину.

«Оттепель»

«ДЕЛО ВРАЧЕЙ»

13 января 1953 г. газета «Правда» поместила передовую статью под сенсационным заголовком «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».

В статье сообщалось, что арестованы девять «врачей-вреди­телей» (профессора Вовси, Виноградов, Фельдман, Этингер, Гринштейн и др.). «Правда» писала: «Участники террористиче­ской группы, используя своё положение врачей и злоупотребляя доверием больных, злодейски подрывали здоровье последних... Жертвами этой банды человекообразных зверей пали товарищи Жданов и Щербаков. Преступники признались, что они, восполь­зовавшись болезнью товарища Жданова, умышленно скрыли имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопока­занный этому тяжёлому заболеванию режим и тем самым умерт­вили товарища Жданова».

«Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлин­ги, советский народ раздавит, как омерзительную гадину», — го­ворилось в заключение.

Об атмосфере следствия по «делу врачей» писал позднее один из арестованных Яков Рапопорт: «М. С. Вовси и В. Н. Вино­градов говорили мне, что они признали все свои вымышленные преступления. М. С. Вовси даже рассказал мне, как от него потре­бовали признания в том, что он был ещё и немецким шпионом и что он при этом расплакался, сказав: „Чего же вы ещё от меня хотите, ведь я же признался, что был американским и английским шпионом, неужели этого мало? Немцы расстреляли в Двинске всю мою семью...". В ответ он получил матерную ругань и требо­вание: „Профессор, нечего запираться, признавайся, что был и немецким шпионом!". И М. С. Вовси подписал, что был и немец­ким шпионом тоже». Сам Я. Рапопорт «признаваться» отказался, как и некоторые другие арестованные.

На общество «дело врачей» произвело сильное впечатление, особенно тот факт, что большинство из них носили еврейские фамилии. Люди отказывались лечиться у врачей-евреев. Пусто­вали поликлиники и аптеки. Хирург Борис Петровский расска­зывал о своём рабочем дне 13 января: «В большой 12-местной па­лате меня встретил гул голосов спорящих, возбуждённых боль­ных. Когда я вошёл, все смолкли, выжидательно и настороженно уставились на меня. Я по возможности спокойно сказал, что по-

575