Венеды и фенны

После того, Тацит приводит имена народов, о которых говорит, что не знает к германцам ли должно причислять их или к сарматам; это венеды (венды), певкины и фенны; о венедах он говорит, что они живут войною и грабежом; но отличаются от сарматов тем, что строят дома и сражаются пешие. О певкинах он говорит, что некоторые писатели называют их бастарнами, что они по.языку, одежде, по виду своих жилищ похожи на германцев, но, что, смешавшись путем брачных союзов с сарматами, они усвоили себе от них леность и неопрятность. Далеко на севере обитают фенны (финны), самый крайний народ населенного пространства земли, они совершенные дикари и живут в чрезвычайной нищете. У них нет ни оружия, ни лошадей; они питаются травой и дикими животными, которых убивают стрелами, имеющими заостренные костяные наконечники; они одеваются в звериные шкуры, спят на земле; в защиту от непогоды и хищных зверей, делают себе плетни из ветвей. Они, говорит Тацит, не боятся ни людей, ни богов, достигли того, чего достичь всего труднее человеку: им не нужно иметь никаких желаний. За ними, говорит он, находится уж баснословный мир.

Как ни велико было число племен, на которыя делились германцы, как ни велико было различие общественного быта между племенами, имевшими царей и не имевшими их; проницательный наблюдатель видел, что все они принадлежат к одному национальному целому, что они части великого народа, который, не смешиваясь с иноземцами, жил по обычаям совершенно самобытным; коренная одинаковость не была сглажена племенными разницами; язык, характер германцев и образ жизни их показывали, что все они имеют общее происхождение. Тацит говорит, что в старых народных песнях германцы восхваляют родившегося из земли бога Туискона и его сына Манна, как своих прародителей, что от трех сыновей Манна произошли к получили свои имена три коренные группы, которыми охватываются все германские племена: ингевоны (фризы), герминоны (свевы) и истевоны; в этом предании уцелело под мифической оболочкой свидетельство самих германцев, что они при всей своей раздробленности не забыли общности своего происхождения и продолжали считать себя соплеменниками.