4.4. Второй Кондратьевский цикл (от реформ 1861 г.

до революции 1917 г.)

Соотношение сил между основными центрами социальных инноваций («феодально-реформаторским», «либерально-реформаторским» и «революционно-демократическим») обусловило умеренный и половинчатый характер реформ, было освобождено 22,5 млн. помещичьих крестьян, но не был решен земельный вопрос. Фактически реализовывалась формула – «свобода в обмен на землю», ибо 2/5 земель, ранее находившихся в пользовании у крестьян, было «отрезано» в пользу помещиков. Кроме того, собственные наделы крестьяне обязаны были выкупить. В рамках общей реформы проводились реформы финансовой системы (учреждение Госбанка в 1860 г.), местного управления (земская и судебная в 1864 г., городская в 1870 г.), военная (введение всеобщей воинской повинности с 1874 г.). При всей кажущейся умеренности по своему инновационному воздействию они были сродни петровским.

Реформы обычно считаются точкой отсчета вступления России на капиталистический путь развития (спустя 250 лет после начала капитализации Западной Европы). Столь значительная временная задержка демонстрирует еще один классический пример сдерживания диффузии нововведений внешней, мощной границей, в данном случае государственной, территориальной системы.

За первые 20 лет (после 1861 г.) в России завершился промышленный переворот. Через 30 лет (к 1890 г.) объем промышленного производства вырос в 7 раз. Шел интенсивный процесс концентрации на всех уровнях. Доля крупных (более 1000 занятых) предприятий за 24 года (с 1866 по 1890 гг.) увеличилась более чем вдвое, численность занятых – более чем в три раза, а объем производства – в пять раз. Одновременно шел интенсивный процесс учредительства – с 1869 по 1873 гг. было основано 281 акционерное общество с уставным капиталом около 700 млн. руб. В 1873 – 1878 гг. разразился первый циклический кризис (знаменующий усиление нисходящей кондратьевской волны). Затем короткий подъем, далее вновь кризис и депрессия вплоть до 1886 г., а с 1887 г. – новый подъем, т.е. развитие страны шло как бы рывками, система самоорганизовывалась через постоянную внутреннюю переструктуризацию.

Диффузию нововведений четко отражают динамика и география железнодорожного строительства. За 25 лет (1865 – 1890 гг.) длина железных дорог выросла в 7,6 раз (до 29 тыс. км), преимущественно в Центре, на Западе и Юге империи – основных районах промышленной революции. К 1900 г. протяженность железных дорог составляла 43 тыс. км., при этом их плотность четко отражала особенности инновационных процессов, которые обусловливались как индустриальными инновациями, так и внешнеторговыми и конкурирующими (водный транспорт). Число пароходов с 1868 по 1895 г. возросло в 4 раза (в основном, на Волге), и это несмотря на нарастающую конкуренцию железнодорожного транспорта. Бурное развитие в начале ХХ в. переживала почтово-телеграфная связь России, стремясь обеспечить возросшие потребности социальной практики в обмене и распространении информации.

Стремительное распространение индустриальных инноваций и связанного с этим распространением промышленного труда и промысловых занятий населения, развитием инфраструктуры индустриальной организации производства отразилось на структуре доходов. Так, в их общей структуре, доход от железных дорог и связи увеличился с 5% в 1885 г. до 26% в 1910 г. Промысловые налоги за этот же период возросли на 451%, а сбор с доходов от денежного капитала на 668%.

Инновации проникали в Россию с их финансовым носителем – иностранными инвестициями. Их резкое нарастание особенно стало заметным в 1880 – 1890 гг. Общая доля иностранного капитала в лидирующих (машиностроение, химия, металлообработка) и ресурсных (горная) отраслях промышленности достигла к 1880 г. 40%.

В отраслевой структуре на первое место по стоимости продукции вышла пищевая промышленность (48%), текстильная переместилась на второе (30%), машиностроение – на третье (около 9%).

В сельском хозяйстве инновационный процесс протекал крайне замедленно и блокировался как общим консерватизмом, так и аграрным кризисом 1870 – 1890 гг. Наиболее быстро капиталистические инновации продвигались на Западе и Юге империи.

К 1895 г. была окончательно присоединена Средняя Азия, а уже к 1896 г. в Ташкент пришла железная дорога. Сюда инновации распространялись из Европейской России.

Распространение индустриальных инноваций привело к росту рабочего класса и городского населения, гораздо более восприимчивых к инновациям. Если в 1867 г. в крупной промышленности и на железной дороге было 706 тыс. рабочих, то к 1890 г. их численность возросла до 1432 тыс. чел. Это способствовало более быстрому обмену информацией и стремительному распространению любых инноваций. Именно этот фактор, не в последнюю очередь через активные коммуникации, способствовал росту революционных настроений.

С 80-х гг. XIX в. начинается массовое стачечное движение. Именно районы высокой концентрации пролетариата создали региональную среду наиболее благоприятную для распространения марксистских инноваций.

В эти же годы происходит геополитическая переориентация России от союза с Германией и Австро-Венгрией на союз с Англией и Францией, как результат нарастающего инновационного влияния последних.

В заключительном десятилетии XIX в. продолжалось внедрение индустриальных нововведений. Протяженность железных дорог возросла до 52 тыс. км, охватив первичной сетью всю обжитую территорию страны. Транспортные инновации потянули за собой цепочку промышленных инноваций, в первую очередь, в машиностроении и черной металлургии. Вплоть до 1870-х гг. все паровозостроение было сосредоточено в Санкт-Петербурге, однако уже с начала 1870-х гг. возникают Коломенский и Людиновский паровозостроительные заводы, налаживается производство на Воткинском заводе. Таким образом, наблюдается все та же инновационная картина: первоначальное возникновение в Петербурге, затем диффузия в Центр и на Запад, далее на Урал и Юг, к основным металлургическим базам. Иными словами, инновации первоначально ориентируются почти всегда на столичность, территориальную близость к генерирующим центрам, трудовые ресурсы и староосвоенность, и лишь затем перемещаются в районы, действительно оптимальные для их размещения по совокупности факторов размещения.

В 1860 г. общие масштабы добычи угля в России не превышали 300 тыс. тонн, в том числе 61% – в Польше и 33% – в Донбассе. К 1880 г. ситуация меняется: 39% – в Польше, 43% – в Донбассе и 12% – в Мосбассе. К 1900 г.: 25% – в Польше, 68% – Донбассе, менее 2% – в Мосбассе и около 2% – в Сибири. Территориальная динамика развития угольной отрасли вновь демонстрирует общие особенности инновационной модели – переток инноваций с Запада на Юг и Восток через Центр.

К концу века стремительно возник еще один ареал индустриального роста – Кавказ, на базе вначале нефтяной промышленности, а затем производств нефтеэнергохимического цикла. Если к началу реформ добыча нефти не превышала 10 тыс. т., то уже в 1880 г. она достигала 350 тыс. т., а к 1900 г. – превысила 10 млн. т., и Россия вышла на первое место в мире по ее добыче.

В XIX в. возврат к «человеческому» фактору в инновациях правительство продемонстрировало в отношении входящей в состав России Польши. Был издан целый пакет законоположений и распоряжений, устанавливающих огромные льготы для иностранцев, желающих переселиться в эту новую российскую провинцию. В результате только за 10 лет (с 1818 по 1828 г.) в Польшу переселилось около 250 тыс. немцев. Фактически речь шла об особой экономической зоне в составе России. В результате в Польшу в обход таможенных барьеров устремились из Германии полуфабрикаты. Произведенная из них готовая продукция затем практически без пошлины вывозилась на восток. В этом главная причина польского экономического чуда, и Польша, как и Прибалтика, из задворок Европы превратилась в западный парадный регион супердержавы, обладающий всеми преимуществами близости к ведущим инновационным центрам Европы. В результате, только за последнюю четверть XIX в., численность занятых в польской промышленности выросла почти в 3 раза, а годовое производство более чем в 4 раза. При этом любопытно, что территориальная структура промышленности Польши во многом повторяла структуру Европейской России.

В конце XIX в. все большие масштабы приобретал импорт капитала, который шел в страну вместе с технологическими и организационно-управленческими нововведениями. К началу ХХ в. 1/3 всех акций и облигаций акционерных обществ находилась за границей, а приток иностранного капитала только за 5 последних лет XIX в. составил 600 млн. руб. По национальной принадлежности около 30% капитала было бельгийского, по 22% – французского и германского, около 15% – английского.

Острое столкновение капиталистических инноваций с феодальной структурой российских пространств привело в начале ХХ в. к обострению всех видов внутрисистемных противоречий. Исключительно высокая концентрация пролетариата, как на единичных предприятиях, так и в ограниченном числе центров и районов резко динамизировала информационные потоки, которые словно степной пожар стремительно распространялись среди территориальных общностей и социальных групп. Результатом был мощнейший рост революционных настроений в стране. Мировой центр революционных инноваций переместился в Россию. Биение революционной мысли в различных слоях общества кристаллизовалось в специализированных институтах – партиях. К революции 1905 г. все основные политические инновации получили организационное оформление. Происходил бурный рост профсоюзов.

В середине 1906 г. Председателем правительства назначается П. Столыпин, который предпринимает попытку использования капиталистических инноваций прусского типа для реформирования аграрного сектора экономики. После роспуска 3 июня 1907 г. 2-й Думы в России начался период так называемой столыпинской реакции (1907 – 1910 гг.).

Промышленность России вплоть до 1909 г. находилась в глубокой депрессии.

В аграрном секторе была избрана прусская инновационная модель развития капитализма, основанная на насильственном разрушении общины. Однако эта инновация потерпела неудачу. За 10 лет (с 1907 по 1916 г.) из общины выделилось 2 млн. домохозяев, но к 1915 г. 2/3 их продали свою землю. Тем не менее, это усилило дифференциацию в деревне, привело к росту закупки сельхозмашин, развитию кредитной кооперации. За 4 года (1906 – 1910 гг.) переселилось 2,5 млн. человек. Эта переселенческая политика являлась способом перемещения материальных носителей капиталистических инноваций на окраины империи при одновременном ослаблении земельного вопроса в Центре.

В 1909 г. начинается новый экономический подъем, пришедшийся на пик восходящей фазы второго Кондратьевского цикла. За 5 лет (к 1913 г.) добыча угля возрастает с 25,5 до 35,4 млн. т., выплавка чугуна – с 2,8 до 4,5 млн. т., стали – с 2,6 до 4 млн.т., потребление хлопка – с 340 до 414 тыс. т. В деревне наблюдается рост посевных площадей со 100 до 107 млн. га. Началось крупное городское строительство, цикл обновления фондов. В значительной мере подъем опирался на заказы, связанные с подготовкой к новой войне, поэтому росла преимущественно тяжелая промышленность, а в текстильной депрессия так и не была преодолена. Вновь наблюдается сильнейшее воздействие циклов милитаризации на общую динамику развития экономики.

Начавшаяся в 1914 г. Первая мировая война привела к стремительному росту милитаризации экономики, общему экономическому росту. Однако все современные вооружения (самолеты, автомобили, моторы) поступали из-за границы. Слабая индустриальная структура империи оказалась не в состоянии адекватно среагировать на эту мощнейшую социальную инновацию. Продолжалась деградация аграрного сектора. К 1917 г. работоспособное мужское население сократилось на 47% за счет мобилизации (общее число мобилизованных превысило 15 млн. чел.), поголовье лошадей – с 17,9 млн. голов в 1914 г. до 12,8 млн. голов в 1917 г., подорвав саму возможность даже низкоэффективного земледелия. В результате этого посевные площади сократились на 12%, а валовой сбор – на 26%. Из 219 металлургических заводов действовали только 145.

Если в 1915г. рост стоимости производства к предыдущему году составил 15%, то в 1916 – только 4%, в 1917 г. – 31%. Надвигался коллапс на транспорте, ибо низкоплотная сеть железных дорог оказалась не в состоянии обеспечить массовые перевозки грузов и людей.

В этих условиях стремительно нарастало проникновение иностранного капитала во все сферы национальной экономики. Доля иностранного капитала к 1917 г. достигла 50%.

При этом на первое место вышли капиталы стран-союзниц (33% – французский, 23% – английский) при сохранении высокого участия немецкого (20%), бельгийского (14%) и росте американского (5%). Создались все условия для системного кризиса. Россия неудержимо входила в зону очередной точки бифуркации.