- •Раздел I
- •Глава 13. Сопротивление политической инерции
- •Глава 14. Сопротивление индивидуальной
- •Глава 15. Первый и второй светильники, рациональный страх и самосознание
- •Глава 16. Третий и четвертый светильники. Визионерское сознание и переоценка женственности
- •Глава 17. Пятый и шестой светильники. Принятие напряженности и этика осознанного действия
- •Глава 18. Седьмой источник света. Пробуждение религиозного духа
- •1 S ё m е 1 I n j. Pour sortir de la violence. Paris, Editions ouvrieres, 1983,202 p.
- •1. Размерности веры
- •1. Свойства божественной среды
- •2. Природа божественной среды. Вселенский христос и великое причастие
- •3. Возрастание божественной среды
- •Раздел II
- •Глава 2. Господство человека над природой и иудейско-христианское наследие
- •Глава 5. Вера в прогресс
- •Is Ginsberg. Op. Cit, p. 51.
- •77 В «Диалектике природы». См.: Parsons. Op. Cit, p. 180. Ginsberg. Op. Cit, p. 71.
- •Глава 10. Проблемы и принципы: нужна ли новая этика?
- •Ibid., p. 40-41, 45. Shepard... Op. Cit, p. 2. Ibid., p. 4-5.
- •1 CallicottJ. В. Conceptual Resources for Environmental Ethics in Asian Tradition of Thought: a propaedeutic.— "Philosophy East and West", vol. 37, No 2 (April 1987), p. 115-130.
- •2 Философский курс с таким названием впервые был введен в университете штата Висконсин в 1971 году.
- •1 Schweitzer a. Epilogue.-—In: Schweitzer a. My Life and Thought. An Autobiography. London, g. Allen and Unwin, 1933, p. 254-283.
- •Раздел III Карл г. Юнг
- •1 Jung с.G. Approaching the unconscious.— In: Man and his symbols. New York, 1968, p. 1—94.
- •1. Природа человека
- •2. Роль духовного опыта
- •3. Модель человеческой психики
- •4. Природа и архитектура психопатологии
- •5. Природа целительного процесса
- •6. Терапевтические процедуры
- •7. Роль терапевта
- •8. Роль пациента
- •9. Цели терапии
- •10. Природа реальности
- •1 G г о f St. Healing Potential of Non-ordinary States of Consciousness. Big Sur, ca; manuscript, 1987.
- •1 W I 1 b е г к. Psychologia Perennis: The Spectrum of Consciousness.— In: Beyond Ego: Transpersonal Dimensions in Psychology. Los Angeles, 1980, p. 74—86.
- •2 H u X 1 e у a. The Perennial Philosophy. New York, Harper & Row, 1970.
- •3 Wilber k. The Spectrum of Consciousness.— "Main Currents", 1974, 31, 2.
- •241, 242 Бекер к. 222, 225, 226, 241, 242 Бенн Ст. 249 Бенсон 125
- •238, 241 Бэрбур а.Дж. 219, 325, 326 Бэрр дж. 218, 219 Бэртон р. 325 Бэшем а. 486
- •286, 288 Дарроу к. 284, 288 Дейвис б. Д. 185, 186 Дейли X. 256 Дейч э. 320, 327, 486 Декарт р. 52, 89, 93, 156, 158, 211,
- •220, 222, 224, 225, 238, 310, 313 Дерр т.С. 219
- •238 Сикора 251
- •166, 168 Стивенсон р. 369 Строе о. 486 Судзуки д. Т. 307, 486 Сукарно а. 63 Сэйр к. 246
- •417, 424, 429, 449, 479 Автономия 77, 78
- •306, 321, 324 Бытие 302, 303, 346 Бюрократия 49
- •455, 456 Несчастье 348 Ноосфера 13, 98
- •10, 11, 17, 19 Окружающая среда 32, 238, 240,
- •244 Опыт 371
- •370, 395 Политика 57, 58 Потребление 248, 251 Потребности 46
- •54, 57, 59 Свобода 14, 154, 155—157, 338 Сексуальность 167 Символизм сновидений 358, 392,
- •474, 476, 478 Экологическая метафизика 319 Экологическая нравственность 287 Экологическая ответственность
- •310, 311 Экологический подход 269 Экологический стресс 251 Экологическое мышление 17, 278,
- •276, 281, 292, 308—325 Экосистемы 254, 261, 275, 282, 286 Экспансия 233
- •Раздел I
- •Раздел II
- •Раздел III
- •143200, Можайск, ул.Мира, 93
Глобальные
проблемы и общечеловеческие ценности
Переводы с английского и французского
Составители
Л. И. ВАСИЛЕНКО
и BE. ЕРМОЛАЕВА
Вводная статья Ю.А.ШРЕЙДЕРА
ББК 87.7 Г 52
Редактор В. М. Леонтьев
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Г 52 Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности: Пер. с англ. и франц./ Сост. Л. И. Василенко и В. Е. Ермолаевой; вводи, ст. Ю. А. Шрейдера.— М.: Прогресс, 1990.—495 с.
В сборнике работ известных зарубежных авторов—Тейяра де Шардена, А. Швейцера, Р. Хиггинса, Р. Атфилда, Э. Фромма, К. Юнга и др.— отражен широкий спектр взглядов и подходов к роли и ответственности человека в условиях обострения глобальных проблем современности. В книге освещаются взгляды ученых, исследующих ценностные истоки-глобального кризиса общества (прежде всего экологического), дискуссии о том, нужна ли принципиально новая глобальная этика. Рассматриваются этические проблемы, поставленные новыми социальными движениями, возникшими в связи с угрозой существованию человека и жизни на Земле и конкретными поисками путей гуманизации современной действительности.
Рекомендуется широкому кругу читателей.
г 0301070000-456 6 90
006(01)-90 " ББК 87.7
Редакция литературы по гуманитарным наукам
Составление, перевод на русский язык, вводная статья. «Прогресс», 1990
ISBN 5—01—001586—2
Вниманию читателя предлагается сборник переводов работ зарубежных авторов. Эти работы посвящены этическим аспектам глобальных проблем современности — прежде всего общечеловеческим ценностям. Концепции, выдвинутые авторами, сформулированы в основном с позиций светского и религиозного, в частности христианского, гуманизма, чем и представляют большой интерес для советского читателя, поскольку эти концепции мало или совсем ему не знакомы, но пользуются значительным влиянием и авторитетом в мире.
Нет нужды убеждать кого-либо в том, насколько опасным и критическим является настоящий момент исторического развития человечества и насколько трудно предложить сколько-нибудь убедительный и реальный план выхода из сложившейся кризисной ситуации. Глобалистика ценна тем, что вопреки всем видам расколотости человеческого рода она утверждает объективное существование его единства — единства исторических судеб, единства с природой Земли, единства мирохозяйственных связей и взаимозависимости политических процессов, науки, техники и культуры. Постулирование этого единства еще не дает возможности раскрыть его природу. Немало авторов предпочитает говорить о нем не в терминах объективной реальности, а в смысле надежды на предстоящий великий эволюционный скачок в историческом развитии и глубокие преобразования во всех областях — в социальной организации, экономической деятельности, науке, культуре, нравственности, духовной жизни в целом. Этот скачок, как ожидают, и должен сформировать основу для будущего единства человечества.
Придавая определяющее значение общечеловеческим ценностям и культурно-историческому универсализму, философия глобальных проблем апеллирует к становлению глобального сознания как к решающему фактору будущего мирового развития. Она выступает за всемирную солидарность различных социальных движений за мир, за социальную справедливость, за охрану окружающей среды и исторического наследия, за демократизацию общественной жизни, перестройку экономики, гуманизацию труда, науки и техники, за возрождение и обновление культурных и религиозных традиций в решении глобальных проблем. Задача такой философии — найти средства преодоления существующих конфликтов и противостоять всем формам фанатизма и экстремизма, с одной стороны, а с другой—найти во всех имеющихся социальных, политических, идеологических и религиозных доктринах нечто общее и взаимосогласующееся, что позволило бы определить универсально приемлемые и взаимосогласующиеся цели и ценности и моральные принципы для всего «мирового сообщества».
Впрочем, в современной глобалистике признается, что мир в наши дни слишком сложен, чтобы с позиций какой-либо одной культуры, системы ценностей или идеологии можно было его адекватно понять и описать. Если так, то и универсализирующие глобальные концепции тоже не справятся с такой задачей, поскольку они абстрагируются от всего разнообразия социально-исторических традиций и явно склонны жертвовать глубиной анализа ради его широты. Тем не менее заслуживает поддержки пафос всех, кто ратует за спасение цивилизации и человека, всего лучшего, что было создано человечеством за всю его историю. Но в основу жизни и деятельности цивилизации — если ее действительно спасать — необходимо положить те жизнеутверждающие общечеловеческие ценности, без которых невозможно создать экологически конструктивные отношения человека с природой, невозможно вернуть труду человека смысл и достоинство, сделать жизнь человека полнокровной и полноценной. Каковы эти общечеловеческие ценности, в чем их суть и духовное содержание, откуда они произошли и как укореняются в душе каждого человека, в культуре, творчестве и трудовой деятельности— обо всем этом говорят авторы, представленные в данной книге.
Книга открывается вводной статьей видного советского философа д-ра философских наук, профессора Ю. А. Шрейдера, где автор вводит проблему общечеловеческих ценностей в контекст дискуссий об идеологии и утопии в их противостоянии духовным традициям мировых культур. Как показывает история, искусственное проектирование будущего при игнорировании специфики общественного развития, правопорядка, духовных и нравственных основ жизни, культурных и трудовых традиций, социальных общностей и т. д. ведет в конечном счете к их разрушению со всеми вытекающими отсюда трагическими
последствиями. При этом отвергаются также и общечеловеческие ценности. Автор предисловия, конечно, прав, когда убеждает читателя внимательно отнестись к тем видам диагноза современных кризисов, которые предлагаются в данном сборнике переводов. В них уже далеко не в розовом свете оцениваются некоторые из проявлений человеческой природы, которые в недавних гуманистических учениях оставлялись без должного понимания: а именно, отрицалось, что в душе каждого человека могут возникать и интенсивно развиваться мощные центры сопротивления всему, что разум должен был бы признавать благом для себя и для других людей, и утверждалось, что все худое в человеке — от внешних препятствий и гнетущих обстоятельств, мешающих полноте его самореализации. В этой связи многие из авторов переведенных работ, а также и автор предисловия пристальное внимание обращают на те духовные традиции прошлого, где с этой проблемой работали уже более тысячелетия. Издательство, впрочем, не склонно соглашаться с некоторыми отнюдь не бесспорными тезисами Ю. А. Шрейдера, в частности с тем, что он проводит прямую связь между утопиями и древним гностицизмом, описывая жажду власти, попирающей всякие нормы морали и человечности. Сходство между ними, конечно, есть, но едва ли за этим сходством следует искать прямое историческое преемство. Впрочем, пусть сам читатель посмотрит, насколько убедительно показана эта связь. Основной пафос автора здесь — в том, чтобы защищать все, что делает человека в подлинном смысле слова человеком, и этот пафос конечно же заслуживает поддержки, тем более, что устранение вопроса о подлинно полнокровной человеческой жизни фактически может свести на нет постановку вопроса и об общечеловеческих ценностях.
УТОПИЯ ИЛИ УСТРОИТЕЛЬСТВО
Вводная статья
Экологическая катастрофа на наших глазах из мрачного прогноза превращается в неотвратимую реальность. Вопрос состоит не в том, как ее избежать, но в том, как ее пережить. Иными словами, речь идет о том, как смягчить ее действие, как затормозить лавину техногенных и куль-турогенных последствий всего того, к чему привела нашу Планету современная цивилизация. Но это не значит, что поздно думать о причинах происходящего. Наоборот, если эти причины не осознать до конца, то все принимаемые экстренные меры спасения могут лишь усугублять положение. Техническая цивилизация, разъедающая сегодня наш общий дом, возникла и эксплуатируется не сама по себе, но в рамках человеческой культуры. В культуре вырабатываются те ценности, которые ориентируют человечество на неограниченное развитие технических средств эксплуатации природных запасов. В культуре было заложено представление о практической неограниченности этих запасов и право человека бесконтрольно ими распоряжаться. Культура формирует людей, способных проводить бездумные эксперименты в Чернобыле, уничтожать запасы пресной воды, безответственно относиться к эксплуатации продуктопроводов, разворачивать виток за витком атомное вооружение и т. п.
Самая страшная из грозящих нам катастроф—это не столько атомная, тепловая и тому подобные варианты физического уничтожения человечества (а, может быть, и всего живого) на Земле, сколько антропологическая—
уничтожение человеческого в человеке. Это слово уже возникло в литературе1 и мне видится в нем некий печальный метафизический оптимизм. Сама возможность антропологической катастрофы означает, что грозящая нам необратимая гибель общего человеческого дома порождена не сущностью человека, фатально приводящей к дурной цивилизации, но порчей этой сущности. Это делает осмысленным поиск человеческих причин разворачивающихся катастрофических событий, осуществляющих приговор за вину, которая еще подлежит осознанию.
Предлагаемая читателю книга есть опыт такого осознания разными мыслителями. Разнообразие высказываемых суждений объединяется одной общей мыслью. Причина экологических бедствий лежит в ошибках, допущенных человечеством. Более того, в выборе ошибочных ориентиров, следствием которых оказываются не только ущерб, нанесенный природе, но и ущерб человеческой сущности. Наложение во времени антропологической и экологической катастроф не случайность. И та и другая имеют общие корни. Более того, сегодня создается впечатление, что экологические бедствия с особой остротой постигли нашу страну. Действительно, развитые страны уже используют гораздо менее энергоемкие способы производства («Наука и жизнь» в номере 7 за 1989 г. сообщает, что переход к прогрессивным технологиям только в сталелитейной промышленности сэкономил бы энергию всех АЭС страны), открыли и реализовали более экологичные пути решения проблемы промышленных отходов. Ряд катастроф в нашей стране произошел от нашей некультурности, безответственности, негодной организации. За свою вину мы и платим особо. Но нельзя забывать, что речь идет все же о глобальных явлениях, имеющих общечеловеческие корни. Мы все росли в постоянно воспитываемой вере, что наши руководящие органы все заранее наилучшим образом предусмотрели и, поэтому, у нас: а) никаких бедствий случаться не может и б) никому конкретно (в том числе и самым ответственным руководителям) учитывать возможности этих бедствий и предотвращать их последствия нет нужды. Эта идеологическая эйфория привела к многократному утяжелению последствий неизбежно происходящих производственных и стихийных катастроф и возникновению аварий, которых в цивилизованном обществе быть не должно. Но все же и промышленные аварии, и ухудшение природных условий вплоть до появления «озоновой дыры» и возникновения «парникового эффекта» происходят на всей Планете, а не только в ситуации бесконтрольного распоряжения судьбами рек, морей и прочих природных богатств. Угроза антропологической катастрофы также носит глобальный характер и порождена не историческими особенностями развития того или иного региона, а какими-то коренными ошибками человечества в выборе ценностных ориентиров. Такова, по крайней мере, идея, проходящая красной нитью через статьи, представленные в этом сборнике. Само его название говорит о связи глобальных проблем с коренной порчей общечеловеческих ценностей или, более точно, с фактическим отступлением от них.
Сам термин «общечеловеческие ценности» приобрел в нашей стране право на существование в связи с перестройкой. В некотором смысле он является «визитной карточкой» переживаемой нами эпохи. В нем сконцентрировались принципиальные стремления перестройки сознания, необходимой для выхода из духовного тупика, означающего невозможность оздоровления экономической и политической жизни общества и обрекающего наше общество на антропологическую катастрофу. Понятие «общечеловеческих ценностей» возникло как антитеза проповедовавшимся многие десятилетия идеям «классовой морали», «классовых интересов» как выражения наиболее прогрессивных интересов всего нашего общества и даже всего человечества в целом. Фактически эти идеи реализовались как административно-командное навязывание теоретических конструктов, которые должны были служить неоспоримыми («сверхценными») принципами человеческого поведения. Действительно, если возможна мораль, представляющая выражение интересов некоторой группировки, то лучше всего судить об этих интересах может «лучшая», или «передовая», часть этой группировки. А эта часть представляется наиболее влиятельным слоем, которому принадлежат полномочия окончательного суждения по оценкам интересов и о соответствии каких-то действий этим интересам. В предельном случае такая оценка может принадлежать одному человеку. В результате это окончательное суждение превращается в норму, обязательную для всех и как бы выражающую интересы всех. Тем самым мораль исчезает, превращаясь в принцип следования тем требованиям, которые от имени общества ставит руководящая верхушка. Общество, в котором этот принцип становится культурным стереотипом, теряет понятия добра и зла.
Само сопротивление злу и несправедливости в таком обществе превращается в отстаивание групповых интересов, лишенное устойчивых ценностных ориентиров. Именно такой деградации общества противостоит декларация «общечеловеческих ценностей» как исходного ориентира социальной жизни и человеческого существования.
Казалось бы, говоря о глобальных проблемах, о трудностях и катастрофах, которые грозят человечеству в целом, следовало бы в качестве основы принять «общечеловеческие интересы». Избежать планетарной гибели, сохранить планету как общий дом, пригодный для человеческого обитания — все это, разумеется отвечает общечеловеческим интересам. Беда в том, что не только каждый отдельный человек не в состоянии в своей повседневной жизни руководствоваться общечеловеческими интересами. Любая организация—правительственная, общественная или даже преступная — так или иначе исходит из собственных интересов. Чтобы эти интересы не приводили к действиям, нарушающим, в конечном счете, общечеловеческие интересы, они должны соразмеряться с основными ценностными ориентирами, которые несет в себе культура. Вот почему надо ставить вопрос не об «общечеловеческих интересах», а об «общечеловеческих ценностях», предполагающих не только соблюдение этих интересов, но и сохранение возможностей полноценного существования каждой отдельной человеческой личности. Наиболее фундаментальные «общечеловеческие ценности» стоят выше интересов как таковых, выше любых осознаваемых или декларируемых интересов не только отдельных людей, но и тех или иных социальных групп. Иначе они не могут служить незыблемыми ориентирами, с которыми можно соразмерять любые человеческие действия или намерения. Общечеловеческие ценности не конструируются искусственно в историческом процессе развития человечества, но открываются в этом процессе, встраиваясь в культуру.
Общечеловеческие ценности тесно связаны с породившими их духовными источниками, поэтому их содержание в глубине своей постигается интуитивно и не всегда выразимо во всем рационально. Во многом они соотносимы с нравственным законом, тем законом, «который при-
10
сущ только человеческой природе и который не распространяется на животных, растения или на неорганические тела — такой закон человек может нарушить по собственному выбору»2. Практически любой человек способен интуитивно отличать доброе поведение от дурного. Нравственным законом внутри нас восхищался И. Кант. Суть этого закона можно передавать только с помощью непрямой коммуникации, но не в виде точного руководства к действию. Он не всегда дает однозначные правила, как следует поступать в любой конкретной ситуации, но предполагает у человека способность совершать личные поступки, основанные на свободе выбора.
Попытка объяснить, что, скажем, лично я понимаю под общечеловеческими ценностями, оказалась бы, волей-неволей, экспликацией их в рамках той конкретной культуры, в которой я живу — моим исповеданием веры, выражающим эти ценности лишь для тех, кто это исповедание разделяет. Эта попытка означала бы мой отказ от позиции исследователя и переход на не менее почтенную (но существенно другую) позицию проповедника. Я мог бы добавить, что единственный раз в истории человечества эти ценности или этот закон были явлены во плоти. Но и это утверждение не приняло бы множество людей, среди которых немало найдется таких, кто лучше меня ощущает нравственный закон и чаще применяет его на деле. Нравственный закон един, как едина Истина и един Бог, но есть много путей выражения Истины и открытия в мире проявлений Бога. Однако, все эти пути, связанные с разными культурами и разными человеческими выборами, приводят к единому представлению о нравственности, праведности и святости, хотя один назовет свое представление связью с Богом (то есть религией), а другой — полнотой реализации человечности. Впрочем полнота человечности есть явление как бы надчеловеческое, включающее нечто трансцендентное отдельному человеку, ибо эта полнота никогда не достигается в эмпирическом бытии человека.
Проблема состоит не в выборе общечеловеческих ценностей. Мы их не выбираем, ибо они есть. Равно как мы не выбираем результат умножения 2 на 2. Он равен четырем независимо от чьего-либо хотения. Проблема состоит в том, сколь адекватно эти ценности воплощены в человеческих культурах. Это одна из ведущих тем настоящего сборника. Знание ценностей и умение ориентироваться на
них дается каждому из нас в культуре. Это знание может нами и не осознаваться, но существовать в психологических архетипах. Поэтому, в сборнике совсем неслучайно оказалась статья Юнга. Другая проблема—это способность планетарного взаимодействия культур. Обе эти проблемы, как и все содержание сборника нацелены на одно: какие дефекты в наших культурах и в нас самих мешают устройству Планеты как общего дома? Прежде всего речь идет об европейской культуре, в рамках которой зародилось христианство, в дальнейшем формировавшее эту культуру. Сборник построен так, чтобы представить различные точки зрения, диагностирующие культурные и антропологические предпосылки глобальных катастроф и предлагающие те или иные способы исцеления.
Наша планета больна, и симптоматическое лечение здесь бесцельно. Нужно искать глубинные причины болезни, которые лежат в самой культуре, в сфере человеческих ценностей, как они оказались заданы культурой и психикой. Для этого полезно организовать консилиум. Статьи, собранные здесь, представляют мнения участников такого консилиума. Эти участники составляют три группы, соответствующие разделам данной книги. Первый раздел составляют статьи, авторы которых пытаются, каждый по своему, диагностировать те дефекты культурного сознания, которые породили глобальный кризис.
По сути дела это раздел, посвященный антропологической катастрофе как причине глобальных кризисов и катастроф. Ведущая идея этого раздела в том, что, прежде чем выяснить, как защищать природу, избавляться от голода, войн, бедствий технической цивилизации и т. п., следует понять, как человеку остаться человеком в духовном смысле этого слова, человеком не только разумным, но и сознающим, то есть совестливым. Разум в той или иной мере присущ и животным, совесть и сознание присущи только человеку. Но пока это лишь потенция, которой грозит не осуществиться. А это и есть антропологическая катастрофа, означающая, что человек не состоялся. Р. Хиггинс полагает, что, вместо того чтобы искать путь, который может помочь человечеству, надо искать то, что могло бы нас спасти. Он говорит о присущем человеку страхе понимать. В этом лежат корни антропологической катастрофы. Ей может противостоять только способность сознавать. Наша первейшая обязанность знать, что мы делаем. Это значит не искать козлов отпущения, не гордиться своей достигнутой рациональностью, но искать полноту сознания, опирающегося на трансцендентный, то есть надчеловеческий источник. Он видит опору подлинной нравственности не в добродетели, но в совершенстве, правильно замечая, что в евангельском призыве «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный» состоит один из коренных пунктов христианства. Можно быть частично добродетельным, но нельзя быть частично совершенным. Сегодня частичная добродетель спасти нас уже не может даже физически, даже в рамках посюстороннего мира.
Ж. Семлен подчеркивает важность автономии человеческой личности как пути к ненасилию. Насилие всегда связано с отчуждением человеческой личности. Человеку (увы!) свойственно отдавать свой личный выбор и свои решения в пользу идеологизированного общества. Этим выключается нравственное чувство, ибо оно присуще личности, а не коллективу. Коллектив живет не общечеловеческими ценностями, а своими интересами. Как только объявляется примат общества над личностью, это оказывается угрозой самому существованию нравственности. Самые чудовищные преступления совершались от имени общества велением тоталитарной власти.
Э. Левинас определяет культуру как смысл, приходящий к бытию. Она превращает варварство в смысл. В сущности речь идет о том, чем должна быть культура, которая, быть может, ожидается... как дремлющая всеобщность. И никогда не отвергается. Для автора важна культура как мысль о равном, в которой обеспечивается свобода человека и подтверждается его тождественность и в которой субъект пребывает в своей тождественности, не опасаясь, что другое поставит его под вопрос или выбьет из седла. Автор пишет об ответственности за другого человека, о невозможности оставить его одного перед таинством смерти. Эта статья исполнена трагической веры в способность человека преодолевать варварство, ведущее к антропологической катастрофе.
Трагична и судьба самого автора — философа и еврейского богослова, потерявшего в годы немецкой оккупации всех своих близких, но не утратившего веры в способность человека преодолевать грозящее варварство.
Следующий автор не нуждается в представлении читателям. Имя отца Пьера Тейяра как одного из создателей концепции ноосферы читателю наверняка известно. Его книга «Феномен человека» выдержала в СССР два издания, которые мгновенно разошлись. Статья «Феномен христианства» восполняет недостаток обоих изданий, ибо это заключительная глава упомянутой книги, опущенная в прежних публикациях на русском языке.
В ней выражена любимая мысль автора о том, что христогенез есть заключительный этап биогенеза и ноогенеза. Эту мысль он выразил в последней своей записи в страстной четверг за три дня до кончины. Здесь он выражает убежденность в укорененности христианства в эволюции, истолковываемой им как Восхождение сознания. Он говорит о том, что именно христианство соответствует всему, что мы можем ждать от религии будущего. Разумеется, он не говорит о покорении христианством других верований и убеждений. Скорее он имеет в виду грядущее открытие человечеством христианства как «Острия биогенеза», как подлинного ориентира общечеловеческих культур.
Вторая статья отца Тейяра—это часть не менее знаменитой, но до сих пор не выходившей у нас книги «Божественная среда». Здесь уже богословски развернута идея эволюции как конвергентного движения к финальному преображению мира — завершению воцарения Божествейной среды.
Из двух соавторов следующей статьи громкое имя принадлежит Эриху Фромму, представителю неофрейдизма, много занимавшемуся связью психологических и социальных факторов в процессе формирования личности. Одна из важных идей Фромма состоит в том, что страх подавляет и вытесняет в бессознательное все, что несовместимо с господствующими в обществе нормами. В данной статье речь идет об атрибутах человеческого, среди которых указываются разум, способность к созиданию, социальность и символотворчество. Но атрибуты не исчерпывают сущность человека, ибо человек созидает себя. Он не является, а становится, иными словами «человеческая природа — не только принцип, но и способность». Эта идея Фромма удачно выражена М. К. Мамардашвили как интенциальность сознания, существующего в актах осознания как поступках, требующих интенции понимать3. Но тогда центральным оказывается понятие свободы, которое авторы анализируют достаточно детально, связывая эту категорию с идущим от св. Иоанна Златоуста положением, что человека греховно рассматривать как средство или орудие. Подчеркивается: правильнее говорить не о том, что свобода существует, а о том, что мы ее добиваемся. Свобода реализуется в преодолении страха и в самопознании как преодолении человеческой ограниченности. Утилитарный взгляд на жизнь извращает человеческую сущность, побуждая иметь вместо того, чтобы стараться быть. Человек склонен терять идентичность своей личности, и на этом построены вымышленные и реализованные утопии. Чтобы стать личностью, чтобы жизнь приобрела смысл, необходима трансценденция, выводящая за рамки собственного эгоизма. Поэтому «отдавать себя — единственный способ быть собой». Это можно интерпретировать как то, что человек обесчеловечивается (обезличивается), когда лишается трансцендентных ему общечеловеческих ценностей.
Раздел завершается притчей К. Лебака, возвращающей читателя, успевшего воспарить на высотах духа и подышать там в атмосфере христианского оптимизма, к реальным опасностям нашей цивилизации — чудищам, порожденным успехами современной технологии, основанной на грандиозных достижениях науки. Возникает вопрос о том, что человек нарушает нечто существенное, пытаясь познать слишком многое. Автор, как специалист по христианской этике, подчеркивает, что иудео-христианская традиция не считает само по себе знание или контроль над миром греховным. Проблема состоит в неадекватности человеческой парадигмы
Этот тезис автор иллюстрирует примером библейской притчи об Иове, пытавшемся судить о Боге с человеческой точки зрения. Суждение о глобальных опасностях, основанное на рациональных исследованиях видимых нам вариантов исхода, на использовании привычных форм научного знания, может оказаться ненадежным. Безграничная вера в человеческое мышление есть одна из форм идолопоклонства. Речь идет не об отказе от научного знания или его принудительных ограничениях, но о «науке сомневаться». Нужно прислушиваться к голосу тех, кто живет в иных культурных системах, чем западная цивилизация. Автор указывает на роль притчи в разрушении традиционных парадигмальных установок, ограничивающих возможности рационального познания. Эти установки играют роль своеобразных идеологем, руководящих человеческим мышлением, не дающих ему уклониться от проторенных путей и осознать реальность4.
Второй раздел можно было бы назвать «Экологичеекая этика». В нем рассматриваются бытующие в западной культуре и иудео-христианской традиции этические представления с точки зрения их влияния на экологические проблемы. По сути дела здесь анализируются культурные искажения общечеловеческих ценностей, которые в конечном счете породили экологический кризис.
Статья Л. Уайта так и называется «Исторические корни нашего экологического кризиса». Автор обвиняет христианство в антропоцентризме, давшем человеку моральное право обращаться с природой по своему усмотрению. Язычество (анимизм) с его локальными божествами заставляло человека с уважением относиться к каждому дереву или водоему. Христианство в его западном варианте с XIII века стало ориентировать человека на исследование и использование природы в своих целях. Однако, и в католичестве возникло альтернативное учение об отношении к природе, идущее от св. Франциска, недаром провозглашенного святым патроном экологии. Автор видит суть этого учения в смирении человека перед природой и своеобразном панпсихизме. Мне все же кажется, что речь идет о понимании природного мира не как высшего по отношению к человеку, но как братского для человека. Человек ответствен за все живые существа как за своих меньших братьев5. Тем самым, учение св. Франциска следует рассматривать не как альтернативное, но как дополнительное к традиционному христианству. Орден капуцинов, одна из трех основных ветвей современного франци-сканства, специально занимается экологическими проблемами б.
Идея, согласно которой источником наших экологических проблем является иудео-христианская вера в то, что человечество было создано для господства над природой, рассматривается и в статье Р. Атфилда. В ней же обсуждается и феномен веры в прогресс, которая в ряде своих форм способствовала безжалостной эксплуатации природных ресурсов. Эта вера, унаследованная от эпохи Просвещения и немецких метафизиков, по мнению автора, в гораздо большей степени способствовала возникновению глобальных проблем, чем иудео-христианская религиозная традиция.
Автор провозглашает принцип заботы о потомках: поколение должно оставлять после себя не худшие возможности жить и для тех, кто придет после него, и связанный с ним моральный запрет на растранжиривание ресурсов.
Этот долг тесно связан с подчеркиваемой автором ветхозаветной традицией заботы человека о земле, на которой он живет.
X. Ролстон III обсуждает вопрос о существовании особой экологической этики. Речь идет о том, что сохранение природного гомеостазиса следует рассматривать как этически значимую ценность, входящую в безусловную этическую ценность «содействия жизни человека», явно соотносящуюся с категорией общечеловеческих ценностей. Впрочем, автор замечает, что сохранение природного баланса это лишь условие существования среды для этической активности. Автор рассматривает различные попытки вывести этические принципы из экологических. Интересна здесь более всего критика таких попыток, по существу превращающих природу в идола, подавляющего человека. В некотором смысле стремление создать экологическую этику как натуралистическую систему означает метафизический разрыв с общечеловеческими ценностями в том смысле, как мы о них говорили, поскольку центр тяжести переносится с личности на сообщество. Автор считает творческую деятельность человека в природе вполне оправданной. Однако, этическая «оглядка» на экологию важна для того, чтобы принимать мир как благо и заботиться о природе как об устроительстве «дома». Экологическое мышление помогает относиться к природе с любовью, уважением и восхищением и тем самым тесно соприкасается с этической сферой человека. Природа вновь начинает восприниматься тогда как мир великого и разумного устроения, а не как арена слепой и жестокой битвы за существование.
К. Инэда вводит в обсуждение экологической проблематики новый культурный контекст. Обращение к буддизму позволяет внести в экологическое мышление новые идеи, связанные с рассмотрением человека в самом широком его окружении. С этих позиций (тесно связанных с идеями М. Бубера) автор критикует идею Т. Гоббса о том, что человек изначально независим и абсолютен и вступает в отношения с другими лишь для удовлетворения эгоистических интересов. Эта работа указывает определенные перспективы сопряжения западной и восточной культур на основе общечеловеческих ценностей.
Эту линию продолжает в своей статье Б. Калликотт. Он рассматривает критику этических основ монотеистической религиозной традиции, отыскивающей истоки экологических проблем в мировоззренческих и ценностных постулатах Запада. Эта критика ищет основу экологической этики в восточных учениях. Автор привлекает внимание к идеям конфуцианского учения, которое, по его мнению, должно сыграть принципиальную роль для экологической этики.
Раздел завершается статьей Альберта Швейцера. Она начинается с констатации того дурного, что принес человечеству дух XX века: пренебрежительное отношение к мышлению, создание атмосферы духовной зависимости и, одновременно, скептицизма. Идеология отчуждает личное мышление, делая человека своим рабом. Сопротивление идеологии всегда связано с необходимостью сомнения, которое чаще всего не достигает выхода в осознание подлинной реальности (по Декартовой схеме онтологического доказательства), но обращается в беплодный скепсис. Как противоядие против духовного отравления идеологией Швейцер выдвигает принцип Благоговения перед Жизнью, способный правильно ориентировать человеческое мышление. Как бы ни относиться к этому принципу, ход мысли самого Швейцера, идущий от греческого и китайского стоицизма к миро- и жизнеутверждению, заслуживает самого пристального внимания. Можно спорить с его критикой христианства, но эта критика для христианства полезна, а ответ на нее уже дал в этом же сборнике Тейяр де Шарден.
Последний раздел сборника посвящен проблемам бессознательного. Значимость этого раздела для рассматриваемой темы требует некоторого пояснения. Ценностные ориентиры работают в человеке, только когда они органически встроены в его личность, в значительной мере образуемую сферой бессознательного. Известно, что человеку нельзя под гипнозом внушить поступок, противоречащий его ценностным ориентирам. В нашей литературе сама тема бессознательного долгое время оставалась табуированной, и потому эту проблематику имеет смысл затронуть, в частности, и в настоящем сборнике даже без отслеживания ее прямой связи с глобальными проблемами.
Основную часть раздела составляет блестящая статья К. Г. Юнга—подлинного классика теории бессознательного. В этой статье дается анализ фундаментального понятия «архетипа», развитие которого в сфере психического составляет одну из главных заслуг автора. Мне не хотелось бы выделять какие-то моменты этой статьи, это было бы неоправданным насилием. Скажу только, что она непосредственно затрагивает проблему постижения общечеловеческих ценностей на самом глубинном уровне сознания.
Статья С. Грофа посвящена несколько одиозной теме— исследованиям изменений сознания под действием препарата ЛСД. Вероятно, пустить в научный оборот эти исследования все же имеет смысл. Тем более, что описание соответствующих явлений отнюдь не рисует состояние подопытных пациентов как нечто привлекательное.
Конечно, слово «ЛСД-терапия» носит чисто рекламный характер. Правильнее было бы говорить об «ЛСД-магии», обещающей пациенту достижение некоего знания, которого нельзя достичь иным путем. Так называемая «ЛСД-терапия» вовсе не исцеляет, но лишает человека ощущения аутентичности собственной личности, делает бессмысленными человеческие привязанности и сострадание к другим, уничтожает представление о ценности материального мира, и в частности
природы. «ЛСД-терапия» может быть позитивно оценена лишь с гностической, то есть антихристианской точки зрения. Так и хочется применить здесь слова хитроумного беса: «Надеюсь в свое время мы научимся так разбавлять науку эмоциями и мифами, что вера в нас (под измененным названием) проберется в людей, тогда как душа человека останется закрытой для веры во Врага»7.
Небольшая работа К. Уилбера завершает этот раздел и книгу в целом. В ней предлагается модель сознания, тесно связанная с идеями индийской философии. С точки зрения проблемы общечеловеческих ценностей она интересна как выявление психических структур, укорененных в универсуме и способных к приятию общечеловеческих ценностей независимо от явно выражающей их культурной формы.
Итак, большинство участников представленного «консилиума» по-существу снимает с иудео-христианской традиции (на базе которой сформировалась европейская культура) обвинение в искажении общечеловеческих ценностей или же в передаче тех искаженных ценностей, которые влекут антропологическую катастрофу и глобальные кризисы в природе. В основе этой традиции лежит уважение к миру как творению' Бога, предшествовавшему творению человека и отданному под его попечительство с мо-
мента, когда Адам давал имена всему живому. Человек имеет право пользоваться всем остальным тварным миром, но не должен извлекать из него «сверхприбыли». В молитве, которую дал нам Иисус Христос, о материальных нуждах сказано лишь одно: «хлеб наш насущный дай нам на сей день». Это означает, что человек должен помышлять лишь о своих повседневных нуждах, но не заботиться о богатстве, обеспечивающем на всю жизнь. (Эта трактовка молитвы Господней принадлежит Владимиру Соловьеву). В Евангелии можно найти достаточно рекомендаций, призывающих не собирать сокровищ на Земле, вплоть до притчи о богаче, которому его земные сокровища преграждают путь в Царствие Небесное. Но в Евангелии нет и проповеди безудержного аскетизма, и первое чудо Иисуса, совершенное по просьбе Пресвятой Богоматери, состояло в превращении воды в вино, чтобы украсить пир добрых людей в Кане Галилейской. Идея финального преображения мира, приведения его в гармонию на практике вела к задаче устроительства — улучшения духовного состояния людей и повседневной жизни с учетом реальных потребностей и возможностей. Такое устроительство основано на соотнесении конкретных человеческих интересов с общечеловеческими ценностями, вне которых эти интересы ведут к разжиганию эгоистических действий, ухудшающих мир.
В христианстве одинаково важны как осуществление личной свободы (ибо сам акт веры как восстановление связи с Богом может быть только свободным — он направлен как интенция человека к Богу, но нуждается в благодати как Божьем даре), так и осуществление Божественного порядка, устанавливающего гармонию. При этом гармония в горизонтальном измерении (в отношениях между людьми, а также с природным миром) зависит от гармонии в вертикальном измерении — исполнении завета между Богом и людьми. Вне вертикальной гармонии присущая человеку свобода искажается и деградирует в своеволие, нарушающее свободу других и, тем самым, свою собственную. Но и порядок, основанный на изъятии человеческой свободы, оказывается тяжким прессом, который разрушает человеческие личности и создает из человеческого общества стихию, неспособную ни к какому порядку. Неминуемое и грозное последствие тоталитаризма состоит в разрушении человеческих способностей самоорганизовываться в социальные структуры, превращает общество в людскую «тихию.
Сам акт произнесения слов молитвы Господней «Да будет воля Твоя на Земле как и на Небе» есть поступок свободного человека, направленный на установление Божественного порядка, то есть, в частности, на устроительство земной жизни. Устроительство тем и отличается от утопии, нто оно основывается не на умозрительной теории, претендующей на абсолютную ценность и тем самым закрывающей возможность ориентироваться на общечеловеческие ценности. В основе утопии лежит достигнутое человеком знание и вытекающий из него план действий, а в основе устроительства—сомнение в любом чисто человеческом (имманентном человеку) знании и интенция на общечеловеческие ценности. В христианстве эта интенция выражена в приведенной выше строчке из молитвы Господней, эту же интенцию можно обнаружить в ветхозаветных псалмах, и я не сомневаюсь, что она прослеживается и в Коране.
Сегодня недостаточно ограничиться устроительством своего локального дома. Устроительству, то есть сохранению и улучшению подлежит наша общая планета Земля. Для этого необходимо обнаружить общность интенций на реализацию общечеловеческих ценностей при всем различии их выражений.
Утопия—это идеепоклонство, принятие в качестве высшей ценности следование некоторой явно выраженной идее, основанной на достигнутом знании. Придание идее высшей ценности обесценивает все обычные человеческие ценности: любовь к ближнему, сострадание и др. Обесценивается и природный мир — он рассматривается лишь как материальный ресурс для осуществления утопии. Человек и природа становятся среди идеепоклонников лишь средством, которым вправе распоряжаться жрецы этой идеи. Стоит подчеркнуть, что общечеловеческие ценности способствуют утверждению всех нормальных человеческих ценностей и привязанностей, включая ощущение ценности Природы. Идеепоклонство—это превращение идеи в идола, жрецы которого лучше всего знают, как следует ему служить и поклоняться. Ради этого идола приносятся гекакомбы человеческих жертв. Корни такого идеепоклонства нетрудно обнаружить в гностицизме, реализующемся во множестве древних и новых учений. Вряд ли эту преемственность стоит объяснять происками злокозненных человеческих сил. Очарование утопий связано с главными грехами, которым подвержен человек,—гордыней и леностью. Первая заставляет человека утверждаться в своей самодостаточности, то есть автономности от Бога. Вторая заставляет предпочесть готовое знание, предлагаемое идеологической доктриной, тяжелым усилиям в поиске общечеловеческих ценностей. Так что гностицизм— это соблазн, к которому человека приводят естественные пороки. Как пишет М. К. Трофимова: «В гностицизме проявляется умонастроение, окрашенное переживанием человека своей тождественности абсолютному... При этом умонастроении определяющей стала тема знания — самопознания»8. Знание, или гнозис (отсюда— гностицизм), объявляется основной и даже единственной подлинной ценностью. Оно выше милосердия, любви и благодати. Стремление к знанию вытесняет стремление восстановить утраченную связь с Богом. Грехопадение Адама оказывается главной добродетелью. Сам Творец мира у гностиков считается не Богом, а злой силой — Демиургом, создавшим дурной мир и внесшим в него ложные ценности. Поэтому отнюдь не следует исполнять заповеди, открывать для себя общечеловеческие ценности. Вместо этого следует искать знание, позволяющее человеку самому стать Богом и низвергнуть власть Творца. Для гностика мир есть зло и обман, а материя лишь дурная видимость. (Для монотеиста мир есть благо, сотворенное Богом, а для материалиста материя не подлежит ценностной атрибуции.)
Одно из проявлений гностицизма, опасность которого продемонстрировал XX век,—это идеологические утопии, осуществляемые любой ценой, ибо содержащееся в них знание считается важнее действительности. И, в частности, важнее общечеловеческих ценностей, составляющих неотъемлемую часть действительности. Утопия не считается ни с какими личностями — ни с их свободой, ни с их простейшими нуждами, ибо идеология, на которой она основана, заменяет все ценностные регуляторы требованием идеепоклонства.
Было бы грубой ошибкой связывать идеологические утопии с материалистическим мировоззрением. Оно за это не отвечает. Вряд ли богослов или религиозный философ-томист станет отрицать, что материя есть объективная реальность, знание которой нам каким-то образом дано, ибо он догадывается, кто его нам дал. Честный и последовательный материалист вынужден считаться с наличием у людей законных материальных интересов. С этим должен считаться и любой адепт монотеистической религии, чтобы не возомнить себя стоящим над этим миром, способным управлять им по своему произволу. Сами страдания, причиняемые несовершенством падшего, но сотворенного Богом мира, служат для него источником сострадания и любви к ближним. Покойный отец Сергий Желудков говорил о том, что человечный атеизм (то есть основанный на материализме, а не гностицизме) способен дать ощущение «сиротского братства людей»9. Осуществление утопии менее всего нуждается в материалистическом исследовании природной действительности или общественно исторических процессов, ибо утопия заранее знает, что должно быть. Утопии нужны определенные технические средства, изобретательность инженеров, но не пытливые умы ученых, способные увидеть недостатки или невозможность осуществления утопических прожектов преобразования природы или общества. В основу утопии Можно положить любую модную идею — классовую, расовую, национальную, региональную и т. п. Важно только придать этой идее сверхценность и представить ее реализацию как исправление ошибок Творца. (Сама эта идея в контексте общечеловеческих ценностей может оказаться в известных пределах полезной и конструктивной для устроительства жизни.) По своей сути гностицизм— это спиритуалистическое учение, резко противостоящее и материализму, и монотеистическим религиям своим отношением к природному миру и естественным человеческим материальным интересам как к злу, требующему преодоления. Неслучайно в практике гностических сект опасно сочетались предельный аскетизм и нарочитое нарушение нравственного закона, всех библейских заповедей, ведущее к массовым убийствам и безудержному разврату. Требование отождествления себя с Абсолютом приводит к обесценению индивидуальной человеческой личности, примату общественной роли над личностью. Такова практика утопий. Таково и мировоззрение гностицизма в его всевозможных разновидностях.
Современные гностики могут быть личными противниками бесчеловечных утопий и даже субъективно считать себя радетелями новой духовности, призванной дать людям спасительное знание собственной духовной природы. Но объективно это знание, оторванное от общечеловеческих ценностей и направленное на неоправданное принижение материального мира, создает идейную платформу для грядущих утопий, возможно, более страшных и бесчеловечных, чем уже пережитые. Теоретические построения следует оценивать исходя не из личной искренности их создателей, но из объективной значимости этих построений.
Ярким и типичным примером современного развития гностических представлений являются помещенные в этом сборнике статьи С. Грофа, в особенности «Целительные возможности необычных состояний сознания». Весь пафос последней направлен на преодоление (а не преображение) человеческой природы путем отказа от личностного существования в пользу трансперсонализма (слияния с абсолютом вплоть до использования в этих целях препаратов ЛСД). Думаю, что публиковать эти статьи, конечно, стоит как предостережение от грядущих человеческому духу опасностей. Это не исследование, ибо в нем нет ни рассуждений, ни передачи духовного опыта. Это манифест, который уместно было бы начать словами: призрак бродит по Планете, призрак гностицизма. Подобные манифесты полезно изучать, чтобы им не последовать ненароком.
Устроительство человеческой жизни, как личной, так и общественной, возможно лишь на прочном духовном фундаменте общечеловеческих ценностей, а не на зыбких мечтаниях или необузданных страстях скорейшего достижения эгоистических интересов. Здание, построенное на зыбучем песке, неминуемо рухнет, придавив обломками массу невинных жертв. У нас уже нет времени предаваться мечтательным соблазнам, заставляющим приносить человеческие жертвы Молоху. Попытки построения утопий или устроительство жизни—вот дилемма, стоящая перед жителями планеты Земля.
Ю. ШРЕЙДЕР доктор философских наук, профессор
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мамардашвили М. К. Сознание и цивилизация.— «Природа», 1988, № 11, с. 57—65.
2 Льюис К. С. Сущность христианства. Collins Publichers, 1985, с. 29.
3 Шрейдер Ю. А. В поисках сознания.— «Знание — сила», 1988, № 11, с. 51—52.
* Ср.: Мусхелишвили Н. Л., Шрейдер Ю. А. Притча как средство инициации живого знания.— «Философские науки», 1989, № 9.
5 Ср.: Честертон Г. К. Франциск Ассизский.— «Вопросы философии», 1989, № 1.
6 Ср.: «Человек и природа», 1989, № 7, с. 63—65.
7 Льюис К. С. Письма Баламута. М., Политиздат (готовится к печати).
8 Апокрифы древних христиан. М., «Мысль», 1989, с. 168.
9 Желудков С. А. Почему и я христианин? Париж, ИМКА-Пресс, 1979, с. 324.
Раздел I
Р. Хиггинс СЕДЬМОЙ ВРАГ. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР В ГЛОБАЛЬНОМ КРИЗИСЕ (Главы из книги)1
Глава 13. Сопротивление политической инерции
Великие истины не затрагивают сердца масс. И теперь, когда весь мир пребывает в заблуждении, как могу я повести за собой, хотя и знаю истинный путь? Если я знаю, что не могу, и все же пытаюсь добиться успеха, не создаю ли этим еще один источник заблуждения? Не лучше ли прекратить борьбу? Но если я не стану бороться, то кто же станет?
Чжуан-цзы, IV в. до н. э.
В век непробиваемых голов, веры в рассудок и скороспелых идей нам особенно трудно признаться в том, что, вероятно, уже слишком поздно и остается только постараться уменьшить или оттянуть приближающиеся бедствия.
Кто еще может ожидать, что народы в силах их отвратить, видимо возлагает надежды на один из четырех путей развития:
-
насильственная мировая революция;
-
быстрые мирные реформы;
-
изменения в духовной сфере;
-
мощный психический шок для всего человечества.
Каждый из этих путей мог бы нам помочь, даже вооруженное восстание (например в Южной Африке). Но в состоянии ли хоть один из них спасти нас? Или даже все они вместе?
Я не верю в спасительную силу насильственной революции, независимо от идеологии. Контрреволюционные силы оказались бы намного мощнее. Ни один из трех великих центров силы нашего времени не в состоянии достичь глобальной гегемонии без глобальной войны, что было бы бедствием само по себе. Мировое правительство, даже если бы его удалось создать, также не смогло бы обеспечить стабильность. Национальное и региональное соперничество и накопившиеся несправедливости продолжали бы существовать еще долго . Мир остался бы беспокойным и расколотым. Война скорее всего превратилась бы в гражданскую.
Что можно сказать о неотложных реформах в итоге международных переговоров? План Мирового Выживания в случае быстрого и искреннего признания мог бы значительно улучшить ситуацию, но, как мы видим, эти надежды не реальны. Силы политической инерции все время заманивают нации в бездонную трясину узкого провинциализма. Их близорукий эгоизм приводит на ум басню Руссо: пять голодных охотников засели в кустах, чтобы подстрелить оленя, которого хватило бы на всех. Но когда появился заяц, один из охотников выскочил за ним из засады, и олень убежал.
Правда, за пределами ортодоксальной политики есть много вселяющих надежду знаков прорыва. Тем не менее, на стороне сил развала куда более сильные батальоны. Новаторские работы по утилизации солнечного тепла мало что стоят по сравнению с ненасытной жаждой энергии индустриальных моголов (или масс потребителей) и прямым влиянием ядерного лобби. Промежуточные технологии не сулят немедленной удачи производителям мишурной роскоши. Органическое сельское хозяйство не вызывает восторга у агропромышленных корпораций. Новые идеи относительно соучастия, самопомощи и децентрализации почти не удостаиваются внимания со стороны правительств, озабоченных поддержанием обороны и умиротворением групп интересов. Разумность, красота или моральная ценность идеи не служат гарантией ее принятия. Новое мышление и смелые эксперименты могут оказать большую помощь посткатастрофическому обществу, но при сегодняшнем холодном расчете они лишены эффективной поддержки.
Третья часто высказываемая надежда на спасение человечества связана с переменами в духовной сфере. Потребность в них, кажется, очевидна, однако для достижения политического чуда необходимы быстрые перемены установок в широких ' слоях общества. Изменения чувств — по своей природе медленный процесс. Наивно ждать, что он охватит массовые общества за несколько лет — потребуются десятилетия или столетия. Возможно, что сама идея всеобщего духовного пробуждения не что иное, как идеалистическая иллюзия. Удалось ли оно кому-нибудь из мессий прошлых времен?
Четвертая возможность — глубокий психический шок, некое катастрофическое событие, способное изменить наш взгляд на мир, повлияв на чувства. Но сможет ли психический шок вызвать нечто подобное, разве мы уже не упустили этот шанс? Многие думали, что ужасы окопов первой мировой войны приведут к необходимой метаморфозе. Затем пришла вторая мировая война с ее Бельзеном и Хиросимой. Если обе они не преобразили человеческое сознание, то я не жду этого ни от голода, ни от ядерного терроризма. В 1945 году Льюис Мэмфорд сказал: «Моральное отвращение к атомной бомбе уже начало набирать силу». Десятилетия спустя это отвращение не выросло, а скорее ослабло.
ПЕРМАНЕНТНЫЙ КРИЗИС
Если наша оценка четырех потенциальных «методов лечения» верна, то она влечет за собой серьезное предупреждение— мы обязаны действовать решительно, надеясь самое большее на смягчение ожидающих нас бедствий. Нам необходимо объединить то, что итальянский коммунистический лидер Антонио Грамши назвал «пессимизмом интеллекта и оптимизмом воли».
Говорят, что невозможно действовать с подобной дихотомией в умах, что нельзя выдержать напряжения между ограниченной надеждой и неизбежным страхом. Но я полагаю, что такие напряжения неизбежны для рационального мышления, и слова Чжуан-цзы, сказанные двадцать три столетия назад, напоминают нам, что это вечное условие человеческого существования.
Более того, предупреждение может быть еще мрачнее, поскольку ни одна из цивилизаций прошлого не сталкивалась с угрозой такого масштаба. Единовременность шести угроз 2 скорее возвещает длительные, возможно, бесконечные конвульсии, чем краткий катастрофический период, за которым начнется новый век мира и просвещения.
Если это так, то наше поколение сталкивается с вызовом особого рода. И нужно не только действовать смело и самоотверженно, но и сохранять стойкость без иллюзий, что страдания будут недолгими, а жертвы — временными. Придется действовать в одиночку ил и небольшими группами, не удивляясь и не жалуясь на то, что большинство будет упорно придерживаться кратких путей и устарелых ожиданий.
РЕАКЦИЯ ИНДИВИДА
Во всяком случае не существует никакого волшебного элексира, и я затруднился бы предложить даже личный комплект для выживания. (Лондонский финансист Джим Слейтер сказал, что он включил бы в него консервированные продукты, велосипед, кучу золотых южноафриканских крюгеррандов и пулемет!)
Как индивиды мы в известной степени влиятельны, но не очень сильны. Мы обладаем ограниченными талантами и кругозором, бесчисленными обязательствами и вынуждены действовать в рамках тяжелых обезличенных ограничений, накладываемых современным обществом. Тем не менее, в условиях либеральной демократии мы обладаем свободой слова, средствами обучения и правом на организацию. Из более чем 150 наций едва ли насчитывается 25, имеющих те же условия. Поэтому наши привилегии накладывают на нас особую ответственность.
Какую политику должны мы проводить? В контексте Мирового плана выживания я предложил несколько главных направлений. Однако есть и подлинные дилеммы.
Например перед лицом нехватки энергии и ядерной угрозы мы должны поддерживать продуманное свертывание материалоемких загрязняющих среду производств. Однако, помимо очевидных политических препятствий такому свертыванию, а также его возможных послед- . ствий—крушения саморазвивающейся индустриальной страны, есть еще и основание утверждать, что снижение промышленного производства в странах Севера не только подорвет экспорт сырья из стран Юга, но и резко снизит возможности Севера оказывать им финансовую и иную помощь.
Подобным же образом презрительно сбрасывать со счетов развитую технологию — значит игнорировать как глубокую зависимость от нее стран Севера, так и ее реальную пользу. Нет И реальных надежд на то, что поколение наркоманов индустриального развития примет альтернативный жизненный стиль, связанный с более простой, по преимуществу аграрной экономикой. Интеллектуалы, обладающие склонностью к простой жизни, легко третируют индустриальное урбанизированное общество, однако миллионы откровенно стремятся к увеличению своих доходов и связанных с ними удовольствий.
Было бы слишком самонадеянным игнорировать эти сложности. Мы должны быть прагматичны, взвешивая свой выбор в каждой конкретной ситуации. Мы не знаем всех ответов, но можем поддержать тех из нас, кто, видимо, лучше других понял болезни нашего времени и стремится найти экологически и генетически здоровые альтернативы. Мы должны беспокоить наших выборных представителей. С помощью протестов, обработки, дебатов, убеждения с глазу на глаз или хитростью мы можем сопротивляться негативным явлениям и поддерживать позитивные сдвиги, где бы мы их ни находили...