§ 12. Комментаторы

С Аккурсием и Одофредом заканчивается существование школы глоссаторов. Дальнейшая работа над усвоением материала римского права прекращается. В школе комментаторов, отменивших школу глоссаторов, все дело сводится к применению формальных приемов схоластики к установленному уже глоссаторами материалу.

Применение схоластической логики к обработке права обыкновенно соединяют с именем Бартола и его последователей бартолистов и, следовательно, относят не ранее, как в половине XIV столетия. Однако такое мнение, как доказал Савиньи, ошибочно. Уже в конце XIII столетия мы находим юристов, применявших схоластический метод. Первым применившим этот метод к юриспруденции называют уже известного нам Якобуса. Но особенное внимание обращает на себя Раймунд Лулл, Raimundus Lullus. 1235 (6?)-1315 *(56).

Он задался мыслью о совершенном преобразовании всех наук посредством изобретенного им великого искусства - ars magna. Дело заключалось ни более ни менее как в изобретении особой машины вроде счетных машин, с помощью которой каждый мог в самое короткое время, в один-три месяца, изучить любую науку и затем развивать и разрабатывать ее дальше с помощью той же машины. Машина эта состояла из различных кругов, подвижных и неподвижных, содержащих в себе различные геометрические фигуры; каждой из сторон фигур соответствовало определенное основное понятие. Двигая круг, можно получать сочетание и развитие любых понятий *(57).

Изобретенное им искусство Лулл применил и к правоведению *(58). В своих юридических сочинениях он касается самых разнообразных вопросов. Рядом с совершенно бессмысленными, чисто схоластическими вопросами, как, например, quaeritur utrum homo possit baptizari a diabolo? ad quod respondendum est quod non, - мы находим и более живые вопросы: utrum tenetur Papa mittere de jure praedicatores ad infideles и даже utrum pauper habebat jus in divitiis divitis? - причем Лулл отвечает на это утвердительно. С самой манерой аргументации и приемами доказательств Лулла лучше всего может познакомить следующий любопытный пример. Осел пасется на берегу реки около того места, где привязана лодка, входит в лодку, перегрызает веревку и уплывает вместе с лодкой. Спрашивается, кто должен нести убытки: хозяин лодки или хозяин осла? Лулл разрешает этот вопрос в своей Ars utriusque juris так, что хозяин осла должен нести 4/5 общего убытка, а хозяин лодки 1/5. Вот основания этого решения: quia asinus dedit damnum domino barchae per quatuor causas: per elementativam, vegetativam, sensitivam et emaginativam, ex quibus est compositus, barcha autem non dedit damnum domino asini nisi per elementativam ex qua ipsa est. Искусство, изобретенное Луллом, применялось им не только к толкованию законов, но и к критике их: jurista tentere debet utrum lex sit vera aut falsa. Ho тут он очень осторожен. Если закон окажется ложным, то он советовал о нем вовсе и не упоминать.

Таким образом, еще до Бартола схоластическая метода уже применялась к обработке юридического материала. Значение Бартола (Bartolus de Saxoferato, 1314-1357) обусловливается, напротив, тем, что он умел в пользовании этим методом соблюсти известную меру. Хотя и он не остался чужд недостатков, свойственных современным ему юристам, но все же у него форма не подавляет, как у других, содержания. Принятый им схоластический метод не мешал ему внести некоторое внутреннее оживление в изучение римского права, которое со времени Аккурсия свелось к бессодержательной схоластике. Относительной содержательностью и живостью своих учений Бартол обязан, вероятно, тому, что он не с самого начала посвятил себя преподавательской деятельности, а, напротив, сначала был юристом-практиком *(59). Это избавило его от полного подчинения тогдашней школьной рутине. Профессором он был в Пизе и затем в Перуджии, где и умер. Рассказывают, что при всем своем даровании он имел весьма слабую память, так что один его коллега (Franciscus de Tigrinis) помогал ему, подыскивая те места источников, которые нужны были для подкрепления своих положений.

Из сочинений Бартола, кроме Комментария к Пандектам, к Кодексу, Новеллам, Институциям, известны еще мелкие его сочинения (Consilia, Quaestiones, Tractatus). Из них стоит указать на два: Quaestio inter virginem Mariam et diabolum и Tractatus de statutis. Первое интересно в двояком отношении. Во-первых, оно характеристично для своей эпохи. Это - изображение процесса между Св. Девой и диаволом о спасении рода человеческого. Каждая сторона опирается на римское право. Во-вторых, оно представляет и тот интерес, что наглядно представляет нам, каков в ту эпоху был нормальный ход судебного процесса. Tractatus de statutis есть первое по времени исследование о соотношении разноместных законов.

Слава Бартола была так велика, что ни один из средневековых юристов не может с ним в этом сравниться. Его мнения приводятся его современниками обыкновенно с похвалой и даже с благоговением. Даже один из представителей нового гуманистического направления, вытеснившего в XVI веке школу бартолистов, Альциат, называет его первым из толкователей Corpus juris civilis и во всех случаях, где сам не дает толкования, ссылается на Бартола. В Падуе была основана даже особая кафедра под названием: lectura textus, glossae et Bartoli.

У последователей Бартола схоластический форнализм и поклонение авторитету достигают своего полного развития. За формами схоластической логики, за бесчисленными divisiones, subdivisiones, distinctiones, subdistinctiones, ampliationes, limitationes и т. д. содержание совсем забывалось. Изложение вместе с крайней бессодержательностью отличалось необыкновенной пространностью. При этом изучение источников уступает место изучению глосс и комментариев, и спорные вопросы решались чисто формальным образом, по соображению того, за какое из решений высказалось большее число ученых. Лучшую оценку писателей этой эпохи дал Куяций, сказавший о них, что они verbosi in re facili, in difficili muti, in angusta diffusi. Следующий пример, приводимый у Берриа, наглядно подтверждает справедливость этого приговора. Арий Пинелли, в тех случаях, когда какой-нибудь закон слишком явно не согласуется с его мнением, наивно советует читателю пройти мимо этого закона conniventibus oculis.

Зато там, где дело было ясно само по себе, комментаторы пускаются в пространные объяснения. Конституция Omnem, служащая предисловием к Пандектам, обращена Юстинианом к Теофилу, Дорофею и другим юристам того времени и потому имеет такой заголовок: imperator Caesar Flavius Justinianus Theophilo, Dorotheo etc. salutem. Бартол считает нужным в комментарии к этому объяснить, что заголовок состоит из трех частей: первая до слова Theophilo содержит имена и титул того, кто пишет; вторая до слова salutem - имена тех, к кому обращается пишущий, и, наконец, третья выражает к ним привет *(60).

Эта схоластическая метода, метода исключительно аналитическая, приводившая не к объединению, а лишь к разложению материала, выработалась с течением времени в весьма определенный тип исследования, получивший с XVI века название mos italicus, в отличие от новых методов, нашедших себе тогда наибольшее распространение во Франции (mos gallicus). Приемы толкования права more italico перечислены в известном двустишии Грибальда Мофы *(61):

Praemitto, scindo, summo casumque figuro Perlego, do causas, connoto, objicio.

Истолкование экзегеза текста начиналось с введения (praemitto), в котором давалась общая характеристика и определение предмета подлежащего толкованию места источников, причем объяснялись и встречающиеся в нем термины. Затем следовало аналитическое разложение (partitio) содержания на его составные элементы (scindo). После этого снова вкратце формулировалось по Бартолу содержание (summo), приводились в пояснение casus, и только после этого прочитывался самый текст (perlego). Эти пять элементов составляли, однако, меньшую по объему часть схоластических экзегез. Наиболее широкое развитие получали именно три остальных. При объяснении оснований изъясняемого закона (do causas) комментаторы исходили из различия четырех родов оснований или причин (causa efficiens, materialis, formalis, finalis), заимствованного схоластикой из аристотелевой логики. Под "cognoto" разумелись всевозможные замечания, делавшиеся в произвольном порядке и количестве. Сюда относилось сопоставление сходных юридических правил (cognata et similia), формулировка общих правил (regulae, loci commines, aximiata) и т. п. Под "objicere" разумелось обсуждение контроверз (contraria et opositiones). Рассмотрение контроверз и приводило к установлению distinctiones, ampliationes, limitationes как средству соглашать различные воззрения между собой.

При такой исключительно аналитической методе, не дававшей никакого объединения изучаемого материала, необходимо было для возможности его усвоения прибегать к внешним, искусственным средствам мнемоники. Такое значение имели у схоластиков т. н. "loci"; их было несколько видов. Под loci ordinarii разумелись те места источников, по поводу которых обыкновенно разъяснялся тот или другой вопрос, так что около него сгруппировывались все комментарии, относившиеся к данному юридическому институту. Так, например, учение о culpa излагалось обыкновенно по поводу договора поклажи - depositum. Эти Loci ordinarii назывались также sedes materiarum. Другой вид Loci суть loci communes, которые также отчасти служили средством мнемоники, так как давали готовые рубрики для рассмотрения вопроса, частью служили основанием самой аргументации, как, напр., locus ad opinione vulgi, locus a cessatione rationis.

Из учеников Бартола наиболее известен Baldus de Ubaldis (1327-1400). Он не отличался ни силой, ни оригинальностью мысли, но обладал большей памятью, чем Бартол, и большей тонкостью в применении схоластических приемов. Кроме римского права он обрабатывал также право каноническое.

Мы говорили до сих пор только об изучении римского права. Изучение его составляло, действительно, основу и сосредоточение всего средневекового правоведения. Оно давало главный материал, над которым работал юрист, в нем вырабатывались общие приемы юридического изучения. Но наш очерк средневековой юриспруденции был бы неполон, если бы мы не упомянули еще об изучении канонического права. Каноническое право есть, правда, только своеобразная модификация римского права. Церковь средневековая руководствовалась в своих отношениях римским правом (ecclesia lege romana vivit), видоизменяя его сообразно своим потребностям. Методы изучения были тут те же, что и в изучении римского права, а схоластическая метода сказалась в нем в еще более резкой форме, так как свободное развитие мысли встречало при разработке канонического права еще новое препятствие в церковном авторитете, тяготевшем над канонистами.

Разработка канонического права началась также с XII столетия, когда был составлен в Болонье, в 1151 году, монахом Грацианом сборник канонического права, т. н. Decretum Gratiani, к которому затем постепенно присоединялись собрания более новых церковных постановлений. Составление этого сборника вызвало образование, наряду с учителями римского права (легистами), и школы канонистов или декретистов. Краткие глоссы к Декрету писали ученики Грациана: Паукапалеа, Омнибонус, Руфинус, Сильвестр и другие. Аппарат составляли Иоанн Тевтонский (1212) и Варфоломей Бриксиенский. К более новым собраниям декреталий также составились аппараты, напр., Бернгарда де Ботано (1266) - к Декреталиям Григория IX. Но наибольшего внимания из канонистов XIII века заслуживает Вильгельм Дурантис, известный в средние века под именем Спекулятора, так как он написал сочинение под названием Speculum judiciale seu juris. Он родился около 1230 г. и изучал право в Монпелье, Париже и Болонье и, получив докторство, сделался профессором канонического права сперва в Болонье же, затем в Модене. На мысль составить свой Speculum Дурантис был наведен примером ученого доминиканца Винцентия из Бовэ, который под названием Speculum quadruplex *(62) составил как бы общую энциклопедию наук. С 1265 г. Дурантис стал работать над составлением подобной же энциклопедии права и в 1275 г. действительно окончил свой труд. Дурантис при этом не держится системы декреталий, а дает свою собственную. Довольно характерно деление законов; он различает шесть законов, по числу крыльев херувима: per sex alas, sex leges intellige: prima est lex naturalis, secunda mosaica, tertia prophetica, quarta evangelica, quinta apostolica, sexta canonica (Prooemium, 10).

В ХV веке и между канонистами распространяется комментаторское направление. В этом направлении разрабатывали каноническое право Baldus de Ubaldis, lohannes ab Imola (1436), Nicolaus de Tudeschis (1443), Fanciscus de Accoltis (1431) и другие.

Совокупное влияние схоластики и канонического права привело к тому, что средневековые юристы изменили учения римского права в духе придания большого значения началу воли. Это особенно ярко проявилось в тех изменениях, каким в средневековой доктрине подверглось римское учение о договоре.

По учению римских юристов, воля сама по себе не обусловливает подчинения, не порождает обязанностей. Поэтому у них и простое соглашение, nudum pactum, не признавалось источником обязательства (Nuda pactio obligationem non parit). Точно так же и древнему германскому праву было совершенно чуждо признание обязательным простых соглашений. После доказательств, выставленных Рудольфом Зомом, это признается теперь бесспорным.

Только схоластика и каноническое право, под очевидным влиянием церковного учения о волевой основе всего нравственного порядка, воле самой по себе стали присваивать обязывающую силу и потому всякое соглашение признавать обязательным *(63). Ввиду прямо выраженной в источниках римского права необязательности простых соглашений легисты противились признанию за этим положением канонического права общего значения. Однако они не могли вовсе уйти от подчинения и в этом отношении авторитету канонического права. Не допуская, чтобы по римскому праву простое соглашение порождало иск, они, однако, полагают, что nudum pactum устанавливает naturalis obligatio. Такого воззрения держится уже Азо, и затем оно получает все большее и большее распространение и почти общее признание *(64). Но этим не ограничилось влияние выставленного впервые декреталистами признания обязательности всякого соглашения. С течением времени в этом положении стали видеть начало уже не канонического, а естественного права. Мало-помалу обязательную силу всякого соглашения начинают считать требованием естественного права. Так, уже в XV столетии Рафаэль Куманус, в XVI - Альциат, Везенбек, Молиней, Готоман видят в ограничении обязательной силы простых соглашений исключительную особенность римского права, противоречащую началам jus gentium и jus naturale. У Гуго Гроция обязательность простых соглашений признается не только как начало естественного права в его De jure bella ac pacis (I. II. с. XI), но и как норма положительного права в его lnleiding tot de hellandsche Rechtsgeleerdheid, и за ним признают то же самое решительное большинство юристов XVII столетия - не только учителя естественного права, как Томазий и Пуффендорф, но и истолкователи положительного права, как Винниус, Фут, Карпцов.