- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава V
- •Глава VI
- •Глава VII
- •Глава VIII
- •Глава IX
- •Глава X
- •Глава XI
- •Глава XII
- •Глава XIII
- •Глава XIV
- •Глава XV
- •Глава XVI
- •Глава XVII
- •Глава XVIII
- •Глава XIX
- •Глава XXI
- •Глава XXII
- •Глава XXIII
- •Глава XXIV
- •Глава XXV
- •Глава XXVI
- •Глава XXVII
- •Глава XXVIII
- •Глава XXIX
- •Глава XXX
- •Глава XXXI
- •Глава XXXII
- •Глава XXXIII
- •Глава XXXIV
- •Глава XXXV
- •Глава XXXVI
- •Глава XXXVII
- •Глава XXXVIII
- •Глава XXXIX
- •Глава xl
- •Глава xli
- •Глава xlii
Глава XIV
Проснувшись, мы пересмотрели все добро, награбленное шайкой на разбитом
пароходе; там оказались и сапоги, и одеяла, и платья, и всякие другие
вещи, а еще много книг, подзорная труба и три ящика сигар. Такими богачами
мы с Джимом еще никогда в жизни не были. Сигары оказались первый сорт. До
вечера мы валялись в лесу и разговаривали; я читал книжки; и вообще мы
недурно провели время. Я рассказал Джиму обо всем, что произошло на
пароходе и на пароме, и сообщил ему кстати, что это и называется
приключением; а он ответил, что не желает больше никаких приключений. Джим
рассказал, что в ту минуту, когда я залез в рубку, а он прокрался обратно
к плоту и увидел, что плота больше нет, он чуть не умер со страха: так и
решил, что ему теперь крышка, чем бы дело ни кончилось, потому что если
его не спасут, так он утонет; а если кто-нибудь его спасет, так отвезет
домой, чтобы получить за него награду, а там мисс Уотсон, наверно, продаст
его на Юг. Что ж, он был прав; он почти всегда бывал прав, голова у него
работала здорово, - для негра, конечно.
Я долго читал Джиму про королей, про герцогов и про графов, про то, как
пышно они одеваются, в какой живут роскоши и как называют друг друга "ваше
величество", "ваша светлость" и "ваша милость" вместо "мистера". Джим
только глаза таращил - так все это казалось ему любопытно.
- А я и на знал, что их так много. Я даже ни про кого из них и не слыхивал
никогда, кроме как про царя Соломона, да еще, пожалуй, видел королей в
карточной колоде, если только они идут в счет. А сколько король получает
жалованья?
- Сколько получает? - сказал я. - Да хоть тысячу долларов, если ему
вздумается. Сколько хочет, столько и получает, - все его.
- Вот это здорово! А что ему надо делать, Гек?
- Да ничего не надо! Тоже выдумал! Сидит себе на троне, вот и все.
- Нет, верно?
- Еще бы не верно! Просто сидит на троне; ну, может, если война, так
поедет на войну. А в остальное время ничего не делает - или охотится,
или... Ш-ш! Слышишь? Что это за шум?
Мы вскочили и побежали глядеть, но ничего особенного не было - это за
мысом стучало пароходное колесо, - и мы уселись на прежнее место.
- Да, - говорю я, - а в остальное время, если им скучно, они затевают
драку с парламентом; а если делают не по-ихнему, так король просто велит
рубить всем головы. А то больше прохлаждается в гареме.
- Где прохлаждается?
- В гареме.
- А что это такое - гарем?
- Это такое место, где король держит своих жен. Неужто ты не слыхал про
гарем? У Соломона он тоже был; а жен у него было чуть не миллион.
- Да, верно, я и позабыл. Гарем - это что-нибудь вроде пансиона, по-моему.
Ну, должно быть, и шум же у них в детской! Да еще, я думаю, эти самые жены
все время ругаются, а от этого шуму только больше. А еще говорят, что
Соломон был первый мудрец на свете! Я этому ни на грош не верю. И вот
почему. Да разве умный человек станет жить в таком кавардаке? Нет, не
станет. Умный человек возьмет и построит котельный завод, а захочется ему
тишины и покоя - он возьмет да и закроет его.
- А все-таки он был первый мудрец на свете; это я от самой вдовы слыхал.
- Мне все равно, что бы там вдова ни говорила. Но верю я, что он был
мудрец. Поступал он иной раз совсем глупо. Помнишь, как он велел разрубить
младенца пополам?
- Ну да, мне вдова про это рассказывала.
- Вот-вот! Глупей ничего не придумаешь! Ты только посмотри, что
получается: пускай этот пень будет одна женщина, а ты будешь другая
женщина, а я - Соломон, а вот этот доллар - младенец. Вы оба говорите, что
он ваш. Что же я делаю? Мне бы надо спросить у соседей, чей это доллар, и
отдать его настоящему хозяину в целости и сохранности, - умный человек так
и сделал бы. Так нет же: я беру доллар и разрубаю пополам; одну половину
отдаю тебе, а другую той женщине. Вот что твой Соломон хотел сделать с
ребенком! Я тебя спрашиваю: куда годится половинка доллара? Ведь на нее
ничего не купишь. А на что годится половина ребенка? Да я и за миллион
половинок ничего бы не дал.
- Ну, Джим, ты совсем не понял, в чем суть, ей-богу, не понял.
- Кто? Я? Да ну тебя! Что ты мне толкуешь про твою суть! Когда есть смысл,
так я его вижу, а в таком поступке никакого смысла нет. Спорили-то ведь не
из-за половинки, а из-за целого младенца; а если человек думает, что он
этот спор может уладить одной половинкой, так, значит, в нем ни капли
мозгу нет. Ты мне не рассказывай про твоего Соломона, Гек, я его и без
тебя знаю.
- Говорят тебе, ты не понял, в чем суть.
- А ну ее, твою суть! Что я знаю, то знаю. По-моему, настоящая суть вовсе
не в этом - дальше надо глядеть. Суть в том, какие у этого Соломона
привычки. Возьми, например, человека, у которого всего один ребенок или
два, - неужто такой человек станет детьми бросаться? Нет, не станет, он
себе этого не может позволить. Он знает, что детьми надо дорожить. А если
у него пять миллионов детей бегает по всему дому, тогда, конечно, дело
другое. Ему все равно, что младенца разрубить надвое, что котенка. Все
равно много останется. Одним ребенком больше, одним меньше - для Соломона
это все один черт.
Я еще не видывал таких негров. Если взбредет ему что-нибудь в голову, так
этого уж ничем оттуда не выбьешь. Ни от одного негра Соломону так не
доставалось. Тогда я перевел разговор на других королей, а Соломона
оставил в покое. Рассказал ему про Людовика XVI, которому в давние времена
отрубили голову во Франции, и про его маленького сына, так называемого
дофина, который должен был царствовать, а его взяли да и посадили в
тюрьму; говорят, он там и умер.
- Бедняга!
- А другие говорят - он убежал из тюрьмы и спасся. Будто бы уехал в
Америку.
- Вот это хорошо! Только ему тут не с кем дружить, королей у нас ведь нет.
Правда, Гек?
- Нет.
- Значит, и должности для него у нас нет. Что же он тут будет делать?
- А я почем знаю! Некоторые из них поступают в полицию, а другие учат
людей говорить по-французски.
- Что ты, Гек, да разве французы говорят не по-нашему?
- Да, Джим; ты бы ни слова не понял из того, что они говорят, ни единого
слова!
- Вот это да! Отчего же это так получается?
- Не знаю отчего, только это так. Я в книжке читал про ихнюю тарабарщину.
А вот если подойдет к тебе человек и спросит: "Парле ву франсе?" - ты что
подумаешь?
- Ничего не подумаю, возьму да и тресну его по башке, - то есть если это
не белый. Позволю я негру так меня ругать!
- Да что ты, это не ругань. Это просто значит: "Говорите ли вы
по-французски? "
- Так почему же он не спросит по-человечески?
- Он так и спрашивает. Только по-французски.
- Смеешься ты, что ли? Я и слушать тебя больше не хочу. Чушь какая-то!
- Слушай, Джим, а кошка умеет говорить по-нашему?
- Нет, не умеет.
- А корова?
- И корова не умеет.
- А кошка говорит по-коровьему или корова по-кошачьему?
- Нет, не говорят.
- Это уж само собой так полагается, что они говорят поразному, верно ведь?
- Конечно, верно.
- И, само собой, так полагается, чтобы кошка и корова говорили не
по-нашему?
- Ну еще бы, конечно.
- Так почему же и французу нельзя говорить по-другому, не так, как мы
говорим? Вот ты мне что скажи!
- А кошка разве человек?
- Нет, Джим.
- Так зачем же кошке говорить по-человечески? А корова разве человек? Или
она кошка?
- Конечно, ни то, ни другое.
- Так зачем же ей говорить по-человечески или по-кошачьи? А француз
человек или нет?
- Человек.
- Ну вот видишь! Так почему же, черт возьми, он не говорит по-человечески?
Вот ты что мне скажи!
Тут я понял, что нечего попусту толковать с негром - все равно его ничему
путному не выучишь. Взял да и плюнул.