История
Концепция геополитики возникла в конце XIX — начале XX века, в первых работах употреблялось выражение «политическая география»[источник не указан 796 дней]. Термин «геополитика» ввел в обращение шведский политолог и государствовед Рудольф Челлен (Rudolf Kjellen) (1864—1922) под влиянием немецкого географа Фридриха Ратцеля, который в 1897 году опубликовал книгу «Politische Geographie» («Политическая география»). Впервые он употребил термин в 1899 году, но широкую известность он приобрёл после выхода книги «Государство как организм» (1916)[источник не указан 796 дней]. Наряду с Челленом классиками геополитической науки считаются британский географ и политик Х.Маккиндер (1861—1947), американский историк морской стратегии А.Мэхэн (1840—1914), германский географ, зачинатель политической географии Ф. Ратцель (1844—1901), германский исследователь К.Хаусхофер (1869—1946), американский исследователь международных отношений И.Спайкмэн (1893—1944).
Со второй половины XX века предметом рассмотрения геополитики стали прежде всего такие явления и понятия стратегической географии как холодная война, военно-стратегический паритет, позже также — глобализация, многополярный мир, а также в широкий обиход вошли понятия сверхдержава, великая, региональная, ядерная, космическая, экономическая, спортивная держава применительно к государствам, выделяющимся по комплексу или отдельной характеристике и имеющим влияние на другие страны.
Предмет изучения
Основной объект изучения геополитики — геополитическая структура мира, представленная множеством территориальных моделей. Исследование механизмов и форм контроля над территорией — одна из основных задач геополитики. Историческим ядром геополитики выступает география, ставящая во главу угла исследование прямых и обратных связей между свойствами территории и балансом (соперничеством или сотрудничеством) мировых силовых полей. Методологическим ядром геополитики при этом является «моделирование» на общепланетарном уровне, хотя в составе этой научной дисциплины существуют и региональные и локальные разделы, например, исследование границ, проблем спорных территорий, межгосударственных конфликтов и т. п. Тем не менее региональные и локальные проблемы могут успешно исследоваться только в контексте указанного методологического ядра, то есть следуя от общего к частному.[
48) Детерминация ВВЕДЕНИЕ. Общественные отношения в разносторонних их проявлениях (гранях) являются объектом изучения многих наук: социологии, политэкономии, политологии, правовых и т.д. Специфика философского подхода к анализу общественных отношений состоит в целостном характере их рассмотрения. Не ставя перед собой задачу освещения всех аспектов феномена общественных отношений в настоящем реферате, считаю необходимым остановиться на ключевом моменте философского понимания общества, а именно на концепции социального детерминизма, поскольку он во многом определяет специфику социальных процессов и явлений.
Мысль о том, что возникновение нового является результатом совокупного действия многих факторов, по существу, следует рассматривать как отправной пункт в познании системного характера детерминации. Системность ее, при первом приближении, раскрывается как многофакторность, поэтому их соотношение можно отразить с помощью категорий "сущность" и "явление". Анализ социальной формы движения дает нам достаточно примеров того, что любое общественное явление в своем возникновении и существовании обусловлено множеством факторов, как материального, так и идеального порядков. При этом ведущее место по многообразию детерминантов, несомненно, занимает духовная сфера, которая "вырастает, буквально, из всех сторон общественной жизни". Действительно, предпосылки духовной сферы имеются всюду: в материальном производстве, в надстройке общества, в механизмах взаимодействия общественных явлений и т.д., что обусловливает чрезвычайное богатство и разнообразие ее состава. Присущее системное подходу рассмотрение любого предмета в качестве системы, а его окружения в качестве среды, является основанием подразделения детерминирующих факторов данного предмета на внутренние и внешние, в совокупности образующие сложную систему, которую можно охарактеризовать как "полный круг" детерминации этой вещи. Утверждение о том, что внутренние и внешние детерминанты образуют именно систему, а не какое-либо неорганизованное множество, доказывается, во-первых, тем, что действие внешних детерминантов на систему всегда преломляется через ее "внутреннюю активность", а действие внутренних факторов всегда корректируется факторами внешними, и, во-вторых, тем обстоятельством, что с выпадением хотя бы одного из главных факторов действие или не происходит вообще, или существенно видоизменяет свой характер.
49) В 1990-х гг. в научный оборот вошло понятие «глобализация» и его стали использовать не только ученые, но и все от политиков и средств массовой информации до обывателей. Это слово заключает в себе целую парадигму, отражая понимание происходящих в мире процессов, эпохальных изменений, подсознательно увязываемых с концом века и тысячелетия. Понятие глобализации — это краткое обозначение совокупности сложных процессов, суть которых в том, что они как бы «сжимают» мир во времени и пространстве и делают условными и проницаемыми все существующие территориальные границы.
Глобализация — это исторический процесс превращения мира в единую систему, обладающую едиными характеристиками. Исторически такую систему порождает действие факторов глобализации:
об электронных средств коммуникации, способных «сжимать» до минимума разделяющие людей время и пространство;
о технологических изменениях, позволяющих распространять по всему миру производимую продукцию;
о формировании глобальных идеологий, например экологического или правозащитного движений.
Существует достаточно много теоретических интерпретаций процесса глобализации. К примеру, И. Валлерштайн предлагает «мир-системную модель» объяснения, согласно которой глобализация представляет собой прежде всего экономическое явление, основанное на мировом разделении труда. В соответствии со сложившейся системой разделения труда в мире обрисовались четкие структурные деления на экономическое ядро, полупериферию и периферию. Все это в совокупности образует единую систему мировой капиталистической экономики. По мысли Валлерштайна, наличие в этой системе неразрешимых противоречий приведет к ее трансформации в мировой социализм.
Согласно Э. Гидденсу, глобализация неразрывно связана с модернизацией и имеет две стороны — экономическую (процессы экономической систематизации межгосударственных связей) и культурную (формирование глобальной культуры сознания).
Реально результаты процесса глобализации можно видеть в том, что границы становятся все более прозрачными для экономической, культурной и даже политической деятельности. Транслокальные и транснациональные сети — промышленные корпорации, Интернет, обмен студентами и профессиональными кадрами, сфера услуг, организации «зеленых» и движение в защиту прав человека — способствуют созданию поистине глобальной культурной и экономической системы. В силу действия всех этих факторов поколебалось традиционное для XX в. восприятие мира разделенным на пространственные, территориальные и идеологические блоки. Глобализация влечет за собой формирование новой геополитики и нового видения мира, все более приобретающего образ единого целого, состоящего из потоков и сетей.
Конечно, в повседневной реальности границы, структуры и регулярности все еще очевидны. Глобальное общество пока существует только в форме транснациональных корпораций, транснациональных обществ и структур. Его не следует представлять как нечто совершенно однородное, хотя глобализация и порождает некое «сущностное единство» во внешнем облике глобальной социально-политической жизни. Отношения между локализованными акторами и глобализирующими силами, живыми локальностями и виртуальными общностями редко бывают таковы, чтобы глобализирующее давление абсолютно превалировало. Обычно мы наблюдаем глобальную систему, имеющую множество обликов. Первый из таких обликов — это облик мира как единой системы потребления, мира, закусывающего в кафе «Макдоналдс» и смотрящего MTV. Второй — это мир, в котором отношения между локальным и глобальным структурированы в виде «привычных значений», связанных с повседневным образом жизни локализованных индивидов. На уровне «привычных значений» мы воспринимаем глобальный мир как пересечение локальных возможностей с глобальными. Третий — это мир, населенный культурными гибридами, мир, в котором индивид в значительной мере утрачивает возможность культурной, религиозной и национальной идентификации. Б. Аксфорд, например, утверждает, что такая гибридизация порождает «шизоидную культуру».
Глобализация вносит изменения не только в социальную организацию, но и в сознание мира. Если ее рассматривать в этом ключе, глобализация вовсе не принадлежность текущего исторического момента. Дж. Арриджи считает глобализацию одним из звеньев процесса эволюционного изменения мировой капиталистической системы. Однако такое понимание явно недостаточно, ибо сводит все богатство и сложность мировой истории к одному системному образованию — капитализму.
50) Холодная война, едва закончившись, начинается вновь, заявляет телеканал Al Jazeera English. Россия, не обладая мощью Советского Союза, сохраняет прежнюю антизападную направленность, видя во всех действиях Запада угрозу собственным интересам. При этом, как отмечают гости телеканала, во многом такое отношение провоцирует сам Запад.
По мнению Al Jazeera English, позиция избранного президента России Владимира Путина схожа с позицией советских генсеков: кто-то должен противостоять постоянному вмешательству США во внутренние дела суверенных государств. «Путину, похоже, нравится налаживать контакты, вызывающие раздражение, а иногда и возмущение Запада», – говорит телеканал, демонстрируя кадры рукопожатий Путина с такими лидерами, как Ким Чен Ир, Ху Цзиньтао, Уго Чавес и Муаммар Каддафи.
Но преподаватель Оксфордского университета доктор Алекс Правда уверен, что нельзя говорить, будто Россия намеренно стремится к роли «вредителя» на мировой арене.
«Россия верит в традиционную геополитику, – отмечает он. – В политику, основанную на принципе нулевого баланса. Она не верит в положительный результат, в то, что в итоге между нами будет великая дружба, к которой мы пытались прийти в 1990-91 годах. Путин постоянно говорит, что Россию уважают только тогда, когда она сильна. И учитывая поведение США на Ближнем Востоке и в других точках, американцы придерживаются такой же позиции: только будучи сильным, можно заставить мир себя уважать».
При этом у России сейчас не хватает силы для настоящей конфронтации с Западом, заявляет международный редактор газеты The Economist Эдвард Лукас. И Москва может прибегнуть лишь к асимметричному подходу.
«К примеру, в ответ на американский противоракетный щит в Европе она заявила, что разместит ракеты в калининградском эксклаве, рядом с Польшей и Литвой, а возможно, и на той части Молдавии, которая контролируется прокремлёвским режимом, – говорит Лукас. – Также она может пользоваться правом вето в Совете Безопасности. Но трудно сказать, к чему это всё приведёт, поскольку Россия недостаточно сильна для того, чтобы стать настоящим полюсом в многополярном мире».
Редактор называет нынешнюю ситуацию для России тупиковой: у Москвы нет того антизападного альянса, который она могла бы возглавить, нет и настоящих союзников. Как подчёркивает при этом бывший британский посол в Москве сэр Эндрю Вуд, парадигма холодной войны ведёт Россию по ложному пути, заставляя делать слишком большой акцент на отношениях с США и создавая иллюзию того, что США являются для России естественным партнёром, в то время как в действительности такая роль больше подходит Европе.
Бывший кремлёвский советник Александр Некрасов считает, что внешняя политика России остаётся во многом советской, а глава МИДа Сергей Лавров – типичный советский дипломат. Некрасов говорит, что эта система должна измениться, когда её покинут люди, пришедшие из старых советских структур. При этом он отмечает, что из-за мирового финансового кризиса и многочисленных проколов Запада на Ближнем Востоке России удалось занять несколько более важную роль на мировой арене.
Как заявляет Al Jazeera English, нынешнему российскому руководству не по душе расширение влияния НАТО на постсоветском пространстве, и «краткая война с Грузией в 2008 году была устроена, чтобы напомнить Западу, а не только Тбилиси, что Путин не намерен, чтобы им помыкали». При этом, по словам телеканала, всякий раз конфронтация Путина с Западом или соседними республиками встречает волну одобрения со стороны националистически настроенных россиян.
«Для России характерна инстинктивная антипатия к Западу, подчас многое искажающая. «Чего бы ни добивался Запад – это всё непременно пойдёт во вред России. Иначе бы Запад этого не добивался», - заявляет Эдвард Лукас. Россияне уже привыкли так мыслить, утверждает он, и это создаёт проблему, в том числе, для Кремля – вспомнить хотя бы протесты в связи с базой НАТО в Ульяновске.
По словам Лукаса, бывшие советские республики отвернулись от Москвы и вступили в НАТО, опасаясь попыток России восстановить своё влияние. Он также заявляет, что Запад, в отличие от Москвы, относится к постсоветским республикам как к независимым государствам, а не просто элементам сферы влияния.
Доктор Алекс Правда в свою очередь отмечает, что опасения России понятны и подогревать их не следовало: «Если национальное государство склонно опасаться угроз и испытывать паранойю, продвижение военного блока, основанного для противостояния с этим государством, лишь подстегнёт ощущение угрозы», - говорит он. Он называет в корне неправильным решение о расширении НАТО на восток, подчёркивая, что после 1991 года общеевропейской безопасности требовалась кардинальная трансформация, а из-за расширение альянса сотрудничество России и Запада продолжает вестись преимущественно в военной плоскости.
При этом, по словам Александра Некрасова, постсоветские республики вступали в НАТО, прежде всего, не из страха перед Россией, а из желания вести собственную игру. Такую игру вела и Грузия – и было бы смешно утверждать, что она напала на Южную Осетию без разрешения из Вашингтона.
Конечная цель России – стать важным игроком на мировой арене, поскольку сейчас она является лишь региональной силой в Европе и Азии, отмечает Алекс Правда. Но активность Москвы в ближневосточных вопросах продиктована и суровой необходимостью. В отличие от США, для которых Ближний Восток – лишь ряд удалённых стран, представляющих энергетический и экономический интерес, для России это фактически соседний регион, и у Москвы возникает ощущение того, что Запад в этом регионе ведёт против неё какую-то игру.