§ 2. Русский народный земледельческий календарь. Календарно-обрядовые жанры.

Календарь - это не просто система отсчета времени. У любого наро­да он насыщен множеством самых разноплановых элементов. В него входили обряды и обычаи, рациональные знания и элементы культуры, игры, посты, богослужения. Все эти компоненты имели различное происхождение, свою скорость эволюции, особое функциональное значение. Наряду с церковны­ми, христианскими обрядами совершались языческие. Знания, по­лученные путем наблюдений над явлениями природы, тесно связывались с иррациональными представлениями и верованиями. Причем, все эти компоненты представляли со­бой не просто механическую совокупность, а живой, много столетий дейс­твовавший механизм культуры. Таким образом, обряды, приуроченные к определенным календарным датам, полистадиальны по своему происхождению и составу. В них сохранились следы языческих культов, связанных с почитанием солнца, растительного и животного мира, предков. Функционально обряды были направлены главным образом на обеспечение благополучия крестьянской семьи.

Календарная обрядность русских имела аграрно-магический характер. Значительное воздействие на календарные обряды оказало христианство. В конечном счете они были приурочены к датам христианского календаря. Функции и атрибуты многих древних мифологических образов были перенесены на православных святых (громовержец Перун стал Ильей Пророком; функции Велеса, «скотьего» бога, перешли Святому Николаю Чудотворцу, Егорию и т.д.). В обряды прочно вошли церковные молитвенные формулы, в качестве магических предметов и атрибутов использовались предметы церковного культа. То, что календарные обряды у русских носили по преимуществу аграрный характер, сказалось и определило главные особенности восприятия времени, неразрывную связь сезонов с представлениями о рождении и смерти растительности. Земледелие (основные традиционные занятия большинства населения русских) требовало сознательного согласования природных ритмов и трудовой деятельности человека. Идея плодородия земли становится основной идеей русского человека. Поэтому одним из основных земледельческих культов является культ Матери-земли. Идея плодородия выражалась с помощью разнообразных символов. Основным символом было зерно. Кроме зерна, такими символами стали солнечный свет (небесный огонь) и вода, которые, согласно древним мифам, находятся в постоянной борьбе между собой.

Обряды календарного года группируются в обрядовые комплексы, приуроченные к основным поворотным моментам годового цикла, – зимнему и летнему солнцестоянию, осеннему и весеннему равноденствию: соответственно существует четыре подцикла - зимние, весенние, летние и осенние обряды. Каждый из этих циклов связан с определенным этапом сельскохозяйственных работ. Зимние обряды должны были обеспечить подготовку к новому урожаю и благополучие коллектива в течение всего года, в них актуализируются общие идеи счастья и достатка. Весенние обряды развивали тему подготовки к началу полевых работ. Летние и осенние обряды связаны с заботами о выращивании и сборе урожая.

В центре зимнего комплекса находятся святки, которые длились две недели (с 25 декабря по 6 января)^*, включая христианское Рождество и крещение. Христианские элементы в этих обрядах сочетались с культом предков, включали гадания и древний языческий обряд ряжения, имевший явную аграрно-магическую направленность. Рядились чертями, странниками, ста­риками, мертвецами, цыганами, животными (козой, конем, журавлем, мед­ведем и др.). У всех этих масок есть один общий признак - все они относились к сфере чужого, к иному миру.

Только в святки, по воззрениям крестьян, происходил возврат к тому времени, когда земля была еще «не заклятая» и все было смешано. Рядом с живыми ходили мертвые и всякая нечисть, поэтому данное время называлось «страшные вечера». В этом контексте следует рассматривать и обряд колядования. Колядовщики - представители иного мира. Судя по песням, они прибыли издалека и долго искали двор хозяина, не зная точно, где он расположен. Поведение колядовщиков говорит о том, что прибыли они не как просители, а как партнеры по известному обеим сторонам договору (поют величания, требу­ют, а не просят, вознаграждения).

Колядование состояло в том, что в предновогодние дни из молодежи села собирались группы колядовщиков, которые обходили все дворы этого села. К исполнению этого обряда относились чрезвычайно серьезно, если колядовщики не приходили в дом, это воспринималось как знак грядущего несчастья. Обход дворов сопровождался исполнением особых песен величально-заклинательного характера, называемых по их припеву «колядками», «овсенями», «виноградьями». Слово «коляда» восходит к латинскому calendae (название греко-римского зимнего празднества); в различных огласовках оно употребляется для обозначения заклинательно-величальных песен у славянских и многих европейских народов. Неясной остается этимология слова «овсень», с его многочисленными фонетическими разновидностями: «таусень», «баучень», «усень». Этот термин встречается у русских, а также у некоторых народов Поволжья. Название «виноградье» исключительно русское (севернорусское). Содержание зимних поздравительных песен в значительной степени отражает последовательность самого обряда колядования. По адресатной направленности их можно разделить на два типа: общесемейные и индивидуальные. Среди колядок, предназначенных семье, распространены были песни с сюжетом «терем», имеющие четкую композицию. В зачине рассказывалось о приходе (или рождении) коляды, о долгом и трудном поиске колядой или колядовщиками двора хозяина. Основная часть содержит величание хозяев, исконный смысл которого – вера в силу слова. Описание дома и восхваляемых хозяев строится на поэтической идеализации, гиперболизации и параллелизме: сказочно красивый терем «на семи столбах, на восьми верстах»; обитатели дома - хозяин («господин» / «боярин» / «государь» / «князь» - «светел месяц») и его домочадцы (жена – «красно солнце», дети – «часты звезды») - одеты в платья, достойные царей; их хозяйство – райское изобилие. Обязательным композиционным элементом колядки было пожелание хозяйственного благополучия и просьба о подаянии. Пожелание наряду с величанием составляло смысловое «ядро» колядок. Но если величание было выражено условными образами, то пожелание – весьма конкретно. Именно здесь хозяину сулилось самое главное: урожай, плодовитость скота, здоровье домочадцев (Приложение 1. № 1,2). Требование угощения и благопожелание могло сочетаться с угрозами определенного рода, например, пожелание неурожая («У скупого мужика / Рожь хороша: / Колоском пуста, / Соломкой густа» или: «На двор чертей, на огород червей; / неурожая и утраты скота: / Не подашь пирога, / Так и нет живота. / Хоть и есть, так не в честь: / Пусть дегтем доят, / И соломою вам цедят!».

В качестве индивидуальных колядных песен, предназначавшихся одному хозяину дома или, чаще, его взрослому сыну или взрослой дочери, как правило выступали овсени и виноградья. В зависимости от адресата песни они делились на «холостые», «женатые», «детские». Особое место среди индивидуализированных святочных величаний занимают севернорусские виноградья – длинные, величавые «полуэпические» песни, с постепенным раскрытием художественных образов, с наиболее разработанной системой поэтических приемов. В них преобладали благопожелания выхода замуж или женитьбы, рождение ребенка, выдачи замуж или женитьбы взрослых детей хозяев. Исполнение виноградий не только во время святочного обхода дворов, но и на свадьбах объясняется тем, что эти песни адресовались одному и тому же кругу лиц, а набор поэтических средств величаний был устойчив. (Прил.1. № 3,4,5).

Обязательным элементом святок (как зимних, так и летних) было гадание. В основе гаданий лежит универсальный принцип: гадающий задает вопрос, силы, которые стоят над человеком и ведают его будущим, отвечают. Этот ответ дается на языке тех средств, с помощью которых производится гадание.

Для гаданий выделялись особые промежутки времени, обусловленные солоноворотом. Далеко не слу­чайно, что гадать начинали поздней осенью, а пик приходился на празд­ники, концентрирующиеся вокруг Нового года. Этот период характеризуется максимальной неопре­деленностью. Заканчивается очередной календарный цикл: год, как и че­ловек, стареет и, в конце концов, умирает. Не случайно в этот период усиливаются мотивы смерти. Всегда было так, что на смену старому году приходит новый; опять появляется солнце и расцветает природа. А как будет на этот раз? Естественно, что в этой ситуации гадание приобретает особый смысл.

По способу узнавания судьбы гадания можно условно разделить на две группы: гадания-истолкования и гадания-колдовство. Первая группа тяготеет к такому явлению традиционной культуры, как примета, механизмом которой является установление взаимосвязи между настоящим и будущим. Гадания-истолкования основаны на приметах, не зависящих от человека, а лишь трактуемых им с помощью многолетних наблюдений за природой. Гадания второй группы по оформлению действий близки к колдовству, предполагающему непосредственный контакт человека с потусторонними силами. В этом плане позиция человека может быть определена как статичная, пассивная, созерцательная; тогда как вступление в контакт с «иным» миром в гаданиях-истолкованиях требует активных действий человека, обострения всех чувств, позволяющих ориентироваться в ситуации.

Но и в тех и в других способах гадания человеку необходимо было создать условия, при которых действия гадающего происходили бы в нужном месте и в нужное время, то есть в той пространственно-временной точке, в которой возможны прорыв и контакт между противостоящими «мирами»: в настоящим и будущим. Так, помимо приуроченности гаданий к дням, имеющим в традиции значение рубежей, внутри суток для них избиралось время, которое, по народным представлениям, являлось моментом наивысшей активности потусторонних сил, их проникаемости в мир людей и, соответственно, - опасное для человека. Это полночь и полдень, связанные с понятием «границы» и «перехода».

Для успешного гадания человеку необходимо было переместиться к объекту, осмысляемому в традиционной культуре как «граница» или «канал», связующий «свой» и «чужой» миры. В пределах дома это были печь, окно, зеркало, порог, матица. Часто гадали в нежилых частях дома и относящихся к нему постройках (чердак, голбец, холодная изба, сени, двор, овин, амбар, забор, ворота, колодец, перекресток дорог, прорубь, река, поле и т.п.).

Во время гадания человек сознательно отказывался от привычных норм поведения и признаков культуры, ощущая себя частью природы и осознавая зависимость своей судьбы не только от законов устройства социума, но и от всеобъемлющих законов устройства мира. Так, приближаясь к своему природному состоянию, человек во время гадания снимал пояс, нательный крест, кольца и шейные украшения, иногда часть одежды. Принятое во время гадания распускание волос отдаляло человека не только от его социальной группы (прическа являлась в традиционном обществе дифференцирующим половозрастным признаком), но и от мира культуры в целом: простоволосость и косматость считалась неотъемлемой чертой внешнего облика мифологических существ, олицетворяющих разнообразные силы природы (кикимора, русалка, леший и др.).

Поведение гадающих отличалось от обычного, повседневного. Например, при гадании с зеркалом нужно было смотреть немигающим, застывшим взглядом; для гадания на сон спать ложились одетыми и т.п. Чтобы гадание удалось некоторые повседневные движения следовало делать наоборот: вставлять нитку в иголку, опущенную ушком вниз, идти «взапяты» (задом на перед), двигаться, прыгая на одной ноге против солнца вокруг, например, овина. Аналогично таким действиям в начале гадания произносили антимолитву типа «Не властен Бог, не благослови Христос».

Во время многих гаданий в целях безопасности необходимо было соблюдать запреты: не смеяться, не разговаривать, не оглядываться, не двигаться или, наоборот, не останавливаться. Многие запреты во время гадания связаны с представлением о том, что человек во время гадания может попасть во власть нечистой силы. В этой связи важно было вовремя почувствовать опасность и правильно завершить гадание: убежать, «перекрыть» связь с «иным» миром (перекреститься, зачураться, накинуть платок на зеркало, совершить движение в направлении, обратном тому, что производилось в начале гадания и т.п.). Одно из распространенных правил гадания – нечетное число участников.

Две важнейшие темы гаданий – тема урожая и, соответственно, благополучия и достатка семьи и общины, а также тема судьбы каждого человека. При гадании об общем благополучии семьи и урожае, например, бросали кашу в потолок и замечали: если много каши прилипло к потолку - год будет благополучным и обильным. Уходили в гумно и зу­бами выдергивали стебли (если с колоском полным зерна - богатый уро­жай).

От общих гаданий переходили к более конкретным. Необычайно разнообразны девичьи гадания. Для гаданий выбирались самые «страшные», связанные с нечистой силой места: заброшенные дома, бани, овины, перекрестки дорог. Гадали по форме застывшего олова или воска, по отражению в зеркале, по пущенным на воду венкам, по чету или нечету жердей в заборе и т.п.

Особенностью русских новогодних га­даний были так называемые подблюдные гадания, сопровождаемые короткими (от одной до десяти строк) подблюдными песнями (Прил. 1. № 6). Свое название – подблюдные – гадания получили от блюда, в которое скрадывались кольца и серьги (фанты) девушек, принимавших участие в обряде. Обозначение подблюдных гаданий как «закидывать кольца» связано с соответствующими действиями, выполняемыми во время обряда. Вятское название «илея» обусловлено одним из локальных вариантов напева-возгласа в подблюдных песнях, сопровождающих гадание.

Подблюдные гадания производились исключитально во время Святок, внутри которых они, как правило, приурочивались к Васильеву вечеру и к «страшным» вечерам. К обряду приступали после захода солнца в заранее назначенной гадальщиками избе.

Перед гаданием приготавливали блюдо (иногда решето или шапка); в него гадающие складывали украшения или другие мелкие предметы по одному от каждого участника. Блюдо покрывали тканью. На ткань сверху или под нее клали кусочки хлеба, иногда еще соль и уголь. Начинались подблюдные гадания с прославления хлеба. Песня (слава) хлебу была своего рода благословением перед гадательной акцией и заклятием-пожеланием благополучия всем присутствующим, а также предвещала достаток хозяевам дома, в котором гадали. По окончании песни хлеб делили между всеми; его использовали при гадании на сон.

После раздела хлеба приступали к гаданию: в определенном порядке пелись песни, содержащие иносказательные образы, разгадка которых сулила гадающим в сжатой иносказательной форме счастье и богатство, свадьбу или безбрачие, разлуку, дорогу, несчастье, бедность болезнь или смерть.

Обязательным формальным признаком жанра подблюдных песен было наличие припева, выполнявшего функцию магической «закрепы»: «Кому поем, тому с добром, кому вынется, тому сбудется - не минуется». Такую же магическую функцию имел и рефрен «Лады» / «Слава» / «Илия», завершавший каждый стих.

Образная система подблюдных песен строится на принципе психологического параллелизма, свойственного традиционному сознанию. За текстом подблюдных песен стоят мифопоэтические представления, связанные с используемым в ней тем или иным образом. Эти представления могут вбирать многосторонний комплекс смыслов, некоторые из которых могут быть прямо противоположны. Эти обстоятельством объясняется то, что «разгадки» одной и той же песни в разных местностях могли различаться по смыслу. Так, песня «Вышло пузище на репище, / Вынесло пузище кошель вошей» трактовалась либо как «к богатству», либо как «к плохому». Такая разница в толковании обусловлена трактовкой образа «вши». Кроме того, разгадка напрямую могла зависеть от половозрастных характеристик адресата. Например, песня «На пороге сижу, / За порог гляжу» для девушки означала замужество, для старика – смерть. Таким образом, символика подблюдных песен, являясь очень разнообразной, для носителей традиции она не представляла сложности, толкование «судьбы» было скорее констатацией, чем расшифровкой смысла.

Тема благополучия и богатства в подблюдных песнях чаще всего связана с образами хлеба и золота, а также производными от них: каравай, пирог, зерно, сноп, дежа для замешивания теста, квашонка и т.п.; злато-серебро, казна, деньги, драгоценные камни, чудесная щука, шуба и т.п.

Нередко в песнях хлеб и золото приносят мышь, еж, комар, жучок, имеющие в мифопоэтических представлениях хтоническую природу. А так как и золото, и хлеб связаны в народном сознании с «иным» миром, то посредническая функция мыши, ежа, комара, жука оказывается вполне закономерной.

Многогранно в подблюдных песнях представлен образ кузнеца, наделенный в народном сознании магической силой. Поэтому песни с этим образом сулят удачу, прибыль, свадьбу.

Подблюдные песни, отражающие свадебную тематику, гораздо разнообразнее с точки зрения системы образов, чем песни о благополучии и богатстве. Символика подблюдных песен, предвещающих брак, тесно связана с символикой свадебной лирики. Одним из основных здесь является образ кольца (символ брака), которое находит девушка или домашние птицы (курочка, кочеток). В большом количестве подблюдных песен используется мотив соединения парных образов, символизирующих жениха и невесту: это и драгоценные камни («жемчуг со яхонтом»), и два клубка ниток, и два сцепившихся прутика, и клен с березой, и капустка с кочанком, и грибы (груздок с беляночкой), и птицы (целующиеся голубочки, кур с куркой, сокол с соколинкой), и животные (кон с кошуркой, куна и соболь, бобер с куницею) и т.п.

Несомненным источником подблюдных песен о браке является свадебный обряд; разные его этапы отражены в песнях либо прямо, либо иносказательно: приезд сватов («Идут сваты богатые»), подготовка к встрече сватов («Сей, мати, мучицу, пеки пироги, / К тебе будут гости, ко мне женихи»), изготовление приданого («Полно тебе, иголочка, в коробочке лежать. / Пора тебе, иголочка, дары припасать», «За столом сидят, сарафаны кроят»), расплетание косы («По саду хожу, голову чешу»), дорога к венцу («Стоят саночки-малюваночки /…/ Только сесть на них и поехати»).

Тема безбрачия в подблюдных песнях раскрывается с помощью одиночных образов девушки, кошечки, колючей сосны или через незавершенность, продолжение того или иного действия («На печке сижу да ошкурки гложу. / Еще посижу да еще погложу», «На печи сижу, сквозь потолок гляжу…», «За дежой сижу, пятерней вожу…», «На загнетке сижу, долги нитки вожу…»). Символом продолжения девичества в песне оказывается прядение, являющееся типичным девичьим занятием.

Тематика разлуки и дороги в подблюдных песнях, означающих набор в рекруты, работу на чужой стороне и пр., реализуется в образах полотна (символ дороги), средств передвижения (саночки-самокаточки), «заиньки-ковыляиньки» или воробья, соответственно бегущего или смотрящего «на чужу сторону».

Мотив ущербности одежды (растрескавшийся сарафан или короткие, дырявые штаны), образы опустившейся на дно квашни, пьяного мужика, одного голубя, не отвечающего на говор другого, и пр. в подблюдных песнях предвещают бедность, несчастье, вдовство.

Мотивы смерти занимают незначительное место в репертуаре подблюдных песен; смерть изображается как одна из неизбежных сторон бытия, без мистического ужаса, скорее с юмором, иногда с осторожностью и опаской. О покойнике, как в большинстве случаев и о смерти, не говорится прямо; явление смерти изображается зашифровано («Сидела ворона на столбике, / Очутилась ворона середь избы»). В песнях, сулящих смерть, как и в тех, что обещают свадьбу, используются образы, связанные с соответствующей обрядовой сферой: корыто (коробья, колода, гроб), разрываемое полотно, раскатывающаяся новина (полотно), холодная баня, лошади, везущие бревно, блин на блюде. Нередко в песнях о смерти встречается образ вороны, которому в традиции приписывалось значение предвестника смерти или несчастья.

Отдельную группу составляют песни юмористического содержания, не предполагающие отгадки. В напряженной обрядовой ситуации такие тексты выполняли психотерапевтическую функцию, исполнялись для разрядки («На повети мужик обосрался лежит. / Увидела свинья, да куви, куви», «Бегла кобылка из Нова-города. / У ней хвост торчит, а под ним ворчит», «Бежит телушка обпачканная, / Ждет телушка кулабушка. / Либо кулабушка дадут, / Либо лоб расшибут».

Функция заклинания и императивный характер подблюдных песен сближает этот их с заговорами и с такими жанрами календарной обрядности как, например, колядки.

Следующим крупным обрядовым комплексом у русских была масленица (молочница, сырная неделя, мясопуст). В системе календарных праздников масленица занимала особое поло­жение, поскольку знаменовала собой переход от зимы к весне и лету. По­этому масленичные обряды частично относились к зимнему циклу, частично - к весенне-летнему.

Масленица - комплекс разноплановых обрядов, игрищ и увеселений. Аграрные обряды переплетены с семейными, христианские - с дохристианс­кими. Каждый день сырной недели имел свое название: понедельник - встреча, вторник – заигрыш, среда – лакомка, разгул или перелом, четверг – разгуляй-четверок или широкий, пятница - тещины вечерки, суб­бота - золовкины посиделки, проводы, воскресенье - прощеный день, це­ловник.

По замыслу церкви сырная неделя должна была сво­ей полускоромной пищей подготовить крестьян к предстоящему Великому посту (начиналась за 56 дней до Пасхи, неделя предшествовавшая Великому посту). Однако масленица стала синонимом самого ши­роко разгула, русским карнавалом; не зря она называлась «веселой», «широ­кой», «пьяной».

Масленица впитала в себя особенности архаических аграрного и скотоводческого празднований, приуроченных ко времени весеннего равноденствия. В них нашли отражение природные и биологические циклы, которыми определялась жизнь крестьян-земледельцев.

Главное правило масленицы – накрывать обильные сытные столы с разнообразной молочной снедью: сметаной, сливками, творогом, коровьим маслом, молоком, а так же яйцами, рыбой, пирогами, блинами, квасом, пивом и вином (мясо в пищу не употреблялось). Богатая масленичная еда, ее подчеркнутая избыточность, вероятно, исторически имели непосредственное отношение к магии первого дня нового года. Помимо обильного угощения обязательным условием масленицы было исполнение специальных обрядов, направленных на благополучие крестьянской общины. Во-первых, это обряды, связанные с культом предков, состоящие из поминовения усопших и употреблением ритуальной пищи: блинов, пирогов и пр. Во-вторых, это обычаи, связанные с молодоженами: смотры молодоженов, гостевание их у родственников и знакомых. Ведущей темой масленицы, особенно в севернорусском ее варианте, была тема брака, соответственно направление обрядов связывалось с семейной проблематикой, тогда как в других областях России преобладала аграрная направленность обычаев и ритуалов. В-третьих, это масленичные развлечения: катание с ледяных гор и на лошадях, строительство снежных городков. И наконец, проводы масленицы: зажигание костров, проводы-похороны, масленичные поезда, ряженье.

Основной объект всего масленичного обрядового комплекса - чучело масленицы. Делали его из соломы и наряжали в женскую одежду, причем женские признаки этого существа всячески подчеркивались. Чучело масле­ницы устанавливали в сани и, начиная с пятницы, вывозили на катания.

Гулянья продолжались вплоть до воскресенья, причем в катаниях принимали участие не только молодежь, но и замужние женщины. Они ста­рались прокатиться как можно дальше, чтобы длиннее рос лен. Кульмина­ционный момент масленичных торжеств - проводы масленицы. Накануне по всей деревне собирались для масленичного костра ста­рые вещи. При этом руководствовались не только утилитарными соображе­ниями. Сжигание старых вещей, в том числе и чучела масленицы, символи­зировало похороны зимы, отжившего, состарившегося, пришедшего в негод­ность времени и вместе с тем обновление природы, зарождение весны, но­вых сил плодородия.

Сожжение (похороны) масленицы происходило, как правило, за околи­цей деревни, в поле. В костер бросали и все остатки масленичного об­жорства - блины, яйца и др. продукты. Остатки чучела, пепел разбрасы­вали по полю, чтобы урожай был богаче. Солому, из которой делали чу­чело, иногда давали скотине, так как ей приписывались целебные свойства.

Таким образом, похороны масленицы можно рассматривать в контексте ритуального обмена между человеком и природными силами (жертвоприно­шение).

Масленичные песни, исполняемые во время масленицы, составляли вместе с обрядовыми действиями единый обрядовый комплекс. Большинство масленичных песен отражают основную идею праздника, представляющего собой «звено», связующее зиму и весну.

В соответствие с последовательностью обрядовых действий масленичные песни можно разделить на: 1) песни встречи масленицы, 2) песни обрядовых обходов домов, в том числе и молодоженов, 3) песни масленичных увеселений, 4) песни завершающего этапа праздника – проводов масленицы.

Собственно обрядовых масленичных песен сохранилось немного; к масленице оказались приурочены и песенные припевки – частушки, сопровождавшие катание с гор, на лошадях и т.п. Большая часть собственно обрядовых песен содержит мотивы прославления масленицы, изобилия еды перед Великим постом. Для многих масленичных песен характерна любовно-брачная тематика.

Песни, исполнявшиеся при встрече масленицы и при ее проводах, были резко противоположны. В первых преобладали мотивы славления, величания персонифицированной масленицы; песни, сопровождающие проводы масленицы сохранили мотивы ее обрядовых похорон и возрождения природы. В этой группе отмечается сочетание текстов веселого, шутливого содержания с почти трагическими мелодиями. Объясняется это амбивалентным характером самого обряда. (Прил. 1. № 7,8,9).

Масленичная неделя сменялась долгим семинедель­ным постом.

Пост - система запретов, распространявшаяся не только на мясную (скоромную) пищу, но и на половую жизнь, развлечения, игры, песни и всякие проявления веселья. Великий пост связан с христианской мифологией, в частности, с легендой о страданиях и мученической смерти Иисуса Христа. Человеку вменялось в обязанности исповедоваться в грехах, при­чащаться, очищаться телом и душой от мирских соблазнов. Создавалась атмосфера отрешения от хозяйственных забот, сосредоточения на идеях смерти, загробной жизни. Во всяком случае так должно было быть с церковной точки зрения. Внешняя сторона поста, как правило, тщательно соблюдалась. Но внутрен­няя - отрешение от мирских дел и забот - находилась в явном противоре­чии с подготовкой к весенним полевым работам. Заботы о предстоящем урожае лежали в основе народной обрядности великопостного периода. На 4-й (крестопоклонной) неделе выпекали кресты из теста, обладающие ма­гической способностью воздействовать на плодородие.

Особо в великопостной обрядности выделяется Великий (Чистый) четверг последней (страстной) недели поста. В этот день церковь вспоминает Тайную вечерю, последний ужин Иисуса Христа с учениками, за которым последовало предание Христа Иудой в руки фарисеев. Во время трапезы Спаситель сделал символическое жертвоприношение, указав путь к спасению.

В народных представлениях, необходимость проведения очистительных обрядов осознавалась так же, как необходимость очищения пространства, оскверненного предательством Иуды. Идея очищения духовного и физического пронизывает весь праздник, чрезвычайно богатый разнообразными народными обычаями и обрядами, имевшими профилактический, превентивный (предупредительный), продуцирующий и очистительный характер. Многие из них дохристианского происхождения. По их количеству и значению Чистый четверг иногда сравнивают с древнерусским новым годом, отмечавшимся в первых числах марта.

С Великого четверга пост становился наиболее строгим, и с этого же дня начинали готовить угощение к предстоящей Пасхе: жарили и варили мясо, пекли куличи, делали творожные пасхи, красили яйца, варили пиво на всю праздничную неделю; старались очистить двор, дом и огород от накопившегося за зиму сора и грязи («Если в чистый четверг вымоешь, весь год чистота в избе водиться будет»). Обязательно устраивали баню не только для себя, но и для умерших – «родителей» или для домового – «хозяина» (на полке оставляли ведро воды и веник, в бане вешали рубахи и полотенца, на пол насыпали горку пепла, чтобы увидеть их след).

С омовением была связана и девичья любовная магия (умывались до восхода солнца); заговорами («снарядными словами») приманивали женихов: «Белым мылом я умоюсь, / Христовой водичкой полоснусь, / Белым полотенышком утрусь, / Чистой гребенышкой учешусь. / Всех я буду белее, / Всех я буду светлее./ Краше ясна солнца, / Краше синего моря. / Все бы на меня смотрели, глядели, / Всем бы я глянулась: / Старикам, старухам, молодым молодицам, / Красным девушкам, молодым ребяткам, / Рабу божьему (имя рек). Аминь!».

В качестве одного из способов очищения распространено было окуривание можжевельником (вересом) постройки, людей и скот.

К очистительным обрядам относятся действия по изгнанию клопов и тараканов. Насекомых выносили / выметали из дому, сопровождая действие приговорами («Ешь, клоп, клопа! Ешь, блоха, блоху!», «Выметаю тараканов, блох, чтобы их не было, отныне и во веки веков. Аминь!», «Унесу клопов в сосновый бор, на высоку гору под пихтову кору»), ритуальными диалогами («- Дома ли клопы? – Ушли на плоты!», «Не надо ли товару? – Какого товару? – Клопов пару!»).

В Великий четверг во многих местностях исполнялся древний обряд очерчивания магического круга, связанный с установлением незримой границы, защиты (дом трижды «объезжали» верхом на палке, клюке, помеле, ухвате или кочерге). Данные действия сопровождались приговорами с мотивом «огораживания». Например: «Вокруг нашего дома вода и волна. Подойти к нему нельзя ни на лодке, ни на лошади, ни пешком. Во веки веков. Аминь»

Одним из способов установление магической границы было так называемое «закрещивание» (чертили ножом / коптили четверговой свечой / мазали дегтем крестики на матице, над входной дверью и окнами дома и на хозяйственных постройках). «Закрещивание» могло сопровождаться особого рода приговорами, оберегающими домашний скот и птицу: «Ни мышь, ни гад, не трожь моих курочек и цыплят. Ни кошка ловучая, ни собака гавкучая, ни птица летучая, ни злые люди, ни волки, ни медведи».

Великий четверг, как точка временного перелома, наделялся способностью проецировать производимые действия на весь последующий год, поэтому на него приходилось множество ритуалов типа магии первого дня, начала. Старались встать как можно раньше, пересчитывали деньги, мешали сметану, пекли хлеб, «закармливали» скотину, перемешивали жито в сусеках, осматривали («трогали») сельскохозяйственные орудия, имитировали полевые работы; рыбаки прорубали новую прорубь; охотники трижды стреляли из ружья; бортники выносили ульи на воздух и т.п. В севернорусских традициях известно большое количество магических способов сохранения скотины: в печную трубу или «дымное» окно хозяйка звала по имени («кликала») каждую скотину; в лесу с целью уберечь скот от диких зверей стучали в сковороды, звенели колокольчиками и кричали: «Волки, медведи из слуха вон; зайцы и лисы – к нам в огород»; на перекрестке дорог раскладывали четыре куска мяса, кланялись и приговаривали: «Черные лютые звери, серые волки, принес я вам еду, не надейтесь больше на меня»; поили корову водой из трех колодцев: «Как из этого колодца ни волку, ни медведю не напиться, так бы и мою коровушку, чтоб не видел и не достал»; бросали куриные перья в печь с приговором: «Как перышкам жарко, так и моим курочкам своего дома жалко» и др.

Повсеместно в Великий четверг запасали различные снадобья. Универсальным лекарством и оберегом для человека и скотины считались четверговые соль, свечи, хлеб, просфора. Магические свойства этих атрибутов использовались не только в народной медицине, но и при севе.

Как и к первому дню нового года, к Великому четвергу были приурочены приметы, гадания и колдовство. В этот день нельзя было ничего давать из дома взаймы, иначе с отданной вещью уйдет удача. Гадали на смерть: во дворе по числу членов семьи ставили поленья, называя каждое по имени, которое из них на утро упадет, тот в этом году умрет. О благополучии скота судили по тому, как утром корова лежит в хлеву: головой на запад – добрый знак, на восток, к воротам – пропадет в течение лета; чтобы этого не произошло, трижды обегали вокруг двора: «Около двора железный тын». Парни, отправляясь рубить дрова, гадали о женитьбе: если первая щепка отлетала прочь - свадьбы не будет, если вставала ребром – отдадут в солдаты. По тому, как расколется полено, судили о будущей жене: если не с первого раза – «честная», а если сразу – «худая».

Колдовскую силу, знания и умения можно было приобрести, обратившись к представителям нечистой силы. С этой целью ходили в лес вызывать лешего: «Владыко лесной, есть у меня до тебя просьба…», «Царь лесной, всем зверям батько, явись сюда», леший расскажет о будущем и раскроет тайны.

Колдовали на урожай, «забирая» его у соседей: утром брали с четырех соседских участком щепоть земли, из четырех хлевов – по колоску и т.п.: «Я не землю беру, я прирос беру».

Многие действия Великого четверга сопровождались вербальными текстами: приговорами, заговорами, ритуальными диалогами. Самое широкое распространение имели заклинания типа «сопоставления – уподобления». Роль словесного текста в магических действиях Великого четверга различна: в одних случаях, тексты были неразрывно связаны с действием, сопровождали и комментировали его, а в других, - само произнесение заговорных формул заключало такой магический эффект, который не требовал закрепления действием.

Если масленица – это праздник проводов зимы, то первым весенним праздником была встреча весны, отмечавшаяся в разные даты марта (от 1 до 25, то есть от дня Евдокии до благовещенья), в зависимости от ее прихода в те или иные районы России. Возможно, что когда-то встреча весны представляла собой сложный целостный обряд, но уже в XIX веке от него осталось, по сути дела, лишь заклинание весны и птиц с помощью особых песен-«закличек» и «веснянок». Чаще всего их исполняли 9 марта, в день сорока мучеников (по-народному – на «сороки»), время весеннего равноденствия, когда «день с ночью равняется». Накануне праздника все хозяйки пекли из теста фигурки «жаворонков» или «куликов», а утром раздавали их детям, которые залезая на самые высокие места (на крыши, деревья, заборы), выкликивали коротенькие песни. В них, как и в колядках, отразилась вера в способность слова превратить желаемое в действительное. Поэтому заклички обращались к «куликам», «жаворонкам», веснянки – прямо к персонифицированной Весне с просьбой принести «хлеба вольного, лета теплого». Наряду с императивным тоном многих пожеланий в этих песнях присутствуют элементы величания весны и ее предвестников – птиц (Прил.1. № 10,11,12) После исполнения песен «куликов» и «жаворонков» либо съедали, либо отдавали скоту, либо зарывали в землю, веря, что в любом случае обрядовые фигурки принесут благополучие.

25 марта – благовещенье – один из трех наиболее почитавшихся русских крестьянских праздников (вслед за Рождеством и Пасхой), посвященный возвещению архангелом Гавриилом Пречистой Деве Марии о предстоящем рождении Иисуса Христа. Благовещенье выпадало как правило на Великий пост, поэтому отмечался не разгулом и не весельем. Этот день у крестьян считался днем «полнейшего покоя» («В благовещенье птица гнезда не вьет, девка косы не плетет»).

Великий пост заканчивался главным православным праздником – Пасхой – в память о смерти и воскресении Иисуса Христа. Пасха была, пожалуй, самым религиозным торжеством. Однако не только христианская идея лежала в основе крестьянской Пасхи. К этому дню приурочивались представления о солярном культе (считалось, что на Пасху «солнце играет»; игра в мяч при раскачиваниях на качелях).

В пасхальной обрядности можно выделить и отголоски языческого культа предков. Посещение могил родителей, жертвоприношения и другие действия являются непременной частью праздника. Пасхальные яйца, безусловно, связывались с древнейшим мифом о мировом яйце (из которого было создано все живое) и символизировали идею ежегодного весеннего обновления мира.

Музыкально-поэтическим жанром, приуроченным к Пасхе, является волочебная песня, сопровождавшая ритуальных обход дворов, подобный обряду колядования (Прил. 1. № 13). Волочебные песни близки к рождественским колядкам. Они имеют трехчастную структуру: зачин, содержащий обращение к хозяевам за разрешением спеть песню или описание блужданий волочебников в поисках хозяйского двора: основная часть с величаниями и благопожеланиями, описанием годовых праздников, а также заключение с просьбой вознаградить их за песню или с благодарностью за полученные дары. Каждому из членов семьи полагалась своя песня: для хозяина и хозяйки она содержала хозяйственные благопожелания, а для их детей – любовные и брачные.

Первое воскресенье после Пасхи называлось Красная горка (Фомино воскреченье) – последний день Светлой недели. В народном быту Красная горка была в большей степени связана не с христианской, а с дохристиянской традицией празднования начала весны. К этому дню приурочивалось начало девичьих хороводов, ярмарки невест, обряды встречи весны. Фомино воскресенье называлось также Вьюнишник. В этот день молодежь обходила те дома, в которых живут «вьюнец и вьюница молодые» и требовала от них выкуп. Распространенным элементом празднования Красной горки был обычай красить яйца и играть с ними. С этого воскресенья начинался период свадеб. Деревенская молодежь пела веснянки, в которых прославлялась весна, водила хороводы, устраивала игры и пляски.

Десятый день после Пасхи (вторник) назывался Радуница. Это был общий для всей православной России день поминовения умерших. По народной этимологии название праздника связывается с тем, что в этот день мертвые встают из могил и радуются как Христову дню, так и тому, что дети помнят о них. Несмотря на поминальный характер, Радуница считалась веселым праздником: «Веселы песни о Масленице, а веселей того – о Радунице», «веселая Масленица – бесстыдная горепьяница, а гулливая Родоница – светлой радости приятельница».

Поминовение умерших весной, перед началом сельскохозяйственных работ, генетически восходит к культу предков и было призвано обеспечить их поддержку и покровительство в крестьянском труде. После литургии совершается вселенская панихида, после которой каждая крестьянская семья отправлялась на кладбище «угощать родительские душеньки». Обильное угощение устраивалось не только для мертвых, но и для живых. Веселой пирушке предшествовали причитания («окликания покойников»). Веселье, как часть поминовения, восходит к древним похоронным обычаям, в которых обязательным заключительным элементом был смех и шутки, назначением которых было преодоление смерти и утверждение жизни.

23 апреля – Егорьев день (вешний) – скотий праздник, так как святой Егорий (Георгий, Юрий) считался покровителем домашнего скота. Изображался на коне с копьем, пронзающий лютого змея. В этот день первый раз выгоняли скот на пастбище; отмечали лошадиные именины. И обход, и выгон скота сопровождался жертвоприношениями и просьбами к Егорию уберечь скотину от диких зверей (Прил. 1. № 14).

В народных представлениях св. Егорий – зачинатель весны («Егорий Храбрый – зиме враг лютый», «Пришел Егорий, и весне не уйти»). Егорий начинал весну, «отмыкая землю», давая всходам силу, «выпуская на белый свет росу» Это еще один пример синтеза язычества и православия: с христианским святым обращались как с языческим божеством, используя языческие обряды.

Особой любовью пользовался св. Никола. Сохранилось множество легенд о том, как Николай защищал мужиков, вступал в спор с другими святыми. Праздники в честь этого святого были дважды в году (6 дек. и 9 мая). 9 мая – день Николы вешнего считался мужским праздником. Никола также считался покровителем лошадей. С этого дня начинали (на юге) ездить в ночное.

Вознесение (через 40 дней после Пасхи) – христианский праздник в честь вознесения Иисуса Христа на небо отмечался тем, что пекли из текста лесенки с семью ступеньками (по числу небес). В некоторых местностях день Вознесения праздновался отдельно, в других он входил в состав русальной обрядности.

Русальная неделя (Гряная неделя) в рамках народного календаря ориентирована на Троицу; она приходятся на неделю, предшествующую празднику, и совпадает с так называемой семицкой или Троицкой неделей, или, что встречается чаще, начинается после Троицкого воскресенья с Духова дня и заканчивается днем Всех Святых. По народным представлениям, Русальная неделя – это время пребывания русалок на земле. В течение этого периода русалки находятся в непосредственной близости от человеческого жилья и могут вступать с человеком в контакт. Время разгула русалок соответствовало периоду цветения ржи. Появление русалок на земле порождало желание людей избежать их вредоносного воздействия посредствам обрядов, обычаев, запретов. Повсеместно бытовал запрет на большие (полевые) работы, нельзя было ходить в лес в одиночестве, купаться, полоскать белье, белить холсты, прясть и т.п. Русальная неделя осмыслялась как праздничное время: устраивались общие трапезы, гулянья с хороводами, танцами, играми.

Русальная неделя получила название «летние святки», так как к этому времени появлялась зелень, природа расцветала. Поздний христианский праздник Троицы (отмечался на пятидесятый день после Пасхи), приуроченный к этому времени, приобрел все черты культа растительности.

В народной традиции Троица входит в праздничный цикл, который начинается с Семика (четверг седьмой недели после Пасхи) и заканчивается Духовым днем (понедельник восьмой недели).

Символом праздника, главным атрибутом многих обрядовых действий была береза. На растущих березах завивали ветви, переплетали их друг с другом, травой, цветами, лентами; позже развивали, иначе дерево может обидеться. В некоторых местах березы срубали, украшали, рядили в крестьянскую одежду и вносили в деревни, в дома, совершали с ними обходы засеянных полей. Украшают свежей зеленью и православные храмы; молящиеся во время службы держат в руках березовые ветки и цветы.

Около березок устраивали трапезы, сопровождавшиеся ритуальным «кормлением» дерева. Девушки кумились. Кроме того, это дерево использовалось при гаданиях.

Использование березы в весенне-летних ритуалах обусловлено значимостью ее образа в мировоззрении русского народа: она считалась одним из наиболее почитаемых деревьев. В мифопоэтическом творчестве береза выступает как мировое древо, которое является центром мироздания, универсальной моделью вселенной. Вершина дерева достигает небес и связана с Богом, солнцем, птицами, корни уходят глубоко в землю, соприкасаются с преисподней, где обитает нечистая сила, средняя часть отождествляется с земным пространством. По народным представлениям, береза обладает особой продуцирующей силой и способна передать свою силу земле. Кроме того, береза была связана с миром предков: в ветви березу, по поверью вселялись души умерших (Троицкая суббота – один из четырех общерусских поминальных дней). Береза – излюбленное дерево русалок (умерших девушек и некрещеных детей), которые появлялись только на русальной неделе. (Прил. 1 № 15)

Троица считалась в народе исключительно женским праздником, а точнее девичьим. Представление о девичьем характере праздника сохранилось в обрядовых песнях, играх, хороводах. Для них характерен мотив величания девушек, девичьих занятий («Йо, йо, березонька! / Йо, йо, кудрявая! Семик честной да троица - / Только, только у нас, у девушек, / И праздничек!»). В троицком фольклоре часто встречаются мотивы негативного отношения участниц обряда к мужчинам. Он отчасти отражает запрет на присутствие мужчин во время совершения девичьих ритуалов.

Таким образом, аграрная сущность Троицы проступает довольно отчетливо. По сути дела все совершаемые в эти дни обряды направлены на обеспечение плодородия. Вегетативная сила березы (это дерево одним из первых начинает зеленеть) должна быть передана посевам и тем самым обеспечить урожай. Не случайно также, что основные действующие лица русальной недели – девушки и женщины. Вспомним, что плодородие земли в народных представлениях уподоблялось материнству.

Одним из важных праздников славянского календаря был праздник в честь Рождества св. Иоанна Предтечи, Крестителя Господня. В этот день 24 июня отмечается летнее солнцестояние. В русской традиции Иоанн Креститель известен более как Иван Купала, так как праздник в честь Рождества христианского святого был приурочен к языческому празднику Купалы.

Купальский праздник издревле был одним из самых ярких и почитаемых у восточных славян. Его языческий характер сохранялся на протяжении веков, на что неоднократно указывали служители церкви. Вместо того чтобы посещать храмы, усиленно молиться, народ пребывал в разгуле и бесчинстве.

Значимость праздника обусловливалась тем, что отмечался он на рубеже двух периодов солнечного годового цикла, который лежал в основе древнего земледельческого календаря. Это время наивысшей солнечной активности с последующим изменением движения солнца по небосводу, которое, как полагал народ, поворачивало или «сдвигалось» на зиму. В результате такого «сдвига» светило в последующие месяцы года постепенно «угасало»: день становился короче, а ночь длиннее.

В рамках народного календаря Иван Купала образовал единый праздничный цикл вместе с днями Аграфены Купальницы и св. апостолов Петра и Павла (Петров День). На это время приходится период наивысшего расцвета природы. В сознании крестьян магическая сила огня, воды, земли, растительности была в этот период настолько велика, что им приписывали охранительные, очистительные, продуцирующие, целебные свойства. В то же время календарный период, на который выпадали купальские праздники, считался наиболее «опасным» (наравне со Святками).

Наиболее архаичной чертой обрядово-мифологического комплекса купальского праздника является связь его с природными стихиями – огнем земным и небесным (солнце) и водой. Сочетание этих компонентов обнаруживается в имени «Купала». Нет оснований видеть в нем имя языческого божества. В народной этимологии оно связано с глаголами купать и кипеть (вскипать страстью; ср. Купидон). Огонь и вода осмысляются, в рамках купальской мифологии, как бран и сестра (Иван и Марья), вступившие в кровосмесительную связь; на их могиле вырос сине-желтый цветок под названием иван-да-марья, иваньковский цвет, ставший символом праздника. Такое происхождение растения нашло отражение в фольклорных текстах и восходит к древнему мифологическому сказанию о близнецах, один из которых (Иван) связан с жизнью и огнем, другой (Марья) – со смертью и водой. В обрядовом плане связь огня и воды можно увидеть в обычае разжигать костры на берегах рек. Тема огня в купальской традиции выражена в ритуалах возжигания купальских костров и в поверье, что солнце в этот день «играет», «купается». Празднование Ивана Купалы непременно сопровождалось омовением водой, которое представляло собой массовое купание, умывание росой, мытье в банях, обливание водой или грязью. В купании принимали участие представители всех половозрастных групп населения. Тот, кто отказывался купаться, подозревался в колдовстве. Повсеместно бытовало представление об оздоровительном действии купальского омовения.

Девушки и женщины на рассвете совершали ритуальное омовение росой. Чтобы собрать росу по мокрой траве таскали скатерть и выжимали ее в какую-нибудь посудину. Иванову росу использовали как медицинское средство при болезнях глаз, для чистоты кожи и др. Ивановой росой раз в год мыли крынки, «квашонки», что бы сметана была «толше», тесто лучше. «На иваньских росах» выводили клопов и тараканов. Широко был распространен обычай, носящий характер ритуальных бесчинств, обливать встречных водой и грязью.

Неотъемлемой частью купальской обрядности являются поверья и обряды, связанные с миром растительности. Повсеместно были распространены рассказы о необычных явлениях, происходивших в это время с растениями, об их чудодейственной силе: цветущий только в иваньскую ночь папоротника, дает его обладателю колдовскую силу и богатство; лечебными свойствами обладают травы, собранные в это время; банные веники пригодны для употребления только если они заготовлены в период с Иванова до Ильина дня и др.

Главная роль в аграрно-магических обрядах, которым в этот период придавалось особое значение, отводилась девушкам и женщинам, что обусловлено представлением о символической связи женщины с землей, находящейся в состоянии плодоношения. Отсюда обряд катания по ржи, угощение на полях обетной кашей и т.п. Постоянно перемещающийся в календаре девичий праздник Семик-Троица иной раз сближался по времени в календаре с днем Ивана Купалы.

Издавна в день Ивана Купалы допускалось свободное общение полов, что позволяет называть его «самым эротическим русским праздником», «праздником всеобщего брака». Согласно преданиям, в купальскую ночь снимались все запреты на любовные отношения между мужчинами и женщинами.

Купальская ночь (самая короткая ночь в году), по народным поверьям, одна из самых страшных. Она относилась к тому временному периоду (суточному и календарному), когда границы между человеческим и потусторонним мирами были наиболее проницаемы. Рассказы о купальской ночи как о времени разгула нечистой силы бытовали повсеместно. Эта ночь имела особое значение для представителей иного мира. Они так же, как и люди, ожидали этого срока, чтобы получить цветок папоротника, который обеспечивал сохранение их демонологической природы. Колдуны, ведьмы, оборотни считали купальскую ночь своим праздником. Чтобы отметить его они собирались на Лысой горе в Киеве; свои сборища они устраивали также на болотах или на деревьях. Деятельность представителей потустороннего мира, а также людей, связанных с ними, была направлена во вред людям, животным и хозяйству. Купальская ночь считалась лучшим временем для порчи посевов. На полях могли появляться пережины – выстриженные или смытые дорожки в колосьях, - заломы и закрутки – горсть сломанных или связанных колосьев. Пережины, заломы и закрутки приписывали действиям лешего, полевого, «стриги», ведьмы, русалки («пережинщики», «спорыньевщики»). От колдовских действий мог пострадать и домашний скот. В образе животных (собаки, кошки, свиньи) или птиц (вороны, совы) колдуны и ведьмы проникали в чужой двор, доили коров, чтобы «отнять» у них молоко.

В купальскую ночь, по поверью, желающие могли обрести магические знания. Чтобы стать знахарем, нужно было ночью пойти в лес, дождаться, когда травы «оживут» и расскажут, какие от чего лечит. Кроме того, пытались получить заветную косточку, имевшую свойство шапки-невидимки. С этой целью в черной бане в котле варили кошку, перебирали косточки, и искали ту, через которую человек не увидит отражения в зеркале.

(Прил.1. № 16,17)

Вместе с праздником Аграфены Купальницы и Ивана Купалы Петров день / день Петра и Павла (29 июня) составляет единый праздничный цикл, обозначающий кульминационный момент полного расцвета природных сил и осмысляется как его завершающий этап. В обрядово-мифологическом плане этот день включает ряд поверий и ритуальных действий и ритуальных действий, характерных для Ивана Купалы.

Роль девушек и женщин в обрядности Петрова дня, как и в предыдущий период, продолжает оставаться весьма значительной. В большей степени Петров день сохранил значение праздника молодежи: ей отводилась ведущая роль в обрядово-игровых действиях. Любовно-брачная символика четко просматривается в тематике петровских гуляний, увеселениях молодежи и в гаданиях. Обязательным атрибутом петровских гуляний были качели.

Петров день являлся важной вехой в календаре. Он воспринимался как дата смены времен года и, соответственно, своеобразным рубежом в хозяйственной деятельности крестьян. Новый цикл работ включал сенокос, вывоз навоза на поля, подготовку к жатве. С петрова дня начинали собирать ягоды.

Повсеместно в России в Петров день проводились большие ярмарки («петровские»).

Традиционно в этот день устраивались мужские братчины. Тещи приглашали в гости зятьев и готовили для них «петровское» угощение из продуктов, скопленных за пост. Петр считался покровителем мужских профессий: рыболовства и пастушества.

Конец лета знаменовал Ильин день (20 июля).

Культ пророка Илии, придя из Византии, на Руси соединился с дохристианскими славянскими верованиями и приобрел ярко выраженный народный характер. Так, святому Илье приписывалась власть над грозой, громом, молнией, дождем, ветром, таким образом, он ассоциировался со своим предшественником – языческим Перуном-громовержцем. Образ Ильи-пророка принадлежал к числу наиболее чтимых на Руси Святых, особенно на Севере. Поэтому отмечался не только сам Ильин день, но и его кануны: «баской четверг» – четверг на Ильинской неделе, Ильинская пятница (Параскева). Образ Ильи-пророка многогранен. Он вобрал в себя церковные и народные компоненты, элементы традиционной аграрной магии и древних культов, верований, обычаев и обрядов. Ильин день включал в себя архаические элементы, характерные для культа камней, воды, огня, деревьев; языческие ритуалы – жертвоприношения, коллективные трапезы, которые сплелись с мотивом библейского сказания.

Народ верил, что Илья управляет плодородием земли и без его воли не будет собран хороший урожай («Пророк-Илья – воевода небесных сил», «Илья грозы держит и наводит»). Считалось, что гром образуется от стука по небесной дороге колесницы Ильи-пророка, а день его памяти назывался «громовым» праздником («Илья-пророк по небу на колеснице ездит»). Чтобы отвести опасность от своего дома, полей, скота, крестьяне вечером накануне Ильина дня окуривали весь дом ладаном, а также закрывали полотном или выносили из дома все светлые и блестящие предметы – самовары, зеркала и др.(Илья считает роскошью иметь такие предметы). Если в Ильинскую грозу молния зажжет избу, тушить ее надо молоком. В предосторожность «от тучи» на окно выставляли хлеб и соль, после чего носили их к реке и опускали в воду. Илью могли задабривать приношениями (баранья нога, пчелиный мед, колосья свежей ржи, зеленый горох).

Запрещалось работать в поле и огороде. Нарушение запрета влекло за собой суровое наказание (сгниет или сгорит зарод, молнией убьет человека и др.).

Ильин день приносил с собой ненастье и запрет купаться: «Придет Илья, принесет гнилья [дождей]», «До Ильина дня и под кустом сушит, а после Ильина дня и на кусте не сохнет», «До Ильи мужик купается, а с Ильи с рекой прощается». Запрет на купание объяснялся по-разному: Илья уронил подкову в воду и остудил ее, «Илья бросает кусочек льда, а лось обмакивает рога», «Олень в воду лапу окунул», «Медведь в реке лапу намочил», река осквернена выкупавшимся в ней чертом и др.

По народным поверьям, Илья-пророк очищает огненными стрелами-молниями землю от нечистой силы: где прячется сатана, туда и «громовая стрела падет». Чтобы нечистая сила, прячущаяся от Ильи, не могла проникнуть в дом, соблюдался целый ряд охранительных мер: хозяева не пускали в дом кошек и собак, держали наготове ружья, не ели пойманную во время грозы рыбу с красными глазами, старались не прятаться от грозы в воде, под деревьями, особенно под сосной с двумя верхушками, не кричать, не бегать и др.

Имя Ильи-пророка проникло в «целительные» поверья и заговоры. К нему обращались за исцелением от разных болезней; помогал Илья от укуса змеи, был защитником в бою («Именем святого пророка Ильи от порчи и от стрел, и пулкя, и дробь, и ядро стой, не ходи ко мне»).

Почти повсеместно наиболее значимым обрядом Ильина дня были коллективные трапезы с закланием быка или барана (ранее – оленя), известные под названием «мольбы», «жертвы», «мирские складчины», «братчины», «быкобои».

С именем Ильи связывался дожиночный обряд «завивания бороды» («Вот тебе, Илья, борода – на лето уроди нам ржи да овса». Илья видится покровителем урожая в колядках («Ходит Илья / На Василья, / Носит пугу / Дротяную, / А другую жестяную. / Сюда махне, / Туда махне - / Жито расте…») и подблюдных песнях («Ходит Илья-пророк по полю, / Считает суслончики частеньки…»).

Пограничное положение Ильина дня между летом и осенью связывало с ним много народных наблюдений: «Придет Петрок – отщипнет листок, придет Илья – отщипнет и два», «С Ильина дня ночь длинна: работник высыпается, а кони наедаются», «На Ильин день и камень прозябнет», «Петр и Павел на час день убавил, а Илья-пророк – два уволок», «Муха до Ильина дня кусается, а после – запасается» и др.

6 августа – день преображения Господня, получивший в народе название Спас (от именования Христа спасителя). Этот день знаменовал завершение летней страды, уборки урожая. Неравномерность созревания различных культур и разнообразие географических условий привело к тому, что празднование урожая происходило в разные сроки, в три приема. Поэтому в России было 3 Спаса: 1 августа – медовый Спас, 6 августа – яблочный Спас, 16 августа – хлебный (ореховый) Спас. К христианскому содержанию этих праздников народ остался равнодушным, однако церкви удалось придать христианский характер запретам на использование в пищу плодов нового урожая раньше установленного срока. Нарушение этих запретов стало считаться греховным, а их снятие превратилось в церковное разговение новыми плодами.

15 августа – день Успения Богородицы считался днем окончания жатвы. Дожинки, которые чаще всего приурочивались к дню Успения Богородицы или Третьему Спасу или Рождеству Богородицы (8 сентября). В зависимости от времени уборки урожая дожинки (обжинки, оспожинки и др.) праздновались в промежутке между Успением и Покровом и представляли собой ритуально-магические действия, совершаемые в последний день жатвы. Дожинками называлась и праздничная трапеза в честь завершения уборки урожая.

Основные элементы дожиночного обряда были широко распространены у всех восточных славян и заключались в следующем. При завершении жатвы небольшую часть колосьев оставляли на поле несжатой. Этот пучок, носивший название «борода», «коза», «козулька», и т.п., «завивали», «заламывали» или связывали различными способами. В самом древнем и распространенном варианте стебли растений надламывали и сгибали дугой таким образом, чтобы колосья соприкасались с землей. Иногда пучок прижимали к земле камнями или закапывали концы колосьев в землю вместе с куском хлеба. Сгибание колосьев могло сочетаться с закручиванием в жгут («завивать») и формированием круглой формы (венок). Кроме жгутообразных изготавливали «бороды» в виде «косы» («косника», «косицы»). Нередко «борода» украшалась цветами, в севернорусских районах для украшения «бороды» использовались старые шапки и лапти. «Завитая борода» могла накрываться сверху особым снопиком колосьями вниз («кукла», «клобук», «шапка»).

Ритуальное «завивание бороды» выполняла старшая из жниц. Происходило это в торжественной обстановке с соблюдением определенных правил. Так, стебли завивали по солнцу, до «бороды» не разрешалось дотрагиваться голой рукой (руку оборачивали рукавом или передником), чтобы сила зерна не исчезла, а осталась в колосьях.

Помимо ритуального изготовления «бороды» дожиночный обряд включал в себя «купание» (катание) женщин в жнивье.

Сюда же включались разнообразные действия с серпами. Если серп не резал рук во время жатвы – его «награждали» – «женили»: обматывали колосьями; после этого серпом покалывали землю, или, прижатый колосьями к земле серп, жница выдергивала колосья с корнями, подымала высоко над головой и говорила: «Родись, и водись, на тот год не переводись!» или «Уродись на тот год вот такой!».

Кроме этого, у «завитой бороды» совершались гадания. Серпы бросали за спину и смотрели как далеко от воткнулся в землю от «бороды» (долгая ли жизнь), куда «смотрит» рукоятка серпа (на церквовь – в смерти и др.).

Ритуальным предметом дожиночных обрядов являлся последний сноп (именинник, соломатник, спорынья, иванушка, и др.), представляющий собой пучок последних сжатых колосьев, определенным образом украшенных.

При срезании колосьев дожиночного снопа, которое совершала хозяйка поля или девушка, соблюдался целый ряд ритуальных действий и магических приемов. Жать его необходимо было молча (отсюда: сноп - «молчальный»). Отказ от речи предохранял от влияния потусторонних сил, в соприкосновении с которыми вступали жнеи, совершая магические обрядовые действия с последним снопом, так как в оставшихся на поле колосьях, по народным представлениям, обитал «дух нивы».

Последний сноп изготовляли особым образом: срезанные колосья не должны были касаться земли, поэтому их клали на скатерть; колосья или серп расстилали в виде круга, затем сноп связывали и в «гузок» (нижняя часть, комель) втыкали серпы. Украшенный различными способами либо превращенный в чучело, сноп несла с поля хозяйка или незамужняя ее дочь, подняв его у верху или надев на голову. Сноп ставили в сутки (передний / красный угол), где он находился до Покрова; в Покров этим снопол закармливали скотину на зиму; зерно этого снопа подмешивали в семена, чтобы придать им силу.

Завершался комплекс дожиночных обрядов праздничной трапезой в доме хозяина жатвы. Иногда это сопровождалось внесением в дом дожиночного снопа. Основными обрядовыми блюдами на дожинках были: саламат – густая каша из овсяной муки с салом и маслом, дежень – толокно, замешанное на кислом молоке, пироги с кашей, яичница, блины, пиво, вино и мед.

Дожиночные обряды сопровождались заговорами и жатвенными (жнивными) песнями. В жнивных песнях подробно описывается трудовой процесс, жатва в них предстает как война (Прил.1. № 19); в некоторых песнях основной темой является величание хозяина того поля, на котором жнут (Прил. 1. № 18). Исполнялись песни в разные моменты ритуала: во время жатвы и изготовлении последнего снопа, во время «завивания бороды» (Прил. 1. № 20); при обливании жниц водой (Прил. 1. № 21); во время праздничной трапезы (Прил. 1. № 22); в завершении дня (Прил. 1. № 23).

Песни и приговоры, сопровождавшие жатву, носят название жнивные. В этих текстах подробно описывается трудовой процесс; жатва в них предстает как война (Прил.1. № 19); в некоторых песнях основной темой является величание хозяина того поля, на котором жнут (Прил. 1. № 18).

В заговорах и приговорах, направленных на получение в будущем году хорошего урожая говорилось: «Вот тебе, Илья, борода! На лето уроди нам ржи да овса!», «Николе борода, коню голова, пахарю коврижка, жнеюшке папышка, а хозяевам на доброе здоровье», «Флор и Лавр, приходите коня кормить» и др.

Весь комплекс дожиночных обрядов был направлен на сохранение растительной силы снятого урожая на поле, что обеспечивало непрерывность урожаев, соединение уже выращенного с урожаем будущего года, то есть на обеспечение плодородящей силы земли.

14 сентября – Воздвиженье Честного и Животворящего Креста Господня, народное название – Воздвиженье, Сдвиженье, Капустки /Капустницы. Крестьяне толковали праздник по-своему. Считали, что в этот день хлеб на гумно «сдвинулся» (начало молотьбы). В ряде мест существовали представления о том, что все гады (змеи, ужи, жабы и т.д.) уползают под землю до весны. Начало «капусток», то есть вечорок, продолжавшихся 2 недели.

С завершением полевых работ и началом зимы связан один из самых важных для крестьянина праздников - праздник Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября) - народное название праздника – Покров день. Праздник установлен в память явления Богородицы во Влахернском храме в середине Х в. в Константинополе. В народном сознании церковный праздник предстает далеко оторванным от христианской легенды. Народ создал свою легенду о странствующей Богородице, которой в одной из деревень отказали в ночлеге, на что жители были наказаны пророком Ильей. Пожалевшая людей Богородица спасла их, развернув покров над деревней, после чего они стали добрыми и гостеприимными.

Пограничное положение праздника Покрова между осенью и зимой обозначило его как день, по которому определяли погоду на предстоящую зиму. Покров день связывался со снежным покровом земли: «На Покров земля снегом покрывается, морозом одевается».

Покров (плат) Богородицы связывался с покрывалом, фатою, головным платком, которым покрывалась невеста. Покров день считался «покровителем свадеб» и девичьим праздником: «Если на Покров ветрено – будет большой спрос на невест», «Снег на покров предвещает много свадеб», «Снег на покров – счастье молодым», «Покров землю и девку покроет». Девушки особенно верили в силу праздника Покрова. Накануне этого дня они ворожили на женихов («Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня женишком!»). Считалось, что которая раньше в Покров поставит празднику свечку, та раньше всех выйдет замуж. Ткали «обыденную пелену» (в один день), несли в церковь, молились о женихе: «Матушка Богородица! Покрой меня поскорея, пошли женишка поумнея! Покрой ты, батюшко Покров Христов, мою победную голову жемчужным кокошником, золотым назатыльником!».

Девушки старались провести праздник весело («Если Покров весело проведешь, дружка милого найдешь»). В этот день они не работали, наряжали, играли, плясали в откупленной избе. Устраивались угощения-складчины. После Покрова молодежные гулянья переносились с улицы в избу («Покров – конец хороводам, начало посиделкам»).

В Покров день совершали охранительные действия: молодые женщины сжигали в овине старые соломенные постели («от призора недоброго глаза»); старухи сжигали сношенные за лето лапти (чтобы «прибавить себе ходу на зиму»); маленьких детей обливали на пороге дома водой сквозь решето (от простуды) и др.

Ряд обязательных для праздника Покрова действий был направлен на обеспечение благополучия скотине. После покрова и до Егорьева дня скот «стоял» во дворе. Чтобы уберечь скотину от бескормицы и болезней ее закармливали дожиночным снопом; чтобы хватило корма на весь год, в ночь на Покров клали столько сена, сколько скотина не могла съесть. Над воротами вешали ведро без дна, чтобы благополучным был отел. Для защиты от болезней поили водой, пролитой сквозь решето. Часть обрядов была связана с охотой и рыболовством. К Покрову прекращалась охота на медведя, так как он ложился в берлогу; охотники уходили в лес промышлять белку, соболя и др.; рыбаки открывали сезон на омуля и т.п.

Покров был днем, по которому считали срок наймов и сделок – обычно работников нанимали на год – от Покрова до Покрова.

С Покрова крестьяне начинали подготавливать свои избы к зиме: утеплять и конопатить их. В этот день в первый раз топили в жилом помещении печи, при этом приговаривали: «Покров, натопи избу без дров».

К осенне-зимнему циклу, открывавшемуся Покровом, относился целый ряд праздничных дат. Это день Параскевы-Пятницы (14 октября), называемая в народе «гряздниха» (дождливая, слякотная пора), «бабья заступница», «льняница», «льняница» (покровительница прядения и вообще домашних женских работ). Осенний период русского календаря вообще характеризуется концентрацией женских праздников с присущими им темами брака и семейного достатка. Это и 1 ноября - Кузьминки - день Кузьмы и Демьяна, которые почитались в народе покровителями свадеб и семейного очага. Это и зимний Никола (6 декабря) - праздник с отчетливо выраженным семейно-родовым культом, основными участниками которого были домохозяева и старики (справлялся вскладчину и назывался «Никольской братчиной»).

Календарные обряды, таким образом, включали целый комплекс ритуальных элементов, обосновывающих поведенческие стереотипы общины и направленных на ее выживание. В календарных обрядах переплелись аграрные и животные культы, культ предков.

Цель скотоводческих обрядов сводилась к увеличению поголовного скота и его плодовитости. Животноводческий цикл старались совместить с днями чествования святых – покровителей животных. Совмещение его с аграрным циклом также зависело от общего природного цикла.

Среди окказиональных обрядов, совершение которых также частично совпадало с календарным циклом, следует выделить пастушескую обрядность, строительные ритуалы и др.

Глубинной основой календарных обрядов и обычаев являлось традиционное мировоззрение с характерными для него представлениями о взаимосвязи человеческого и природного, с идеей обмена между этими сферами, наличии внешних сил, с которыми человек связан отношениями ритуального договора.

Главным итогом развития календаря оказалось накопление эмпирических знаний о закономерностях природных процессов и явлений. В свою очередь рост эмпирических знаний был обусловлен практическими заботами и нуждами.

Особенности традиционного мировоззрения, его ориентация на устоявшиеся образцы и шаблоны объясняют удивительную устойчивость календарных обрядов и их глубокую консервативность. Церковный месяцеслов по существу отразился лишь в самом поверхностном слое календарных верований, не затронув их сути.

Стремление церкви увязать все три главные компонента между собой (христианскую идеологию, языческие верования и практические нужды) привело к такому синкретизму, в котором наиболее мощным и жизненно важным пластом оказались не христианская идеология, а реальные потребности земледельца.