1. Фонетическая, лексическая,

МОРФОЛОГИЧЕСКАЯ И СИНТАКСИЧЕСКАЯ

ОМОНИМИЯ

Для каждого радио и тележурналиста представляет особый интерес изучение такого явления, как омонимия.

Омонимия охватывает различные сферы нашего языка – лексику, фонетику, морфологию, синтаксис – и может привести к двузначности, недопустимость которой в текстах, предназначенных для восприятия на слух, не требует особых доказательств.

Существует несколько типов омонимов.

Лексические о м о н и м ы – это слова, тождественные по звучанию и написанию, но различные по значению. Например, свет (излучение – свет (вселенная), хром (металл) – хром (кожа), нота (музыкальная) – нота (дипломатическая).

Далеко не всегда можно установить значение омонима в контексте. Так, нельзя признать удачной фразу этот метод строительства следует оставить. Неясно, идет ли речь о том, что данный метод следует сохранить, сберечь, или о том, что от него надо отказаться, исключить его из практики.

Еще пример: Прошел год. Завершена новая серия анализов, и получены отличные результаты. Здесь снова двусмысленность, потому что «отличные» может означать:

1) Иные, отличающиеся от прежних; 2) очень хорошие, превосходные.

Разграничение лексических омонимов представляет трудности как в письменной, так и в устной речи. Однако существуют такие типы омонимов, которые характерны лишь для устной речи, вот почему проблема их выявления в передаче представляется сугубо «радийной» и «телевизионной» (и даже именно «радийной», поскольку в телевидении неясность ситуации, возникающая из-за несовершенства сопроводительного текста, может быть устранена благодаря изображению).

Таковы фонетические омонимы, так называемые омофоны.

О м о ф о н ы – это слова, имеющие разное написание и значение, но совпадающие в звучании. Звуковое совпадение – следствие различных фонетических причин, среди которых можно назвать:

оглушение звонких согласных перед глухими в середине слова (на слух не различаются, например, слова вперемежку и впермешку, дужка и душка);

оглушение звонких согласных в конце слов (одинаково произносятся плод и плот, сноб и сноп, труд и трут, гриб и грипп);

непроизносимость некоторых согласных (совпадают в звучании костный и косный);

редукция гласных, то есть качественное изменение гласных в безударном положении (тождественны в произношении разредить и разрядить, поласкать и полоскать).

На письме мы легко разграничиваем омофоны, так как разница в их значении обусловливает и разницу в написании. Совпадают же они именно в звучащей речи, а между тем контекст далеко не всегда выявляет смысловое различие между ними. Достаточно прочесть вслух приведенные ниже примеры, чтобы увидеть их явную двусмысленность, появляющуюся из-за омофонии:

Прямо к реке, занимая весь ее левый берег, спускались ровные ряды капусты, а за ними виднелся зеленый луг (лук).

Прибежали из лесу, сказали, что Настасья сильно ушибла ногу и нужно ее срочно вести (везти) к врачу.

Он постучал ко мне в окно, протянул полное лукошко грибов и попросил отворить (отварить).

Наконец нашлась пропавшая телка. Отыскал ее в дальнем овражке, густо заросшем малинником, Никифор. Он сторожил (старожил), то место хорошо знает.

Почти неразличимы в устной речи фразы: Выберите книгу – подойдите к продавцу и Выберете книгу – подойдите к продавцу. Форма второго лица множественного числа повелительного наклонения глагола выбрать – выберите имеет значение побуждения к действию, форма второго лица множественного числа будущего времени того же глагола – выберете – приобретает в предложении значение условное или временно́е: Если выберете – подойдите или Когда выберете – подойдите.

Интересный случай, который показывает, к каким существенным смысловым изменениям ведет замена нужного в тексте слова его омофоном. Роман «Как закалялась сталь» был Николаем Островским продиктован. Так появилась следующая запись: «В прихожей Корчагин снимает шинель и вешает ее рядом со скромными пальто учительниц… В учительской за столом один заведующий, брюзгливый старик, в молодости поседевший в тюрьмах, а сейчас отец многолюдного семейства, типичный провинциальный учитель, аполитичный, узкий деляга и меланхолик».

При издании романа редакция вынуждена была сделать примечание к слову поседевший: «Видимо, поседевший». Действительно, вероятнее всего, исходя из содержания текста в целом, Николай Островский имел в виду второе. Он обнаружил бы ошибку, если бы имел возможность прочесть записанный текст. Но сама ошибка очень знаменательна: посидевший и поседевший очень близки по звучанию, а текст записывался на слух. [3]

Во фразе Скульптор символично изобразил Петра Великого на вздыбившемся коне, топчущем змею безударное окончание -ем причастия топчущем звучит неотчетливо и напоминает -им, а весь причастный оборот может быть отнесен как к существительному конь, так и к сочетанию Петр Великий.

Аналогичен пример из текста телевизионного сценария: Вот ковш, принявший очертания птицы, горделиво плывущей по волнам. Окончание -ей в причастной форме прозвучало как -ий, и получилось, что ковш плывет по волнам. [4]

На необходимость слуховой чуткости при выборе слова или грамматической формы для текста, который должен быть воспринят на слух, обращал внимание известный русский лингвист А.Н. Гвоздев .[5] Он приводит фразы, резко различающиеся по смыслу, но совпадающие в звучании: Помощь батареи была своевременна и Помощь батарее была своевременна. Разница в значении двух предложений очевидна: в первом случае слово батарея стоит в родительном падеже и называет субъект действия, во втором – имеет форму дательного падежа со значением объекта. На письме это четко разграничено различием в падежных окончаниях существительного батарея, в устной же речи на месте буквы е на конце слова в заударном положении (батарее) произносится редуцированный звук, напоминающий короткое и, поэтому форму родительного падежа трудно отличить от формы дательного, если отказаться от утрированного, подчеркнуто буквенного произношения. Лучше было бы изменить структуру предложения, чтобы логические отношения между его членами стали предельно ясными: Батарея оказала помощь своевременно и Помощь батарее оказали своевременно.

Приведенные выше примеры наглядно показывают, что контекст помогает далеко не всегда, а двусмысленность, связанная с употреблением омофонов (если она не обыграна автором сознательно), всегда отвлекает внимание слушателя, вынуждая его обдумывать содержание сказанного, вместо того чтобы следить за развивающимся во времени повествованием.

Не менее существенна для устной речи и проблема разграничения некоторых тождественных в звучании грамматических омонимов – омоформ. О м о ф о р м ы – это слова, совпадающие в звучании лишь в одной-двух, реже в трех грамматических формах. Так, например, стекло – стекла (существительное) и стекло – стекла (глагол), благодаря деепричастие и благодаря (предлог), дуло (существительное) и дуло (глагол), спор (существительное) и спор (краткое прилагательное от спорый).

Но, пожалуй, большую опасность для устной речи представляет не столько смешение отдельных грамматических форм, сколько совпадение в звучании слова и целого речевого отрезка. Правда, исследователи не всегда относят это явление к омонимии, справедливо полагая, что здесь мы сталкиваемся не с фактами лексической системы языка, а с фактами речи, поскольку омонимические речевые отрезки возникают как одинаково звучащие комплексы только в устной речи. [6]

Но омонимия не интересует нас как проблема сугубо теоретического порядка. В данном случае важна не строгая классификация омонимических явлений, а определение роли омонимии в устной речи. Кстати, некоторые лингвисты прямо относят совпадающие в звучании речевые отрезки к разряду грамматических омонимов. [7]

Невозможно, например, различить в произношении существительное немой

( – Этот человек глухой? – Глухой и немой), отрицание не с притяжательным местоимением мой ( – Это не твой карандаш? – Не мой) и отрицание не с формой второго лица единственного числа повелительного наклонения глагола мыть ( – Не мой! Ясам вымою посуду). Поэтому оказывается непонятным смысл фразы: Это не мой (немой) ребенок, и я ничего о нем не знаю.

Известен каламбур: Бутылку судили за пьянство, а он была не винная (невинная). Как каламбур это выражение может существовать только в устной речи, поскольку оба орфографических варианта звучат одинаково, а на письме, где необходимо выбрать какую-нибудь одну возможность написания и где содержание будет однозначно, игры слов не получится. [8]

Совпадение в звучащей речи омоформ также нередко рождает двусмысленность. Как-то по Центральному радио был передан радиоспектакль о лейтенанте Шмидте. В сцене суда, когда после выступления прокурора слово было предоставлено подсудимому, лейтенант Шмидт произнес блистательную речь, страстную, вдохновенную, обнаружившую его яркое ораторское дарование. Трижды прозвучало в этой речи восклицание, брошенное в лицо судьям, но понять его можно было двояко. Было ли сказано: «Не преступен я!.. Не преступен я!.. Не преступен я!», то есть утверждал ли Шмидт, что он не преступник, или трижды было произнесено: «Неприступен я!..» Ведь в своей речи лейтенант Шмидт подчеркнул, что он не одинок, что за ним стоит матросская масса и поэтому он неприступен. В одном случае перед нами краткая форма прилагательного «преступный» с отрицанием, в другом – краткая форм прилагательного «неприступный».

Наверное, ни автор, ни редактор не предполагали, что таит в себе двусмысленность следующий текст: Это может произойти, если государство окажется в таком положении без сильного союзника. Действительно, написанная на бумаге фраза сомнений не вызовет, однако в произношении конечный согласный предлога без оглушается, сливается с начальным согласным прилагательного сильного – и вот уже звучит в эфире новое словосочетание: бессильного союзника.

С этой же точки зрения непригодна для воспроизведения в устной речи фраза: В двадцатых годах раздавались призывы воздвигнуть стену между штампованным языком газеты и между народным разговорным языком. Предлог между с прилагательным народным могут быть восприняты как сложное прилагательное международным, а это приведет к искажению смысла – что за международный разговорный язык? Ведь не об эсперанто же здесь идет речь!

Как-то слушатели с удивлением услышали о том, что у нас появилась новая область хирургии – чистосердечная хирургия. Оказалось, что по радио была передана беседа одного видного деятеля медицины, который, знакомя слушателей с основными направлениями своей клиники, сказал, что занимается в ней чисто сердечной хирургией. Однако наречие чисто утратило самостоятельное ударение, примкнуло к последующему прилагательному сердечный (такое явление носит название проклизы) и было воспринято как омоформа – сложное прилагательное чистосердечный. [9]

Вместо сочетаний по пяти – десяти, по восьми – десяти часто слышится по пятидесяти, по восьмидесяти. В тексте одной из музыкальных передач говорилось: Фонари горели под арками, но сочетание предлога с существительным прозвучало как творительный сравнения – подарками.

Иногда же одно слово при восприятии на слух как бы распадается на два, и тогда появляется омонимичное сочетание. Так, А.М. Горький, приводя фразу из рукописи начинающего автора: «На стене висел иконный лик», отметил: «Иконный – неладное слово, оно напоминает о коне, как бы и конный, что дезориентирует читательское понимание…». [10]

На возможность совпадения в устной речи двух разных по содержанию высказываний, которое ведет к затуманиванию или к прямому искажению смысла, указывают в своих статьях опытные дикторы. Они приводят примеры из практики, показывающие, что вместо словосочетаний, бывших в тексте (они у нас даны слева), в эфире практически прозвучали другие, совсем иные по содержанию:

двух личных друзей – двуличных друзей

при личной явке – приличной явке

пианистка Ружич – пианист Каружич

артистка Линович – артист Калинович

у Жени надо просить – уже не надо просить. [11]

Дикторов, естественно, интересует воспроизведение текста, в котором могут возникнуть омонимичные сочетания, и выход из положения они видят в том, чтобы между двумя словами, стоящими рядом, способными при произношении слиться и образовать неожиданное третье, выдерживать хоть и незначительную, но все же паузу, так называемую люфт-паузу. Это, конечно, существенно. Но не лучше ли строить текст так, чтобы исключить подобные случайности? В двух первых словосочетаниях можно было бы ввести местоимение (двух его личных друзей, при его личной явке), в третьем и четвертом назвать не только фамилию, но и имя исполнителя. В иных случаях целесообразно перестроить фразу.

Особняком стоит такая категория слов, как омографы.

О м о г р а ф ы помимо значения различаются лишь в звучании, поскольку произносятся с разным ударением, на письме же они изображаются одинаково. Таковы слова заполза́ть и запо́лзать, лека́рство и ле́карство, ма́сличный и масли́чный, характе́рный и хара́ктерный, виде́ние и ви́дение, рефлекто́рный и рефле́кторный, баро́чный и ба́рочный и многие-многие другие.

Если в радиопередаче встречаются слова, имеющие омографическую пару, необходимо проставлять в них ударение. И не следует думать, будто окружающий контекст исключает опасность двусмысленности или искажения содержания речи. Контекст нередко способен прояснить ситуацию и облегчить возможность выбора верного акцентологического варианта, но не всегда! Часто установить истину удается лишь после того, когда прочитан уже значительный отрезок текста. Но к этому времени исчезает возможность вернуться назад.

Вот примеры: Проект был отклонен. По формальному поводу. Не помогло даже вмешательство Вилецкого. Тогда мы решили обратиться к профессору Багрову. Он мог оказать большую помощь. Неясно, большу́ю помощь способен был оказать профессор Багров или бо́льшую, чем Вилецкий.

В одном тексте было сказано: Больной лежал в чуме. Эта фраза может быть понята и как больной лежал в чу́ме, то есть в шатре, крытом шкурами или войлоком, и как больной лежал в чуме́, то есть был болен чумой.

Вызвала сомнение в радиопередаче такая фраза: Жене не так-то уж много лет. Первое слово могло означать имя Жене, а могло означать и жене. Прописная буква не вносила ясности, так как слово Жене начинало фразу и могло быть как именем собственным, так и нарицательным. Но актер, читавший передачу, имел время для предварительной подготовки, смог заранее поставить нужный акут (значок ударения) и избежал оговорки.

В другом случае в эфире прозвучало: Опять ударили пушки. Воздух завыл, засвистел, за́пах… запа́х едкой гарью. Очевидно, редактору с самого начала следовало поставить ударение.

Потенциальная возможность ошибки таится и в таком предложении: Медные с прочернями стволы сосен кое-где курились легким парко́м. Последнее слово не сразу осознается как форма косвенного падежа существительного паро́к – парко́м и может быть прочтено как па́рком.

Поскольку сейчас, как правило, не ставят две точки над ё, одинаковый облик приобретают на письме и становятся омографами такие слова, как не́бо и нёбо, бере́т и берёт, раство́ренный и растворённый, соверше́нный и совершённый. Когда встречаешь фразу Они все слушали меня, не перебивая, то не можешь сказать с уверенностью, каков здесь истинный смысл: имелось ли в виду, что слушали со вниманием все присутствующие (где все – местоимение) или что они всё слушали, то есть слушали, не перебивая, всё время (где всё – наречие).

Иногда грамматические формы одного и того же слова, тождественные в написании, различаются по месту ударения. Так, например, видя в тексте глаголы насыпать и разрезать, трудно сказать, предполагалась автором форма несовершенного вида - насыпа́ть и разреза́ть или форма совершенного вида насы́пать и разре́зать.

Точно так же в следующем примере трудно определить, нужно читать обе́гать или обега́ть: Обезьяны обегали все переходы и темные коридоры во дворце и сотни небольших темных покоев, шатались везде поодиночке, попарно и кучками, хвастаясь друг перед другом, что ведут себя совсем как люди.

Стремясь к предельной точности и однозначности высказывания, необходимо учитывать и явления с и н т а к с и ч е с к о й о м о н и м и и.

Академик Л.А. Булаховский обращал внимание на то, что «неряшливое употребление синтаксических структур в ряде случаев угрожает ясности мысли, понятности ее для слушающего и читающего. Синтаксическая правильность иногда оказывается недостаточной сама по себе, и потребности мысли заявляют свои права на повышенное к себе внимание». [12]

Действительно, фраза Что вызывает рост безработицы? синтаксически правильна, но структура ее недостаточна для точной передачи смысла, так как она может означать:

1) каковы причины, вызывающие рост безработицы;

2) что является следствием роста безработицы.[13]

Как видим, потребности мысли безусловно требуют особого внимания к конструкции предложения.

В этом отношении интересно обратиться к наблюдениям такого тонкого исследователя русского синтаксиса, как А.М. Пешковский. Приведя в качестве примера словосочетание вели ему помочь, он задает вопрос: «Как же могут разные значения одного и того же словосочетания дойти до слушающего, когда говорящий не позаботился о том, чтобы выразить эти значения какими-нибудь средствами?» [14] Понимание в таком случае, утверждает Пешковский, возможно лишь тогда, когда у говорящего и слушающего обязательно возникнет однозначность смысла – или словесной группы вели, чтобы он помог, или словесной группы вели, чтобы ему помогли. Однако подобная однозначность возникает лишь при определенных условиях, а если эти условия недостаточны, может и не возникнуть. И тогда исключается вопрос о языковом общении, речь оказывается неспособной выполнять коммуникативную функцию. Поэтому в языке массового общения, и в особенности на радио, необходимы такие построения, в которых определенные значения непременно выражаются соответствующими средствами. таковы, например, те сложноподчиненные предложения, которые и приводит А.М. Пешковский для демонстрации истинных значений своего исходного примера: вели, чтобы он помог или вели, чтобы ему помогли.

Аналогичный случай. Фраза Вам нельзя говорить этого может быть понята двояко:

1) вы не должны говорить это;

2) я не могу сказать вам это.

Один из вариантов – в зависимости от смысла – и нужно было употребить.

Как видим, в приведенных случаях двусмысленность возникает вследствие того, что трудно определить, каково значение местоимений в дательном падеже – ему, вам – субъектное или объектное, обозначают ли они лиц, совершающих действие, или лиц, подвергающихся воздействию. Такие случаи использования дательного падежа иногда называют дательным объекта и субъекта.

Столкновения субъектно-объектных отношений бывают и в форме родительного падежа. Можно ли с уверенностью сказать, что слушатели правильно поймут предложение: Я знаю его лучше вас? Нет, потому что оно может означать:

1) я знаю его лучше, чем вы;

2) я знаю его лучше, чем вас.

Сложноподчиненное предложение способно более точно выразить мысль.

В результате подобных ошибок высказывание нередко приобретает крайне нежелательный и вовсе не предполагавшийся автором смысл. Так, в передаче Центрального телевидения о книге А. Фадеева «Молодая гвардия» прозвучала фраза: Повешение Фомина – заслуженная кара народных мстителей. Комментарии, как говорится, излишни.