Прогнозирование значимости открытие и его развитие

Мы уже говорили, что подлинное открытие может быть сделано лишь в ходе таких исследований, которые обычно именуются «фундаментальными». То, что за этим следует, – это его разви­тие. Исследование является фундаментальным именно потому, что все прочие виды исследований вытекают из него, оно кажется нам непрактичным, а связанная с ним работа случайной, потому что всецело оригинальные наблюдения не могут планироваться заранее. Если же не отказываться от планирования, то тогда наблюдение должно носить такой характер, чтобы его можно было предсказать на основе ранее известных фактов, и, стало быть, его нельзя считать целиком оригинальным. Вот по­чему большая часть совершенно новых шагов в науке – это случайные находки, сделанные людьми с редким талантом замечать нечто абсолютно неожиданное. Такие открытия впоследствии образуют основу всех планируе­мых исследований, всего того, что я называю развитием.

Мне могут возразить, что любая преждевременная оценка фундаментального исследования заранее обречена на провал, ибо нельзя предвидеть неожиданное. До неко­торой степени это справедливо. Не существует надежной меры для сравнения относительной важности фундамен­тальных исследовательских тем, но я считаю, что некото­рые общие принципы сформулировать можно. К ним сле­дует относиться не как к жестким рамкам, а скорее как к некоей линии оценки, с помощью которой мы рас­познаем и используем подлинно творческую научную мысль.

С моей точки зрения, для всех великих фундамен­тальных открытий характерно одновременное и ярко вы­раженное наличие трех качеств: они не просто истинны, но истинны в высшей степени и в очень специфическом смысле; они поддаются обобщению; они неожиданны в свете того, что было известно ко времени открытия,

Открытие должно быть истинным. Это утверждение может показаться наивным. Однако в науке вещи не яв­ляются абсолютно истинными либо ложными; они могут считаться таковыми лишь в рамках определенной аксиома­тической системы и в некоторых пределах, которые носят статистический характер и на основании которых можно судить о вероятности повторения того же наблюдения в будущем, если мы попытаемся воспроизвести его. Сте­пень этой вероятности естественным образом влияет на важность открытия.

Даже если наблюдение обладает высокой степенью истинности в том смысле, что у него мала стандартная ошибка (т. е. велика вероятность воспроизведения), истинность этого наблюдения должна выражаться и в его адекватной интерпретации. В противном случае находка может привести к заблуждениям из-за тех выводов и след­ствий, которые могут быть из него сделаны. Не так давно один химик попытался получить препарат, кото­рый вызывал бы уменьшение аппетита и потерю веса. После нескольких лет работы ему удалось создать лекар­ство, соответствующее теоретическим представлениям о том, какую структуру должно иметь такого рода вещество. Затем он испытал препарат на крысах, кошках, собаках и обезьянах. Как и ожидалось, животные ели очень мало и теряли в весе. В статье, описывающей результаты этой работы, он объяснял, почему, по его мнению, лекар­ство с такой химической структурой должно действовать подобным образом. В общепринятом смысле полученные результаты были истинными, но в том смысле, как я представляю дело, они были ложными. Известно ведь, что почти любое вредное вещество уменьшает аппетит, а созданное им вещество было вредным. Автор не отрицал этого факта, не признавал его, он даже не рекомендовал свой препарат к применению. И все же написанная им статья подразумевала последнее; а это значит, что ложный результат скрывался в подтексте. Если бы ученый пони­мал, что созданный им препарат может повредить здо­ровью, он бы ни в коем случае не написал статью. Мало кто сознательно публикует неправду, но многие научные статьи содержат в подтексте ложные выводы.

Даже если научная находка по всем стандартам ис­тинна, она может и не быть значимой. Недавно я прочел статью об определении среднего веса внутренних орга­нов лабораторных животных (крыс). Приведенные авто­ром факты были корректны – он прикончил сотни жи­вотных для построения последовательности, обладающей высокой значимостью. Но ценность полученной в результа­те информации оказалась весьма ограниченной, ибо ее нельзя было обобщить, не говоря уже о том, что эта информация не могла считаться неожиданной. Она не поддавалась обобщению, поскольку из нее нельзя было вывести никаких общих законов; что же касается неожи­данности, то и так с самого начала было ясно, что путем измерения можно найти средний вес. Работа такого рода не только не может быть определена как «фундаментальная», но и в прикладной области она едва ли найдет сколько-нибудь широкое применение. Лучшее, что можно сказать о ней,– это то, что она может пригодиться кому-то, кто нуждается в этих цифрах в качестве стандарта для сравнения при проведении оригинальных исследований, но именно такое исследование и будет фун­даментальным. Научная литература переполнена подоб­ными отчетами, авторы которых привычно прикрываются фарисейским утверждением о том, что они не делают ни­каких выводов из своих наблюдений. Но это не оправда­ние – факты, из которых нельзя сделать выводов, едва ли заслуживают того, чтобы их знать.

«Скрининг» – «просеивание» – это столь же лишен­ный воображения, примитивный тип исследования. Кли­ницист может «просеять» (в более или менее случайном порядке) массу производных кортизона с тем, чтобы по­смотреть, какое из них лучше всего действует на пациентов с ревматическими заболеваниями. И все-таки это опять развитие ранее известных фактов, а не ориги­нальное творческое исследование.

В подобной работе мы руководствуемся дедуктивны­ми рассуждениями, помогающими нам в конкретном случае предсказывать нечто на основе предварительно сделанного обобщения. Если большинство кортизоноподобных соединений эффективны против ревматизма, то и любой вновь полученный член данной группы также может считаться перспективным в этом отношении. Но де­дукция сама по себе не поддается обобщению. Такая работа может иметь немедленное практическое примене­ние, обеспечивая нас, быть может, идеальным антирев­матическим средством, а вот в подлинно научном смысле она бесплодна, ибо, коль скоро такое вещество найдено, наблюдение на этом заканчивается, оставляя мало шансов на дальнейшие открытия.

К сожалению, такие бесцветные исследования легче всего финансируются, так как и план работы, и практи­ческая их значимость могут быть с точностью описаны в стандартной заявке на выделение средств.

Открытие должно вести к обобщениям. Другого вида наблюдения поддаются индуктивному обоснованию, т. е. формулированию общих законов на основе отдельных наблюдений. Но и этого свойства недостаточно. К приме­ру, было установлено, что первые десять полученных в чистом виде гормонов – белого цвета. На основании этого можно было бы сделать обобщение и с большой долей вероятности предсказать, что следующие пять гормонов, когда их удастся синтезировать, тоже будут белыми. Так оно и получилось, но что из того? Кого волнует, какой цвет будут иметь гормональные препараты?

Наблюдение, как мы видим, было и истинным, и с обобщением все было в порядке, однако оно лишено третьего существенного качества фундаментального ис­следования, а именно – неожиданности открытия ко вре­мени его осуществления. Большинство составных частей организма человека в результате очищения имеет белый цвет – что же удивительного в том, что гормоны тоже белые?

Открытие должно быть удивительным. Я вспоминаю свое изумление, когда во время учебы на медицинском факультете узнал, что некоторые патологические образо­вания в яичниках человека, так называемые «дермоиды», могут иметь зубы и волосы. Это медицинский курьез, но он не обладает – по крайней мере в настоящее время – свойством вести к обобщению. Единственное, что мы сейчас в состоянии сказать,– это что иногда, даже и без оплодотворения, яйцо. в человеческом яичнике может раз­виться в урода, состоящего в основном из волос и зубов. Все это было известно еще с тех пор, когда в XVII в. немецкий врач Скультетус дал первое полное описание того, что он назвал «morbus pilarus mirabilis» – «удиви­тельной волосяной болезнью». Мартин Лютер именовал дермоиды» «отпрысками дьявола».

На протяжении многих веков врачи, да и другие люди, сталкиваясь с этой аномалией, одинаково ей поражались. Но она не открыла никаких новых горизонтов для исследования. Причина этого, как мне кажется, в том, что наблюдение было сделано слишком рано. Даже сегод­ня мы еще не в состоянии оценить его. Это своего рода загадочный остров, удаленный от уже нанесенных на кар­ту областей человеческого знания. Возможно, что позже, когда мы будем больше осведомлены об оплодотворе­нии, размножении без оплодотворения и о факторах, управляющих формированием человеческих органов, отпрыск дьявола» превратится в ангела, ведущего нас к разрешению загадок Природы. Однако одно только зна­ние об этом природном курьезе ничего нам не дает. Скуль­тетус увидел его, но не открыл.

Открытие должно быть одновременно и истинным, и неожиданным, и вести к обобщениям. Основной особен­ностью подлинно великих открытий является то, что они не только истинны (в том смысле, в каком они выглядят таковыми с нашей точки зрения, но и в высшей степени способны вести к обобщениям и неожиданны в рамках своего времени. Это справедливо, скажем, в отношении открытия Г. Менделем законов генетики, открытия Рише Пирке явления аллергии или открытия антибиотического действия плесени А. Флемингом, X. Флори и Э. Чейном.

Селье Г. От мечты к открытию: Как стать ученым. М., 1987. С. 43–105.