- •2. Исторический опыт и историческое знание
- •3. Критическая история
- •1. Три руководства
- •2. Данные и факты
- •4. Verstehen
- •5. Перспективизм
- •6. Горизонт
- •7. Эвристические структуры
- •8. Наука и ученость
- •1. Горизонты
- •2. Обращения и членения
- •3. Диалектика: задача
- •4. Диалектика: проблема
- •5. Диалектика: структура
- •6. Диалектика как метод
- •1. Фундирующая реальность
- •3. Плюрализм в выражении
- •5. Категории
- •8. Употребление категорий
- •12 Доктрины
- •1. Многообразие
- •2. Функции
- •3. Вариации
- •4. Дифференциации сознания
- •6. Длящиеся контексты
- •8. Развитие доктрин
- •9. Перманентность догматов
- •10. Историчность догматов
- •12. Автономия теологии
- •2. Закрытые альтернативы
- •3. Тайна и проблема
- •4. Понимание и истина
- •1. Смысл и онтология
- •4. Христианская церковь и ее современная ситуация
- •5. Церковь и церкви
МЕТОД В ТЕОЛОГИИ
И наоборот, чем значительнее достижения историка, тем шире будет поле свидетельств о человеческой речи и действии, открытое ддд психологического и социологического исследования4.
2. Исторический опыт и историческое знание
Я мыслю человеческое знание не как чистое переживание, но как сочетание переживания, понимания и суждения. Поэтому, коль скоро существует историческое знание, должны существовать исторический опыт, историческое понимание и историческое суждение. Теперь наша цель — сказать несколько слов об историческом опыте, а затем — о движении мысли от исторического опыта к письменной истории.
Мы уже описывали субъект времени. Он всегда остается самотождественным, самим собой. Но его сознательные интенциональ-ные акты тем или иным образом смещаются, побуждая его «теперь» скользить от прошлого к будущему, в то время как поле объектов, на которые направлено внимание субъекта, может меняться сильно или слабо, быстро или медленно. Мало того, что психологическое настоящее субъекта представляет собой не момент, а некоторую протяженность; субъект к тому же может проникать в нем в прошлое — через память, повествования, историю; и в будущее — через предвосхищения, прикидки, прогнозы.
Было сказано и о том, что человек есть историческое существо. Смысл этого утверждения легче всего понять с помощью мысленного эксперимента. Предположим, что человек страдает полной амнезией. Он больше не знает, кто он, не узнает родственников и друзей, не помнит своих обязательств или прав и забыл даже ту информацию, которая необходима для выполнения некогда привычных дел-Очевидно, что, если он продолжает жить, либо амнезия должна быть излечена, либо ему придется начать все сначала. Ибо такими, какие
4 Обширная антология и двадцатистраничная библиография по предыдунН1*1 и связанным темам содержится в работе: Patrick Gardiner (ed.), Theories of'Histo/У' New York: Free Press, and London: Collier Macmillan, 1959. Так, где авторы РаС' ходятся с предлагаемым здесь подходом, основание для расхождения — Г"" читатель сможет в этом убедиться — лежит в теории познания.
ИСТОРИЯ
ы есть, нас сделало именно наше прошлое, и поэтому мы должны „ибо жить им, либо начинать заново. Не только индивид является историческим существом, проживающим свое прошлое: это верно в отношении группы. В самом деле, если предположить, что все члены группы страдают полной амнезией, то результатом станет коллапс всех групповых функций, а также функций каждого индивида в группе. Группы тоже живут своим прошлым, а прошлое, если можно так выразиться, продолжает жить в них. Функционирование благо-устроения в настоящем осуществляется большей частью благодаря его функционированию в прошлом, и лишь в малой степени благодаря тем небольшим усилиям, которые требуются сейчас, чтобы сохранить и по возможности улучшить положение дел. Начать все сначала означало бы вернуться в очень отдаленное прошлое.
Я сейчас вовсе не предлагаю медицинское описание амнезии. Я просто пытаюсь показать значение прошлого для настоящего и тем самым объяснить, чтб я имел в виду, говоря, что человек есть историческое существо. Но быть историческим — это история, о которой пишут. Если смотреть на нее изнутри, то можно назвать ее экзистенциальной историей: живой традицией, которая нас сформировала и привела в тот пункт, где мы сами начали формировать себя5. Эта традиция включает в себя, как минимум, индивидуальную и групповую память о прошлом, повествования о подвигах и легенды о героях, — коротко говоря, достаточно истории для того, чтобы группа идентифицировала себя как группу, а индивиды вносили свой многообразный вклад в поддержание и развитие общего благоустроения. Но теперь мы должны указать на ряд шагов, которые могут мысленно привести нас от этой рудиментарной истории, содержащейся в любой экзистенциальной истории и живой традиции, к понятию научной истории6.
В целом это — процесс объективации. Мы начнем с более про-
5 О современной реакции на деструктивные аспекты Просвещения и о реаби-литации традиции как условия возможности интерпретации см. H.G. Gadamer, ^ohrheit und Methode, SS. 250-290.
Это шаги от vecu [проживаемого] к thematique [тематизированному], от exis-enZielle [экзистентного] к existenzial [экзистенциальному], от exercite [фактически °сУЩествляемого] Ksignate [эксплицитно выраженному].
2ОО
2OI
МЕТОД В ТЕОЛОГИИ
ИСТОРИЯ
стых случаев автобиографии и биографии, а затем перейдем к более сложному вопросу об истории групп.
Первый шаг к автобиографии — дневник. День за днем человек записывает не любое происшествие — у него много дел и помимо этого, — а то, что представляется важным, значительным, исключительным, новым. Таким образом, он отбирает, сокращает, набрасывает, намекает. Он опускает бблыпую часть того, что и так слишком хорошо известно, чтобы быть отмеченным, слишком очевидно, чтобы упоминаться, слишком обыкновенно, чтобы считаться достойным записи.
По мере того, как годы идут, и дневник разбухает, взгляд, обращенный назад, удлиняется. Что раньше было лишь отдаленной возможностью, ныне осуществилось. Давние события, казавшиеся незначительными, оказались весьма важными, тогда как другие, казавшиеся важными, обернулись пустяками. Опущенные давние события нужно припомнить и восстановить, чтобы восполнить пробелы в контексте более раннего периода и чтобы сделать позднейшие события более понятными. Наконец, нужно дополнить, уточнить, скорректировать прежние суждения. Но если пытаться все это сделать, это означает перейти от ведения дневника к написанию мемуаров. Человек расширяет свои дневниковые источники, дополняя дневник всеми письмами и прочим материалом, который удастся раздобыть. Он роется в памяти. Он задает вопросы, а чтобы ответить на них, начинает реконструировать свое прошлое в воображении, рисуя самому себе то нынешнее, то прежнее Sitz im Leben [«место в жизни», жизненный контекст]; он находит ответы и задает следующие вопросы, возникающие из этих ответов. Как и в случае интерпретации, здесь тоже постепенно выстраиваются контексты, ограниченные гнезда вопросов и ответов, и каждое соотносится с одной многогранной, но определенной темой. В результате старая, подневная, организация дневника становит абсолютно не важной. Многое из ранее упущенного ныне восстановлено. Что было бессвязным, ныне взаимосвязано. Что ощущалось и вспоминалось смутно, ныне отчетливо вырисовывается в, возможно, неожиданной перспективе. Возникла новая организация, в которой периоды вычленяются в соответствии с заметными различиями в образе жизни, в ведущей заботе, в задачах и проблемах, и в каждом периоде вычленяются контексты, то есть
гнезда вопросов и ответов, относящиеся к разным, но связанным темам. Периодами определяются разделы автобиографии, темами — ее главы.
Биография во многом преследует ту же цель, но вынуждена следовать иным путем. Автобиограф рассказывает о том, что «я видел, я слышал, я помнил, предвосхищал, воображал, чувствовал, понимал; о чем я судил, что я решал, как поступал...». В биографии высказывания делаются уже от третьего лица. Вместо того, чтобы описывать, чтб он помнит или вспомнил, биограф вынужден проводить разыскание, собирать свидетельства, восстанавливать в воображении каждое последовательное Sitz im Leben, задавать конкретные и определенные вопросы и таким образом выстраивать свой набор периодов, из которых каждый заключает в себе больший или меньший набор соотнесенных контекстов. Между автобиографией и биографией существуют три главных различия: биограф свободен от неловкости, которую может испытывать автобиограф в своей откровенности; биограф может сослаться на позднейшие события, представляющие в новом свете суждения, решения, поступки его персонажа, найти его более или менее глубоким, мудрым, дальновидным, прозорливым, чем можно было бы подумать; наконец, поскольку биограф должен сделать своего персонажа понятным следующему поколению, он должен описывать не просто «жизнь», но «жизнь и время».
Если в биографии «время» выступает как подчиненная категория, проясняющая «жизнь», то в истории эта перспектива перевернута. Внимание сосредоточивается на общем поле, частично иссле-Дуемом в каждой из биографий, которые написаны или могут быть написаны. Но это общее поле не перекрывается биографиями: это социальный и культурный процесс, а не просто сумма индивидуальных слов и дел. Существует развивающееся и / или приходящее в Упадок единство, образованное кооперациями, институциями, личными отношениями, функционированием и / или пробуксовывани-ем благоустроения, совместным осуществлением порождающих и вНутренних ценностей и антиценностей. Мы проживаем наши жизни внутри этого процесса. Обычно каждый из нас довольствуется тем знанием о нем, которого достаточно для ведения наших личных дел 11 выполнения наших общественных обязанностей. Стремиться уви-
202
2ОЗ
МЕТОД В ТЕОЛОГИИ
деть действительную работу целого или его значительной части на протяжении длительного периода времени — задача историка.
Как биограф, так и историк продвигается (1) от данных, ставших доступными благодаря разысканию, (2) через воображаемую реконструкцию и накапливание вопросов и ответов (3) к взаимосвязанному набору ограниченных контекстов. Но здесь материальный базис гораздо шире по своей протяженности, гораздо сложнее, гораздо основательнее. Фокус интереса смещается от индивида к группе, от частного к публичному, от течения единичной жизни к ходу дел в сообществе. Спектр релевантных тем громадно расширяется, и многие из них требуют приобретения специальных знаний, чтобы можно было приступить к их историческому исследованию. Наконец, сама история становится специализацией, историки of разуют профессиональный класс, область исторического исследс вания подвергается членениям и субчленениям, результаты иссле дований обнародуются на конгрессах и аккумулируются в журнала и книгах.