Флиер а. Я. Культурные индустрии в истории и современности: типы и технологии
Статья зарегистрирована ФГУП НТЦ «Информрегистр»: № 0421200131\0028.
УДК 008
Flier A. Ia. Cultural Industries in History and Contemporaneity: the Types and Technologies
Аннотация ◊ В статье рассматривается совокупность культурных индустрий как особой модальности культурного производства в отличие от творчества.
Ключевые слова: производство «общества культуры», культурный человек, культурные артефакты, знания о культуре, производство знаний.
Abstract ◊ The article examines the complex of cultural industries as a specific modality of cultural production in contrast to creative work.
Keywords: production of the “society of culture”, cultural person, cultural artifacts, knowledge on culture, knowledge production.
В последнее время в специальной литературе все чаще приходится встречаться с понятием «культурные индустрии». Как правило, этим словосочетанием содержательно обозначается художественное производство (включая и дизайн), осуществляемое методами массового тиражирования[1]. Часто употребляется и словосочетание «творческие индустрии». Каноническое определение творческих индустрий было сформулировано Департаментом культуры, медиа и спорта Великобритании в 1998 году, и хотя оно формально охватывает более широкую область, нежели собственно художественное производство, но по существу подразумевает прежде всего его. Согласно этому определению, творческие индустрии — это «... деятельность, в основе которой лежит индивидуальное творческое начало, навык или талант и которое несет в себе потенциал создания добавленной стоимости и рабочих мест путем производства и эксплуатации интеллектуальной собственности»[2].
Следует отметить, что эта формулировка и другие определения такого рода исходят из очень специфичного узкого понимания культуры исключительно как продукта деятельности культуротворческих институтов (включая сюда и индивидуальных авторов), под которыми имеются в виду преимущественно продукты художественные. Но ведь слово «культура» понимается еще и в ином смысле — в качестве инструмента регуляции сознания и поведения людей. И такое понимание является не только умозрительно научным, но и широко распространено на уровне обыденного сознания. Например, когда мы произносим слова «культурный человек», мы имеем в виду отнюдь художника или иного производителя художественной продукции, а человека, отличающего высоким уровнем своей социальной адекватности (культурной отрегулированностью) и гуманитарной эрудиции.
В этой связи представляется наиболее корректным формулирование такого определения феномена культурных индустрий, чтобы оно охватывало оба понимания слова «культура». Это важно потому, что культурные индустрии фактически распространяются не только на художественное производство как таковое, но и на производство социальное, на производство общества как культурного явления, на производство «человека культурного», производство знания о культуре, да и производство культурных артефактов, не являющихся художественными по своим основным функциям (например, религиозных, этнографических и др.). Разве общество, человек, науки о культуре, религиозные обряды, этнические обычаи — это не такие же феномены культуры, как и художественные произведения?
Но при этом нужно четко определить тот качественный признак, который отличает культурные индустрии от иных «не индустриальных» культурных производств.
Я позволю себе предложить следующее определение. Культурные индустрии — это производство непосредственно культурных или в существенной мере культурно отрегулированных феноменов, которое является более или менее массовым по своим объемам и высоко стандартизированным по большинству своих характеристик. Это системная совокупность культурных практик, осуществляемых не в новационно-поисковом (творческом) режиме, а по стандартам, реализующим наиболее актуальные в имеющихся условиях технологии социального производства и параметры создаваемых при этом продуктов.
Именно эти признаки — массовость и стандартизированность — отличают культурные индустрии от другого режима культурного производства — культурного творчества, имеющего характерные черты новационности, штучности, авторской оригинальности и, как правило, отличающегося еще и высоким качеством. Это производство чаще всего бывает либо непосредственно художественным, либо каким-либо другим (утилитарным или символическим с иными функциями), но практически всегда обладающим существенной эстетической значимостью. Такая продукция с полным основанием может быть охарактеризована именно как продукт работы культуротворческих институтов и названа «эксклюзивной». Понятно, что такое культурное творчество под определение «культурная индустрия» не попадает.
А вот тиражирование (как механическое — на станке, так и в какой-то мере и ручное копирование, осуществляемое в больших количествах) можно признать частным, но очень характерным случаем осуществления массовости, свойственной культурным индустриям. Стандартизированность же представляется особым качеством культурного продукта, отмечаемым еще в «каменных индустриях» верхнего палеолита, когда производство каменных орудий начало принимать высоко единообразный по технологиям и по результатам характер. По мнению археологов, именно переход к высоко стандартизированному производству определенных культурных артефактов явился важнейшим фазовым скачком в эволюции от животной жизнедеятельности в направлении к человеческой культуре[3].
Видимо, не нужно специально доказывать, что массовость и стандартизированность всегда существовали в культуре, наряду с индивидуально-творческой модальностью культурного производства. Но последней мы, как правило, уделяем существенно больше внимания при изучении истории культуры («история культуры как история художественных шедевров»). Это связно с тем, что эта культура по своей фактической сохранности известна нам много больше, чем культура социальных низов, и по большому счету почти все наши знания по истории культуры связываются с познаниями в области артефактов «эксклюзивной» культуры городской аристократии и ничтожно малы в области массовых культурных индустрий. Эмпирическая фактура древней культуры крестьян и рабов нам практически неизвестна. Это существенно деформирует наши представления об истории культуры, нарушая представления о естественном балансе социальной распространенности тех или иных явлений. Но эта всеобщая беда наших исторических представлений. Мы знаем из истории не то, что было на самом деле, а только те факты и события, информация о которых дошла до нас.
Следует отметить, что культурное творчество и культурные индустрии выполняют разные социальные функции. Творчество работает на цели социальной дифференциации общества, выделение социальных лидеров и обеспечение их престижной, эксклюзивной потребительской продукцией. Индустрии работают на цели интеграции и стабилизации социальных аутсайдеров и обеспечение их потребительской продукцией, определяющей и стимулирующей стандартные формы их социальной адекватности и культурной лояльности.
По большому счету вся продукция первобытной культуры типологически являлась индустриальной, поскольку была как массовой (предназначавшейся все членам общины, без какого-либо социального эксклюзива), так и очень высоко стандартизированной по своим формам (возможно, что другое просто не допускалось). Фактически и вся традиционная народная культура аграрного и индустриального периодов по своим социальным признакам являлась именно индустриальной, разумеется, не по техническому способу производства, а по массовости своего потребления, по уровню своей обезличенности и высокой стандартизированности форм и технологий производства. В каком-то смысле и большую часть религиозной культуры за известными исключениями[4] можно по своему типу считать индустриальной (массовой по своему предназначению и распространению, высоко стандартизированной по практикуемым формам).
Культура индивидуально-творческая, не индустриальная по своим характеристикам фактически оформилась лишь после появления «эксклюзивного заказа» на продукцию, отличающуюся повышенным качеством, что было связано с началом социального расслоения общества в конце первобытной эпохи и появлением заказчиков, озабоченных «престижным потреблением» соответствующих товаров и имевших свободные средства на их приобретение. Культура этого типа на протяжении нескольких тысячелетий была специфической социальной культурой привилегированных слоев (военной аристократии и крупных религиозных заказчиков), составляя очень качественное, очень заметное, но совершенно незначительное по объему меньшинство в общем культурном потоке культурного производства в истории.
И, наконец, в XIX веке появилось то, что современные искусствоведы и эстетики имеют в виду под словами «культурные индустрии»: техническое тиражирование произведений элитарной культуры в качестве товара «престижного потребления» для массовой социальной среды. Следует отметить, что такие массовые культурные индустрии своим возникновением обязаны не столько появлению технических возможностей для массового тиражирования (в Европе они родились еще в XV веке с печатным станком, но, какой процент населения тогда умел читать?), сколько сложению социального феномена массовой культуры на волне грандиозной урбанизации второй половины XIX века. Эта особая культура, рассчитанная на потребление миллионными массами внутренних мигрантов — горожан в 1–2 поколении, не только по своим социальным параметрам, но и по технике своего производства является индустриальной, но это не значит, что ее предшественники не заслуживают такого названия. Культурные индустрии — это культурное производство, которое обслуживает массовый спрос, стремящийся к обретению продуктов, «похожих на настоящие» — элитарных, но не отличающихся выраженными индивидуально-творческими чертами, подлинным утилитарным и эстетическим качеством, а также легкодоступных материально. Такими продуктами в равной мере являются и артефакты первобытной культуры, и традиционной крестьянской, и в существенной своей части религиозной, и, наконец, современной массовой.