А. С. Архангельская

Приложение к методическому пособию

по Аксиологии

Для студентов всех отделений

философского, исторического и математического

факультетов

Симферополь

ТНУ им. В. И. Вернадского

2005г.

К.ф.н., доц. Каф - ры

Социальной философии.

Философского факультета ТНУ

Наверное, прежде всего следует, сразу признаться, что автор ни себя (как и самых доброжелательных читателей) не может считать носителями абсолютных истин по избранной им теме. Даже выбор (или подбор?) сначала «Великолепной семерки» т. н. вечных вопросов вызывал у меня серьезные сомнения. Ну а когда дело пошло далее и докатилось до целой дюжины, сомнений стало еще более, и они до сих пор не хотят расставаться со мной. А посему мне ничего не остается, как высказать некоторые предупреждения.

Во-первых – автору в течение более 30 лет довелось вести дискуссионный клуб СГУ – ТНУ, а потому ведение занятий и по общему курсу философии, и по этике и по эстетике, а теперь – и по аксиологии (будь это лекция или семинар) по стилю – более проблемный, т. Е. дискуссионный, чем дидактический. Отсюда постоянное стремление к диалогу как внутренний протест против монологизма и у себя, так и у своих коллег.

Во-вторых - в свое время у автора была такая страница в биографии – уход из философии в журналистику, т.е. обретение другой профессии, увлечение театром и кинематографом, первые опыты в жанре публицистики.

В-третьих – мне всегда был ближе стиль эссеистики, в котором так сильна французская школа философии – от Мишеля Монтеня до плеяды эпохи постмодерна, особенно Делез, Гваттари и Жак Деррида. их философствование, обогащенное смелыми метафорами и самоиронией так не похожи на строгую системность «академистов», т.е. тех, кто следует строгостям академического стиля.

И, наконец, в-четвертых, мой личный выбор «соавторов», на которых я ссылаюсь и в тексте и в примечаниях очень далек от требований академизма. Здесь хорошая компания единомышленников – и поэтов и мыслителей, и писателей и даже музыкантов. Приглашая познакомиться с их раздумьями над вечными вопросами, автор ясно отдает себе отчет, насколько субъективен их выбор, а тем более – насколько не бесспорны мои ответы на эти проклятые вопросы. Меня несколько утешает мысль, что вряд ли возможно дать на них исчерпывающие ответы.

А потому данный опыт – всего лишь приглашение к размышлению с просьбой к вдумчивому читателю о сопричастности и надеждой на его великодушие.

Автором предлагаются два подхода – один на уровне обыденного или поэтического сознания, другой – теоретического. Этот другой – иногда богословский, иногда философический, или, как теперь принято- метафизический.

1. Жизнь и Смерть. Если человек – единственное существо на земле, которое ясно осознает, что он рано и поздно обречен на смерть, то стоит ли искать смысл своего бытия? Отсюда – 1-ый из столь же вечных, сколь и проклятых вопросов:

В чем смысл моего прихода в этот мир? Моего бытия?

* * *

1. Для философии «постигнуть смысл жизни… есть самое важное и единственное дело»

2. «выбираемый нами смысл» является высшей ценностью – право выбора подлинного бытия

Н. Бердяев

«Смерть и умирание представляют собою для сознания и интуиции нечто странное и невероятное, с чем, кажется, невозможно согласиться. Бытие не хочет понять небытие… И разум и сердце каким-то особым образом, особым знанием знают, что душа бессмертна. Жизнь ищет нескончаемости. Жизнь ищет бессмертия… есть некая высшая форма жизни, переход к которой осуществляется через безобразную катастрофу смерти.

И окончательные разрешения всех подлинных жизненных целей совершается в этой бесконечной и вечной форме бытия – в бессмертии». Протоирей Владислав Свешников¹

«Вы говорили, что Бог всемогущ и нет на свете ничего такого, что он не создал бы по своей воле… Почему он создал смерть? Зачем нужна смерть, если жизнь так прекрасна, даже когда она невыносимо тяжела? Так зачем он создал смерть? Чтобы заставить нас страдать? … Бог создал смерть, чтобы люди научились любить и ценили жизнь. Только в сравнении со смертью и ценили жизнь. Только в сравнении со смертью вы постигаете красоту и очарование жизни».²

2. Добро и Зло. Почему Зло столь часто оказывается и сильней и привлекательней Добра?

1. Добро как великодушие и благодеяние, бескорыстие и добро как добродетель.

Еще очень древние греки считали добродетелью Мудрость, Мужество и Справедливость.

Зло как злодеяние, как грех, как порок и преступление. Насилие и как крайняя его форма – террор – вечен и непобедим? Но почему же зло в лице т. н. отрицательных героев зачастую привлекательнее тех, кого принято называть положительными? И многие актеры предпочитают играть персонажей с т. н. отрицательным обаянием? В чем сила «мефистофелевского» начала? И должно ли «добро быть с кулаками как писал Шекспир? «Существует только один бог – Знание, и только один дьявол - невежество» - эта мысль принадлежит Сократу.

2. «Сократ, если верно то, что мы о нем знаем, нисколько не смущаясь, говорил своим ученикам на афинской агоре, что они смогут добродетельно поступать только тогда, когда научатся философствовать»

Теодор В. Адорно³

* * *

«Начнем с той ипостаси жизнеустроительной мудрости, которая заключается в умении обнаружить несовместимость, взаимоисключающую противоположность качеств и состояний сознания, которые сплошь и рядом отождествляются в обыденном сознании. Но это воистину «дьявольские отождествления», словно сам дьявол нашептывает нам в ухо не делать слишком больших различий между чувством неудовлетворенности и сомнением, между раздражением и праведным негодованием, между страхом и трепетом, между унынием и возвышенным страданием. На самом деле эти фундаментальные категории душевной жизни отражают пары несовместимых морально – волевых качеств и психических состояний, одни из которых составляют личностные «небо», а другие – личностное «дно».

А. В. Иванов, В.В.Миронов

Университетские лекции по метафизике М., 2004.

3. Почему Возвышенное и Низменное в искусстве и человеческих отношениях связаны неразрывно? Разве они произрастают из одного корня?

1. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»; «… и в поэтический бокал// воды я много подмешал»

А. Пушкин

«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда»;

«Вы так вели по бездорожью,

Как в мрак падучая звезда.

Вы были горечью и ложью,

А утешеньем – никогда».

А. Ахматова

2. «Когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые… неправильно понимающие, но мы понимаем свободу от телесных страданий и от душевных травм. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения всеми яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее (лживые) мнения, от которых душу объемлет величайшее смятение»

Эпикур⁴

3. Чувство Возвышенного вызывает у нас не только величие человеческого духа, совершающего подвиги, но и открывающийся внезапно, при повороте дороги вид уходящих в небо снежных горных вершин или бесконечность морской и особенно – океанской шири. А высокое, пронзительно голубое небо, умытое после дождя с плывущими по нему громадными причудливо изогнутых кораблей – облаков – с мастерской подсветкой солнца? Когда видишь это или из окна самолета или даже из окна «маршрутки»… Природа способна дарить нам эти чувства – восторг, иногда смешанный с трепетом ужаса при виде надвигающегося урагана. Страх и трепет – это уже не столь возвышение души, сколь ее унижение. Не здесь ли таится источник странного и порою противоестественного срастания поэзии и прозы, Возвышенного и низменного?

4. Природа – Храм или Мастерская?1

1. Достижимо ли, равновесие между человеческой жаждой познания и девственной целостностью природы? Наступит ли эра Милосердия человека – сына по отношению к своей матери – Природе? Или в самом существе технократической цивилизации закодировано дьявольское проклятие? А в принципах и основаниях общества потребления заложена невозможность, недостижимость Гармонии человеческих потребностей и природных возможностей? Но, быть может, чем виднее доннышко исчерпанности ресурсов материальных, тем виднее свет в конце тоннеля ресурсов духовных? И человеческих и природных?

«Деревья! К вам иду! Спастись

От рева рыночного…

К вам! В живоплещущую ртуть

Листвы – пусть рушащейся!

Впервые руки распахнуть!

Забросить рукописи!»

Марина Цветаева ²

«… и не ясно, что им делать – или плыть, или тонуть; корабли без капитанов, капитан без корабля; Надо заново придумать некий смысл бытия»

Группа «Агата Кристи»

Если признать, что природа и источник и фактор ценностного мировоззрения «космической гармонии» тогда естественно, возникает вопрос: Не устарела ли позиция Генри Торо, что приближение к природе способствует приближению человека к «космическому порядку», а контакт человека с природой воплощает трансцендентный идеал, красоту и непорочность.³

P.S. Один из ответов – в главе «Мосты меж островами или эпицентры бытия и духовные ресурсы природы»

5. Любовь и Долг: Если из семьи уходит любовь, семья становится безнравственной?3

1. Может быть, согласиться с Платоном, что «Эрот – самый человеколюбивый бог, он помогает людям и врачует недуги»? Но почему в том же диалоге «Пир» в речи Аристофана сказано: « исцеление от которых было бы для рода человеческого величайшим счастием»»? Наверное, чтобы попытаться понять природу этих недугов, от которых только Любовь может дать исцеление, следует хотя бы перечислить т. н. «великолепную семерку» основных разновидностей любви. Итак, если подходить с позиций религиозной христианской этики, то прежде всего, это божья, или божественная любовь⁴ или, как говорил евангелист Иоанн – «Бог – есть любовь ». А мирской или светский подход требует перечень разновидностей любви начиная с чувственной, т. е. половой любви, с которой по традиции и связывают такие понятия, как эротика и эротизм.

Но разве родительская, почти по Фрейду, а особенно – материнская любовь к сыновьям лишена чувственности? А любовь отеческая – к дочерям, особенно – к единственной дочери разве не связана с понятием «подкаблучикизм…», т. е. невольное подчинение чувству, а не разуму, в том числе и противоречие здравому смыслу? Итак, мы назвали три главных вида любви – божественная, половая (эротика) и чувственная, как родительская. Но есть еще любовь к Отечеству, любовь к Природе, есть трудолюбие и, увы, корыстолюбие и честолюбие, и, наконец – filea т. е. любовь к мудрости, т. е. философия.

Какое же место во всем этом «хороводе» любовей отводится Долгу? Почему Долг как правило, осознается как контрагент Любви? Разве с этикой Долга мы не связываем такую, очень близкую ко всем Любовям дефиницию, как «Забота»? Но ведь Долг есть, прежде всего Ответственность, а, следовательно, и столь далекое от чувственной стихии эротизма понятие «Обязательность». И вот здесь нам не обойтись без Канта⁵, в этике которого не меньше дюжины разновидностей Долга, и этот перечень он тоже начинает с долга «перед Богом». Но для нас здесь особенно важна не только разновидность долга человека «перед самим собой», но «деление обязанностей любви», а они оказываются следующими:

• Долг благотворения;

• Благодарности;

• Участия.

Естественно, говорил Кант, «любовь есть ощущения, а не воления, и я могу любить не потому, что хочу, и еще в меньшей мере – что я должен; следовательно, долг любить – бессмыслица. Благоволение же (amor bene volentiac) как действование может быть подчинено закону долга. Однако часто бескорыстное благоволение к человеку также называют любовью. О долге человека «перед самим собой»: включает в себя благотворение, благодарность и участие, как прекрасную госпожу Заботу, то тогда Любовь и Долг перестают быть контрагентами. Здесь обязательно следует добавить Долг человека «перед самим собой» Кант обосновывал следующими тремя ипостасями:

• во-первых, это ложь (в том числе - самообман)

• во-вторых – скупость (в том числе, когда мы обкрадываем самих себя, лишая стольких радостей бытия!) и, наконец,

• в-третьих – раболепие. Это странное слово переводится на сегодняшний сленг как подхалимаж, не только перед начальством, а также любое унижение собственного человеческого достоинства, которое вы вынуждены терпеть.

А какая же любовь не подлинная, или мнимая? Все разновидности влюбленностей мужчин и женщин? Все оттенки эротического? Но эротика и Нравственность – очень дальние родственники, скорее «седьмые воды на киселях»… и разве что для такого феномена, как Преданность (но не предательство! ...) можно предложить формулу: «Преданность – это Долг + Любовь».

6. Одиночество – мать совершенства или крест, который по плечу только гениям?

1. Если одиночество – не просто несчастье, а настоящая драма, когда оно связано с нищей старостью или пребыванием в роли птицы, пойманной в золотую клетку избыточного благополучия, то в каком виде оно оборачивается благом? По-видимому, благом одиночество становится в виде такой ценности, как Уединение. Человечество устает от самого себя, от излишеств навязанного, избыточного общения особенно в мегаполисах. И тогда Уединение оказывается желанной – отдушиной, особенно необходимой для творческого сосредоточения

2. «Ничего на свете не желая

Он иным питал свою гордыню

Чем богатство, слава или страсть.

Но порою, где-то на чужбине

Родничок какой-нибудь

Святыней был ему,

И так и звал - припасть»

Райнер Мария Рильке

«Скиталец» - Стихотворения (1906-1026)

Припасть к роднику Уединения, увы, удается немногим из нас, тем более, что для стремления к нему, или, как говорят психологи, для такой мотивации – нужна еще и особая культура самосознания и самодостаточности личности. Это особый стиль жизни присущ людям, которым всегда есть о чем поразмышлять, а, быть может, и помолиться в тишине⁶.

«… Теперь я так устал, что мне трудно жить с людьми и мои былые чувства стали для меня драгоценностями.

Я открываю самому себе свое сердце точно витрину, и рассматриваю одну за другой мои влюбленности, которые никто, кроме меня не узнает. И вот об этой-то коллекции, которая мне теперь дороже всех остальных, я говорю себе, хотя и без малейшей боли в сердце, что расставаться с ними мне будет невесело»

Марсель Пруст⁷

«О, одиночество, как твой характер крут»⁸

Крутой нрав подлинного, а не мнимого одиночества – это очевидная проблема не только психологическая, но и социальная. Если в первобытные времена изгнанием из общины наказывали за те иль иные прегрешения, т. е. стать изгоем было смерти подобно, то теперь одиночеством можно заплатить за свой высокий социальный статус, когда у тебя нет и не может быть ни друзей, ни приятелей – по определению. Чем тяжелее «шапка Мономаха» власти, тем горше и тяжелее ноша одиночества. Если гениям этот крест, как правило, по плечу, то не всегда он по силам президентам.

7. Свобода и необходимость:– Почему в потенциале такой ценности, как «Свобода» закодирован не только позитив (Освобождение!), но и негатив (Вседозволенность…)

Еще Августин Блаженный учил разделению «двух свобод» - libertas minor i libertas maior – минорная, т. е. Печальная, как освобождение, по Сократу от «низших стихий», то есть «свобода в разуме». А причем же здесь Необходимость? Почему еще Бенедикт Спиноза в своей «Этике», а вслед за ним – Гегель – почти через два века после него определяли Свободу как осознанную необходимость? Необходимость чего? Раскрепощения разума, достижение той вольницы Духа, которая позволяет почти каждому из нас ощутить или, (по Ницше) «человеческое, слишком человеческое», или приблизиться к Богу? Ведь одним из «китов» спинозовской Свободы и была «интеллектуальная любовь к Богу…». Но там были еще два «кита» - «Страсть к познанию» и «Согласие с необходимостью». Если «Необходимость» расшифровывать не как «неизбежность», а как «Закономерность», а тем более, как явление, противоположное «Случайности», тогда казалось бы, она еще более отдаляется от Свободы! Но если признать тезис, что за «спиной» сегодняшней случайности прячется завтрашняя Необходимость? И если в русле современных синергетических подходов (нашего соотечественника и нобелевского лауреата Ильи Пригожина) статус Случайности настолько повысился, что почти приблизился к когда-то раскритикованной позиции Демокрита, отождествлявшего Необходимость и Причинность? Ведь именно в лице случайности мы видим стихийность и непредсказуемость любых процессов – как творческих, так и общественных.

Так какой же потенциал скрытого негатива, или переодетого Зла в маске Добра скрывается в такой универсальной ценности, как «свобода»? Вот основные виды негатива свободы: это прежде всего охлократия или власть толпы, далее – это уже упомянутая выше Вседозволенность – как личная, так и рыночная во всех ипостасях, и, наконец, современный т. н. «шабаш пошлости» во всех видах СМИ – как в электронной (телевидение и Интернет), так и в газетно-журнальной. Разумеется, этот перечень далеко не полон, исчерпать его здесь нам не по силам.

«Пошлость включает в себя не только коллекцию готовых идей – писал Набоков - но также и пользование стереотипами, клише, банальностями, выраженными в стертых словах». Характеристикой пошлости, по Набокову, являются посредственность и конформизм, но пошляк, добавляет он, известен и другим: он псевдоидеалист, псевдострадалец, псевдомудрец.

1. У Николая Бердяева, считавшего себя и философом свободы и философом творчества, в его книге «Самопознание» есть глава «Свобода», где он идет вслед за Достоевским: «… Существуют не одна, а две свободы, первая и последняя свобода выбора между добром и злом и свобода в добре, или свобода иррациональная и свобода в разуме. Первая свобода исходная, «низшая», она связана с «возможностью греха», это свобода первого Адама. Вторая свобода есть последняя и конечная, «высшая», это «разумная свобода Сократа», это свобода человека от власти «низших стихий», это свобода последнего Адама», свобода для добра, «свобода во Христе». Слова апостола: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными», таким образом, относятся ко второй свободе. Эта вторая, наверное, и есть внутренняя свобода, которая делает человека столь сильным, мужественным и мудрым, что ему не страшны никакие оковы. Внешняя свобода – это свобода «от», а внутренняя – свобода «для». Для самого человека, если… ему она окажется по силам. Ведь не каждому из нас тяжесть личной ответственности – по-плечу, и как часто многим она оказывается невыносимой.

8. И, наконец, Теодицея - один из самых трудных для поиска ответа, мучительных для всех – и богоискателей и мирян, нашедших и еще не нашедших своего Бога.

Это вопрос, как домоклов меч, висящий и над головами богословов – самых просвещенных и лишенных высокомерия многознания или многомудрия. Это – вопрос и для исследователей русской, всей отечественной религиозной философии, пронизанной взыскующими нравственными поисками, быть может, более чем вся этическая составляющая мировых религий – буддизма, ислама и двух западных конфессий христианства – католической и протестантской⁹.

Итак, это вопрос теодицеи (от греч.: teo – бог и dixi – справедливость; иногда «dixi» означает: «я все сказал») т.е. «Оправдания бога». Его можно было бы сформулировать так: Если Бог всеблаг и всемогущ, почему он допускает мировое зло? Почему зло столь часто безнаказанно, а добро уступает ему? Самая простая формула этого вопроса звучит вот уже столько веков: почему дурным – хорошо, а хорошим дурно? Или согласиться с поэтом: «нет правды на земле, но нет ее и выше»!?… В этом – критическая оценка божественного несовершенства управления миром, а, следовательно, и упрек и сомнение и горечь разочарования и попытка понять, как это, например сделал Лейбниц¹⁰ в своем самом крупном философском сочинении «Теодицея»

Теодицея связана со всеми учениями об эсхатологии – т.е. о конечности человеческого бытия и бесконечности Духа и душевных превращений. Восточная эсхатология особенно брахманизм и буддизм указывает на причины и следствия этих превращений – о взаимосвязи заслуг и грехов человеческих, о том, как, аукается, т.е. отзывается эхом в будущей жизни каждое наше прегрешение – вольное или невольное. О том же – в своеобразном учении орфиков – древне-греческих мудрецов, получивших название своей школы от легендарного певца Орфея, героя сказания об аргонавтах. (6-ой – 5-ый века до н.э.). А о путешествии Орфея в царство мертвых – известная поэма «Нисхождение Орфея в Аид».

Все разнообразие эсхатологических учений прошлого, как восточных, так и западных – выводит перспективу – в бесконечность «нестареющего» Времени.

Но если обратиться к христианской вере в то, что дарованная Богом свобода и является первопричиной наших грехопадений – больших и малых, то тогда, по логике вещей – не является ли каждая наша вина – и виною Бога?

Если Бог властвует над миром и существует предопределение, тогда взаимосвязь божеского и человеческого очевидна тем более?

Но здесь полезно обратиться к признанию одного из иудейских теологов, которое мне довелось услышать на одной из конференций по Холокосту¹¹. Это признание – метафора, но очень точное и мне кажется наиболее убедительным: «Бог сидит не на троне Справедливости, а в кресле Милосердия». Казалось бы, как это возможно отнять у Бога добродетель справедливости и оставить ему только «кресло» Милосердия?

Здесь, если задуматься не поверхностным скольжением по древу познания, а копнуть поглубже, как это у Пастернака: «Во всем мне хочется дойти до дна, до самой сути», то, во-первых, оказывается, что вряд - ли нам дано постигнуть смысл высшей Справедливости. Во-вторых, почему оказывается старинное, полузабытое, а потому и странное слово «Милосердие» или попросту «Милость» (и божеская и человеческая) стали важным, столь значимым и для дум о теодицее и для размышлений о наших вполне сегодняшних, кажущихся нерешаемых проблем? Может быть потому, что речь идет о значении такой ценности, как Великодушие, а следовательно, способности прощать? Правда, для осуществления наших земных забот и наших ограниченных способностей к прощению, умению стать выше мелких, а тем более – и глубоких обид – мало только одного в году прощеного воскресенья? Благородство подлинное, а не мнимое истинного Великодушия вовсе не сводится к умению становиться выше «суеты сует».

Милосердие человеческое и милосердие Бога, разумеется – разные величины, здесь масштаб – земной, там – космический. Не следует нам тем более, если мы искренне веруем, сомневаться в справедливости, а, тем более, в милосердии Бога. А позиция, отрицающая сам факт существования Бога, т.е. атеистическая намного упрощает эту проблему.

Отрицание божественного управления миром легко объясняет сам факт существования зла во всех его разновидностях: если бы Бог был и видел все несправедливости нашего земного бытия, то как бы он это вытерпел? Молча? Но, быть может, вся тайна и заключается в том, что каждому из нас дана, вернее дарована одинокая не только Свобода, но Совесть, чьи угрызения – спасительны и неизбежны «Жаждой искупления наполнена вся история мира и лишь как искупление может быть понят смысл истории» - так считал Бердяев¹², который свое понимание теодицеи связал в «Философии Свободы» с поиском смысла мировой истории. Задумаемся вместе с ним, что: «Понять смысл истории мира, значит понять провиденциальность плана творения, оправдать Бога в существовании того зла, с которого началась история, найти место в мироздании для каждого страдающего и погибающего»¹²

* * *

9. Отцы и дети. Почему они так редко способны понять друг друга?

Отчуждение или конфликт поколений – тоже проблема всех времен и народов? Отсюда ли – корень еще одного вопроса: почему в межличностных отношениях мы наиболее жестоки к тем, кто НАС любит? Или к тем, кому позволяем себя любить? Казалось бы, самый простой ответ со времен очень древних и греков и римлян и наших праотцов – у молодых иная система ценностей! Удивительный парадокс самой постановки этих вопросов – цепочек, невидимыми, тонкими, но властными нитями цепляющихся друг за друга, и попыток поиска ответов на них. Как будто речь идет о каких – нибудь… бесчеловечных преступлениях. Они не имеют срока давности. И здесь вряд-ли помогут самые изощренные знатоки юридических хитросплетений, ведь это – поле, которое вряд- ли уместно вспахивать юристам, здесь нужны психологи и социологи – исследующие возрастную и этнопсихологию, и антропологи и аксиологи, особенно те, которые убеждены, что в учении о ценностях – душой является этика. Ну и, наконец, самый главный вид искусства человековедения – литература. Богатство и широта выбора образцов и эталонов, умение проникать в духовную динамику индивида, глубины и пропасти человеческих страстей – предоставляет вся отечественная и зарубежная литература. «Широк русский человек, слишком даже широк, я бы сузил» - восклицание одного из братьев Карамазовых – Митеньки в самом философском романе Ф. Достоевского – «Братья Карамазовы». Как известно, в романе Дмитрий (Митенькой его зовет автор) осужден на каторгу за убийство отца безвинно, а убийцей был четвертый – незаконнорожденный сын – Смердяков, который осудил себя сам на суицид…

Так какие же ответы возможны на эти проклятые вопросы? Кажущаяся простота и легкость возможных ответов на самом деле скрывают бездну сложнейшей работы, о которой у Николая Заболотского есть известные строчки: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь!» Феномен обратной связи – термин, известный кибернетикам еще с самой ранней поры становления компьютерных технологий в человеческом измерении остроумно представлен в давней повести писательницы Вероники Тушновой – «Гипертрофия обратной связи». Там речь идет о судьбе главного героя, классического альтруиста, не способного сказать «нет» на просьбы друзей и знакомых, когда опять надо им помочь, подставить плечо, выручить и спасти в очередной неурядице. Но то – именно гипертрофия, т. е. преувеличенные способности поставить себя на место другого. Здесь мы затрагиваем краешек одной из нерешенных и интереснейших философских и психологических проблем «Я - Другой», «Я - Чужой», «Я - Изгой». Это большая проблема и для культурологии и больная для этнопсихологии. И в какой-то мере, если обратиться к проблеме сиротства и брошенных детей, обитателей дна – миллиона маленьких изгоев больших городов и в лучшем случае – детдомов и приютов – то это уже одна из острейших социальных проблем. Усилия отдельных энтузиастов и меценатов, зарубежных и отечественных усыновителей, способных на добродетельный риск, бескорыстная помощь церковнослужителей – не решают проблему, ибо она не под силу больному обществу…

Но и в самых благополучных странах и благополучных семьях феномен сиротства, как ни странно, не исчезает, он принимает иные, подчас причудливые формы. Для взрослых знакома проблема т. н. внутренней эмиграции, когда человек, оставаясь в границах своей страны, своей семьи и «родного» коллектива, живет закрытой для своего окружения жизнью «Другого» - с иными ценностями и способами самореализации. Но для детей, растущих среди занятых собою (и карьерой) взрослых, детей – ухоженных, одетых и накормленных (особенно – в самом трудном возрасте тинэйджеров, т. е. подростков), обучаемых а престижных гимназиях и лицеях, лучших колледжах и элитных университетах – проблема сиротства остается не менее острой, чем для бродяжек из мегаполисов. Современные варианты «Принца и нищего». Непонимание у «отцов» и «мам» вкусов и притязаний их детей– будь это сфера музыкальных пристрастий или выбора подруг и друзей - не столько от душевной глухоты и отсутствия педагогического мастерства, сколько от эгоистической зацикленности на своих проблемах Какая счастливая редкость, какое очарование от исключения, встречаемого нами среди тех взрослых, у которых проблемы их детей становятся СВОИМИ! Когда взрослый, входя в хрупкий мир своего или не родного, но не чужого ребенка, ведет себя не как слон в посудной лавке! Когда любовь и нежность оказывается целительным лекарством для душевных ран. Не только детей, но и родителей, страдающих от отчуждения, от неблагодарности, от жестокости тех, в ком хотелось бы видеть и друга и спасителя от одиночества.

10. Способен ли человек постигнуть суть вещей? Открыть истину о Вселенной вне нас - макрокосмос и внутри нас-микрокосмос? Познать Бесконечность вширь и вглубь?

«Думать и делать, делать и думать – вот итог всей мудрости; это исконно преднамеренно, но постигается не всяким»

Гете¹³

Человек, «познай самого себя», призывал Сократ, и он же продолжал: «Я знаю, что ничего не знаю… но знаю достаточно, чтобы помочь человеку постигнуть истину!»

Впрочем, первая половина этого тезиса была высечена на той самой знаменитой колонне, что была установлена в Дельфах у входа в храм Апполона. Известно, что это изречение было подарено семью мудрецами (принесено в дар) богу Апполону, не только красавцу, но и умнице, покровителю наук и искусств. Для Сократа, который, по-своему, творчески переосмыслил эту старинную дельфийскую мудрость, важнее всего была не внешняя по отношению к человеку, т. е. космологическая Вселенная, которая так захватывающе увлекала досократиков. Славная когорта милетцев – а особенно Фалеса, Анаксимена и Анаксимандра, а потом Пифагора и его учеников, Анаксагора с его космологической гипотезой и, наконец, Парменида с его устремленностью именно в гносеологию, т.е. в теорию познания.

Наконец, ибо интерес именно к познавательным способностям человека сопровождался сомнениями в их силе, а когда сомнения одолевали – появлялся скепсис, скептитизм, а в Греции и целая школа скептиков во главе с Пирроном: «Сомневаться во всем!»…

Через тысячу с «хвостиком» лет, уже в Новое время, сначала в Англии, у Дэвида Юма, а потом – в Германии – у Иммануила Канта эти сомнения в познавательной мощи человеческого Разума примут еще более обоснованный, вполне критический характер. А мысль Гете, уже современника Гегеля мы поставили в эпиграф, имеет продолжение «И то и другое в течение всей жизни должно вершиться непременно как вдох и выдох, и как вопрос без ответа, одно не должно быть без другого»¹⁴

Эти сомнения, (которые, кстати, ни Гегелем, ни другом его Гете, вовсе не разделялись), сопровождают человечество до сих пор и, наверное, так будет всегда, потому и мучителен подтекст этого вечного вопроса – сомнения в самих себе. Парадоксально то обстоятельство, что уже и цивилизацию, (правда, увы, технотронную и антропогенную) – построили, и нобелевки вручаются ежегодно, причем – физикам – непременно, (а математикам, никогда), и в космос научились посылать не только людей – в околоземный, ближний, но и в дальний – хитроумных аппаратов…, а сомнения не покидают нас, и, слава богу, не покинут.

Какие же основания для этих сомнений? Пожалуй, главные из них – это недоверие к той информации, которую получает наш мозг через каналы органов чувств. Недоверие к чувственной сфере нашего познания мира в свою очередь основано на самом факте признания нашей субъективности. Мы так непохожи друг на друга своей индивидуальностью восприятия мира, так не совпадают пороги и уровни развития восприимчивости и способности откликаться на звуки, цвета, свет и запахи, что где уж, казалось бы, доверять объективности и адекватности нашего постижения мира!

Но еще один парадокс заключается в том, что какой бы яркой и противоречивой не являлась субъективность ученого, она перекрывается объективностью существования тех связей между вещами, которые он исследует. Если эти связи оказываются повторяемыми и устойчивыми, следовательно, они не случайны, а необходимы, а значит, они носят столь существенный характер, что оказываются выше опасности субъективности восприятия. Так, везет миру естествознания – физикам, но гораздо меньше везет миру гуманитарного знания, где обаяние индивидуальности исследователя и украшает стиль и уменьшает объективность его выводов. Но зато есть великое искусство человекознания – его величество литература вообще, а отечественная тем более. Нет более мощного орудия самопознания, чем часы одинокого общения с умной и доброй книгой. Никакие изобретения ноу – хау передачи информации пока не способны победить книгу. Если оптические телескопы и радиотелескопы позволяют нам проникать в глубины Вселенной на сотни световых лет и фиксировать вспышки сверхновых звезд, то оказывается, что мы больше знаем о природе этих звезд и далеких туманностей, чем… о самих себе и о причинах тех катастроф, которые происходят на Земле. Бесконечность пространства и вечность Времени, бесконечность странного – странного мира, структуры материи вглубь, т.е. микромира и бесконечность развития этого мира позволяют философии и математике на родственном уровне абстрагирования приближаться если не к истине, то к ее «окрестностям». Ведь истин относительных, т. е. временных и преходящих всегда было, есть и останется в будущем гораздо больше, чем истин абсолютных. И здесь мы прикасаемся вновь к диалектике конечного и бесконечного – и во времени и в пространстве.

«Открылась бездна, звезд полна

Звездам числа нет, бездне дна»

М. Ломоносов

«Чем больше мы вглядываемся в бездну

Тем больше бездна вглядывается в нас»

Ф. Ницше

Автору значительно ближе позиция неисправимых оптимистов, которые утверждают, что в мире всегда были, есть и останутся вещи НЕПОЗНАННЫЕ, но вряд-ли есть вещи НЕПОЗНАВАЕМЫЕ в принципе.

Разве что опять – таки – в сфере самопознания, где госпожа СУБЪЕКТИВНОСТЬ обладает такой властью, тайна раскрытия коей под силу лишь гениям уровня Толстого и Достоевского. И здесь будет кстати сослаться на самопризнание классика мировой, а не только американской фантастики Рея Бредбери: «Я не был бы без Толстого тем, кто я есть сейчас… Конечно в моем развитии как писателя огромную роль также сыграли Чехов и Пушкин, хоть они и не писали ничего про космос... если б была машина времени, я съездил бы в Россию XIX века – пообщаться с Толстым и Достоевским»¹⁵

Кстати, в том же интервью с автором «Марсианских хроник» и романа «451⁰ по Фаренгейту», в котором больше полсотни лет тому назад было предвосхищено сегодняшнее наступление телевидения на книгу, Бредбери не без горечи признает: «У меня нет никаких сомнений, что скоро случится именно так, как я предсказывал… » - вырастает поколение без мозгов – в голове только телевидение и компьютерные игры, они не умеют читать и писать, а про Достоевского думают, что тот глава русской мафии.¹⁵ Но это великий фантаст сказал о поколении next в Америке. Может быть нас отчасти утешит иллюзия, что наши реалии – существенно иные, а потому у нас все обстоит несколько иначе с потерянным поколением.

11. Прекрасное и Безобразное: все ли естественное – прекрасно? И почему только через закон контраста нам открывается «Удивительное рядом» - или величие Прекрасного или бездны безобразного? Если все возникло из ХАОСА, следовательно и безобразный хаос (БЕЗ – ОБРАЗНЫЙ ударение на О!) может быть прекрасен? Представим себе на мгновение что мы готовы согласиться с мистической гипотезой: природа способна мстить человеку за все то зло, которое он сотворил по отношению к собственной матери – Земле и «отцу» - Океану. Реки, превращенные в сточные канавы, моря и океаны, низведенные до уровня мировой свалки. Наконец, околоземной космос заваленный тысячами больших и малых остатков, обломков и отработавших срок спутников – «свальные грехи человечества». Если ураганы и тайфуны с прекрасными и нежными женскими именами – Катрина, Офелия и Рита способны продемонстрировать человеку всю разрушительную мощь океана, то землетрясения, наводнения, вулканические извержения оставляют по себе картины пострашнее последних дней Помпеи. Это хаос не созидания, а хаос разрушения, как прелюдия к краху цивилизации.

Но если отринуть от себя предчувствие этого краха, в котором погибнут и шедевры человеческого гения и дети, еще не успевшие ничего сотворить, кроме радости для своих родителей, наши дети и наши внуки, из самых желанных и долгожданных…

Если отринуть – отбросить от себя знаки этой беды и попробовать обратиться к проявлениям созидательной мощи и величия природы, то оказывается, мы еще можем успеть полюбоваться не только привычными пейзажами умеренного пояса или субтропиков в курортных вариантах, но и прекрасным безобразием хаоса или ледовых торосов Арктики или долгими дорогами в дюнах песчаных пустынь. Вот здесь действительно – все, что естественно, то прекрасно. Только при условии т.н. девственной чистоты тех просторов, куда не ступала нога человека.

Прекрасны еще оставшиеся в живых те виды диких животных, которых с таким вкусом снимает Би – Би – Си и те немногие из отечественных документалистов, у которых хватает сил и изобретательности в поисках способов для съемок. Как бы ни были безобразны сцены доедания гиенами объедков пира царя природы – льва и его жен, они естественны, а потому… прекрасны?.

Широта, многозначность, емкость информации, заключенной и в эту первую пару эстетических категорий и затрудняет и облегчает нашу задачу. Но если во-первых мы не забудем об открытом еще Августином законе контраста (вернее – более точно сформулированном, чем у очень древних греков), а во-вторых – согласимся, что не только Прекрасное, но и безобразное является эстетической ценностью, тогда оказывается, что соотнести позитив и негатив вполне логически допустимо.

Больше всего парадоксов, несовпадений и контрастов в том, что касается эстетических вкусов и пристрастий обитателей разных континентов, стран одного и того же континента и даже регионов одной и той же страны.

Как известно, нет единого эталона человеческой красоты, зачастую признаки красоты у разных рас или у различных этносов и национальностей могут быть прямо противоположны. Бледнолиций для индейцев – аборигенов Америки был равнозначен и некрасивости и враждебности. В христианском мире естественно, что ангелы религиозных мифов –прекрасны и бледнолицы, а подземный и подлунный мир чертогов зла – чертей и бесов разного рода – это зоны черноты и отталкивающего уродства, который так изобретательно представлен современными ужастиками и триллерами.

Хотя Мефистофель у Гете в его Фаусте и вся разнотелая «бригада» бесов во главе с Воландом, в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», выступают во вполне облагороженном и даже привлекательном виде. А Воланд вообще столь импозантен во всем своем экстерьере даже тогда, когда в сцене перед сатанинским балом он превращается в слабого старикашку, которому Маргарита сочувственно смазывает рану какой-то жуткой мазью...

И вот здесь мы вновь обращаемся к внутренней противоречивости таких эстетических ценностей как и безобразное и низменное и комическое, которые могут нести в себе этический негатив, т. е. нравственное зло, но в то же время остаться ценностью в эстетическом и в художественном смысле. Но очень важно не перепутать смыслы эстетического и художественного, которые столь часто уравниваются и отождествляются.

На самом-то деле художественное – это то, что подвластно человеку, а эстетическое может быть по масштабу уравнено с Космическим, ибо Вселенная прекрасна, потому как гармонична и целесообразна. Есть еще один важнейший признак, вернее, такое свойство Прекрасного вообще, и прекрасное в своем непостижимом величии Вселенной в особенности – ее атрибутом является Мера, или точнее – Со-размерность. В античности очень высоко ценился этот атрибут, а Платон ставил Меру даже выше самого Прекрасного, может быть потому, что у всей великолепной семерки древнегреческих мудрецов, начиная с Клеобула мы находим столь схожие сентенции, или гномы. Итак, Клеобул: «мера – лучше всего», а Солон: «ничего слишком». Эти истины житейской мудрости, казалось касаются только этических норм поведения или эстетики этикета. На самом же деле этика (не мораль, а нравственность!) Так тесно связана с эстетикой, что все, что мы относим к такой первой тройке добродетелей, как Мудрость, Мужество и Справедливость – прекрасны. А все, что является антитезой добра и в эстетике оказывается дисгармоничным, т. е. безобразным. Пожалуй, следует добавить странную особенность всего безобразного, которое будучи выражено через Комическое несет в своем потенциале гораздо больше красок, чем прекрасное! Посмотрите сколько лепестков у такой «РОМАШКИ», как Комическое: «Трагикомическое», Ирония – сократическая, романтическая и самоирония, «Гротеск», «Сатира».

И это далеко не исчерпывающий перечень, ведь есть комедия характеров и комедия положений или буффонада, есть остроумие, как проявление остроты ума и, наконец, чувство юмора, с которым, говорят, надо родиться, т. е. это – щедрый дар природы. Но почему на челе христианского Бога мы никогда не видим улыбку? Еще один вечный вопрос?

У прекрасного меньше красок, у Добра меньше одежд, а у Зла так много масок и такой ассортимент красок! Как видим, и здесь парадокс, который именуется эстетическим, но не этическим.

В литературоведении есть такое понятие как поэтический оксюморон. Вот несколько его образцов, которые приводит автор статьи «Эстетика парадокса»¹⁶:

В своей ужасной красоте

Над мрачной степью возвышаясь

А. Пушкин

Или: Но красоты их безобразной

Я скоро таинство постиг

М. Лермонтов

Или: Что делать страшной красоте

Присевшей на скамью сирени…

Б. Пастернак

Или: Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнаженной

А. Ахматова

Придется согласиться с тем, что «в оксюмороне» есть нечто неизъяснимое для аналитического подхода¹⁷, стоит попробовать разложить на детали анатомическую целостность этих строк, как исчезает и их обаяние и их тайна. Ведь в них живет, пульсирует, захватывает нас парадоксальность самого бытия, которая открывается только поэтам и мудрецам, не лишенным поэтического слуха, который сродни музыкальному, а потому, увы, стоит лишь искренне пожалеть тех, кому «медведь на ухо наступил».

Волшебное мастерство с которым художник (поэт или прозаик) способен изобразить какую-нибудь скандальную сцену (вроде встречи братьев и папеньки Карамазовых в монастыре, в Оптиной пустыне у старца Зосимы) вызывает у нас восхищение. По мысли Кагана: «Так изображение безобразного оказывается косвенным утверждением прекрасного».¹⁸

12. Что есть благо? А отсюда – вновь – что есть смысл Бытия? «Служение науке?»; «Служение революции?»; «Служение искусству?»; «Служение Богу?».

И вообще – благо ли любое служение даже если это есть служение всего лишь семье и детям? Еще в эпоху средневековья триада понятий: « Истина, Добро, Красота» вошли в философский обиход и до сих пор держатся на позитивной основе: Истина прекрасна и добродетельна, Добро истинно и прекрасно, а Красота истинна и добродетельна. Для двух мыслителей европейского средневековья отношение к благу верования означало разное! Если Ансельм Кентерберийский признавался: «Верую, чтобы понимать», то Пьер Абеляр, напротив, утверждал: «Понимаю, чтобы верить», а Тертуллиан: «Верю в то, что абсурдно».

После Ницше с его переоценкой христианских ценностей и после Шарля Бодлера, с его поэтическим осознанием «Цветов зла» стало очевидным, (как показал Макс Вебер), что «прекрасное может не быть добрым», «истинное может не быть прекрасным», а «священное может не быть истинным».

До появления в XIX веке такого особого раздела философии, как аксиология, знаменитое сократовское вопрошание «Что есть благо», - которое часто отождествляют с вопросом «Что есть добро?» - становится основным для аксиологии, душа которой этика.

Современное «поколение next»? – почти не читающее книг, ориентированное если не на компьютерные игры, то на обязательное пользование компьютером, а для продвинутых – сетью, т. е. Интернетом, которое называют «всемирной паутиной или «седьмым континентом». Естественно, что для них благом является информация и виртуальное общение в т.н. свободном информационном мире. Это виртуальное общение в Интернете для них не призрачное, а реальность, в которой никогда в живую не видевшие друг друга молодые люди влюбляются и даже женятся. А общение через мобильную связь, когда «SMS»- ки с их телеграфным стилем не несут интонаций, а только выжатую до лапидарности информацию – стало не просто модой, а необходимостью. Уходит, уходит в прошлое искусство эпистолярного жанра – длинные письма (с оттенками эмоций и подтекстами раздумий) заменили стилем коротеньких записок. Например, «буду, поезд, вагон или рейс такой-то» перешли в журналистику, которая заголовками типа «Чемодан, вокзал, Киев» или «Чемодан, вокзал, Москва» провожает неугодных политиков и их сторонников. Но все это – «суета сует и всяческая суета», как сказано в Евангелии. Там же, у Экклезиаста парадоксальная, казалось бы мысль: «Многая мудрость – много печали» или «много знаний умножают скорби» - это к тому как раз, что «истинное может не быть прекрасным»

Так ценность образованности и эрудиции могут быть обесценены, ибо вовсе не всегда сопровождаются подлинной нравственностью, душевной тонкостью и тактом. Череду таких несовпадений, амбивалентности и противоречий, которые содержаться в потенциале самых высших ценностей, т.е. несут в себе не только Благодеяние, но и угрозу злодеяний мы находим и в таких ценностях, как Истина и Добро, и Красота, и Свобода, и Любовь. «Людям еще нужно разобраться в самих себе. Создавать искусственный интеллект человечеству пока рано и опасно, считают ведущие российские фантасты… нет смысла создавать свои подобия, пока мы не реализовали собственный потенциал интеллектуального развития»^** Каждая эпоха подбрасывает в костер, где сгорают наши иллюзии новые охапки хвороста или всего лишь отдельные веточки наших надежд. А потому мучительный вопрос «Что есть Благо?» остается вечным, и… наверное, это само по себе тоже есть благо.

1. Выберите три по Вашему мнению самых важных вопроса. Приведите по-одному из ответов. Добавьте Ваш вариант.

2. Выберите семь по Вашему мнению самых важных вопроса и те ответы на них (или на уровне обыденного или теоретического сознания – богословского и метафизического), которые, по Вашему мнению – наиболее убедительны. А Ваш вариант?

3. Предложите Вашу классификацию всех предложенных здесь вопросов – т. е. субординацию по степени важности и взаимообусловленности.

4. Какие из вечных вопросов Вы заменили бы другими, здесь не представленными?

5. Какие ответы Вы могли бы предложить на следующие два известных вопроса: «Кто виноват?», «Что делать?» и «Где мои очки?» (любимые вопросы интеллигенции) в вариантах:

• Этическом;

• Политологическом;

• Психологическом.

P. S. Согласны ли Вы, что о том «Кто виноват», чаще всего и политологи и избиратели отвечают: «предыдущая власть» или разумеется, кто-то другой, но не сам человек, если речь идет о личных неудачах и невзгодах? А зато о том, «Что делать?» - здесь больше возможностей для фантазии вполне продуктивной и маниловщины, т. е. фантазии контрпродуктивной, иллюзий. Но эти же вопросы в частной жизни для ответа могут иметь или феминистский (Он! Разумеется, он)! или маскулинский (Она! Шерше ля фам!) характер. Это называется на обыденном уровне: «спихотехника забот». На политико-административном: «делегирование полномочий и ответственности.». здесь уместно вспомнить известную мысль Бенедикта Спинозы: «Ищите причину в самих себе!»

1. Протоирей Владислав Свешников^. Доктор богословия.«Прикосновения веры – проповеди, статьи, доклады». М., 2005. с. 772-773.

2. Александра Маринина «Фантом памяти» М., 2003

3. Теодор В. Адорно Проблемы философии морали М., 2000.

4. Цит. По М. М. Шахнович. Сад Эпикура Изд-во С-Петербургского ун-та, 2002.

5. В хрестоматиях классиков русских романов XIX в. особое место принадлежит «Отцам и детям» Тургенева. Одному из его главных героев - Базарову и принадлежит ставшая крылатой мысль: «Природа – не храм, а мастерская».

6. Марина Цветаева Избранные произведения, М., 1965, с.202 – 203

7. Генри Торо – 1817 – 1862 – американский писатель, поэт и философ. Торо искал сугубо индивидуальные формы спасения личности от онтигуманизма цивилизации. Его гласный труд: «Уолден или жизнь в лесу», в которой он предвосхитил известный тезис и заголовок книги Эриха Фромма «Иметь или быть».

8. Именно так был поставлен вопрос в так и ненаписанной книге о том, какой должна быть семья будущего Инессой Арманд в ее переписке с Лениным. Но для Ленина статус понятия «Долг», разумеется, был выше, чем «Любовь». См.: кн. Инесса Арманд.

9. См.: В. Соловьев «Смысл любви»

10. Иммануил Кант Метафизика нравов т.4., часть 2. Сочинения в 6 томах, М., 1965, с. 366 – 376

11. См.: об этом в главе «Одиночество гения и уединение, как ценность»

12. Марсель Пруст (1871-1922) Содом и Гоморра. СПб., 1999.

13. Белла Ахмадулина

14. См. о смысле православных этических учений в кн. протоирея Владислава Свешникова: «Очерки христианской этики», М., 2001 и «Прикосновение веры» М., 2004., а также Нижников С. А. Метафизика веры в русской философии М., 2001, гл. 5. Антропологический аспект.

15. Человек как тайна для самого себя. Антроподицея.

16. Творчество как залог человеческого спасения. Антроподицея

17. Лейбниц Готфрид Вильгельм – 1646-1716 – немецкий философ, математик, физик и изобретатель, юрист, историк, языковед.

18. «Теодицея» написана на фр. языке под влиянием бесед с прусской королевой Софией Шарлоттой в 1710 г. Полное название: «Опыты теодицеи о благости божьей, свободе человека и происхождении зла».Лейбниц по-своему решает центральный вопрос теодицеи об оправдании бога за существующее в мире зло: наилучший из возможных миров есть мир с наибольшим разнообразием ступеней совершенства существ; Бог, по «благости» своей желающий наилучшего мира, не желает зла, но допускает его, поскольку без него не может осуществиться желаемое разнообразие. См. с. 675 Философского энциклопедического словаря М., 89.

19. Холокост – это понятие, включающее в себя два главных смысла. Первый: это трагедия еврейского народа во 2-ой Мировой войне, его геноцид, гибель более, чем 6 млн. евреев – русских, немецких, французских и т.д. etc. Второй – движение, начатое в СССР в Москве историком и философом Гефтером М.Я. (родился в Симферополе, умер в Москве в 1995 г.), подхваченное в Киеве, на Украине сейчас оно возглавляется Подольским А.Е. Движение – просветительское и исследовательское. Украинский центр изучения Холокоста: Киев-11, ул. Кутузова, 8

20. Бердяев Н.А. – эстетико-космологическая теодицея, утверждающая, что частные недостатки мироздания, запланированные художнечиским расчетом Бога, усиливает его совершенства. См. в его книге «Смысл творчества» главу Х – «Творчество и красота. Искусство и теургия»: «И творец мира воспринимается в аспекте великого художника».

21. См. с.127 «Философии свободы» в к.н. Н.А. Бердяев – приложение к журналу «Вопросы философии», М., 1989).

22. Гете И. В. Собрание сочинений в десяти томах. М., 1975 – 1980; т.8, с. 231

23. Там же

24. Рей Бредбери: «Мечтаю увидеть Россию на Марсе» - «АиФ», 2005, №39 (477), с. 13. в самом знаменитом романе Рея Бредбери «4510 по Фаренгейту» говориться про общество будущего, где правит телевидение, а книги запрещены. Одинокие упрямцы прячут их, но спецкоманда находит и сжигает. Сейчас люди все больше смотрят TV, все меньше читают – из интервью Георгия Зотова там же.

25. Линник Ю. В. Эстетика парадокса – в сборнике «НТР и развитие художественного творчества» Ленинград «Наука», 1980, с.52 и 53.

26. Там же автор цитирует Завадскую Е. В.: «Радость была осознана не как противостояние страданию, а как нерасторжимое единство со страданием». См.: Завадская Е. В. Культура Востока в современном западном мире. М., 1977, с.62

27. См. Каган М. С. Эстетика как философская наука, СПб, 1997, с.154

28. В том и секрет и тайна подлинного, а не мнимого искусства, т. е. феномена художественного, что оно сотворяет иное бытие, производит удвоение бытия. И даже утроение бытия через экранизацию или любые виды интерпретаций. Удвоение – силой и игрой фантазии и воображения, проникновением и «ясновидением» госпожи интуиции создается свой мир – или Гринландии – мир Александра Грина, или лемовского Соляриса, который так непохож на Солярис Андрея Тарковского. А через «Ночных дозоров» - и римейков фильмов им подобных, в стиле экшн? - это тоже удвоение бытия – спросите Вы. Нет ответа? Каким будет полдень XXI-ого века?

29. См. интервью с Борисом Стругацким в еженедельнике «2000» за 9.09.2005, с.6

40

39

3

38

37

4

5

36

35

6

7

34

33

8

9

32

31

10

11

30

29

12

13

28

27

14

15

26

25

16

17

24

23

18

19

22

20

21

41

44

42

43