84	Глава 4. Сфера нравственности

3.Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

Государства относятся друг к другу как самостоятельные индивиду­ альности, и эта самостоятельность государства представляет собой, по оценке Гегеля, «первую свободу и высшую честь народа»1. Самостоя­ тельность вообще является первым историческим проявлением и вы­ ступлением государства. Идеальность внешнего суверенитета означает высший момент идеи государства. Здесь субстанция государства, его суверенитет выступает как абсолютная власть идеального целого над всем единичным, особенным и конечным, над жизнью, собственностью и правами. Интерес и право отдельного лица и различных внутренних сфер и кругов государства обнаруживают свою ничтожность по отно­ шению к идеальности внешнего суверенитета государства. Субстанци­ альную обязанность индивидов Гегель видит в том, чтобы ценой опас­ ностей и жертв, ценой своей собственности и жизни, своих благ, прав, мнения и т. п. сохранить субстанциальную индивидуальность, незави­ симость и суверенность государства.

Ввопросе о суверенитете речь идет о самом существовании государ­ ства как свободного и нравственного целого. В этом, по мнению Гегеля,

состоит «нравственный момент войны; ее не следует рассматривать как абсолютное зло и чисто внешнюю случайность»2.

Война трактуется в «Философии права» как момент идеи права, более конкретно — как такой момент в диалектике осуществления по­ нятия права, когда речь идет о ступени нравственности, о суверенитете государственной целостности, субстанциональных правах этого суве­ ренитета. Каждая ступень идеи свободы (от абстрактного права до го­ сударственного суверенитета) обладает, по гегелевской конструкции, своим особым правом. В качестве момента такого особого права нрав­ ственного целого — и именно прав суверенитета государства над сфера­ ми и частями нравственной тотальности — и характеризуется Гегелем война. Этот аспект войны и обозначается в «Философии права» как «нравственный момент войны».

Вдиалектике конкретизации понятия права, которая раскрывается

в«Философии права», идеальность суверенитета означает высший мо­ мент идеи государства и всего развития в сфере нравственности. Суб­ станция государства, его суверенитет, выступает как абсолютная власть идеального целого над всеми предшествующими формообразованиями

1	Там же. С. 358.
2	Там же. С. 359.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

85

в сфере объективного духа, над всем единичным, особенным и конеч­ ным, над жизнью, собственностью, правами индивидов и их объеди­ нений.

В мирных условиях интересы и права индивидов, их сообществ и общественная жизнь вообще имеют тенденцию к укреплению, автономизации и изоляции от нравственного целого. Подобное закостенение членов нравственного организма, согласно Гегелю, грозит здоровью целого, которое может в результате продолжительного мира впасть в состояние разорванности и отчуждения. Весьма откровенно и вырази­ тельно сформулирована эта мысль в «Феноменологии духа»1.

Благодаря войне происходит снятие этой эгоистической изоляции («для-себя-бытия») отдельных лиц, восстанавливается и демонстри­ руется верховное право суверенитета (идеальность подчинения частей целому) — это и есть то, что Гегель называет нравственным моментом войны. В этом своем моменте война — не абсолютное зло и не внешняя случайность, а логически необходимый момент развития понятия права, реализации свободы в нравственном мире. К освещению именно данного аспекта войны относится характеристика войны, первоначаль­ но сформулированная в работе «О способах научной трактовки есте­ ственного права» и дословно повторенная в «Философии права»: вы­ сокое значение войны состоит в том, что благодаря ей «сохраняется нравственное здоровье народов, их безразличие к застыванию конеч­ ных определенностей; подобному тому, как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непременно случилось бы при продолжи­ тельном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, ко­ торое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем более вечного мира»2.

В войне, в соответствии с гегелевской диалектикой духа, проявляет­ ся и действует негативная (по отношению к частям целого) сила и сущность нравственного целого; это негативное, сохраняя целое, имеет положительный смысл и составляет его нравственно-логическую необ­ ходимость.

Обнаруживаемая и спасаемая благодаря войне идеальность целого есть та же самая идеальность, согласно которой, по гегелевской кон­ струкции, различные внутренние государственные власти являются лишь моментами и членами государственного организма: и в том, и в другом случае речь идет об одном и том же суверенитете в различных его проявлениях.

1	См.: Гегель. Феноменология духа. М, 1959. С. 241—242.
2	Гегель. Философия права. С. 360.

86	Глава 4. Сфера нравственности

Основным определением гегелевского «политического государст­ ва» является суверенитет, трактуемый как господство идеи целого над его составными частями и функциями, как идеальность этой власти целого над всеми особенными правомочиями. Было бы недоразумени­ ем, подчеркивает Гегель, приравнивать суверенитет как идеальность всех правомочий современного развитого государства к деспотизму, принимать его за голую силу и произвол. «Но деспотизм, — поясняет он, — означает вообще состояние беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа (охлократия), имеет силу закона, вернее, действует вместо закона»1. Суверенитет же предполага­ ет такое правовое, конституционное состояние, когда цели, функции и способы действия всех составных частей и сфер определяются целями целого, благом государства.

Гегелевское понимание суверенитета государства, обосновывая ле­ гальность государственного единовластия (в форме монархии), крити­ чески направлено против разного рода претензий на независимые от него полномочия — против многовластия (полиархии), безвластия (анархии) и власти абстрактной, обособившейся части целого, подме­ няющей власть целого (партархии). Своей концепцией суверенитета Гегель, таким образом, отвергает всякое насилие, не легитимированное в качестве момента суверенитета.

Примечательно в этой связи то обстоятельство, что «нравственный момент войны» раскрывается Гегелем как правомочие и прерогатива суверенитета. Нравственный момент войны, демонстрируя верховное право суверенитета (идеальность подчинения частей целому) во внут­ риполитической сфере жизни, резюмирует государственнические воз­ зрения Гегеля. Речь по существу идет об этатизме, но не о милитаризме или оправдании внешней агрессии. Нравственный корень войны растет из нетерпимости суверенитета ко всем прочим претензиям на самосто­ ятельное право произвола и насилия: суверенитет государства предпо­ лагает монополию правомочий и, значит, уничтожение противоборст­ вующих претензий на суверенитет.

Вэтом пункте — признание правомерности борьбы за установление

иутверждение суверенитета — Гегель уже в своих ранних работах соли­ даризируется со взглядами Н. Макиавелли2. Однако Гегель расходится со своим предшественником в дальнейшей трактовке самого смысла суверенитета: в развитом состоянии государственности, согласно Геге­ лю, не сила и насилие — основа права, а право — основа диалектически

1Там же. С. 318.

2См.: Hegel. Sämtliche Werke. Bd. VII. Leipzig, 1923. S. 114-116.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

87

«снятого» и легализированного насилия; силовые полномочия транс­ формированы в правомочия; суверенная политика как государственное дело не аморальна, а надморальна, нравственна; право моральной точки зрения признано и ему отведено соответствующее, по гегелевской диа­ лектике понятия права, место. Показательно в этой связи выразитель­ ное отсутствие (по сравнению с ранними гегелевскими работами) ссы­ лок на Макиавелли в «Философии права», в которой и в рассматрива­ емом аспекте восстанавливаются античные (прежде всего — аристоте­ левские) представления о нравственно-государственном характере по­ литики, поставленные под сомнение в макиавеллизме.

Суверенитет чреват войной прежде всего по своей внутренней орга­ низации, а не по внешней неизбежности столкновения с другим сувере­ нитетом. Война как внешнее поведение государства коренится в его внутренней сущности, в принципах и нуждах его внутренней организа­ ции. Диалектическая связь этих двух аспектов суверенитета, в частнос­ ти, в том, что удачные войны, замечает Гегель, не давали развиться внутренним смутам и укрепляли государственную власть, тогда как слабость внутреннего суверенитета уменьшает успех борьбы государст­ ва против ига других народов.

Для характеристики гегелевской концепции войны принципиально важно иметь в виду не только философский1 характер суждений Гегеля о войне, но и то обстоятельство, что война в данной концепции не исчерпывается своим «нравственным моментом». Другими словами, Гегель не сводит всю войну к ее нравственному моменту, не говорит, что вся война (как явление, состояние и процесс) — целиком нравственна. Напротив, война как реальное явление и фактическое состояние харак­ теризуется Гегелем как неправовое и ненравственное, «естественное состояние», «состояние бесправия, насилия и случайности»2.

Гегель исходит из точки зрения отдельного суверенного националь­ ного государства в условиях наличия различных суверенных госу­ дарств. При этом отдельное государство трактуется им как автономная нравственная тотальность, которая хотя и находится в многообразных связях с другими подобными образованиями, но в принципе нравствен­ но самодостаточна и представляет собой самодовлеющее целое. Собст­ венно нравственность пребывает, по Гегелю, в духовном пространстве

играницах национального государства, в государственно оформленной

1Гегель подчеркивает, что развиваемые им положения о необходимости войны и ее нравственном моменте есть «лишь философская идея или, как это обычно выражают иначе, лишь оправдание провидения*, тогда как «действительные войны нуждаются еще

ив другом оправдании». — Гегель. Философия права. С. 360.

2Там же. С. 368.

88 Глава 4. Сфера нравственности

жизни нации. Поэтому нравственный момент войны (аспект нравствен­ ности войны), как и все нравственное, коренится не во внешней сфере межгосударственных отношений, а во внутренней нравственной приро­ де суверенного государства.

Гарантией независимости государства, по Гегелю, являются его вооруженные силы, развитое состояние которых представляет собой постоянную армию. Командование вооруженными силами, а также осуществление иных функций внешнего суверенитета (поддержива­ ние сношений с другими государствами посредством послов и т. п., объявление войны и заключение мира, подписание договоров и т. д.) Гегель относит к прерогативе власти монарха. Но вместе с тем в дей­ ствительном взаимоотношении одного государства с другими не мо­ нарх, а именно «народ как государство» представляет, по мысли Гегеля, «абсолютную власть на землей. Собственно в этом смысле одно го­ сударство суверенно и самостоятельно по отношению к другому го­ сударству.

Специфика гегелевского учения о взаимоотношении государств обусловлена, в частности, его трактовкой сферы межгосударственных отношений и международного права как «внешнего государственного права»2. Внешнее государственное право исходит из взаимоотношений суверенных и самостоятельных государств. Это — не действительное право, каковым является внутреннее государственное право (положи­ тельное право), а лишь долженствование. Какова же будет действитель­ ность этого долженствования — зависит от суверенных воль различных государств.

Не отрицая сам принцип международного права и, следовательно, саму возможность правовых отношений государств, Гегель вместе с тем исходит из того, что государства находятся в отношении друг к другу в естественном состоянии, и действительность их прав коренится и обна­ руживается не во власти возвышающегося над ними всеобщего между­ народного права, а в их особенной суверенной воле. Государства долж­ ны признавать друг друга в качестве суверенных и независимых, не вмешиваться во внутренние дела другого, взаимно уважать самостоя­ тельность и т. п. Но действительность этих формальных моментов дол­ женствования определяется именно силой существования особенного государства, которая является подлинной гарантией признания, хотя бы последнее никогда и не было высказано. В этой связи Гегель приво­ дит примечательное суждение Наполеона перед заключением Кампо-

1Там же. С. 365.

2Там же. С. 364.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

89

формийского мира: «Французская Республика так же не нуждается в признании, как не нуждается в нем солнце»1.

Суверенность государства проявляется, в частности, в их договорах между собой, которые представляют собой момент согласования и со­ впадения их взаимного самостоятельного волеизъявления. «Принцип

международного права как всеобщего, которое в себе и для себя должно быть значимым в отношениях между государствами, — отмечает Ге­ гель, — состоит, в отличие от особенного содержания позитивных до­ говоров, в том, что договоры, на которых основаны обязательства госу­ дарств по отношению друг к другу, должны выполняться»2.

Но это опять-таки точка зрения долженствования, а не действитель­ ности (в гегелевском их различении), и реальное межгосударственное состояние представляет собой пеструю смену положений, соответству­ ющих договорам или нарушающих и упраздняющих их.

Во взаимоотношениях государств, подчеркивает Гегель, нет ника­ кой власти, которая решала бы, что именно есть само по себе правое, и осуществляла бы такое решение. Отсутствие надгосударственных сил и властей, которые гарантировали бы действительность международно­ го права, делает последнее лишь долженствованием. Нет судьи над государствами, и, следовательно, нет возвышающегося над ними дейст­ вительного права. Разного рода третейские судьи и посредники между государствами появляются в согласии с их особенными суверенными волями, т. е. отражают лишь случайность согласия государств. Спор между государствами, если их суверенные воли не приходят к согласию, подчеркивает Гегель, может быть решен лишь войной. С этих позиций Гегель критикует кантовское представление о вечном мире, поддержи­ ваемом союзом государств, который улаживает межгосударственные споры, устраняет недоразумения и делает невозможным их решение посредством войны.

В основе расхождений взглядов Канта и Гегеля на войну и вечный мир лежит принципиальное различие их философских позиций. Этим различием, в частности, обусловлена различная трактовка смысла и значения морального подхода к действительности. Как Кант, так и Гегель одинаково исходят из того, что в своих современных взаимоот­ ношениях государства находятся в естественном состоянии. Но к суще­ ствующему положению дел Кант подходит с точки зрения должного (морального долженствования), тогда как для Гегеля задача филосо­ фии состоит не в выставлении того или иного идеала, а в познании

1	Там же. С. 366.
2	Там же.

90	Глава 4. Сфера нравственности

разума и внутренней необходимости того, что есть. Поэтому и в вопросе о войне и мире кантовский подход является хотя и критичным (по отношению к существующему положению дел), но морализирующим, а гегелевский подход — примиренческим и соглашательским, но в то же время более адекватным диалектике наличной действительности и более реалистичным.

Кантовскую идею морального долженствования Гегель считал фор­ мальной и бессодержательной. В произвольную кантовскую конструк­ цию, по мысли Гегеля, можно вложить любое содержание. Так, практи­ ческая реализация кантовской идеи о союзе государств, призванном улаживать споры между государствами, предстала, по мнению Гегеля, в Священном союзе, который «имел намерение стать чем-то вроде по­ добного института»1. Конечно, прогрессивный гуманистический идеал Канта о союзе мира весьма далек от консервативно-охранительного Священного союза, и Гегель, сам критически настроенный к этому уч­ реждению, хорошо понимал различие между ними. Но мысль Гегеля состоит в том, что в реальных условиях жизни и борьбы наличных государств так называемые моральные идеалы неизбежно должны вы­ родиться и подчиниться практическому соотношению сил сопернича­ ющих и борющихся государств.

Кроме того, всякая индивидуальная целостность (в том числе госу­ дарство и прочный союз государств), согласно гегелевской диалектике, необходимо предполагает свою противоположность и отрицательное отношение к ней. Без этого невозможно само обособление индивиду­ альности. «Поэтому, — отмечает Гегель, — если известное число госу­ дарств и сольется в одну семью, то этот союз в качестве индивидуаль­ ности должен будет сотворить противоположность и породить врага»2. Таким образом, путь к вечному миру оказывается в порочном кругу вражды и войны: вражда отдельных государств заменяется враждой союзов государств.

Организация союза государств, постепенно охватывающего все го­ сударства и таким путем приводящего к вечному миру, — выполнимая идея. Так считал Кант. И усилия современного мирового сообщества развиваются в этом направлении.

Согласие государств — лишь временное и случайное явление, поэ­ тому вечный мир невозможен. Такова позиция Гегеля. И сегодня веч­ ный мир остается далекой мечтой.

1Там же. С. 361.

2Там же.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

91

При всем различии между взглядами Канта и Гегеля по вопросу о войне и мире, в их позициях есть и много общего. Оба они считают, что государства суверенны и должны оставаться таковыми в любом догово­ ре и союзе. Это само собою разумеется применительно к Гегелю, но и Кант выступает лишь за союз суверенных народов, против единого государства народов, против идеи мировой республики. И Кант, и Ге­ гель исходят из того, что суверенные государства в их современных взаимоотношениях находятся в естественном состоянии; для обоих международное право — право мира, а не войны. «Собственно говоря,

— подчеркивал Кант, — понятие международного права как права на войну нельзя мыслить»1. Эту идею разделял и Фихте. И для Гегеля государства постольку находятся в состоянии мира, поскольку отноше­ ния между ними являются правовыми, т. е. опосредованными положе­ ниями международного права. Даже в состоянии войны международное право, будучи правом мира, проявляет себя как «возможность мира»2.

Как для Канта, так и для Гегеля международное право выражает точку зрения должного, принцип долженствования. Для Гегеля же то обстоятельство, что международное право носит характер морального долженствования, означает как раз его подчиненность более значимой действительности и невозможность его возвышения над последней, к чему стремился Кант. И для Гегеля, и для Канта современное состояние характеризуется расхождением политики и морали. Кант проницатель­ но и вдохновенно критиковал двуличность политики по отношению к морали и показал, как политика использует мораль для своих целей. Политика, отмечал он, легко соглашается с моралью как этикой, в кото­ рой речь идет о подчинении людей произволу их правителей, но оспа­ ривает мораль как учение о праве, сводя все разговоры о долге к благим намерениям.

Точка зрения Канта состоит в том, что всей политике следует пре­ клонить колени перед правом. «Истинная политика, — считал Кант, — не может сделать шага, не присягнув заранее морали, и хотя политика сама по себе — трудное искусство, однако соединение ее с моралью вовсе не искусство, так как мораль разрубает узел, который политика не могла развязать, пока они были в споре. Право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти»3.

Подобные рассуждения Гегель считал «поверхностными представ­ лениями о моральности, о природе государства и его отношении к мо­ ральной точке зрения»4. Политика как реализация конкретного права —

1 Кант И. К вечному миру / / Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 162.

2Гегель. Философия права. С. 368.

3Кант И. К вечному миру. С. 185.

4Гегель. Философия права. С. 368.

92	Глава 4. Сфера нравственности

права государства — не нуждается, по мысли Гегеля, в моральном оп­ равдании. Мораль — лишь абстрактный момент, снимаемый в более высокой сфере нравственности. И вообще благо государства находится в зависимости от обстоятельств жизни конкретной нравственной це­ лостности и не определяется моральными заповедями. Политика, счи­ тает Гегель, не аморальна, а надморальна, нравственна, и лишь в такой постановке вопроса возможны адекватные суждения о справедливости или несправедливости государственной политики.

Гегель, таким образом, исходит из государственной точки зрения, которая возвышается над моралью. Благо государства, являющееся высшим законом в поведении государства по отношению к другому государству, состоит, по гегелевской трактовке, в его особенной воле, и самостоятельные государства относятся друг к другу как особенные воли. И именно обеспеченность или поражение определенного блага конкретного государства, а вовсе не филантропическая мысль о благе всех государств, является критерием для суждения о государственной политике.

Вместе с тем Гегель не отвергает значения морали и морального долженствования в политике одного государства по отношению к дру­ гому. Значимый смысл морального долженствования представлен в международном праве. Война, с этой точки зрения, — неправовое от­ ношение, «состояние бесправия, насилия и случайности», господство «взаимного стремления причинить зло»1. Но даже в войне продолжа­ ют, по оценке Гегеля, действовать такие моменты международного права, как взаимное признание государств, преходящий характер войны и возможность мира. Это, кроме неприкосновенности послов и т. п., означает также, что «война вообще ведется не против внут­ ренних институтов и мирной семейной и частной жизни, не против частных лиц»2. Гегель с одобрением отмечал, что новейшие войны ведутся более человечно, чем в прежние времена. Однако, как показала практика войн XX в., процесс гуманизации в этой сфере далеко не столь однозначен.

Борьба за суверенитет, обозначающая во внутригосударственном плане нравственный момент войны, в межгосударственном отношении составляет, по Гегелю, цель и существо войны. Какие из столкнувшихся суверенных воль и конкретных прав являются подлинно действитель­ ными — решает суд всемирной истории, в арсенале которой среди про­ чих средств находится и война.

1	Там же. С. 368, 369.
2	Там же. С. 368.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

93

В столкновении различных суверенных государственных воль каж­ дое нравственное целое (самостоятельное государство) «подпадает под власть случайности»1. Здесь, по Гегелю, обнаруживается, что отдельные государства, представляющие особенные принципы народных духов, сами носят конечный характер. Через диалектику их соотношения вы­ ступает всеобщий мировой дух, который, рождаясь в этой диалектике, одновременно обладает наивысшим правом по отношению к отдельным государствам (народным духам) и судит их.

Всемирная история есть одновременно и всемирный суд. Она ока­ зывается единственным судьей над государствами. Суд всемирной ис­ тории вершится не как неизбежность слепой судьбы, а как необходимое развитие моментов разума и свободы. Высшая закономерность всемир­ ной истории пробивает себе дорогу сквозь особенности государств, народов и индивидов, которые, будучи погружены в свои интересы, «одновременно служат бессознательными орудиями и органами того внутреннего дела, в котором эти образы преходят, а дух в себе и для себя подготовляет и разрабатывает себе переход на свою следующую, более высокую ступень»2.

В«Философии истории» Гегель сравнивает мировой дух, руководя­ щий ходом мировых событий, с водителем душ Меркурием. Всемирная история есть прогресс в сознании свободы. В своем дисциплинирую­ щем необузданность естественной воли и возвышающем ее до свободы походе с востока на запад всемирная история распадается, по Гегелю, на четыре всемирно-исторических царства: восточное, греческое, римское

игерманское. В соответствии с этим и в связи с достижением новой, более высокой ступени свободы во всемирной истории происходит смена форм государства: теократия (свобода одного), демократия или аристократия (свобода некоторых), монархия (свобода всех). «Восток

знал и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны»3.

Вкаждую эпоху всемирной истории поручение мирового духа ис­ полняется господствующим на этой ступени народом, который получа­ ет однократную возможность составить эпоху всемирной истории. «По отношению к этому его абсолютному праву, быть выразителем данной ступени в движении мирового духа, — пишет Гегель о господствующем

народе, — духи других народов бесправны, и они, подобно тем, чья эпоха минула, больше не принимаются в расчет во всемирной истории»4.

1 Там же. С. 369.

2Там же. С. 371.

3Гегель. Философия истории. М.-Л., 1935. С. 98.

4Гегель. Философия права. С. 372.

94	Глава 4. Сфера нравственности

Все Новое время, начиная с Реформации, Гегель считает эпохой германской нации. Важнейшими результатами Реформации явились утверждение принципа протестантской свободы, а также возвышение и укрепление наследственной монархии. В этой связи Гегель восхваляет прусского короля Фридриха II и Лютера. В Германии все в светских делах, по оценке Гегеля, было улучшено в ходе Реформации, тогда как во Франции принцип свободной воли оказался враждебным существо­ вавшему праву. Признавая разумность завоеванных Французской ре­ волюцией прав и свобод (свобода личности, собственности, выбора занятий, доступа ко всем государственным должностям и т. д.), Гегель вместе с тем отвергает осуществление этих прав в либерально-демокра­ тической форме.

В свете Французской революции и побед французов, отмечал Ге­ гель, обнаружились недостатки германских феодальных учреждений. Развеялись иллюзии существования единой германской империи. Она распалась на самостоятельные государства. Результаты прогрессивных изменений, происшедших в Германии под французским влиянием, Ге­ гель усматривает в принятии «законов права» (в противоположность феодальному произволу), отмене ленных обязательств, признании ос­ новных принципов свободы личности и собственности.

Хотя гегелевская характеристика достижений тогдашней Пруссии

идругих германских государств и преувеличена, однако она в целом верно отражает факт существенного влияния Французской революции

инаполеоновских походов на преобразование немецкой действитель­ ности в направлении к буржуазным социально-экономическим и поли­ тико-правовым порядкам.

Всвоих взглядах на всемирную историю и место различных госу­ дарственных форм в прогрессе свободы Гегель, конечно, преувеличивал степень буржуазной развитости прусского государства. Однако ни в «Философии права», ни в «Философии истории» не утверждается, будто современная философу Пруссия является завершающим этапом всемирной истории.

Ориентируясь на Пруссию, Гегель имел в виду страну, вступившую на исторически прогрессивный, буржуазный путь развитая и уже отме­ ченную рядом буржуазных черт1. Кроме того, Гегель рассчитывал на

1 Сравнивая гегелевские политические взгляды с современной философу полити­ ко-правовой действительностью, И. Лекшас справедливо отмечал, что конституциона­ лизм Гегеля был «типичным для немецкой буржуазии», и «учение Гегеля не может быть истолковано как плоское отражение и канонизирование позитивной прусской государ­ ственной действительности». — Lekschas Ï. Vorwort. — Piontkowski A.A. Hegels Lehre über

Staat und Recht und seine Strafrechtsphilosophie. Berlin, 1960. S. XIII.

3. Международное право, межгосударственные отношения и всемирная история

95

дальнейшее постепенное развитие прусского государственного строя в направлении к конституционной монархии, которая философски обо­ снована им в виде разумного государства.

Общефилософская позиция Гегеля отчетливо сказывается на конеч­ ных политических выводах его философии права. Конструирование целостной философской системы, исходящей из принципа тождества мышления и бытия, действительного и разумного и претендующей на абсолютную истину, с необходимостью должно было сопровождаться преувеличением меры совершенства и разумности современной фило­ софу действительности. Иначе Гегелю пришлось бы, оставив позицию «действительности», вступить на зыбкую почву «должного». Здесь хо­ рошо видно, как философско-методологические установки Гегеля обу­ словливали известный конформизм его политико-правового учения.