ganapolskii_miu_samyi_luchshii_uchebnik_zhurnalistiki_kislos
.pdfсижу в архиве, а на самом деле думаю, что там случилось сейчас в Чечне или какие новости напечатала какая-нибудь «Газета. ру», я понял, что интересы у меня не совмещаются и нужно что-то выбирать. И я выбрал, если можно так сказать, ленту новостей.
Итак, я работал в «Эсквайре», и это было страшно приятное занятие. У всех было ощущение, что сейчас мы сделаем что-то удивительное. Там был страшный драйв, который инициировал главный редактор Филипп Бахтин, это было весело, но потом я понял, что работать четыре года в одном месте мне перестало быть интересным и хочется делать что -то совсем другое.
Мне хотелось не заниматься редакторством, а писать репортажи и заниматься журналистикой профессионально. Однако я решил, что должен дописать свою диссертацию. И я весной ушел из «Эсквайра», не имея толком никаких планов, а осенью мне стали звонить с разных сторон разные люди, с какими-то предложениями, ибо редакторский рынок труда устроен так просто и скучно, что если кто-то где-то поработал, то все остальные будут стараться его на что-нибудь зазвать. Наверное, потому что очень мало людей, которые хоть что-то умеют. Это не значит, что я к тому моменту особенно что-то умел, но то, что я работал в «Эсквайре», имело значение для этих людей. Я сначала спокойно отказывался от всего, ибо были предложения приблизительно такой же работы, которую я уже делал, пока в какой-то прекрасный момент мне позвонил Ценципер, тогдашний директор «Афиши». Сказал, давайте встретимся, поговорим. Мне было любопытно с ним познакомиться, я с ним встретился, мы с ним часа полтора-два проговорили и выпивали и в общем-то понравились друг другу. Мне уже нужно было к тому моменту определяться с работой, причем хотелось что-то делать про сегодняшний день. Я хотел даже пойти в «Мемориал», как-то их раскручивать, помогать им рассказывать о себе, быть таким связующим звеном между медиа и «Мемориалом»…
Но Ценципер предложил мне это место, я согласился – и понеслось.
Мне все говорили, что «Большой город» – это издание для молодых… Я тоже так думал, пока не посмотрел на всякие наши выпуски. Ну, если люди от 30 -ти считаются молодыми, то да.
2. Мне хотелось короткий реверанс сделать в сторону редакции. Мне сильно повезло в том смысле, что когда я пришел в «Большой город», то там уже сложилась отличная команда, доставшаяся мне от предыдущего редактора Леши Казакова. Конечно, вначале было сложно работать, потому что появился какой-то юнец, который будет ими управлять. Далее, у меня, как и у любого нового главного редактора, был выбор: либо набрать совсем другую редакцию, либо пытаться выстроить отношения с этой, что я сделал. И не жалею, потому что эти люди делали отличный журнал еще до меня, делают его и сейчас. Собственно, «Большой город» – это редакция, а не редактор.
Вопрос руководства коллективом меня самого занимает, потому что я бы сказал, что у нас парламентская монархия или что-то в таком духе.
И я просто первый среди равных. Я намеренно отказался от кабинета отдельного и сижу вместе со всей редакцией. И смысл в том, что одна большая компания, по большей части дружеская, дружелюбная, делает вместе довольно странную вещь.
А «Большой город» – странное издание, неформатное, поэтому его можно делать двумя способами. Либо это какое-то послание одного человека, которое он делает через своих сотрудников, как инструмент. Либо это совместное коллективное действие, в той или иной степени мною направляемое.
Наш случай – это второе, но надеюсь, что это не сковывает движение моих сотрудников.
Это история о том, как компания людей, которые друг к другу очень хорошо относятся, делают вместе неформатный журнал, и этим людям интересно друг с другом.
А дальше есть главный редактор, который занимается скучными административными вещами. Но не только административными – редакции может не нравится та или иная моя идея, но если я ее люблю, то она будет.
Я не жесткий руководитель, но самый важный участник происходящего.
3. В идеале журналист должен уметь все – фотографировать, снимать видео, писать короткие тексты, писать длинные тексты, т. е. фонтанировать на всех возможных площадках, которые нам сегодня подкидывает наука и техника – будь это Твиттер или старый добрый репортаж. В силу того, что я ретроград и консерватор, то все эти прогнозы насчет того, что бумага умерла и грядет век Интернета, я слушаю хотя и внимательно, но несколько наплевательски. Мне, наоборот, нравится, что бумага пока еще не умерла, хотя я понимаю, что в ближайшее время бумажные СМИ действительно уйдут в Интернет и от бумаги, в прямом и переносном смысле, останутся совсем ошметки. Но именно благодаря тому, что это еще не так, тем сильнее обаяние последних изданий, выходящих на бумаге, тем важнее инерция и традиция бумажной прессы.
В этом смысле все законы журналистики никуда не деваются, и для Интернета они работают не меньше, чем для бумаги.
Эти законы профессии всем известны.
Точность, прежде всего. Умение складывать слова и рассказывать истории. Адекватное отношение к читателю, ну и все прочие нехитрые мантры.
ФИЛИПП БАХТИН главный редактор журнала «ESQUIRE»
1. Я приехал в Москву в 99-м году, будучи выпускником исторического факультета Псковского пединститута, без каких бы то ни было планов, идей и не очень хорошо понимая, зачем я приехал – просто осознавая, что во Пскове мне делать особенно нечего. Интересов у меня особенных не было, я был абсолютным разгильдяем в школе и в институте. В институте я пять лет практически не учился, а занимался исключительно КВНом. То есть если есть что-то общее между моим детством и нынешней работой, то это любовь к совместному творчеству с приятными людьми.
В Москве я поступил во ВГИК, проучился там годик, и все старался понять, что происходит вокруг меня.
А происходило много чего веселого. Наибольшее оживление и возбуждение у меня вызывал журнал «Афиша», как ни странно. Это был какой-то живой, понятный, остроумный, невероятный журнал, с прекрасной атмосферой внутри коллектива; журнал, куда страшно захотелось попасть.
И в какой-то момент я набрался наглости и позвонил тогдашнему главному редактору Ценциперу и попросил взять меня на работу. Поскольку времена тогда были довольно незатейливые, меня соединили напрямую с Ценципером, и он имел неосторожность согласиться. Так я попал в «Афишу». Ну, а из «Афиши» в какой-то момент я ушел, и спустя какое-то время получил приглашение возглавить журнал FHM в «Индепенд Медиа», что было очень приятно в отношении денег и совершенно не интересно с точки зрения творчества. Это такая дрянь для подростков с полуголыми тетками и юмором ниже пояса. Я согласился, поскольку было лестно работать главным редактором и совершенно не на что было жить.
Однако постепенно я пришел к тому, что делать его совершенно не в состоянии, и с моим тогдашним начальником мы тогда это подробно обсуждали и хотели запускать английский журнал «Арена». Но потом вместо «Арены» запустили журнал «Эсквайр».
Я, конечно, рвался туда, уже ошалев от голых теток в FHM, и, к счастью, меня туда позвали работать.
Не могу сказать, что это назначение произошло за какие-то мои выдающиеся таланты. Во многом, наверное, была какая-то изрядная роль удачи и счастливого стечения обстоятельств, если считать удачей работу главным редактором, что весьма спорный вопрос.
2. Идеальная модель, которая, к сожалению, не всегда соблюдается, с моей точки зрения, выглядит таким образом, что я как главный редактор сдаю в аренду бумажные площади своего издания. У меня есть двести полос бумаги в месяц и эти полосы надо чем -то
заполнить. И я ищу, условно говоря, «арендаторов», т. е. людей, которые в состоянии предложить для этих площадей что-то интересное. И если я вижу, что человек мне предлагает что-то такое, от чего у нас обоих горят глаза, то этот человек становится мне интересен. И я стараюсь его не отпускать от себя и мотивировать его, чтобы в дальнейшем он предлагал мне все больше и больше идей. К сожалению, не всегда это работает по такой схеме, поэтому иногда приходится прибегать к другой, когда мы вместе что-то придумываем и ищем, кому бы заказать эти наши идеи для реализации. Как мне кажется, в журнале присутствует вполне демократическая атмосфера. Кстати, если какой-то материал хочет сделать исключительно главный редактор, а у остальных не горят глаза, то это весомое основание, чтобы не делать это. Конечно, бывает время, когда наступает период цейтнота, когда нужно принимать адекватные или неадекватные, но быстрые решение, в этот момент во мне может включаться тиран и деспот. Но не знаю, согласятся ли со мной мои сотрудники, мне кажется, с годами этого стало меньше.
С годами это все делается с каким-то тихим шелестом, с пониманием друг друга с полуслова-полувзгляда, на каком-то собственном птичьем языке, очень быстро и бесконфликтно, как мне кажется.
Сейчас все делается очень легко. В первую очередь, потому, что те три с половиной человека, которые делают этот журнал, невероятно спелись и чувствуют себя одним целым.
3. Я считаю, что все, что происходит, все эти цифровые возможности, в том числе цифровые медиа, которые появляются, они конечно же оказывают огромное воздействие. Но главным образом происходит механическое какое-то размывание рынка. То есть если 20 лет назад газета или журнал были единственным источником сиюминутного ежедневного или ежемесячного осмысления того, что происходит вокруг, то сейчас этих источников миллион. И в этом смысле роль журнала резко сокращается. Количество людей, которые получают эту услугу от журнала, становится все меньше, потому что есть огромное количество людей, которые получают те же услуги в Интернете и Бог знает, где еще.
Но я не считаю, что бумажная журналистика умирает. Это, по -моему, нелепость. Телевидение не «прикончило» радио, кино не «прикончило» театр – все будет существовать тысячелетиями. Просто роль бумажных газет и журналов размывается. Поскольку становится больше конкуренции, то теперь сложней работать, потому что любой остроумный блоггер может затмить собой большущее издание с миллионными бюджетами, и примеров тому – несметное количество.
Сейчас в киосках, кроме двух-трех, журналов ничего покупать не хочется. А в Интернете есть десятки и сотни людей, которые в состоянии ежедневно приковывать внимание аудитории. То есть журналов становится меньше, а работать в них становится сложней.
Я считаю, что мы все являемся конкурентами на рынке читательского внимания. И дело тут не в том, о чем ты рассказываешь, а в том, как ты рассказываешь. И фронт конкуренции происходит именно здесь – даже не в поиске фактов или какого-то нового приема, а именно в поиске способа заставить человека прочесть тот или иной материал.
То есть для журналиста и издания важно придумать остроумный прием. То, чем мы занимаемся, – это придумывание этих остроумных приемов. Все знают правду, у кого есть глаза и кому хоть что-то интересно; все более-менее понимают, что происходит.
И чтобы заставить кого-то еще об этом думать, разговаривать, читать, условно говоря, бить в какой-то колокол, если мы говорим про проблемные материалы, да и про веселые тоже, нужно придумывать способ, чтобы заставить человека остановиться, заставить его прочитать это.
Для меня сейчас главное в профессии – уметь бороться за это внимание. И если человек в состоянии придумывать приемы борьбы за это внимание, то совершенно все равно, где он работает: сидит он дома за компьютером, работает в «Эсквайре» или работает в газете.
Поэтому журналист XXI века – это человек, который в состоянии придумывать такие приемы, которые помогут остановить простого пешехода, заставить его прочитать
написанный материал, потом присесть на лавку и подумать о том, что прочитано.
ДМИТРИЙ МУРАТОВ главный редактор «Новой газеты»
1. Заводская школа в городе Куйбышев, который сейчас называется Самара. Школа была построена вместе с заводом во время войны. У нас выдающийся был класс. Было страшно интересно, все там что-то делали. Фотографировали. Я мечтал стать спортивным фотографом. Ходил по всем стадионам. В первую очередь, хоккей, футбол, делал много снимков. И как-то само собой стало понятно, куда нужно идти. Но поскольку у нас не было факультета журналистики в Куйбышевском университете, а был филологический факультет, то я пошел туда.
И мне страшно повезло, что я попал туда, как бы не по специальности. На самом деле, как сказала одна моя однокурсница, ныне профессор того же университета Ирка Ромашкина, за профессией в университет не приходят, в него приходят за образованием. А образование нам там давали отличное, великолепные были педагоги, потрясающие. Лев Адольфович Финк, отсидевший «пятнашку» в сталинских лагерях, выходил к нам на лекцию по контрпропаганде и говорил: «Ну, вот они, враги СССР – Аксенов, Солженицын, альманах «Метрополь». А теперь подробнее про их произведения…» Прекрасно читали зарубежную литературу, к примеру, великолепная Софья Агранович, она рассказывала про фольклор великолепно, давала мифы, типологию.
Я начал работать рано, сначала транспортным рабочим на заводе во время учебы, потом подрабатывал в областной «молодежке» «Волжский комсомолец». С моей классической филологией распределили туда, поскольку я там уже два года подрабатывал. Занимался я вкладкой про стройотряды, мотался по стране и по области. И так и хотел там дальше работать.
Но в какой-то не самый прекрасный момент моей жизни в областном комитете партии посчитали, что молодого пацана надо забрать в областную партийную газету. Я туда идти категорически не хотел. У меня была студенческая свадьба, и умная молодая жена в ответ на то, что они сразу дают квартиру или, если откажусь, сразу надо идти в армию, сказала: «Да пошли они в ж**у, с такими еще требованиями».
И я на это дело плюнул, и пошел в военкомат, после чего уже через несколько дней оказался в в/ч 75269б, где я «отмотал» положенный срок. Но там мне тоже повезло, потому что спустя 20 лет после службы в армии я пытался найти своего командира армейского и своего старшину. Так вот, один сейчас управляющий делами «Новой газеты», полковник Ванейкин, а старший прапорщик Вячеслав Иванович Азовцев – заместитель управляющего, ангел-хранитель редакционный.
А потом я вернулся из армии в ту же самую «молодежку» и тут интересное время началось. Я вернулся в мае 85-го, прошел уже апрельский пленум, появился Горбачев, уже по-другому говорящий человек.
И тут, абсолютно неожиданно, ночью раздался звонок – не хотели бы вы стать собственным корреспондентом «Комсомольской правды» в городе Куйбышеве? Ничего себе! Ну, это ж мечта была! То есть ты автономен, ты ни от кого не зависишь, тебе абсолютно по фигу местная власть, ты работаешь на Москву, у тебя есть под боком машина служебная, у тебя есть квартира, она же – корпункт. То есть ты ведешь автономное существование в любимом городе, работая на отличную в то время газету. «Московские новости» свой взлет еще не начали, а «Комсомолка» – это Руденко, Кучкина, тогдашние дискуссии Лоссото, Василий Михайлович Песков, Репин, Ярослав Голованов – что ни имя, то абсолютная теперь история.
Но тут снова звонит звонок, звонит другой сотрудник «Комсомольской правды», нынешний мой заместитель, а тогда редактор отдела политики «Комсомольской правды» Сережа Кожеуров, и говорит: не соглашайся на собкора, жди ночью звонка. Ну, выяснилось, что они, под воздействием духа перестройки, решили поставить эксперимент на мне. И
беспартийного человека пригласить сразу в Москву, причем без единого дня его работы в великой, со всеми орденами «Комсомольской правде». И более того, сразу же в качестве заведующего отделом.
Мне показалось, что это авантюра. К авантюрам я всегда относился легко и с интересом. «Волжский комсомолец» не посчитал это с моей стороны никаким предательством, наоборот, великолепно мы напились и все меня добро проводили.
Началась моя работа в Москве. Ночи мы проводили в гулянках, днем мы пахали. И первый раз постарались сделать «Комсомольскую правду» газетой, которую читают с первой полосы. Однажды практически самовольно, при закрытых глазах главного редактора, мы вместо Политбюро, которое убрали внутрь газеты, на первую полосу поставили тридцать новостей. Реальных, настоящих тридцать новостей на первой полосе!
И мы добились своего, «Комсомолку» стали читать с первой полосы! В 87 -м или 88-м году мы попали в «Гиннесс» по тиражам.
Ну, правда, кроме этого кайфа было еще и много войн. Потому что с военным корреспондентом, нынешним министром рыбной промышленности Андреем Крайним и Володей Филиным (я был в составе этой военной бригады) – Карабах, Афганистан, события в Риге, в Вильнюсе, Средняя Азия – все бунты, это все было наше. Баку, переполненный трупами…
В 91–92 году, когда стало понятно, что газета переходит на коммерческие рельсы, между большой частью коллектива и коммерческими службами возник конфликт. Это был конфликт, который не был личностным – мы до сих пор все дружим и ни про кого не сказали дурного слова. Но они хотели делать таблоид, а мы хотели делать качественную газету, о чем был разговор на собрании. Мы, кстати, были – те, кто уходил – крупнейшими акционерами. У меня было одно из самых больших количество акций «Комсомольской правды», которые я оставил там.
И мы начали делать «Новую газету». Лен Карпинский, тогдашний главный редактор «Московских новостей», дал нам то ли две, то ли три маленьких комнаты в здании «Московских новостей». Мы были уверены, что сейчас мы вырвемся на рынок, и от нас все сойдут с ума.
Все было не так! Мы сами у метро продавали или раздавали газеты, жена Сереги Кожеурова приносила нам кашу, денег не было совсем, нищета голимая. Все типа звезды, все умницы, а вот с газетой ходим и спрашиваем: «А у вас «Новая газета» в киоске есть?» – «Новая-то есть, а называется как?» Это был вопрос, потрясший обозревателя Пашу Вощанова, который привык к тому, что удостоверение «Комсомольской правды» раскрывало
идверь обкома партии, и двери яранги, а тут – вот это вот, с нуля…
Икогда я был в 95-м в командировке в Чечне и оттуда вернулся, то выяснилось, что газета вообще не выходит. И тогда состоялось общее собрание и меня выбрали главным редактором.
Ивот с 25 февраля 1995 года я этим и занимаюсь…
2. Наш коллектив просто прекрасен. В редакции есть цензура, ее смысл в подборе и расстановке кадров. Вот, собственно, и все. Все остальное доверяется людям. Никого не надо дополнительно мотивировать. Вот эта свобода, которая есть в неподцензурной газете, это бонус и доплата за нехватку материальных средств. Это все очень высоко ценят. У нас, как известно, очень низкая текучесть кадров. А вторая вещь такая, что в редакции нет средней прослойки – есть очень много молодых и много звезд. Потому что рядом с Ярошок, Ростом, Темой Троицким, Ленкой Дзюковой, Леней Никитинским живет множество молодежи. Каждую практику приходит по 20–30 человек из разных факультетов страны. Мы берем людей отовсюду. Например, Пашку Каныгина привез из какой-то уфимской деревни Алексей Кириллович Симонов. Ленку Костюченко нашли в маленькой деревне под Ярославлем. Стараемся снимать и покупать квартиры, это правда. Молодым же надо быть счастливыми больше, чем нам, правильно? Поэтому никакого там сильного управления или человеческих конфликтов нет. Самое главное, нет интриг по одной простой причине – здесь ни некому
докладывать друг на друга, потому что я не по этой части.
3. На мой взгляд, просто закончилась эпоха, когда, например, цветная газета окончательно вытесняет черно-белую газету, глянцевая – не глянцевую, мультимедиа вытесняют бумагу – про что сейчас все радостно говорят. Правда, в основном это говорят люди, которые работают на сайтах. Ну что им еще говорить? Думаю, что мы точно пришли ко времени, когда уживается все. Когда последующее не отменяет предыдущее, а все находит свои ниши. Это уникальное явление, когда останутся газеты, как «hand made» продукт для человека, который не хочет обобществленного чего-то в сети, а хочет иметь свой собственный экземпляр. Конечно, у нас почта работает хуже, чем во времена Наполеона, поэтому сейчас Интернет очень важен. Поэтому мы и Интернет будем развивать, и бумагу будем развивать, и еще бесплатную газету будем делать. Существовать все будет рядом.
Теперь, собственно, о журналистах. Из профессии пытаются убрать талантливость, но убирать талант из профессии глупо, она декапитализируется. Поэтому я абсолютно уверен, что талант востребован. Не просто хорошо оснащенный индустриальный заводик, увешанный мультимедиа, который тебе и радио, который тебе и сайт, который тебе сделает и газетный вариант, и еще сюжет видео снимет.
Талант – это абсолютно творческая, а не просто тупо индустриальная вещь. Я скажу одну странную довлатовскую фразу, которая заключается в том, что ни одно средство массовой информации не может дать человеку того, что он от него ожидает. Поэтому даже когда свободой доплачивается зарплата – она, свобода, не спасает от бедности.
Вот это, пожалуй, самый тяжелый вопрос, а отнюдь не тот, освоишь ты какой-то гаджет или не освоишь. Кончено, освоишь.
ЕВГЕНИЯ АЛЬБАЦ главный редактор журнала «The New Times»
1. Я всю свою жизнь, или скажем так, последние десять лет своей жизни я делила себя между журналистикой и Академией. Как журналист я всегда работала в одиночку. Начиная с 1992 года, я была на вольных хлебах и замечательно в таком качестве выживала. Как человек, который занимался политической наукой, я сидела в своем кабинете, готовилась к лекциям, радостно валялась на диване и читала Гегеля, «Историю философии», которую я люблю, или там Локка моего любимого и так далее. Поэтому даже в дурном сне мне не могло привидеться, что я когда-нибудь буду главным редактором и мне придется руководить людьми, рассказывать им, какой материал надо бы написать, у кого взять интервью, потом думать, как этот материал надо будет отредактировать или переделать, а потом из всего этого еще надо будет сложить номер журнала.
Вот если бы (я говорю без всякого кокетства) в 2006 году мне сказали, что я буду главным редактором, я бы этого человека послала бы гулять далеко-далеко и сказала бы, что я всю жизнь работаю одна ибо занимаюсь журналистикой расследований. Это безумно интересно, но это дело одиночек. У меня для этого были коллеги в разных странах мира: в Австралии, в Юго-Восточной Азии и в Соединенных Штатах Америки, с которыми мы, помогая друг другу, делали расследования. Равно я бы сказала, что девять лет потратила на то, чтобы защитить диссертацию в Гарвардском университете, что у меня только по одному семинару сравнительной политологии была тысяча страниц чтения в неделю. И все это дело пустить коту под хвост для того, чтобы быть главным редактором?
Нет таких денег, которые бы мне могли за это заплатить!
Однако в 2007 году решили сделать ребрендинг старого «Нового времени». Из него вышел первый номер журнала «Нью Таймс», в нем был обновлен весь политический блок этого журнала, и Ирэна Лесневская, с которой мы давно и хорошо были до этого знакомы, уговорила меня прийти в журнал и заниматься политикой.
Я согласилась, но продолжала одновременно преподавать в Высшей школе экономики, и, честно говоря, думала, что какое-время здесь побуду, а потом радостно вернусь обратно в
собственный кабинет.
Дальше были всякие пертурбации, в результате чего я и стала главным редактором этого журнала.
Я не буду кокетничать, что я долго упиралась руками-ногами, когда Ирэна Стефановна Лесневская предложила мне возглавить журнал – сначала я была шеф-редактором, а потом стала главным редактором официально. Просто к тому времени «Нью Таймс» стал моим ребенком, и мне было ужасно интересно этим заниматься, и сейчас мне по-прежнему интересно это делать.
2. Честно говоря, я не знаю, что такое быть главным редактором, просто у меня нет предыдущего никакого опыта, поэтому, как я понимаю, главный редактор – это человек, который координирует процесс.
Собственно, наверное, это неправильно, но виртуально я практически пишу каждый материал. То есть реально пишу его не я, а разные другие журналисты, его делают редакторы его и так далее.
Но именно я складываю из маленьких кусочков тот большой пазл, который в понедельник получает форму и вид «Нью Таймс».
Поэтому главный редактор должен все придумывать, главный редактор должен знать, где сейчас находится самая интересная информация, главный редактор должен четко понимать, каким должен быть репортаж или очерк. Но не оттого, что навязывает свой взгляд, а от четкого понимания, что он хочет получить на выходе.
Это такой спектакль, который состоит из многих мизансцен. И мне кажется, что главный редактор должен все-таки видеть, каким будет этот спектакль на премьере. В нашем варианте: каким журнал придет к читателю. У меня есть один опыт – это опыт работы с Егором Владимировичем Яковлевым, который, собственно, из меня сделал журналиста и который меня практически всему научил. Егор «жил» в «Московских новостях», он работал с материалами, работал с журналистами. Я все время вспоминаю, что делал Егор. Что-то, мне кажется, он неправильно делал, что-то правильно. Главный редактор – это такой координатор процесса, при этом он должен не «подминать» журналистов, а давать им пространство свободы.
Я считаю, что дилетантизм – это порок нашего отечества, а журналист, который занимается темой, он должен о ней знать максимально много. Не скажу «все» – это невозможно. Но максимально много.
Что касается главного редактора, то он все должен знать значительно лучше, чем коллеги-репортеры, знать очень многие темы, чтобы понимать, что можно из этого получить на выходе. Образование, с моей точки зрения, абсолютно важная вещь для главного редактора. Одновременно мне кажется, что главный редактор должен сам быть пишущим журналистом. Потому что очень важно, чтобы тексты были четкие и хорошо написанные. И поэтому главный редактор должен сам хорошо понимать, как это должно быть написано.
Что касается управления коллективом, то не знаю никакой тут технологии, лишь точно понимаю, что главный редактор работает больше всех – я ухожу из редакции последняя.
Знаю, что это, во-первых, профессия, и мы не занимаемся здесь каким-то особым творчеством. Журналистика – это ремесло. Наша задача – найти информацию и сделать ее доступной для наших читателей. Для этого есть понятные вещи. Понятно, что должно быть несколько подтверждений на тот или иной факт. Понятно, что нужно собрать разные точки зрения на ту или иную проблему. Например, мы часто пишем о каких-то вещах, связанных с Кремлем, то мы обязательно посылаем запросы тому же самому Владиславу Суркову или звоним по мобильному телефону ему или кому-либо из его сотрудников и пытаемся задавать вопросы. Они почти всегда не считают нужным отвечать, но это их проблема. Мы находим возможности другими способами получить точку зрения, в том числе и наших оппонентов. Или людей, которые смотрят на ту же проблему совершенно по-другому.
Главный редактор обязан отслеживать, чтобы все это соблюдалось. Главный редактор обязан требовать, что если репортер приносит материал, чтобы под это были необходимые
точки зрения, необходимые документы и т. д. Честно говоря, я думаю, что журналистика в этом смысле счастливая профессия. Люди, которым не нравится заниматься журналистикой, они здесь не остаются, потому что можно уйти в пиар, где значительно больше платят, или выращивать цветы на даче. А журналистика приносит удовлетворение тем, что ты первый узнаешь информацию, ты копаешь, находишь какие-то неизвестные факты, а потом еще ты видишь свою фамилию на полосе, и плюс за все это удовольствие тебе еще платят деньги. Так что, я думаю, должны работать люди, которым это интересно.
3. Честно говоря, я не очень понимаю, что такое «новая журналистика». Меняются инструменты журналистской профессии – раньше у нас были блокнот и магнитофон, а теперь мы можем пользоваться Интернетом и т. д. У нас есть Скайп, мобильные телефоны – это все новые инструменты.
Но как и десять или сто лет назад, журналистика – это способ доставки проверенной информации читателям. Это исполнение конституционного права людей на информацию, ничего больше. И этим должны заниматься профессионалы. Поэтому я не верю ни в какую журналистику «21-го века». Потому что в Интернете как всегда много всего, но никогда не знаешь: информация, которая выложена там – это действительно так и было или это кому-то так показалось? Или кто-то написал некую «мульку» по мотивам того, что услышал от соседа, когда вместе распили бутылку водки?
Только профессиональный журналист знает, как найти информацию, как надо задавать вопросы, как надо сделать интервью и как надо проверять эту информацию. То, что появляются электронные СМИ, это нормальное дело – СМИ будут на разных носителях. Но я думаю, уже сейчас есть ощущение, что Интернет – это такое большое пространство, и в этом пространстве так трудно отличить правду от лжи, факт от вымысла, что люди конечно же будут возвращаться к профессиональным средствам массовой информации.
Увлечение сейчас Интернетом – это нормально, это очень удобный ресурс, очень удобный инструмент, но он никогда не заменит профессию.
А профессия, повторяю, не менялась со времен древних греков. Это доставка проверенной информации людям.
Все!
КОНСТАНТИН РЕМЧУКОВ владелец и главный редактор «Независимой газеты»
1. Коротко обозначу главные звенья моей биографии.
Я окончил Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы и получил два диплома о высшем образовании – диплом переводчика английского языка и диплом экономиста-международника. И так получилось, что на пятом курсе, за три месяца до защиты диплома по экономике, я уже государственной комиссии (она была из института Мориса Тореза) сдал на «отлично» госэкзамены и защитил диплом переводчика английского языка. А это дало мне возможность, еще не окончив университет, буквально за три месяца до окончания, в 76-м году в ноябре, уехать в Пакистан, где я работал как переводчик на строительстве металлургического завода в Карачи. С одной стороны, я зарабатывал деньги – приехав, уже в 77-м году в возрасте 23 лет я купил двухкомнатную квартиру в Ясеневе, но с другой – собирал материалы на диссертацию, касающуюся исследований региональной проблематики.
Я это говорю не случайно, а для того, чтобы подчеркнуть, что в очень раннем возрасте оказался за границей, а Пакистан 76–77-го годов – это бурлящая страна, когда начались многомиллионные противостояния политических сил, когда был свергнут Зульфикар Али Бхутто, премьер-министр Пакистана, пришел Зия Ульхак.
Я, естественно, читал все газеты на английском языке, кстати, журналистика пакистанская очень хорошая, с английскими традициями. А поскольку коллектив строителей металлургического завода был большой, то меня просили каждую пятницу (это в
мусульманской стране выходной день) читать политинформацию. И вот в 22 года я за неделю выписывал главные события внешней и внутренней политики и читал эти лекции.
И вот, видимо, тогда начала формироваться способность выделять какие -то главные вещи, смотреть, что принципиально важное я должен сказать людям, чтобы они понимали ход внутриполитической коллизии в Пакистане, поскольку люди не понимали, что там происходит.
Потом я вернулся в Москву, окончил университет, поступил в аспирантуру, далее окончил аспирантуру и прошел весь путь: аспирант, ассистент, профессор, зав. кафедрой макроэкономического регулирования и планирования. Но понятно, что эта профессия была связана со способностью писать тексты, в том числе научные тексты. То есть для меня было нормой читать книги и оценивать каждый раз, когда читаешь книгу: хорошая это книга по экономике или плохая – это тоже, естественно, сильно меня воспитывало. То есть у меня достаточно высокий образовательный уровень. В 86-м году я уехал на стажировку в Пенсильванский университет, в университет Плюшевой Лиги. Это был первый год после того, как Горбачев пришел к власти, и все это было в новинку, никто не знал, как долго это продлится. Поэтому у меня до сих пор есть напоминание из библиотеки Пенсильванского университета о том, что я должен вернуть 300 томов – Солженицына, и Мандельштама, «Хронику текущих событий», потому что я ночи напролет читал все эти вещи, ибо не знал, будет ли у меня в Москве возможность все это читать. Как выяснилось, зря читал, потому что потом все это в России опубликовали. Но читать было очень интересно – и это тоже образовательная вещь. Там библиотека работала с 8 утра до 12 ночи, и у каждого (в частности, я там был как преподаватель, потом уже предложили лекции читать), у меня был столик в библиотеке и свободный доступ ко всем фондам. Три миллиона томов было тогда в библиотеке Пенсильванского университета. Ты мог брать книги прямо с полки и на своем столике их хранить. Тогда не было интерфейса в лице библиотекаря и каталога – ты ходил вдоль полок и брал, что тебя интересует. И если я не читал лекции (а я очень много лекций читал в Америке), то садился с 8 утра уже за этот столик и прочитывал все газеты: «New York Times», «Philadelphia Inquire», «Wall Street Journal», «Washington Post», читал советские газеты, которые приходили. И вел такой толстый «кондуит» из пяти секций – такой university, lock book, куда заносил интересную информацию из этих газет.
Но помимо всего прочего во мне, видимо, к тому времени уже появлялась стандартная процедура оценки качества публикации в той или иной газете по той или иной теме. То есть, если меня интересовала какая-то проблема, по которой я искал материал, я уже мог сказать, что «New York Times» лучше по этой теме пишет, «Washington Post» имеет лучших белодомовских корреспондентов, а «Wall Street Journal» продвинулся по Советскому Союзу. Опять вроде бы я как молодой ученый был академическим человеком, но работа с газетами была нормой.
Потом в 89–90-й год я много занимался консультированием, работал в Швеции, потом пошел в большой бизнес и стал де-факто генеральным директором очень крупной промышленной компании. Когда я был гендиректором, у меня было 684 000 сотрудников в компании и различные бизнесы. Приходилось, естественно, принимать решения, и многие стратегические вопросы были связаны с тем, какую политику будет проводить российское правительство.
В то время мне приходилось давать много интервью, писать статьи, даже книги. Например, тема ВТО. Я был хорошим специалистом по ВТО, поэтому мне пришлось написать одну монографию, дать сорок интервью, подготовить сборник моих статей по этой теме с тем, чтобы объяснить многим людям в правительстве, что тема ВТО – это не тема присоединения к престижному клубу, а тема продвижения своих товаров и услуг на определенные рынки. Это писание в конце 90-х – начале 2000-х тоже было достаточно интенсивным.
Потом, когда я ушел из бизнеса и из политики, и даже побыл депутатом Госдумы, я полгода отдыхал и думал, чем бы еще заняться.
И тут я обратил внимание на «Независимую газету», поскольку у меня там к тому времени было много публикаций и я ее читал с момента образования. Она была в руках Березовского, и нам казалось, что он не сможет долго удерживать этот актив. Так что мы на семейном совете приняли решение, что было бы разумно вступить в переговоры по приобретению этой газеты. Мы с женой полетели в Лондон. Первый раз, это была весна 2004 года, не договорились по цене. Потом прошел год, я уже работал помощником Грефа, министра экономического развития и торговли, и опять вышли с предложением к Березовскому. И 5 августа 2006 года наша семья купила газету. Я в этот момент был помощником министра, поэтому в тот момент не мог заниматься бизнесом, поэтому мы формально оформили ее на мою супругу – это было честно. Но потом, через месяц, когда я ушел из МЭРТа, мы все привели в соответствие с реальностью: в совет директоров входят члены моей семьи – я, моя супруга, моя мама и два сына – Николай и Максим. Итого – пять человек.
2. Поскольку я не занимался операционной журналистикой, то, естественно, у меня и в мыслях не было становиться главным редактором. Поэтому я пригласил предыдущее руководство и сказал, что меня абсолютно не коробит тот факт, что они семь лет работали с Березовским – просто я хочу, чтобы у меня была лучшая политическая газета в стране. И полтора года, с августа 2005-го года по февраль 2007 года, я был просто владельцем этой газеты. Но за полтора года, за 18 месяцев, я увидел, что меня не устраивает развитие газеты и бренда, так что тогдашнему руководству пришлось уйти. А потом совет директоров, в который вхожу и я, и члены моей семьи, на своем заседании принял решение назначить меня и гендиректором, и главредом. Вот так с 12 февраля 2007-го года, а формально с 13-го, поскольку на следующий день приказ был подписан, я стал работать главным редактором и провел первую летучку. И так это продолжается до сих пор. Что важным оказалось в этой работе?
Самое главное и правильное было то, что я решил сформулировать миссию газеты, потому что я рассматриваю это как стандартный бизнес, точно такой, какой был, когда я работал в крупной компании и у нас было очень много различных бизнесов. Так вот миссию «Независимой газеты» я определил как «лидер на рынке анализа и интерпретации всех типов информации»: экономика, политика, наука, религия, книги, литература, энергия, военные проблемы. Я потребовал, чтобы у нас были бизнес-планы на основе миссии. Чтобы эту миссию реализовать, под это заточена и структура «Независимой газеты». Там есть одна тетрадка с текущей журналистской информацией и есть вторая тетрадка. Как правило, каждый день выходит какое-то приложение, которое специализируется на этой тематике, с которой мы хотим быть лидерами в анализе и интерпретации: «НГ-религия», «НГ-политика», «НГ-энергия», НЛО, «НГ-дипкурьер», «Экслибрис», «НГ-сценарии», и т. д.
Как только я определил миссию и структуру, то стало понятно, что я должен определить стратегию – как этого достичь?
Стратегию, мне кажется, я тоже очень правильно сформулировал. Она звучала так: «Повышение качества каждой полосы».
Я понял, что первая, вторая, третья полоса, так или иначе, в «Независимой газете» всегда были неплохими, но газета проигрывала от последних полос, на которые никто не обращал внимания – они формировались по остаточному принципу, там часто писали всякую чушь. Поэтому, как ни странно, первых людей, которых я прижал и вынужден был уволить, это были люди как раз с последних полос. Потому что я исхожу из того, что читатель может начинать читать газету с любой полосы, и если там написано плохо, то он к этой газете больше не вернется.
Таким образом, за эти четыре с половиной года под моим руководством, кажется, нам удалось поднять качество каждой полосы. Вы можете начинать с полосы «Культура» или с полосы «СНГ», с полосы «Регионы», и вам будет это интересно читать.
Что касается второго вопроса – управления коллективом: разные люди – разные принципы управления. Управление коллективом я веду на основе японских методов