новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4
..pdfВсе это мелочи, ко мелочи имели важное значение в такой общине, где гражданское равенство строго соблюдалось даже во внешней об становке и где еще во время войны с Ганнибалом один гражданин был арестован и содержался в течение многих лет в тюремном заклю чении за то, что недозволенным образом появился в публичном мес те с венком из роз на голове*. Отличия этого рода, быть может, су ществовали еще во времена господства патрициев и пока в среде са мого патрициата еще существовало различие между семьями знат ными и незнатными. Этим внешним способом, вероятно, отличались первые от последних; но политическую важность эти отличия приоб рели лишь с преобразованием государственного устройства в 387 г.; тогда наравне с семьями патрициев, которые в то время уже, конеч но, все без исключения имели право выставлять изображения пред ков, стали пользоваться тем же правом и семьи плебеев, достигших консульского звания. Тогда же установилось правило, что в число общинных должностей, с которыми связано пользование этими на следственными почетными привилегиями, не входят ни низшие долж ности, ни экстраординарные, ни представительство плебеев, а входят
только консульство, поставленная наравне с консульством претура и участвующее в отправлении общинного правосудия, а стало быть и в пользовании общинною верховною властью, курульное эдилъство**. Хотя этот плебейский нобилитет в строгом смысле слова мог образо
вольноотпущенниксв (Macrob., Sat., 1,6). Золотая ладанка (bulla) слу жила отличаем во времена ганыибаловекой войны лишь для сенатор ских детей (МасгоЬ. в указанном месте; Livius, 26, 36), а во времена Цицерона — для детей тех, кто был внесен в ценз всадников (Cic., Verr., 1, 58, 152); напротив того, дети незнатных людей носили кожаные ла данки (Jorum). Пурпуровая кайма на тунике (clavus) служила знаком от личия для сенаторов и всадников, и во всяком случае в позднейшую эпоху у первых она была широкой, а у вторых — узкой. К нобилитету clavus не имел никакого отношения.
*Plinivs, Hist. Nat., 21, 3, 6. Право носить в публичном месте венок приобреталось военными заслугами ('РоИ Ъ 6, 39, 9; Ziv., 10, 41); по этому носить венок, не получив ка то законного права, было таким же преступлением, как в наше время косить военный орден при таких же условиях.
**Стало быть, были исключены: военный трибунат с консульской влас тью, проконсульство, квестура, народный трибунат и еще некоторые другие должности. Что касается цензуры, то она, по-видимому, не считалась курульной должностью, несмотря на то, что цензоры засе дали на курульных креслах {Liv., 40, 45; ср. 27, 8); впрочем, это обсто ятельство не имеет никакого практического значения для позднейшей эпохи, когда цензором мог быть только тот, кто уже был консулом. Плебейское эдилъство первоначально, без сомнения, не причислялось к курульным должностям {Liv., 23, 23), по нет ничего невозможного в том, что впоследствии и оно вошло в их число.
ваться только с тех пор, как плебеям был открыт доступ к курульным должностям, тем не менее он очень скоро, чтобы не сказать с первого момента своего возникновения, становится до известной степени зам кнутым сословием, без сомнения, потому, что зародыши этой знати уже задолго до того времени существовали в семьях старинных пле бейских сенаторов. Поэтому результаты лициниевых законов в сущ ности сводятся приблизительно к тому же, что в наше время назвали бы выдвижением в пэры. Когда же облагороженные своими куруль ными предками плебейские семьи соединились в одну корпорацию с патрицианскими семьями и, заняв в республике особое положение, приобрели в ней преобладающее влияние, римляне опять вернулись к своему исходному пункту; тогда у них снова появились не только правящая аристократия и наследственная знать, которые в сущности никогда и не исчезали, но также и правящая наследственная знать, отчего неизбежно должна была возобновиться борьба между родами, в руках которых находилась правительственная власть, и членами общины, не желавшими подчиняться этим родам. Действительно, очень скоро так и случилось. Нобилитет не довольствовался своими ни к чему не ведущими почетными правами; он стал стремиться к нераздельному и неограниченному политическому владычеству и по старался превратить самые важные' государственные учреждения — сенат и всадничество — из орудий республики в орудия старой и но вой аристократии.
Правовая зависимость римского сената времен республики и осо бенно позднейшего сената, состоявшего и из патрициев и из плебеев, от магистратуры быстро ослабела и даже превратилась в нечто совер шенно противоположное. Установленное революцией 244 г. подчи нение общинных должностных лиц общинному совету, перенесение с консулов на цензоров права призывать в этот совет и, наконец, глав ным образом признанное законом право бывших курульных долж ностных лиц заседать и подавать голос в сенате — все это привело к тому, чю сенат, который прежде созывался должностными лицами и был во многих отношениях зависимым от них совещательным со бранием, превратился в почти совершенно независимую правитель ственную коллегию, которая в некотором смысле пополнялась сама собой; дело в том, что оба пути, которыми достигалось сенаторское звание-избрание на одну из курульных должностей и приглашение от цензора, — в сущности находились в руках у самой же правитель ственной власти. Правда, в то время гражданство еще было достаточ но самостоятельно, чтобы не допустить полного исключения незнат ных людей из сената, и сама знать еще была достаточно благоразум на, чтобы к этому не стремиться; но в самом сенате существовало строго аристократическое разделение его членов по степеням; быв шие курульные должностные лица делились на три разряда — на бывших консулов, бывших преторов и бывших эдилов, а те лица,
которые л опадали в сенат не потому, что занимали одну из куруль ных должностей, были лишены нрава участвовать в прениях; поэто му, хотя число незнатных сенаторов и было довольно значительно, но они были низведены до положения членов, лишенных почти вся кого влияния, и сенат в сущности сделался представителем нобили тета. Другим, хотя и менее важным., но все-таки не лишенным значе ния, органом нобилитета был институт всадничества. Так как новая наследственная знать не была достаточно могущественна, для того чтобы подчинить комищии своей нераздельной власти, то ей было очень желательно но крайней мере приобрести самостоятельное по ложение в среде общинного представительства. Всобраниях по квар талам она не находила никакого к тому повода; напротив того, вве денные сервиевойконституцией всаднические центурии были какбудто специально приспособлены ктакой цели. Те тысяча восемьсот коней, которыепоставлялись общиной*, такжераспределялись но закону цен
*Ходячее мнение, будто только в шести центуриях знати насчитыва лось 1 200 лошадей и, стало быть, во всей коннице их было 3 600, ни на чем не основано. Определять число всадников по числу указывае мых летописцами удвоений есть ошибка в самом методе; каждый из этих рассказов и возник и должен быть объясняем сам по себе. Нет никаких доказательств ни в пользу первой из этих цифр, встречаю щейся только в том местеу Цицерона<Йе Rep., 2, 20), котороепризна ют за описку даже противники этого мнения, ни в пользу второй, ко торая не встречается ни у одного из древних писателей. Напротив того,
впользу приведенной нами в тексте цифры говорят главным образом сами учреждения, а не свидетельство писателей, так как не подлежит сомнению, что центурия состояла из 100 чел. и что всаднических цен турий сначала было три, потом шесть и наконец со времени сервиевой реформы восемнадцать. Расхождение между свидетельством древних писателей и этими данными только кажущееся. Старое, ни в чем са мому себе не противоречащее предание, которое объяснил Беккер (2,
1, 243), исчисляет не восемнадцать патрицианско-плебейских центу рий, а шесть патрицианских центурий в 1 800 чел., а этого предания, очевидно, придерживались и Ливий, 1, 36 (по единственному досто верному рукописному тексту, в котором не сделано поправок на осно вании встречающихсяу Ливия отдельных указаний), и Цицерон в вы шеуказанном месте (по единственному грамматически правильному способу его истолкования MDCCC, ем. Becker, 2, 1, 244). Однако тот же Цицерон очень ясно указывает, что это число обозначало весь тог дашний состав римского всадничества. Стало быть, цифра всего соста вабыла перенесена на наиболее выдающуюся его часть путем антици пации, к которой нередко прибегают старинные летописцы, не очень строго взвешивающие свои выражения; точно таким же образом и пер воначальной общине приписывали вместо 100 всадников 300 (Becker9 2, 1, 238), заранее включая в это число контингенты тициев и лкоде ров. Наконец предложение Катона (с. 66, изд. Иордана) увеличить число всаднических лошадей до 2 200 служит как положительным подтвер-
114
зорами. Последние, правда, при выборе всадников должны были ру ководствоваться военными соображениями и на смотрах,отбирать ка зенных коней у тех* кто по старости, неспособности или вообще но негодности не мог нести службу всадников; но самый характер уч реждения вел к зачислению в конницу ^©имущественно людей со стоятельных; да и вообще,нелегко было запретить цензорам предпо читать личным способностям знатность происхождения и оставлять коней дож е назначенною времени у принятых во всадническое со словие влиятельных людей и в особенности у сенаторов* Возможно даже, что право сенатора оставлять коня за собои, покаему это было желательно, устанавливалось законным щутем. Так, ншзрюер* по крайней мере на практике сделалось правилом*что;сенаторы подава ли голоса в восемнадцати всаднических центуриях* а остальные мес та в этих центуриях доставались преимущественно молодым людям из нобилитета. Понятно, что от этого страдало военноедело*нестолько вследствие непригодности немаловажной части легиошной конницы, сколько вследствие проистекавшего отсюда уничтожения военного равенства, так как знатнаямолодежьвсеболее и более избегала службы в пехоте. Замкнутый аристократический корпус собственно всадничества как бы задавал ток всей легионной коннице* составлявшейся из наиболее знатных и состоятельных граждан. Отсюда понятно, поче му еще во время сицилийской, войны всадники отказались исполнять приказание консула Гая Аврелия Котты, когда он потребовал, чтобы они вшводили окопы вместе с лешонмыми солдатами (502)* и поче му Катон в бытность главнокомандующим испанской армии нашел нужным обратиться к своей коннице со строгими порицаниями. Но это превращение гражданской конницы в аристократическую конную гвардию послужило не столько во вред республике* сколько в пользу
ждением вышеизложенного мнения, так и положительным опровер жением противоположного мнения. Число всадников оставалось ог раниченным, по-видимому, вплоть до Суллы, когда с фактическим упразднением цензуры утратили свое значение и самые основы его ограничения и когда по-всей вероятности распределение цензором всад нических коней заменилось приобретением их по праву наследования; с тех пор сын сенатора —урожденный всадник. Но наряду с этим зам кнутым всадническим сословием, equites equo publico, еще. с самых ранних времен республики стоят граждане, обязанные нести службу в коннице на своих собственных лошадях и являющиеся не чем иным, каквысшим цензовым классом. Он» не голосуют во всаднических цен туриях* но во всех прочих отношениях считают себя равными всадни кам и высказывают притязания на почетные привилегии, всадкачества. По государственному устройству Августа всадничество остается наслед ственным правом сенаторских семей, наряду с этим цензорское право распределения всаднических коней возрождается как право императо ра и без ограничения определенным числом, вместе с чем первый цен зовый класс утрачивает как таковой свое название всадников.
• ^ 1115 Ш*
нобилитета, который приобрел в восемнадцати всаднических центу риях не только право голосования, но и преобладающее влияние. В связи с этим состоялось формальное отделение сенаторских мест от тех, на которых вся остальная толпа присутствовала при народных празднествах. Оно было введено великим Сципионом в то время, когда он вторично занимал должность консула (560). Народные праздне ства были такими же народными собраниями, как и собиравшиеся для подачи голосов центурии, и тот факт, что первое из этих сборищ не имело целью выносить какие-либо решения, еще более подчерки вал официальное отделение властвующего сословия от разряда лю дей подвластных. Это нововведение неоднократно вызывало порица ния со стороны правительства, так как оно внушало лишь ненависть, не принося никакой пользы, и явно противоречило стараниям более благоразумной части аристократии прикрывать ее исключительное владычество внешними формами гражданского равенства. Отсюда понятно, почему цензура сделалась главным оплотом позднейшего республиканского строя, почему эта должность, первоначально вовсе не принадлежавшая к числу высших, была мало-помалу окружена неподобавшим ей внешним почетом и крайне своеобразным аристок- ратически-республиканским блеском и стала считаться высшей це лью и завершением успешно пройденного общественного поприща; почему правительство считало покушением на свое существование всякую попытку оппозиции провести на эту должность своих канди датов или только привлечь цензора к ответственности перед народом во время занятия им этой должности или после того и почему все члены этого правительства в полном единодушии восставали против всякой подобной попытки; в этом отношении достаточно будет на помнить о буре, которая была вызвана кандидатурой Катона на долж ность цензора, и о тех крайне бесцеремонных и нарушавших установ ленные формы мерах, которые были приняты сенатом с целью не допустить судебного преследования двух непопулярных консулов 550 г. С этим стремлением как можно более возвысить цензорское звание соединялось характерное недоверие правительства к этому са мому важному и именно потому самому опасному из его органов. Оно сознавало необходимость предоставить цензорам безусловный контроль над личным составом сената и всадничества, так как нельзя было отделить право исключения членов от права их призвания, а без первого из этих прав нельзя было обойтись не столько для того, что бы не допускать в сенат даровитых представителей оппозиции (чего предусмотрительно избегала тогдашняя действовавшая исподтишка система управления), сколько для того, чтобы не лишить аристокра тию того нравственного ореола, без которого она скоро сделалась бы добычей оппозиции. Право исключать членов было сохранено; а так как всего более был нужен блеск холодного оружия, то внушавшее страх острие его постарались притупить. Права цензора сами по себе
были ограничены уже тем, что он мог пересматривать списки членов аристократических корпораций только через каждые пять лет, а так же предоставленным его коллеге правом интерцессии и принадле жавшим его преемнику правом кассации; к этим ограничениям при бавили новое и очень стеснительное: обычаем, имевшим законную силу, цензор обязывался не исключать из списков ни одного сенатора и ни одного всадника без письменного изложения мотивов такого ре шения и вообще без такой предварительной процедуры, которая име ла некоторое сходство с судебным разбирательством.
Заняв такое политическое положение, главной опорой которому служили сенат, всадничество и цензура, нобилитет не только захва тил в свои руки бразды правления, но и придал всему государствен ному строю соответствовавшую его духу внешнюю форму. Сюда от носится уже тот факт, что из желания поднять значение общинных должностей нобилитет увеличивал их число крайне скупо и далеко не в таком размере, какого требовали расширение государственных гра ниц и увеличение числа дел. Удовлетворяя только самые настоятель ные нужды под давлением необходимости, он разделил до тех пор лежавшие ка одном преторе судебные обязанности между двумя су дьями, из которых один стал разбирать дела между римскими граж данами, а другой между негражданами или между гражданами и не гражданами (511); сверх того были назначены четыре добавочных консула на четыре заморские должности — в Сицилию (527), в Сар динию и Корсику (527), в Ближнюю Испанию и в Дальнюю (557). До
крайности сокращенный порядок римского судопроизводства и возра ставшее влияние канцелярского персонала, конечно, были в основ ном последствием численной недостаточности римских должностных лиц. Среди нововведений, инициатива которых принадлежала прави тельству и которые не перестают быть таковыми от того, что почти исключительно изменяли не букву, а практику существующего строя,
особенно выделяются меры, ставившие назначение на офицерские и
гражданские должности в зависимость не столько от заслуг и дельно сти, как это допускала буква закона и требовал его смысл, сколько от знатности происхождения. При назначении штаб-офицеров это не де лалось формальным образом, ко тем в большей степени так выходи ло по существу. Еще в течение предшествующего периода эти назна чения в основной части перешли от главнокомандующих к граждан ству; а теперь дело дошло до того, что в собраниях по кварталам ста ли выбирать всех штаб-офицеров регулярного годового призыва, т. е. всех двадцати четырех военных трибунов для четырех кадровых ле гионов. Таким образом, становилась все более непреодолимой та пре града, которая отделяла субалтерн-оо^шдеров, достигавших своего зва ния храбростью и исправной службой,'от штабных, добившихся при вилегированного положения благодаря тому, что вели интриги среди гражданства. Только во избежание самых возмутительных злоупот
реблений и для того чтобы устранить от занятия этих важных долж ностей совершенно неопытных юношей, пришлось стеснить раздачу штаб-офицерских мест тем, что стали требовать доказательства неко торого служебного стажа. Тем не менее, с тех пор как военный трибу нат — этот краеугольный камень римской военной организации — сделался для знатных юношей первою ступенью на их политическом поприще, очень частостали обходить требование стажа, и выбор офи церов стал зависеть от демократического обыкновения выпрашивать места и от аристократического стремления юнкерства устранять всех других от занятия этих мест. То, что во время серьезных войн (напри мер, в 583 г.) признавалось необходимым прекращать такие демокра тические выборы офицеров и снова предоставлять назначение штаба на усмотрение главнокомандующего, явилось резкой критикой новых порядков. Что касается гражданских должностей, то прежде всего и главным образом было ограничено вторичное избрание на высшие общинные должности, Это было необходимо постольку, поскольку было нежелательно, чтобы годовая царственная власть обратилась в пустое слово, и еще в предшествовавшем периоде вторичное избра ние в консулы допускалось лишь по прошествии десяти лет, а вто ричное избрание в цензоры было совершенно воспрещено. Законода тельным путем в ту эпоху в этом направлении не было сделано ника ких дальнейших шагов. Однако строгость усиливалась, как это видно из того факта, что хотя закон о десятилетнем промежутке между дву мя избраниями и был отменен в 537 г. на все время войны в Италии, но после того от него уже не делалось отступлений, и повторные из брания были вообще редки в конце этого периода. Кроме того, в кон це этого периода (574) состоялось общинное постановление, обязы вавшее кандидатов на общинные должности занимать их в установ ленной постепенности с соблюдением известных промежутков вре мени и известных пределов в отношении возраста. Конечно^ все это уже давно было установлено обычаем; тем не менее это было ощути тельным стеснением свободы выборов, так как обычные условия пра воспособности были превращены в легальные и избиратели лиши лись права не соблюдать этих требований в исключительных случаях. Доступ в сенат был открыт для всех членов правящих семейств без всякого различия в отношении их способностей, между тем как не только бедным и низшим слоям населения был совершенно закрыт доступ в высшие правительственные сферы, но и все не принадле жавшие к наследственной аристократии римские граждане были не то чтобы совершенно устранены.от курий, но фактически лишены» возможности достичь обеих высших общинных должностей — кон сульской и цензорской. После Мания Курия и Гая Фабриция, сколько нам известно, не было ни одного консула, который не принадлежал бы к социальной аристократии, да по всей вероятности и не было ни одного случая подобного назначения. Но даже число знатных родов,
впервые появившихся в списках консуляров и цензоров в течение полустолетия от начала войны с Ганнибалом до окончания войны с Пер сеем* было крайне незначительно, и большинство из них, например родыФламиниев, Теренциев, Порциев, Ациллиев, Лелиев, были обя заны своим возвышением или тому, что на них пал выбор оппози ции, или тому, что они пользовались аристократическими связями; так, например, Гай Лелий, очевидно, был обязан Сципионам своим избранием в 564 г. Устранение бедных людей от управления диктова лось, конечно, условиями того времени. С тех пор как Рим перестал быть чисто италийским государством и усвоил эллинскую образован ность, уже нельзя было ставить во главе общины мелкого земледель ца, только что отложившего в сторону свой плуг. Однако не было ни крайней необходимости, ни пользы в том, что выборы производи лись почти исключительно в узком кругу курульных семейств и что «новый человек» мог проникнуть в этот круг не иначе, как прибегнув
кчему-то вроде незаконною захвата*. Впрочем, некоторая доля на-
*Об устойчивостиримской знати иособенно патрицианскихродовможно составить себе ясное представление по спискам консулов и эдилов. В период времени между 388 и 581 гг. (за исключением 399, 400, 401, 403„ 405, 409, 411 гг., в которых оба консула были из патрициев), как известно, в звании консулов состояли один патриций и один плебей. Кроме того, коллегии курульного эдильства в нечетных годах варроновского летосчисления избирались исключительно из патрициев по меньшей мере до конца VI в., и их состав известен нам за следующие 16 лет: 541, 545, 547, 549, 551, 553, 555, 557, 561, 565, 567, 575, 585, 589, 591, 593 гг. Эти патрицианские консулы и эдилы распределяются но родам следующим образом:
|
Консулы |
Консулы |
Курульные |
|
16 патрици: |
||
|
388-500 гг. |
501-581 гг. |
|
|
коллех |
||
|
|
|
|
Корнелии |
15 |
15 |
14 |
Валерии |
10 |
8 |
4 |
Клавдии |
4 |
8 |
2 |
Эмилии |
9 |
б |
2 |
Фабии |
6 |
6 |
1 |
Манлии |
4 |
6 |
1 |
Постумии |
2 |
6 |
2 |
Сервилии |
3 |
4 |
2 |
Квинкции |
2 |
3 |
1 |
Фурии |
2 |
3 |
— |
Сульпиции |
6 |
2 |
2 |
Ветурии |
— |
2 |
|
Панирии |
3 |
1 |
— |
Навтии |
2 |
— |
|
Юлии |
1 |
— |
1 |
Фослии |
1 |
— |
— |
|
70 |
70 |
32 |
« в 119 » »
следственности лежала не только в основе сенаторского института, так как он возник из представительства родов, но и в самой природе аристократии, так как государственная мудрость и государственный опыт переходят по наследству от способного отца к способному сыну, и веяние духа славных предков быстрее и сильнее превращает в яркое пламя малейшие искры доблести. В этом значении римская аристок ратия была во все времена наследственной и даже с большой наивно стью выставляла эту наследственность напоказ в старинном обычае сенаторов приводить с собой на заседание сената сыновей и в обычае общинных должностных лиц украшать своих сыновей внешними от личиями высшего почета — пурпуровой каймой консулов и золотой ладанкой триумфаторов. Но если в старые времена наследственность внешних почетных отличий до некоторой степени обусловливалась наследованием внутренних достоинств и сенатская аристократия пра вила государством не столько в силу своих наследственных прав, сколь ко в силу самого высшего из всех прав на народное представитель ство — права лучших людей стоять выше людей заурядных, то в опи сываемую нами эпоху и особенно после окончания ганнибаловской войны она быстро снизошла со своего прежнего высокого положения
и из рассадника самых опытных в совете и в деле людей превратилась
всословие знати, пополнявшееся путем наследования и коллегиаль но употреблявшее во зло свою власть. Дело дошло в то время даже до того, что из зол, порождаемых олигархией, развилось еще более пагубное зло — захват власти отдельными семействами. Мы уже го ворили об отвратительной семейной политике победителя при Заме и
оего, к сожалению, успешном стремлении прикрывать своими соб ственными лаврами бездарность и ничтожество брата; а непотизм Фламинина носил еще более наглый и возмутительный характер, чем непотизм Сципионов. Наделе оказалось, что неограниченная свобода выборов была гораздо более полезна для таких клик, чем для избира телей. Что Марк Валерий Корв двадцати трех лет достиг консуль ства, без сомнения, послужило к пользе общины; но когда Сципион попал двадцати трех лет в эдилы и тридцати лет в консулы, а Флами нин, еще не достигший тридцати лет, возвысился от квесторского звания до консульского, то в этом заключалась серьезная опасность для республики. Римляне уже дошли до того, что были принуждены
Итак, пятнадцать или шестнадцать высокоаристократических ро дов, властвовавших в общине в эпоху издания лициниевых законов, удержались без существенных изменений в своем составе (конечно, частью пополняясь усыновлениями) в течение двух следующих столе тий и даже до конца республики. В сферу плебейской знати поступают время от времени новые роды, но и старинные плебейские роды, как например Лицинии, Фульвии, Атилии, Домиции, Марции, Юнии, преобладают в списках в течение трех столетий самым определенным образом.
120 Ш»
считать строго олигархическую систему правления за единственный оплот против господства отдельных семейств и против его по следствий; вот почему даже та партия, которая обыкновенно стояла в оппозиции к олигархии, содействовала ограничению свободы выбо ров.
Этот мало-помалу изменявшийся характер правителей наложил свой отпечаток и на систему управления. Правда, во внешней полити ке еще преобладали в то время та же последовательность и та же энергия, благодаря которым римская община утвердила свое влады чество над Италией. В годы тяжелых испытаний, когда велась война из-за обладания Сицилией, римская аристократия мало-помалу под нялась на высоту своего нового положения; хотя она и противозакон но присвоила общинному совету правительственную власть, которую по закону должны были делить между собою общинные должностные лица и общинное собрание, но она оправдала этот захват тем, что если и не гениально, то зорко и твердо управляла кормилом государ ства во время поднятой Ганнибалом бури и вызванных ею дальней ших осложнений; в то время она доказала всему миру, что властво вать над обширной сферой италийско-эллинских государств способен только римский сенат и что во многих отношениях только он один того достоин. Но за столь блестящей и увенчанной столь блестящими результатами деятельностью римского общинного совета в борьбе с внешним врагом не следует упускать из виду, что в менее выдаю щемся, но зато гораздо более важном и трудном управлении внутрен ними делами государства как в поддержании старых, так и в созда нии новых учреждений проявляется совершенно противоположный дух или, вернее сказать, здесь уже получает перевес противополож ное направление.
Прежде всего по отношению к каждому гражданину правитель ство уже не было тем, чем было прежде. Должностными лицами называются те люди, которые поставлены выше других, и если они считаются служителями общины, то именно потому делаются госпо дами над каждым из граждан. Но теперь, видимо, это правило строго не соблюдалось. Там, где вербовка сторонников и выпрашивание долж ностей процветают так, как они процветали в то время в Риме, долж ностные лица воздерживаются от всякой строгости и от неуклонного исполнения своих служебных обязанностей из опасения лишиться услуг от тех, кто принадлежит к их сословию, и из страха утратить расположение народной толпы. Если иногда и встречались долж ностные лица со старинным рвением и со старинной взыскательнос тью, то это все были новые люди, не принадлежавшие к среде вла ствовавшего сословия, как например Котта (502) и Катон. Нужно было немало мужества, чтобы, как Павел при назначении его главноко мандующим в войне с Персеем, не обратиться к гражданству с обыч ными изъявлениями благодарности, а заявить ему, что он полагает