Глава 4. Социология религии (типы религиозных общностей)

ВЗападной Европе, в областях англосаксонской, а в последнее время

ифранцузской культуры, просветительски-религиозно настроенные слои начиная с XVII в. создавали унитарные, деистические, синкретические, иногда атеистические и свободно-церковные общины, в которых известную роль играли наряду с прочими и буддийские (или считавшиеся таковыми) концепции. В Германии эти общины были достаточно долго распростра­ нены практически в тех же кругах, которые проявляли склонность к ма­ сонству, т.е. среди лиц, не имеющих экономических интересов, особенно среди университетских профессоров, а также деклассированных идеологов

иотдельных полупролетарских или в полной мере пролетарских образо­ ванных слоев. В то же время результатом соприкосновения с европейской культурой стало индуистское (религиозное общество «Брахмо-самадж») и персидское просветительство в Индии. Практическое значение этих об­ щин в прошлом было больше, чем в настоящем. Интерес привилегирован­ ных слоев к сохранению существующей религии как средства приручения масс, свойственный им пафос дистанции, отказ от просвещения масс, спо­ собного поколебать их престиж, обоснованное неверие в то, что традици­ онную религию, символ веры которой отказываются понимать буквально 10% «ортодоксов» и 90% «либералов», можно заменить какой-то новой, буквально приемлемой для широких масс, и прежде всего их презрительное безразличие к проблемам религии и церкви (чьи малообременительные притязания не требуют больших жертв, поскольку известно, что это все­ го лишь формальности, которые лучше всего выполнят официальные слу­ жители и хранители конвенционального порядка, чья карьера поощряется государством) — все это крайне не благоприятствует возникновению се­ рьезной общинной религиозности в интеллектуальной среде. Стремление не только высоколобых литературно-академических интеллектуалов, но подчас и «интеллектуалов кофеен» учитывать в своем перечне источников опыта и предметов дискуссий также и религиозные чувства, желание писа­ телей писать книги на эти темы и еще более действенное желание наход­ чивых издателей продавать эти книги могут, конечно, создать видимость широкого интереса к религии, но из таких стремлений и болтовни никогда не возникала новая религия, и та же мода, что породила этот предмет раз­ говоров, его же и убьет.

§ 8. Проблема теодицеи

Монотеистическая идея Бога и несовершенство мира с. 179. — Чистые типы теодицеи: мессианская эсхатология с. 180. — Вера в потусторонний мир, вера в предвидение, вера в воздаяние, вера в предопределение с. 181. — Разные по­ пытки разрешения проблемы несовершенства мира с. 184

По существу, строго монотеистичны только иудаизм и ислам, хотя и в исламе в результате проникшего в него культа святых возникли некоторые

179

Хозяйство и общество. Общности

отклонения от монотеизма. Христианская Троица монотеистична в отли­ чие от триединства в индуизме, позднем буддизме и даосизме, тогда как мессы и культ святых в католицизме фактически очень близки к политеиз­ му. Также необязательно каждый этический Бог должен быть совершенно неизменным, всемогущим и всеведущим, короче говоря, абсолютно надмирным Богом. Боги наделяются этими качествами благодаря спекуляции

иэтическому пафосу вдохновенных пророков, и обрел их из всех богов без оглядки на последствия только Бог иудейских пророков, ставший также Богом христиан и мусульман. Не все этические концепции Бога вели к та­ ким результатам и, вообще, к этическому монотеизму, и не всегда прибли­ жение к монотеизму связано с усилением этического содержания концеп­ ции Бога, а уж тем более не всякая религиозная этика ведет к концепции надмирного Бога, создавшего из небытия мир, которым он лично правит. Однако каждое специфически этическое пророчество, для легитимации которого необходим возвышающийся над миром и обладающий атрибу­ тами высшей власти Бог, обычно связано с рационализацией идеи Бога в данном направлении. Эта возвышенность может быть разной по смыслу

ихарактеру, что определяется частью твердо укоренившимися метафизи­ ческими представлениями, частью конкретными этическими интересами пророка. Однако чем более она приближается к концепции единого над­ мирного Бога, тем острее встает вопрос, как согласовать безмерную власть такого Бога с фактическим несовершенством мира, который он создал и которым правит. Возникающая в результате проблема теодицеи ставится

вдревнеегипетской литературе, в Книге Иова и у Эсхила, хотя каждый раз в особом аспекте. Она же сказывается во всей индийской религии, преломля­ ясь в соответствии с особыми предпосылками последней: ведь и наполнен­ ный смыслом, безличный, возвышающийся над богами миропорядок тоже сталкивается с проблемой несовершенства. В том или ином варианте дан­ ная проблема всегда принадлежит к числу основ, определяющих развитие религии и потребность в спасении. В ходе недавнего опроса тысячи немец­ ких рабочих объясняли неприемлемость для них идеи Бога не естественно­

научными доводами, а несовместимостью божественного провидения с не­ справедливостью и несовершенством социального порядка89.

Проблема теодицеи решается по-разному, и эти решения тесно связа­ ны с характером концепции Бога и идеи греха и спасения. Попробуем вы­ делить возможно более рациональные чистые ТИПЫ.

В случае мессианских эсхатологии справедливое воздаяние может быть обещано в будущем уже в этом, посюстороннем, мире. Тогда эсхатологи-

89 Вебер имеет в виду опрос, проведенный Адольфом Левенштайном. Результаты опроса были опубликованы в книге: Levenstein Α. Die Arbeiterfrage. Mit besonderer Be­

rücksichtigung der sozialpsychologischen Sete des modernen Großbetriebs und psycho-physi- schen Einwirkungen auf die Arbeiter. München: Ernst Reinhardt, 1912. S. 326-353.

180

Глава 4. Социология религии (типы религиозных общностей)

ческий процесс сводится к политическому и социальному преобразова­ нию в этом мире: скоро, или позднее, или когда-нибудь явится могучий герой или Бог и даст своим сторонникам такое положение в мире, которое они заслуживают. Страдания нынешнего поколения — следствие фехов их предков, за которые Бог заставляет отвечать потомков, подобно тому как в случае кровной мести мститель преследует весь род или как папа Григо­ рий VII отлучал от церкви род виновного до седьмого колена. И наоборот, быть может, только потомки благочестивого человека — как раз по причи­ не его благочестия — увидят царство Мессии. Возможный вынужденный отказ от собственного спасения не казался чем-то неприемлемым. Забота о детях — органически присущее человеку стремление, ведущее его за преде­ лы личных интересов, в мир, лежащий «по ту сторону», по крайней мере, его собственной смерти. Ныне живущим положено быть примером в ис­ полнении Божьих заповедей, чтобы, во-первых, благодаря Божьему благо­ волению обрести оптимум жизненных шансов для самих себя, во-вторых, заручиться правом на царство благодати для своих потомков. Грех — это нарушение верности Богу, мятежный отказ от божественных обетовании. Желание и самому войти в царство мессии усугубляет положение. Силь­ нейшее религиозное возбуждение охватывает народ, когда кажется, что близко осуществление Царства Божьего здесь, на земле. Вновь и вновь вы­ ступают пророки, возвещающие его приход. Но если он надолго отклады­ вается, неминуем возврат к поиску утешения в надеждах на потустороннее блаженство.

Представление о потустороннем мире в зародыше появляется в магии при возникновении веры в существование души. Однако существование душ умерших необязательно требует существования особого царства мерт­ вых. Скорее, были распространены представления о том, что души умер­ ших воплощаются в определенных животных и растениях в соответствии со стилем жизни и смерти, родом и статусом умершего. Эти представления — источник веры в переселение душ. Вера в царство мертвых, местонахожде­ ние которого мыслится сначала в каком-то геофафически определенном отдаленном месте, потом — под землей или в небесах, никоим образом не означает, что души там обязательно живут вечно. Души могут или быть насильственно уничтожены, или погибнуть из-за того, что не приносятся жертвы богам, или просто умереть (по-видимому, древнекитайское пред­ ставление). Озабоченность своей посмертной судьбой возникает — соглас­ но закону предельной полезности — обычно там, где важнейшие земные потребности удовлетворены, и поэтому ограничивается сначала кругом имущих и знати. Только они — а иногда, вообще, лишь вожди и священ­ нослужители, но никак не бедняки, и редко женщины — могут обеспечить свое потустороннее существование, часто идя при этом на неимоверные траты. Главным образом их пример способствует общей озабоченности по­ тусторонней жизнью. О «воздаянии» в мире ином речь не идет. Там, где

181

Хозяйство и общество. Общности

идея воздаяния появляется, она сводится к представлению о том, что на­ рушение правил ритуала влечет за собой неблагоприятные последствия. Так, например, еще в священном праве Индии нарушителя кастового табу ждут муки ада. Только когда представление о Боге наделяется этическим содержанием, Бог начинает распоряжаться судьбами в потустороннем мире, исходя из моральных предпосылок. Деление на рай и ад необяза­ тельно появляется одновременно с идеей потустороннего мира, оно есть продукт относительно поздней стадии развития. Чем сильнее становится надежда на потустороннюю жизнь, тем больше проблема принципиально­ го отношения Бога к миру и его несовершенству выдвигается на передний план. Тогда посюсторонняя жизнь начинает рассматриваться как времен­ ная форма существования по отношению к потусторонней, и укореняется мысль о том, что если Бог создал мир из ничего и этот мир преходящ, а сам Творец привержен потусторонним целям и ценностям, то посюсторонние действия человека определяют его судьбу в мире ином. Иногда надежда на потусторонний мир переворачивает — согласно формуле «последние станут первыми» — исконное представление, будто загробное существование — забота только богатых и знатных. Эта мысль редко проводится последова­ тельно и однозначно даже в религиозных представлениях народов-париев. Однако, например, в древней иудейской этике она играла важную роль. Вообще, воззрение, согласно которому страдание, прежде всего страдание добровольное, смягчает божество и улучшает шансы в потусторонней жиз­ ни, обнаруживается в самых разных религиозных контекстах, например, в испытаниях мужества в героической аскезе или в магической практике самоумерщвления, и включается в разные концепции ожиданий в мире ином. Но, как правило, особенно в религиях, пользующихся влиянием в го­ сподствующих слоях, бытует представление, согласно которому в потусто­ роннем мире сословные различия не останутся без внимания, поскольку все сословия — вплоть до «блаженных» христианских монархов — угодны Господу. Однако специфически этическим представлением является идея «воздаяния» за вполне конкретные праведные и неправедные дела, которое происходит путем суда над мертвыми, в результате чего эсхатологический процесс превращается в универсальный Судный день. Тогда грех мыслится как crimen, т.е. преступление, которое может быть подведено под пункты рациональной казуистики и подлежит искуплению в этом или ином мире, чтобы человек в конечном счете мог предстать оправданным перед Судьей мертвых. Награды и кары должны быть проградуированы в соответствии с масштабом заслуг и прегрешений (как это сделано у Данте90), они, сле­ довательно, не могут быть вечными. Однако по причине неясности и не­ определенности шансов человека в потустороннем существовании по срав­ нению с реальностью земной жизни пророки и священнослужители почти

В первой части «Божественной комедии».

182

Глава 4. Социология религии (типы религиозных общностей)

всегда считали невозможным отказ от идеи вечных мук; к тому же только таковые удовлетворяли потребность в мщении неверующим, мятежникам, безбожным грешникам, избежавшим кары на земле. Небо, ад и Страшный суд приобрели едва ли не универсальную значимость, в том числе и в таких религиях, сущности которых они первоначально были совершенно чуж­ ды, например в раннем буддизме. Но даже при введении «промежуточного царства» (Заратустра) или «чистилища», которые смягчают муки, превра­ щая их из вечных во временные, все равно трудно согласовать идею «на­ казания» людей за их поступки с представлением об этическом и вместе с тем всемогущем, а следовательно, в конечном счете и ответственном за эти поступки Творце мира. И чем больше люди бились над неразрешимой проблемой всемогущества Бога и несовершенства созданного им мира, тем неизбежнее казался вывод о неизмеримой этической дистанции между по­ тусторонним Богом и постоянно пребывающим в грехе человеком. В ко­ нечном счете осталось только одно решение, к которому приблизился в безграничности своей веры во всемогущего Творца уже автор Книги Иова: мыслить Бога по ту сторону этических притязаний его креатур, его реше­ ния считать настолько непостижимыми для человека, а его могущество настолько безграничным, что применение критериев человеческой спра­ ведливости к его делам станет невозможным. Тогда проблема теодицеи ис­ чезает сама собой как таковая. Именно так мыслили Аллаха его пылкие

сторонники, таков же dem absconditus в понимании виртуозов христианско­ го благочестия. Суверенное, полностью непостижимое и — как следствие всеведения — от века существующее, свободное решение Бога определило судьбу людей как на земле, так и после смерти. Детерминированность зем­ ной и предопределенность потусторонней судьбы установлены извечно. Проклятые могут сетовать на то, что их судьба предопределена в ее грехов­ ности, с тем же основанием, с каким животные могли бы жаловаться на то, что Бог не создал их людьми (именно так формулируется в кальвиниз­ ме). Смысл этического поведения, следовательно, не в том, что оно улуч­ шает шансы человека в этом или ином мире, смысл — в его практическопсихологических последствиях, которые иногда даже более важны: оно есть симптом персонального уровня благодати, установленного божественным решением. Именно абсолютная суверенность Бога вызывает обусловлен­ ное практическим религиозным интересом желание хоть разок заглянуть в его карты, ведь узнать свою судьбу в потустороннем мире — элементарная потребность каждого человека. Поэтому наряду со склонностью видеть в Боге всемогущего господина своих творений существует желание видеть и интерпретировать повсюду божественное провидение, личное вмешатель­ ство Бога в дела мира. Вера в провидение есть последовательная рациона­ лизация магической дивинации, с которой она связана и которую именно поэтому принципиально стремится по возможности обесценить. Невоз­ можно найти другую идею религиозного отношения, которая 1) как в тео-

183

Хозяйство и общество. Общности

рии, так и на практике столь радикально противостояла бы магии, как эта вера, господствующая в великих теистических религиях Передней Азии и Запада, в которой 2) сущность божественного столь ярко проявлялась бы в активном «деянии», в личном, провиденциальном управлении миром, и в которой 3) свободный дар божественной благодати и потребность Божьих творений в этой благодати, а также 4) невероятная отдаленность всего ру­ котворного от Бога и поэтому предосудительность всякого «обожествления рукотворного» как святотатства утвердились бы столь прочно. Именно по­ тому, что в этой вере нет практического решения проблемы теодицеи, в ней сокрыто величайшее напряжение между миром и Богом, долженство­ ванием и бытием.

Систематически продуманное решение проблемы несовершенства ми­ ра дают, кроме учения о предопределении, еще два вида религиозных пред­ ставлений. Это прежде всего дуализм, характерный для зороастризма на поздней стадии его развития, а также — более или менее последовательно — для верований народов Передней Азии, находившихся большей частью под влиянием зороастризма, в частности в поздних формах вавилонской рели­ гии (под воздействием также иудейской и христианской религий), в мандеизме, в гностицизме и великих концепциях манихейства, которое к концу III тысячелетия и в античном Средиземноморье, казалось, было близко к борьбе за мировое господство. Согласно дуализму, Бог не всемогущ и мир не есть его творение из ничего. Несправедливость, нечестивость, грех, т.е. все то, из чего сложилась проблема теодицеи, являются следствием замутнения ясности и чистоты великих и добрых богов в результате воздействия независимой от них власти тьмы и (что с нею отождествляется) нечистой материи, давшей сатанинской силе власть над миром и возникшей либо в силу первородного греха людей или ангелов, либо (как у ряда гностиков) из-за неполноценности младшего творца мира (Иеговы или «демиурга»). Конечная победа богов света в происходящей борьбе обычно — и в нару­ шение последовательного дуализма — считается несомненной. Наполнен­ ный страданиями, но неотвратимый мировой процесс представляет собой постепенное высвобождение света из нечистой материи. Представление о последней битве содержит мощный эсхатологический пафос. Естествен­ ным следствием таких концепций должно быть аристократическое чувство превосходства чистых и избранных. Концепция зла, которая при наличии всемогущего Бога всегда предполагает тенденцию чисто этического пово­ рота, может принять здесь прямо спиритуалистский характер, ибо чело­ век не противостоит как тварь абсолютному всемогуществу, а причастен к царству света, последний же почти неизбежно отождествляется с самым чистым в природе человека — с духовным, тогда как тьма — с тем, что под­ вержено искушениям, — с физическим, плотским. Таким образом, эта концепция легко связывается с идеей «нечистого» в табуистической эти­ ке. Зло выступает как загрязнение, а грех толкуется на манер магических

184

Глава 4. Социология религии (типы религиозных общностей)

злоупотреблений как достойное презрения, грязное и постыдное падение из царства чистоты и ясности в царство мрака и смешения. Почти во всех этических религиях есть, хотя и не признаваемые открыто, ограничения божественного могущества в духе дуалистического мышления.

Формально самое полное решение проблемы теодицеи дает индийское учение о карме, так называемая вера в переселение душ. Мир — это бес­ пробельный космос этического воздаяния. Вина и заслуга в этой жизни получают непременное воздаяние в будущих жизнях, бесконечное чис­ ло которых неизменно возрождающаяся душа переживет, воплощаясь в животных, людей или даже богов. Этические заслуги в этой жизни могут привести к возрождению на небесах, но всегда только на время, пока не исчерпан счет заслуг. Конечность земной жизни — также следствие конеч­ ности добрых и злых дел в предыдущей жизни души, а страдания, пред­ ставляющиеся с точки зрения воздаяния несправедливыми, — это наказа­ ние за грехи в прежней жизни. Человек в полном смысле слова сам создает свою судьбу. Вера в переселение душ во многом близка анимистическим представлениям о переходе духов умерших в объекты природы. Она рацио­ нализирует эти представления и вместе с ними весь космос в свете чисто этических принципов. Естественная каузальность нашего привычного мышления заменяется универсальным механизмом воздаяния, в котором никогда не теряется ни одно этически значимое действие. Догматическая последовательность данной доктрины состоит в том, что здесь совершен­ но отсутствует и немыслим всемогущий Бог, вмешивающийся в действия этого механизма: непреходящий мировой процесс автоматически решает поставленные перед ним этические задачи. Это законное следствие учения о вечном мировом порядке, которому подчиняются также и боги, в отли­ чие от учения о лично правящем надмирном Боге, которое порождает идею предопределения. При наиболее последовательном развитии этой идеи, как это было в древнем буддизме, полностью устраняется и «душа». Су­ ществуют лишь единичные, связанные с иллюзорным «я», добрые и злые поступки, значимые для механизма кармы. В свою очередь, все поступки суть продукт вечной безнадежной борьбы имеющей форму и уже в силу этого преходящей жизни за собственное существование; они суть продукт «жажды жизни», которая порождает как надежды на потустороннее суще­ ствование, так и страсть к наслаждениям в этом мире и, будучи неистреби­ мой основой индивидуации, все время, пока длится, создает жизнь и новые рождения. Греха, строго говоря, не существует, есть только проступки в от­ ношении собственного интереса, который, будучи правильно понятым, со­ стоит в том, чтобы вырваться из этого бесконечного «колеса» или, по край­ ней мере, избежать нового рождения в еще более тягостную жизнь. Смысл этического поведения может состоять либо — при скромных притязаниях — в улучшении шансов в новых рождениях в будущем, либо — если задаться целью завершить бессмысленную борьбу за существование — в выходе из

185