- •Феноменология и социальные науки*
- •Примечания
- •I. Понятие человека у Шелера
- •II. Понятие Личности у Шелера
- •III. Теория интерсубъективности Шелера а) Круг проблем
- •Б) Умозаключение и эмпатия
- •IV. Критические замечания
- •V. Всеобщий тезис альтер эго и его временная структура
- •VI. Восприятие альтер эго
- •VI. Проблема перспектив, ее связь с интерсубъективностью
- •Примечания
- •Релевантности*
- •Глава 1 Вводные замечания1
- •Глава 2
- •Г. Интерпретативная релевантность
- •Глава 3 Взаимозависимость систем релевантности49
- •А. Привычное обладание знанием
- •Д. Запас наличного знания
- •Ж. Недостатки данного изложения; отношение к последующим проблемам
- •Глава 4
- •Г. Единицы смыслового контекста
- •Глава 5 Затруднения в процессе отложения (знания)119
- •А. Исчезновение темы
- •Б. Временно прерванный процесс
- •В. Возобновление процесса
- •Глава 6
- •А. Измерения жизненного мира151
- •Глава 7 Биографическая ситуация178
- •В. «Здесь» (hic) и «Там» (illic)
- •Д. Временнáя структура
- •Примечания
- •I. Реальность мира повседневной жизни
- •II. Множественные реальности и их конституирование
- •III. Различные миры фантазмов
- •IV. Мир сновидений
- •V. Мир научной теории
- •Примечания
- •I. Вводные замечания
- •1. Некоторые спорные положения в нынешней дискуссии о знаках и символах
- •2. План дальнейшего исследования
- •II. Аппрезентация как общая форма знаковых и символических отношений
- •1. Гуссерлевское понятие аппрезентации
- •2. Различные порядки, включенные в аппрезентативную ситуацию
- •3. Теория сосуществующих порядков Бергсона
- •4. Применение теории Бергсона к некоторым спорным мнениям относительно знаков и символов
- •5. Принципы, управляющие структурными изменениями аппрезентативных отношений
- •III. Мир в моей досягаемости и его измерения, метки и индикации
- •1. Мир в моей реальной и потенциальной досягаемости и сфера манипулирования
- •2. Метки
- •3. Индикации
- •IV. Интерсубъективный мир и его аппрезентативные отношения: Знаки
- •1. Мир повседневной жизни с самого начала есть мир интерсубъективный
- •2) Само наше знание чужого сознания базируется на аппрезентативных соотнесениях
- •3. Всеобщий тезис взаимности перспектив37
- •4. Трансцендентность мира другого
- •5. Схватывающее понимание, манифестация, знаки, коммуникация
- •Б) Манифестация
- •В) Типы знаков
- •V. Трансцендентность Природы и Общества: Символы
- •1. Опыт этой трансцендентности
- •2. Символизация а) Определение
- •Б) Генезис символической аппрезентации
- •VI. О множественных реальностях
- •1. Подмиры Уильяма Джемса; конечные области значения
- •2. Верховная реальность
- •3. Определение символа: переформулировка
- •4. Переход из верховной реальности в другие конечные области значения, переживаемый посредством шока65
- •5. Понятие конечных областей значения: пояснение на примере символов науки и поэзии
- •VII. Символ и общество
- •1. Зависимость аппрезентативных соотнесений от социальной среды
- •2. Символическая аппрезентация общества
- •VIII. Заключительные замечания
- •Примечания
В) Типы знаков
В великолепной книге «Der Aufbau der Sprache»39 Бруно Шнелль разработал теорию о трех базисных формах телесных движений, которые, с его точки зрения, находят проявление в различного рода звуках, словах, морфологических элементах, синтаксическом строении западных языков, формах литературы и даже в типах философии. Он различает целенаправленные, выразительные и подражательные движения (Zweck-, Ausdrucks- und Nachahmungsbewegungen). Первая категория движений (целенаправленные) может включать такие жесты, как кивание головой, указывание, подманивание, а также говорение; вторую категорию движений (выразительные) образуют внешние проявления внутренних переживаний, первоначально лишенные целенаправленности; некоторым жестам придает их выразительную значимость пространственно-временная дифференциация движений в параметрах высокого и низкого, широкого и узкого, быстрого и медленного; третья категория движений – подражательный жест – имитирует или репрезентирует другое существо, с которым действующий себя отождествляет. Примером тому служат танцы животных и плодородия, хорошо известные антропологу40. Шнелль также отмечает, что чистый целенаправленный жест обнаруживает в себе выразительные характеристики, например, в высоте и быстроте голоса в разговоре, и что все три типа жеста могут использоваться в коммуникативных целях (например, выразительные жесты актером на сцене, а подражательные – пародистом). С точки зрения Шнелля, целенаправленный жест показывает, чего исполнитель хочет, выразительный – что он чувствует, а подражательный – что он собой представляет или за кого он себя выдает.
Выразительные и подражательные жесты (или, в нашей терминологии, знаки) особенно важны тем, что дают основу для образования высших аппрезентативных форм, а именно, символов. Коммуникация как таковая базируется, в первую очередь, на целенаправленных знаках, поскольку коммуника-
тор намерен если уж не заставить адресата отреагировать каким-то определенным образом, то, по крайней мере, дать ему себя понять. Однако для того чтобы коммуникация стала возможна, должны быть выполнены некоторые требования.
г) Коммуникация в собственном смысле слова
1) Знак, используемый в коммуникации, это всегда знак, адресованный индивидуальному или анонимному интерпретатору. Он рождается в реальной сфере манипулирования коммуникатора; интерпретатор, в свою очередь, схватывает его как объект, факт или событие в мире, находящемся в его досягаемости. Однако к этой ситуации применимы названные выше (в пункте а, 1–3) условия. Следовательно, нет необходимости в том, чтобы мир, находящийся в досягаемости интерпретатора, пространственно пересекался со сферой манипулирования коммуникатора (телефон, телевидение), чтобы производство знака и его интерпретация происходили одновременно (египетский папирус, памятники) и чтобы интерпретатор схватывал тот же физический объект или событие, которые коммуникатор использовал как носитель сообщения (принцип относительной нерелевантности средства). В более сложных случаях коммуникации, которые мы не можем здесь изучить, в коммуникативный процесс, который помещается между первоначальным коммуникатором и интерпретатором, может быть введено сколь угодно многое число людей или механических приспособлений. Самое важное для того, о чем мы далее будем вести речь, – четко понять, что коммуникация при любых обстоятельствах требует событий во внешнем мире производимых коммуникатором, и событий во внешнем мире, могущих быть схваченными интерпретатором. Иначе говоря, коммуникация может происходить только в реальности внешнего мира, и это одна из главных причин того, почему этот мир, как мы очень скоро увидим, имеет характер верховной реальности. Даже голоса, которые будто бы слышит шизофреник, галлюцинируются им как голоса и, следовательно, соотносятся с событиями во внешнем мире.
2) Знак, используемый в коммуникации, всегда заблаговременно интерпретируется коммуникатором с точки зрения его ожидаемой интерпретации адресатом. Чтобы быть понятым, коммуникатор должен, прежде чем произвести знак, предусмотреть апперцептивную, аппрезентативную и референциаль-
490
491
ную схемы, под которые тот будет подведен интерпретатором. Следовательно, коммуникатор должен, образно говоря, отрепетировать ожидаемую интерпретацию и установить такой контекст между своими когитациями и коммуникативным знаком, чтобы интерпретатор, руководствуясь аппре-зентативной схемой, которую он к последнему применит, распознал первые как элемент соответствующей референци-альной схемы. Однако этот контекст, как мы увидели (параграф II, пункт 2-г этой статьи), есть не что иное, как сама интерпретативная схема. Иначе говоря, коммуникация предполагает, что интерпретативная схема, которую коммуникатор связывает, а интерпретатор свяжет с произведенным коммуникативным знаком, будет в существенных чертах одной и той же.
Выделенное курсивом уточнение очень важно. Строго говоря, полная тождественность обеих интерпретативных схем – коммуникатора и интерпретатора – невозможна, по крайней мере, в обыденном мире повседневной жизни. Интерпретационная схема в значительной степени определяется биографической ситуацией и проистекающей из нее системой релевантностей. Даже если бы биографические ситуации коммуникатора и интерпретатора ничем другим не отличались, то и тогда, по крайней мере, «Здесь» каждого из них было бы для другого «Там». Уже один этот факт ставит непреодолимые преграды для полностью успешной, в идеальном смысле, коммуникации. При этом коммуникация, разумеется, может быть и действительно бывает в высокой степени успешной для многих благих и полезных целей и может достигать оптимума в высоко формализованных и стандартизированных языках, таких, как техническая терминология. Эти соображения, казалось бы, в основном сугубо теоретические, имеют важные практические следствия: успешная коммуникация возможна лишь между лицами, социальными группами, нациями и т.д., которые разделяют в существенных чертах схожую систему релевантностей. Чем больше различий между их системами релевантностей, тем меньше шансов достичь успеха в коммуникации. Полное расхождение систем релевантностей делает установление универсума дискурса совершенно невозможным.
Чтобы быть успешным, любой коммуникативный процесс должен, следовательно, заключать в себе некоторый набор общих абстракций или стандартизаций. В пункте 3-б это-
го параграфа мы упомянули идеализацию совпадения системы релевантностей, которая приводит к замещению мыслительных объектов частного опыта типизирующими конструктами публичных объектов мышления. Типизация и есть та форма абстракции, которая приводит к более или менее стандартизированной, хотя и более или менее расплывчатой, концептуализации обыденного мышления и к неизбежной двусмысленности слов обыденного языка. И все потому, что наш опыт, даже в той сфере, которую Гуссерль называет допредикативной, с самого начала организуется как подведение под определенные типы. Маленький ребенок, изучающий родной язык, уже с малых лет способен опознавать животное как собаку, птицу или рыбу, тот или иной элемент своего окружения – как камень, дерево или гору, предмет меблировки – как стол или стул. Однако стоит взглянуть в словарь, как оказывается, что эти термины труднее всего определимы в обыденном языке. Большинство коммуникативных знаков – языковые знаки, а стало быть, требуемая для достаточной стандартизации типизация предоставляется словарным запасом и синтаксической структурой обыденного родного языка. К этой проблеме мы позднее еще вернемся.
д) Языковая, изобразительная, выразительная и подражательная презентации
Структура языка как набора знаков, сочетающихся друг с другом по правилам синтаксиса, выполняемая им функция средства дискурсивного (пропозиционального) мышления, его способность не только именовать вещи, но и выражать связи между ними, не только строить пропозиции, но и формулировать связи между пропозициями, – все это настолько тщательно и широко описано в литературе последнего времени, что для решения нашей задачи нет необходимости углубляться в эту тему.
Здесь нам бы хотелось лишь указать, что в сущности языка заложено то, что любая нормальная языковая коммуникация заключает в себе временной процесс; речь выстраивается из предложений, предложение – из последовательной артикуляции следующих друг за другом элементов (как говорит Гуссерль, политетически41), тогда как смысл предложения или речи может проектироваться говорящим и схватываться слушателем в одном луче (монотетически). Поток артикулирования
492
493
когитаций говорящим, стало быть, одновременен внешнему событию произведения звуков речи, а восприятие последних слушателем происходит одновременно с пониманием им этих когитаций. Следовательно, речь есть один из интерсубъективных временных процессов – наряду с совместным сотворением музыки, совместным танцем, совместным любовным ухаживанием, – посредством которых два потока внутреннего времени (говорящего и слушающего) становятся синхронными друг с другом и оба они – синхронными с событием во внешнем времени. Прочитывание письменного сообщения устанавливает в таком же смысле квазиодновременность событий во внутреннем времени автора и внутреннем времени читателя.
Визуальные презентации, в свою очередь, как верно показала г-жа Лангер42, структурно отличаются своим недискурсивным характером. Они не собираются из элементов, имеющих самостоятельное значение; т.е. у них нет словаря. Их нельзя определить через другие знаки так, как это можно сделать с дискурсивными знаками. Их первоочередная функция – концептуализация потока ощущений. Г-жа Лангер усматривает аппрезентативную связь изобразительной презентации в том, что соотношение частей, их положение и относительные размеры соответствуют нашему представлению об изображенном объекте. Именно поэтому мы узнаём один и тот же дом на фотографии, рисунке, в карандашном наброске, в чертеже архитектора и в техническом плане строителя. С точки зрения Гуссерля43, особенность изображения (в противоположность всем другим знакам) состоит в том, что изображение связано с изображаемой вещью подобием, тогда как большинство других знаков (если не брать, например, звукоподражание) не имеют общего содержания с тем, что обозначается. (Отсюда многие авторы делают акцент на «произвольности» языковых знаков.) Тем не менее, аппрезентативная связь присутствует и в изобразительных презентациях, хотя иногда при довольно сложном способе взаимосвязи между уровнями. Например, глядя на картину Дюрера «Всадник, смерть и дьявол», мы, прежде всего, различаем – как мы сказали бы, в апперцептивной схеме – оттиск как таковой, вот эту самую вещь формата portfolio; во-вторых, оставаясь все еще в апперцептивной схеме, мы различаем черные линии на бумаге как небольшие нецветные фигуры; в-третьих, эти фигуры аппрезентируются как «рисованные реалии», явленные в этом изображении, как «ры-
царь во плоти», которого, как говорит Гуссерль, мы сознаем в его квазибытии, которое есть «нейтральная модификация» бытия44. На этом Гуссерль останавливается, однако мы можем и должны проследить аппрезентативный процесс дальше. Эти три фигуры – рыцарь, смерть и дьявол, – аппрезентированные в нейтральной модификации их квазибытия, аппрезентируют, в свою очередь, так сказать, в аппрезентации второго порядка, некий смысловой контекст, и именно этот смысл Дюрер, прежде всего, хотел передать зрителю: рыцарь, пребывающий между смертью и дьяволом, чему-то нас учит, и это что-то имеет отношение к основам человеческого существования как существования между двумя сверхъестественными силами. Это символическая аппрезентация, и к ней мы еще вернемся в следующем параграфе.
Коммуникация посредством выразительных и подражательных жестов до сих пор не привлекла того внимания исследователей семантики, которого она заслуживает. Примерами первых служат жесты приветствия, проявления почтительности, демонстрации одобрения и неодобрения, жесты покорности, отдания почестей и т.п. Вторые сочетают в себе качества изобразительной презентации (а именно, сходство с изображаемым объектом) и временную структуру речи. Может развиться даже своего рода миметический словарь, как это, например, имеет место в крайне стандартизированном применении веера танцором японского театра кабуки.
е) Мир в пределах досягаемости и мир повседневной жизни
Главная идея настоящей статьи состоит в том, что аппрезента-тивные соотнесения являются средствами приспособления к различного рода трансцендентным переживаниям. В пункте (4) этого параграфа мы кратко охарактеризовали трансценди-рующую природу моих переживаний другого и его мира. Наш анализ различных форм знаков и коммуникации показал, что аппрезентативные соотнесения, описываемые этими терминами, опять-таки, выполняют функцию преодоления трансцендентного переживания, а именно: переживания другого и его мира. Благодаря использованию знаков коммуникативная система позволяет мне в некоторой степени сознавать когита-ции другого и при особых условиях даже приводить поток моего внутреннего времени в совершенную одновременность с его потоком. Однако, как мы увидели, полностью успешная
494
495
коммуникация при всем при том не достижима. Остается еще недоступная зона частной жизни другого, трансцендирующая за пределы моего возможного опыта.
Обыденный праксис повседневной жизни, между тем, разрешает эту проблему в такой степени, что почти для всех благих и полезных целей мы можем войти в коммуникацию с нашими собратьями и наладить отношения с ними. Как мы уже вкратце упоминали, это возможно лишь при условии, что коммуникативный процесс базируется на некотором наборе типи-заций, абстракций и стандартизаций, и мы указали на основополагающую роль родного языка в установлении этого базиса. В следующем параграфе (VII) настоящей статьи эта тема будет освещена подробнее. Пока же мы хотим прояснить некоторые из основных черт, просто принимаемых обыденным мышлением повседневной жизни на веру, на которых основана возможность коммуникации. В некотором смысле, они являются конкретизацией всеобщего тезиса взаимности перспектив, проанализированного в п. 3 этого параграфа.
Термин «принимаемый как данность», или «принимаемый на веру», который мы ранее использовали, следует, вероятно, определить. Он означает принятие до последующего уведомления нашего знания некоторых состояний дел как несомненно достоверного. Разумеется, то, что до сих пор казалось несомненным, в любой момент может быть поставлено под сомнение. Обыденное мышление просто принимает как данность – до тех пор, пока факты этому не противоречат, – не только мир физических объектов, но и социокультурный мир, в который мы родились и в котором мы стареем. Этот мир повседневной жизни поистине есть не подвергаемая сомнению, но всегда могущая быть поставленной под сомнение матрица, в которой берут начало и находят конец все наши исследования. Дьюи45 увидел это со всей ясностью, описывая процесс исследования как задачу контролируемого или направляемого преобразования неопределенных ситуаций, встречающихся или возникающих в этой матрице, в «надежную определенность».
Вернемся к нашей конкретной проблеме. Я принимаю на веру (до тех пор, пока факты этому не противоречат) не только телесное существование моего собрата, но и то, что его сознательная жизнь имеет в основе своей ту же структуру, что и моя, и что благодаря аппрезентативным соотнесениям я до известной степени могу воспринять в аналоговой апперцепции
когитации моего собрата (например, мотивы, руководящие его действиями), как и он может воспринять мои. Более того, я принимаю как данность, что некоторые объекты, факты и события в нашей общей социальной среде имеют для него такие же аппрезентативные значимости, что и для меня, – значимости, трансформирующие вещи внешнего мира в так называемые культурные объекты.
До тех пор, пока это не опровергнуто, я принимаю как данность, что различные апперцептивные, аппрезентативные, рефе-ренциальные и контекстуальные схемы, принятые и одобренные как типически релевантные моим социальным окружением, релевантны также для моей собственной уникальной биографической ситуации и биографической ситуации моего собрата в мире повседневной жизни. Это означает:
а) в отношении апперцептивной схемы: что обычным образом нашей апперцепцией объектов, фактов или событий внешне го мира руководит система типических релевантностей, преоб ладающая в нашей социальной среде, и что конкретный мотив должен рождаться в личной биографической ситуации каждо го из нас, тем самым пробуждая наш интерес к уникальности, нетипичности конкретного объекта, факта или события, или его особым аспектам;
б) в отношении аппрезентативной схемы: что мы оба, мой собрат и я, принимаем как данность типичный способ, по средством которого в нашей социокультурной среде непосред ственно апперцептируемые объекты, факты или события внешнего мира схватываются не как «самоданности», но ап- презентативно, как обозначающие что-то другое, как «пробуж дающие», «вызывающие» или «стимулирующие» аппрезента- тивные соотнесения;
в) в отношении интерпретативной схемы: что в коммуника ции другой (как коммуникатор или адресат) будет применять к аппрезентативным соотнесениям, содержащимся в сообще ниях, ту же аппрезентативную схему, что и я. Например, если коммуникация протекает при посредстве обычного родного языка, я принимаю как данность, что другие, выражающие себя в этой идиоме, имеют в виду в употребляемых ими язы ковых выражениях в существенных чертах то же самое, что понимаю в них я, и vice versa.
Поскольку термин «мир повседневной жизни», или «реальность повседневной жизни», обозначает не только мир природы, переживаемый мною, но и социокультурный мир, в котором
496
497
я живу, становится ясно, что этот мир не совпадает с миром внешних объектов, фактов и событий. Разумеется, он включает в себя внешние объекты, факты и события, которые находятся в моей реальной досягаемости, а также в нескольких зонах моей потенциальной досягаемости (в том числе и находящиеся в реальной и потенциальной досягаемости моего собрата). Однако, вдобавок к тому, он включает все аппре-зентативные функции таких объектов, фактов или событий, трансформирующих вещи в культурные объекты, человеческие тела – в собратьев, их телесные движения – в действия, или значащие жесты, звуковые волны – в речь, и т.д. Таким образом, мир повседневной жизни насквозь пропитан аппре-зентативными соотнесениями, которые просто принимаются на веру и среди которых я осуществляю мои практические действия – мою работу – как мы ранее ее назвали46 , – в рамках обыденного мышления. Все эти аппрезентативные соотнесения принадлежат к конечной смысловой области, называемой реальностью повседневной жизни. Тем не менее, не следует ничего менять в нашем тезисе, что все аппрезентатив-ные соотнесения суть средства приспособления к переживаниям трансценденций. Это мы как раз и попытались показать применительно к изученным до сих пор аппрезентативным соотнесениям, а именно, меткам, индикациям и знакам. Все трансценденции, приспособиться к которым они помогали, принадлежат тому, что мы только что описали как реальность повседневной жизни. Как трансценденции – моего действительного Здесь и Сейчас, Другого, мира Другого и т.д. – они все еще были имманентны обыденному миру моей повседневной жизни, со-конституируя ту ситуацию, в которой я нахожусь в этом мире.
Однако есть такие переживания, которые трансцендируют за пределы конечной смысловой области мира повседневной жизни и соотносятся с другими конечными областями значения, другими реальностями, или, если воспользоваться термином, введенным Уильямом Джемсом47, другими подмирами, такими, как миры научной теории, искусств, религии, политики, фантазмов и сновидений. И, опять-таки, есть группа апп-резентативных соотнесений, называемых символами, с помощью которых человек пытается схватить эти трансцендентные феномены подобно тому, как он схватывает наш чувственно воспринимаемый мир. Обратимся же к изучению этих символов и проблемы множественных реальностей.