+ Проблемы криминологии. Курс лекций

81

маторского времени: «Просвещение – это выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находился по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого»118. При этом Кант пояснял, что собственная вина человека заключается в том, что ему недостаёт не рассудка, а решимости и мужества пользоваться рассудком самостоятельно. В этой основополагающей идее он видел девиз Просвещения: «Sape aude! – Имей мужество пользоваться собственным рассудком!»119.

Единственным условием для реализации этого акта мужества (преобразования образа мышления) Кант определял свободу, прежде всего, свободу суждения, обеспечение права на которую он ставил задачей нового, просвещённого общества и во всяком ограничении свободы видел главное преступление перед человечеством.

В связи с этим Кант уделяет особое внимание религии, которая, по его убеждению, является примером вопиющего ограничения свободы самостоятельного суждения, он считал, что «несовершеннолетие в делах религии не только наиболее вредное, но и наиболее позорное»120. Кант поощряет главу государства, способствующего просвещению в делах религии, и в том, что государь понимает необходимость подданных пользоваться свободой мысли относительно «лучшего составления законодательства и откровенно критиковать уже существующее законодательство»121.

Но вместе с тем свобода не представляется Канту безусловной, безграничной, и он находит необходимым некоторое ограничение свободы. «Большая степень гражданской свободы (надо полагать, частной сферы жизни человека – авт.) имеет, кажется, преимущество перед свободой духа народа, однако ставит этой последней непреодолимые преграды, – утверждал Кант. –

118 Кант И. Ответ на вопрос: что такое Просвещение? // Кант И. Сочинения: в шести томах. Т. 6. –М.: Мысль, 1966. – С. 26.

119Там же.

120Там же. – С. 33.

121Там же.

82

Наоборот, меньшая степень гражданских свобод даёт народному духу возможность развернуть свои способности»122.

В этом высказывании великий мыслитель выразил принцип правового принуждения, содержание которого он раскрыл позже в работе «Метафизика нравов». В части первой этой работы «Метафизические начала учения о праве» (вторая часть посвящена метафизике добродетели) мыслитель излагает ряд методологических положений учения о праве. Так, продолжая тему свободы, учёный рассматривает её как свойство моральной личности, или разумного существа, которое подчинено моральным законам, т. е. тем законам, которые она устанавливает для себя. Таким образом, то, что понимается под свободой, находится за пределами теоретического познания и, больше того, свобода выступает «как чисто негативный принцип спекулятивного разума»123, исключительно как негативное свойство (способность к произволу) личности.

Но эта свобода произвола субъекта, будучи согласно его максиму (принципу) совместима со свободами других субъектов, становится сообразной с общим для всех законом. Всё, что препятствует такой (сообразной с общим законом) свободе, является неправым, наносящим ущерб праву, и с этим связано правомочие права применять принуждение к тому, кто такой ущерб причиняет. И это принуждение возможно путём карающего закона, или карающего императива, т. е. категорического повеления, основанного на каре, или наказании. При этом определение наказания должно исходить из единственного принципа – справедливого равенства, «согласно которому суд склоняется в пользу одной стороны не более чем в пользу другой»124.

Согласно этому принципу, тот, кто убил, должен умереть. По Канту, «указанное равенство наказания… проявляется в том, что лишь посредством него смертный приговор выносится всем соразмерно с внутренней злостно-

122Там же. – С. 34–35.

123Кант И. Указ. соч. – С. 128.

124Там же. – С. 256.

83

стью преступника». И далее следует категорическое утверждение Канта: «Сколько есть преступников, совершивших убийство, или приказавших его совершить, или содействовавших ему, столько же должно умереть; этого требует справедливость как идея судебной власти»125.

В то время, как Ч. Беккариа полагал возможным применение смертной казни (вспомним) в двух случаях – когда преступник остаётся источником угрозы безопасности государства и когда смертная казнь является единственным средством удержать других от совершения преступлений, – Кант, критикуя маркиза, видит два случая, в которых виновного следовало бы не предавать смертной казни. Во-первых, в случае, когда преступление связано с защитой «чести пола» (убийство матерью новорождённого ребёнка) и когда убийство совершается в связи с защитой воинской чести (убийство на дуэли).

И ещё одно имя представляется необходимым назвать в числе ярких представителей классического направления интегративной теории преступления, с которым связывают идею дифференциации этой теории: видный немецкий учёный-криминалист, доктор философии и доктор права Пауль Иоганн Ансельм Фейербах (1775 – 1833), отец философа Людвига Фейербаха.

Автор большого количества произведений по уголовному праву. Одно из них – наиболее известный «Учебник общего действующего в Германии уголовного права» (1801). Он выдержал более десяти прижизненных изданий и был переведён на русский язык (Уголовное право. – СПб., 1810). Этот учебник многие годы являлся единственным учебником по уголовному праву в России.

Следует указать на то важное обстоятельство, что Фейербах в своём учебнике обращался и к российскому уголовному законодательству. Так, в «Предуведомлении», в котором представлено краткое изложение понятия, источников, вспомогательных наук и литературы по уголовному праву, автор раскрывает структуру уголовного права. Он выделяет, во-первых, «Всеобщее

125 Там же. – С. 257–258.

84

уголовное право, или Философию» (где даётся обоснование наказательного права); во-вторых, «Положительное уголовное право», в котором говорится «о действительных правах какого-либо особенного Государства («на примере России), кои на изданных наказательных законах основываются»126.

Далее автор указывает основные и вспомогательные источники общего уголовного права. К основным источникам он относил: 1) «философию наказательного права» и 2) «народные предписания общих и частных наказательных законов на примере настоящей России, приобретённых провинций Лифляндии, Польши и проч.».

И тут же в примечании указывает: «Станем ожидать общаго для России составляемого уголовного уложения, из которого познаем все законные предписания, к наказаниям относящияся; а между тем можно о том читать Русскую правду или законы Великих Князей Ярослава Владимировича и Владимира Всеволодовича Мономаха; судебник царя Ивана Васильевича; Уложения царя Алексея Михайловича; Военные артикулы Петра I…»127.

Таким образом, Ансельм Фейербах выступал за строгий юридический характер науки уголовного права, но в то же время отводил важную роль для неё «вспомогательных наук», рассматривая их в качестве источников уголовного права.

Все вспомогательные источники уголовного права автор распределял по трём группам. Первую группу составляли знания «наук в собственном смысле», среди них особое значение придавалось философским наукам, а именно:

а) психологии, или «душесловию»;

б) практической философии, которая во многом имела, выражаясь современным языком, криминологическое, а именно превентивное значение («цель практической философии – побуждать людей с помощью мысли к пра-

126 Уголовное право. Сочиненiе доктора Павла Анзельма Фейербаха. – САНКТПЕТЕР-

БУРГЪ, въ медицинской типографiи, 1810. – С. 2. 127 Там же. С. 4.

85

вильным, хорошим действиям и отвращать от ошибочных, плохих действий»128), а также естественное право и всеобщее уголовное право, точнее, «особенно обработанную часть онаго», т. е. философскую его сущность;

в) уголовной политике, которая была призвана изучать преступления, их причины и воздействие на них как репрессивными, так и превентивными средствами (как видим, данный вспомогательный источник содержал и этиологию преступлений, т. е. будущую криминологию).

Вторую группу вспомогательных источников уголовного права составляли исторические науки (история государства, уголовных законов, в том числе история иностранного законодательства).

Третью группу представляла судебная врачебная наука (ныне судебная медицина).

В числе вспомогательных источников Фейербах видел и науки о языке; «знания языка и прежде всего «в тесном смысле», на примере российского и славянского; «знание древних русских правоведательных пословиц».

Фейербах, в частности, рекомендовал в дополнение к указанным выше «разными узаконениями» сочинения Фёдора Правикова и Льва Максимовича. Первый автор – юрист и писатель Ф. Д. Правиков, который вместе с сыном систематизировал российское законодательство и издал многотомный «Памятник из законов» (на 34 года раньше, чем был издан «Свод законов Российской империи»). Полное его название: «Памятник из законов, руководствующий к познанию приказного обряда, собранный по азбучному порядку» (1798 – 1802; дополнен сыном Александром в 1811 – 1827 годах).

Второй автор – надворный советник (гражданский чин, сравнимый с воинским званием «подполковник») Л. М. Максимович, известный, в частности, тем, что составил «Указатель Российских законов» (1803 – 1812).

Сторонник концепции правового государства, Фейербах отстаивал идею подчинения праву государства. В частности, он считал и уголовный за-

128 Практическая философия:URL: http://philosophy.wideworld.ru/books/whatisphilosophy/4/ (дата обращения: 09.02.2013 года).

86

кон «категорическим императивом», т. е. требовавшим беспрекословного подчинения. Теория наказания занимала важнейшее место в уголовноправовых воззрениях Фейербаха.

Развивая идеи Беккариа, он придал отточенную форму таким основополагающим идеям (принципам), как: «нет наказания без закона», «нет наказания без преступления», «нет преступления без законного наказания».

Размышлял о возможностях государства и права в обеспечении правопорядка, который нарушался, прежде всего, преступными деяниями. И, поскольку в предотвращении таких деяний меры нравственного воздействия оказывались недостаточными (сами преступления попирали нравственность), следовало применять более сильное средство – принуждение. Принуждение к неправомерному поведению могло осуществляться двумя методами: физическим (путём устранения условий совершения деяний) и психическим (путём угрозы уголовным наказанием).

Фейербах усматривал главную причину всякого преступления в самом виновнике; она заключалась в психологической основе человека, его желаниях получить определённую выгоду; в его воле и деянии содержится «достаточная причина» преступления. Кроме того, учёный обращал внимание и на «побочные причины, кои, облегчая действие главной причины, споспешествуют происхождению предопределённого действия»129.

Таким образом, психологическую сущность человека учёный брал за основу для психологического принуждения, т. е. угрозы наказанием. И сила чувственного воздействия наказания должна была превышать чувственное желание получить блага от преступления.

Фейербах рассматривал две основные цели наказания: 1) цель угрозы наказанием, т. е. «отвращение страхом всех граждан как возможных преступников от нарушения прав» (Беккариа, вспомним, называл эту цель «политической»); 2) цель подтверждения этой угрозы применением наказания

129 Практическая философия. – С. 43:URL: http://philosophy.wideworld.ru/books/whatisphilosophy/4/ (дата обращения: 09.02.2013 года)..

87

как карающей силы, ибо «действо законного угрожения… без исполнения наказания оставалось бы тщетным (недействительным) сие угрожение»130. Кроме того, Фейербах определял «побочные цели», с которыми была «сообразна» главная цель: «1) непосредственное отвращение взором на самое наказание; 2) обезопасение государства от наказанного преступника; 3) законное исправление наказываемого лица»131.

Между тем к этой карательной доминанте наказания отрицательное отношение высказывал Г. И. Ф. Гегель (1770 – 1831). Ставя под сомнение правомерность угрозы, Гегель полагал, что она (угроза) предполагает человека как несвободного, потому и поддающегося исправлению угрозой наказания. В этом Гегель находил сходство с тем, «будто замахиваются палкой на собаку», и предостерегал от последствий такой переоценки принуждения, утверждая, что угроза может привести даже к противоположному результату132. Гегель полагал, что психологическое принуждение должно применяться только к наиболее опасным видам преступлений, а не к преступлению вообще. Но и эта, вынужденная мера могла иметь позитивный результат лишь в том случае, если того захочет сам преступник. «Человека можно как живое существо принудить… т. е. подчинить власти других его физическую и вообще внешнюю природу, – писал философ, – но свободная воля в себе и для себя принуждена быть не может»133.

По поручению правительства Баварии Фейербах подготовил проект Уголовного кодекса (1807), в котором воплотил многие свои идеи134.

Авторитетный философ и юрист Фейрбах выражал интересы классического направления, т. е. рассматривал уголовную теорию как чисто юридическую науку, хотя и имеющую практическое (связанное с правоприменитель-

130Уголовное право. Сочиненiе доктора Павла Анзельма Фейербаха. – С.16.

131Там же. – С. 122.

132См: Гегель Г. В. Ф Философия права / пер. с нем.: ред. и сост. Д. И. Керимов и В. С. Нерсе-

сянц..- М.: Мысль, 1990. – С. 147. 133 Там же. С. 141.

134 Решетников Ф. М. Фейербах:URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Pravo/encikl_yurista/2317.php (дата обращения: 13.01.2013 года).

88

ным опытом и превенцией) значение, и отводил изучение социальной сущности и обусловленности преступного поведения смежным наукам. Учитывая такую позицию Фейрбаха, некоторые учёные связывают с ней начало процесса отпочкования криминологии в самостоятельную науку135.

Идеи классической школы получили распространение в трудах российских правоведов Н. Д. Сергеевского, В. Д. Спасовича, Н. С. Таганцева, А. В. Лохвицкого, П. П. Пусторослева, А. Ф. Кистяковского, В. В. Есипова и др.

Основа научной мысли, сложившаяся вследствие усилий сторонников классической школы, служила хорошей почвой для произрастания новых всходов и в новом времени, выходя из становившихся тесных рамок формализма, оторванности от жизни. Определяя объектом своего исследования преступление, русские правоведы обращали внимание на его социальную сторону. Например, П. П. Пусторослев (1854 – 1928), подвергая анализу преступление (тема защищённой им докторской диссертации), его понятие, с нескрываемым удивлением писал: «Чем больше вдумываешься, тем яснее и яснее сознаёшь, как трудно дать правильное определение». И далее: «…Мы постоянно будем стремиться придти к такому понятию, которое было бы строго научным отвлечением от фактов положительного права, вполне свободным от всяких примесей чего-либо произвольного»136.

Учёный проводит сравнительный анализ преступления и иных правонарушений (6, 7, 8, 9 главы), применяя при этом «разграничительный признак», или «разграничитель преступного», обращается, в частности, к критическому рассмотрению «теории личного состояния преступности», предложенной профессором И. Я. Фойницким. Пусторослев определял это состояние преступника как «особое духовное состояние, свойственное иногда человеку как индивидуальному физическому лицу, удовлетворяющее всем условиям вменяемости и вменения, особенно недоброкачественное относительно

135См.: Иншаков С.М. Зарубежная криминология. – М.: издательская группа: ИНФРА·М- НОРМА, 1997. – С. 28.

136Пусторослев П.П. Анализ понятия о преступлении. – М.: Университетская типография, 1892. – С. 39.

89

ума, чувства, воли или, по крайней мере, в одном из этих отношений (жестокость, подлость, упрямство, легкомыслие) и при том особенно предосудительное для этой личности, с точки зрения правоучредителя, государства»137.

В отличие от сложившегося в классической школе понятия преступления как акта произвольного выбора человека, свободы его воли, Пусторослев определял понятие преступления как «неисполнение своей правовой обязанности человеком (всеми государствами) или союзом людей (не всех, но очень многих) в конкретном случае, но лишь такое, в котором, по мнению государства, выражается состояние преступности неисполнителя»138.

Подходя к преступлению как предмету научного изучения, профессор Н. С. Таганцев обращал внимание на необходимость изучения, как мы сейчас говорим, личности преступника: «Еще более интересно от внешней стороны перейти к внутренней, рассмотреть данное деяние как момент проявления личности, как взрыв давно скоплявшихся элементов; от изучения события перейти к изучению деятеля, показать, как развивались в нем условия преступности, как шел он к роковому моменту, какое изменение в его личности произвело выполнение долго лелеянного преступного плана»139.

Анализируя эволюцию научной мысли в области изучения преступления, Н. С. Таганцев видел её перспективы в отходе от отдельного события и лица, т. е. рассмотрении преступлений не в их индивидуальности, а в их совокупности и последовательности, вследствие чего наблюдательному уму откроются новые и «в высшей степени важные стороны» для научного познания. Мы находим в этом «диалектический» ход мысли гениального учёного – действие закона перехода количества в качество; от преступления как явления единичного к явлению множественному, вначале – суммативному, а

137Там же. – С. 68.

138Там же. – С. 73.

139Таганцев Н. С. Уголовное право (Общая часть). Часть 1. По изданию 1902 года. Allpravo.ru. Введение:URL:http://www.allpravo.ru/library/doc101p/instrum105/item573.html (дата обращения: 14.01.2013 года).

90

затем – системному, или преступности в современном её определении как социально-юридического явления.

Понимание того, что в юридическом учении о преступлении и практике реагирования на него необходимо обращаться к социальным вопросам, подвигло Н. С. Таганцева на последующие открытия, в которых зарождалось новое направление уголовной теории – уголовная политика140.

Подводя итоги краткому содержательному анализу учения о преступлении, основанного на формально-логическом методе, сделаем следующие выводы.

1. В классическом направлении развития уголовной теории внимание исследователей было преимущественно акцентировано на разработке юридического аспекта осмысления преступления и наказания. В частности, был разработан ряд положений, которые воплощали в себе идеи просветительногуманистической философии XVIII века: принципы равенства перед законом, признания преступлением только при условии указания его в законе, соразмерности тяжести преступления.

В связи с этим представляются несправедливыми те обвинения, которые высказывали сторонники новой, позитивистской волны научной мысли в адрес представителей классической школы, упрекая в «оторванности» от реальной действительности, в метафизическом, или отвлечённо-беспочвенном, не основанном на опыте их учения. Потому-то она и классическая школа, что основные её теоретические положения получили развитие в современной науке уголовного права.

По определению Г. В. Ф. Гегеля, «каждая наука есть постольку прикладная логика, поскольку она состоит в том, чтобы облекать свой предмет в

140 См.: Лоба В. Е. Доктрина о наказании в диссертационных исследованиях университетов Российской империи: генезис и развитие: монография. – Армавир: РИЦ АГПУ, 2010. – С. 15.