Венелин Ю.И.. О первом и втором нашествии завислянских славян на Русь до Рюриковских времён

Юрий Венелин

О ПЕРВОМ И ВТОРОМ НАШЕСТВИИ ЗАВИСЛЯНСКИХ СЛАВЯН НА РУСЬ ДО РЮРИКОВСКИХ ВРЕМЕН

Искони, с незапамятных времен, русские девы умывали свои ножки на восточных берегах реки Вислы; искони приходили и ляшенки омывать свои к западным ее берегам. Им видно было далеко через Вислу в Русскую землю, о которой они слышали, что Русская земля не имеет пределов. И теперь еще думают закарпатские русские девы, что Русь так обширна, что одними ее седлами можно покрыть всю Угорщину (Венгрию). Очень понятно, ошибались ли русокосые ляшенки.

Но послушаем песенку русских дев, стирающих белье на берегу Вислы; послушаем, потому что это должно быть очень интересно для русских дев, для хороших ярославок, которые омывают ноги свои белые на берегах Волги.

Хожу нужу по-над берег, Тяженько вздыхаю:

Бедна ж моя головонька, Що доли не маю.

Было ж мене, моя мати, В реце утопити, Нежли таку нещасливу На сей свет пустити. О! Як тяжко каменеви Под воду плынути. Еще тяжше сиротеньце На чужбине быти. Журилася мати мною, Як рыба водою; Дала мене межи люде, Жалуе за мною.

Ах! Ты Боже мой единый, Ты моя потеха!

Потешь мене несчастную, Выбав с того лиха.

Слышите ли, что она, бедная, так несчастна, русская дева несчастна! Шутка ли так горевать! Но послушаем другую чернокосую, чернобровую:

Зчернев я, змарнев я, По полю ходячи,

За тобою, девчинонько, Тужачи, тужачи. Не ходи, не тужи, Не нуди собою,

Не будешь ты мине мужом, Я тобе женою.

Ой, ты стоишь на горе, А я под горою,

Чи тужишь ты так за мною, Як я за тобою?

Не тужу, не нужу, Не чин собе труду, Выбий собе з головоньки, Я твоя не буду.

Ой, дейвчино, ой серденько, Личка с румяного,

Як же тебе не любити, Коли с годна того?

А що ж с того, що ты любишь? Ты с мине не милый; Бо вже мои черны очи

Иншого слюбили. Коли кажешь, то я пойду В горы и в затиши,

Там я буду горько плакав, Нихто не услыши.

Там я буду на тя плакав, Ты девчина мила, Там я верно с туги умру, Що с мене зрадила.

Если бы знали полнощекие волжанки, как сильно умеют тосковать по милой юнаки около днепровских или вислянских берегов, то, право, сжалились бы над ними.

Нудна ж мине чужина, Годом станет година, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи. Чи легаю, чи встаю, Завше о ней гадаю, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи. А ни ести, ни пити, Не знаю, що чинити, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи.

Хотяй красных есть сила, Но мне жадна не мила, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи. Хоть ее друга трафляе, Сердцу моему не стае, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи. Радют мине другую, Но я того не чую,

Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи.

Ах, ненько ж моя, ненько, Болит мене серденько, Бо як в день, так в ночи, Стоит мила пред очи. Болит мене и душа,

Бо девчина хороша, Бо як в день, так в ночи,

Стоит мила пред очи.

* * *

Прийди, прийди, мой любый, Вспомни собе на шлюбы Бо як в день, так в ночи, Стоит милый пред очи. Кличу его, не чуе;

Най си с Богом ночуе, Бо як в день, так в ночи, Стоит милый пред очи.

Прийди, прийди раненько, Прийму тебе миленько; Бо як в день, так в ночи, Стоит милый пред очи.

Обойму тя за шею, В личико тя поцелую,

Бо як в день, так в ночи, Стоит милый пред очи.

Так пело, так поет и доселе еще южнорусское юношество около берегов Вислы. Как сильно и в нескольких стихах выражено здесь-то глубокое страдание, которое Гете старался выразить целою книгою, своим Вертером! Ярославка, без сомнения, найдет в выражениях южанки великую разницу от выражений волжанина, который редко стонет, пропадая целые годы в промыслах: равно и северянин иначе почувствует весь жар речей русских дев, полоскающих ноги свои в струях Вислы.

Это замечание принадлежит ко всегдашней истории всея Руси. Мы не должны упускать из виду эту способность страдать или радоваться; в противном случае, какой прок в знании событий, если не можем оценить настоящим образом то впечатление, которое они могут произвести?

Велика ли беда, если парубок иногда отважится из шалости дергать сестру за косу, или так натянуть, чтобы ей пришлось глядеть в облака или даже расплакаться! Обыкновенно братья бывают скверные мальчишки; зато косе никогда не больно, когда ею играет милый: это я знаю из человеческой патологии, или болесловия.

Но мало того еще, что русские девы полоскали себе ноги на берегу реки Вислы, что они там пели, шутили, вздыхали; они там даже купывались и, расплетывая и заплетывая свои косы, глядели через Вислу на ляшскую сторону.

Когда ляшенки тоже приходили на реку, то, заплетывая косы свои, они прислушивались их песен; там запевали они:

Ach jak ja jestem biédna

W téj stronie obra,

Zbłąkałam się sama jedna,

Szukając chłopca.

Na moment odszedł ode mnie,

Mówił, że będzie w tej stronie,

Ach może me serce daremnie

W smutku po nim tonie.

Jak że wam chłopcom zdradnym

Wyerzić można statecznie?

Przykład ten dziewczętom ładnym

Pozostanie wiecznie.

Byle mi tylko po domu

Powróćić z dobrej porady

Nie dam się uwieść nikomu

Na podobne zdrady.

Или:

Dotąd szczęśliwy wiek życia i doli,

Póki ne znało serce swéj woli,

A jak poznało, kochać kazało,

Bodaj się było nigdy ne znało!

Lepiej by było żyć w samotności,

Jak prze kochanie cierpieć przykrości;

Spokojnie temu zawzdy wzdychanie,

Kto nigdy nie znał, co to kochanie.. и проч.

Или:

W ciemnym lasku ptaszek śpiewa,

Tam dziewczyna trawkę zbiéra,

Nazbierała, nawięzała,

Na Jasieńka zawołała: Pójdź mi, Jasiu, trawkę zadaj, Tylko do mnie nic nie gadaj, Bo mnie matka zakazała, Bym do ciebie nie gadała. Kamienne by serce było, Żeby do cie nie mówiło, Kamienne by ś serce miała, Żeby ś do mnie nie gadała. Jeszcze trawka nie zadana,

Już kasieńka obgadana, (Kasia – женское имя…)

Obgadana, obmówiona,

Do Jasieńka przyłączona. Siedzi, siedzi zasmuczona, Że do Jasia przyłączona. Siedzi, siedzi zapłakana, Że przez Jasia obgadana. Czy ty chora, czy umiérasz, Czyli do mnie serca niemasz?

Ni ja chora, ni umiéram,

Tylko do cie serca niémam.

Jak ja siędę koło ciebie,

Myśle sobie, żem jest w niebie,

Jak ja ciebie pocałuje,

Trzy dni słodycz w gębie czuje.

Ляшенка, Кася, нарвала разных травок и не могла поднять, и просила молодого Яся приподнять ей, но запретила ему говорить с ней, потому, де, говорит она, что и мать запретила слушать Яся. Но, не поднявши травок, заговорил ее совсем и вот как кончил свое красноречие: Когда я сижу при тебе, кажется мне, что я в небе; а если тебя поцелую, три дня на губах сладость ощущаю.

Я, право, не знаю, о чем еще они болтали, потому что нельзя было расслышать через Вислу, а шумная и бурная Висла всегда мешала сливаться русским звукам с ляшскими: Висла, как естественный предел, искони была границею между этими двумя славянскими племенами. Из Русской земли там втекают разные реки в Вислу, с востока к западу: южнее, из Красной Руси, около Радомышля, втекает Сан-река; немного севернее, около Добровников, Вепрь-река; еще севернее, под

Модлиным, Буг-река. Но Буг река прежде течет из Волыни к северу и параллельно с Вислою (ныне составляя предел между Империею и Королевством), как вдруг около Нура оборачивается прямо к западу и догоняет Вислу под Модлиным. На этом переходе принимает он со стороны Литвы реку Нарев. Я все это исчисляю не для того, чтобы учить читателя географии, а для того, чтобы показать, в каких реках купались русские девы и заплетали себе косы.

Эту русскую страну, примыкающую к Висле, между рек Дунайцем, Саном, Вепрем, Бугом и Наревым, искони отдаленный русский народ называл подляхами (пойти под ляхи, прийти из-под ляхов); и сами даже поляки-латынщики освятили и утвердили это название в своих актах в слове Podlachia; по-русски можно бы еще сказать Подляшье.

Рюриковичи образовали из Подляшья особое княжество, коего столицею был город Владимир-на-Буге. В разделе земель он достался Всеволоду, сыну Владимира Великого. С тех пор Подляшье, или Владимирское княжество на Буге, имеет свою частную историю, деяния владимирских князей; из них важнее был Ростислав Владимирович, внук Ярослава. Но после Ростиславичи перенесли свое местопребывание с Буга к Карпатам, на берега реки Санока, в город Перемышль, а там, в Галич и, наконец, во Львов. Это было уже в нашествие татар. В этих-то беспорядках и раздорах между самими Рюриковичами ляшские князья стали прибирать к рукам своим части Владимирского княжества, так что уже пожелали они титуловаться Dux Masoviae et Podlachiae. Бог судья Рюриковичам, если они по причине своих разделов дали русские девические косы в обиду иноплеменникам!

Из всего видно, что Подляшье и Волынь до Владимира Великого не были в составе одного целого со всеми прочими землями Руси, которая, по естественной причине своей огромности, не могла избегнуть подразделений. Русь так обширна, что представляла свой отдельный Русский мир, в котором бывало столько противоположных желаний! Владимир Великий присоединил Подляшскую Русь к своим владениям; но до Владимира Подляшье искони имело своих князей.

Что касается до ляхов, то они простирались от берегов Вислы к западу, в пределы Бранденбурга, и там граничили с другими славянскими племенами Померании, Богемии и Великой Сербии, простиравшейся в самый Тюринген (в старину Therwingen). Ляхи подразделялись по оттенкам в выговоре на мазуров, кракусов, или горалей, и слезаков (slezacy, silesii). Язык ляхов, или польский, постепенно переходил в чешский посредством слезацкого, так что ляхи принадлежат к семье завислянских славянских племен. Вообще все завислянцы имеют во всем отдельную черту от Руси, которая поэтому сама собою составляла отдельную же славянскую семью – семью русскую.

Жители Руси отличались от жителей завислянских не только наречием, но и одеянием, обычаями и письменным названием. Это различие не могло не броситься в глаза древним; и действительно, как греческие, так и римские географы полагают Вислу (Vistula) пределом между двумя разными племенами; Висла, говорят они, отделяет Германию от Сарматии, германов от сарматов. Они, однако, находили, что между германами и сарматами есть много общего.

Если Страбон, Тацит и Плиний делали Вислу народным пределом, то в этом они решительно не ошибались; они знали, что говорили; их совершенно оправдывает действительность (le fait).

Пределы Германии древние ставили между Вислою и Рейном, Дунаем и Балтийским морем, так что под именем германцев приходились у них ляхи со слезаками, чехи (богемцы) с моравцами, сербы, полабийцы, ободриты, померанцы, линовцы и славянские жители Франконии.

С Германиею граничила в Бадене Allemannia, а со стороны Везера и устьев Рейна Teutonia, или saxones. Те и другие – предки всех нынешних немцев. Ни один из древних писателей не смешивал так называемых germani с allemani или saxones; и если кто внимательно читал древних, тот заметил значительную вражду между германцами и аллеманами. Древние именем germani означали единственно и исключительно завислянские славянские племена, между тем как немецкие

племена у них слыли под особыми нарочными названиями. То, что писал Тацит о нравах германцев (Demoribus Germanorum), должно отнести к чехам с моравцами, к сербам с померанцами, к ляхам со слезаками. Иначе и лучше понимать древних невозможно.

Мнения ученых об этом предмете

Главнейший недостаток, недостаток логический, у большей части ученых относительно к этому предмету состоял в том, что никто из них не делал строгого различия 1) подобно древним; 2) согласно с существующею действительностью, – между жителями обеих сторон Вислы. Польские писатели слово sarmatia, sarmatae употребляли в значении всей Речи Посполитой. Но этим припутались у них под имя сарматов и ляхи, так что польские спутали то, что отличали Тацит и Страбон. Таким образом, и новые писатели других народов нередко слово сармат употребляют в значении ляха. Впрочем, если Речь Посполитая составилась из 10 миллионов ляхов, то почему ее и не называть, в смысле древних, Сарматиею, если вся Речь Посполитая по большинству была действительно Сарматия; но в таком случае не должно забывать, что Sarmatia значит Русь. Если же кому-либо определительно называть по-латыни Речь Посполитую по ее составу, то должно бы сказать: Regnum Germano-Sarmaticum, иначе, Polono-Russicum (Ляхо-Русское государство, а не Польша, как называют ее простые челядинцы или люди необразованные).

Между тем немецкие ученые со словом germani точно так же поступили, как и со словом prussi. Известно, что древние пруссаки были литовского племени; страну их населили впоследствии немецкие рыцари и саксонские колонисты. Ныне настоящие пруссаки перевелись, и с известного времени под именем preusse, un prussien подразумевается теперь немец. Совершенно так же поступали и поступают доселе и со словом germani и Germania. Немецкие ученые пренаивно заключают, что древние germani были немцы, потому, де, что большую часть древней Германии ныне, в 1835 году, населяют немцы, несмотря на то, что расселение нынешних немцев к востоку по Германии из Аллемании и старой Саксонии исторически и по годам известно, и именно только со времен Карла Великого.

Теперь вообразите себе, каковы могут быть все мудрования о древних народах, основанные на подобном заключении. Простые читатели, как люди темные, конечно, воображают себе великие чудеса истин в таких ученых книжечках и рассуждениях, испачканных выписками, указаниями и латинскими словами о древних народах завислянских времен докарловских! И точно, во всех ученых книжечках есть чудеса умозаключений о древних народах! Послушайте какоголибо русского ученого, когда он затолкует о германцах, и вы надивитесь, как дюже он все это понимает; а о немецких ученых и говорить нечего. Впрочем, если кто-либо из темных русских людей хочет глубже проникнуть в историю племен древней Германии, тому советую употреблять следующую форму умозаключения: Иркутская губерния недавно заселена русскими; следовательно, древнейшие жители Иркутской губернии были русские; только прошу вас не глядеть тогда на луну, а то вам такую гримасу сделает, что вы должны будете покраснеть.

Между тем русские и другие славянские ученые порядочно поучились у немцев умозаключать о древних жителях Германии. Но французы не имели терпения в делах ученых; 500 лет сряду толковали они, что germani есть настоящие германцы; а на вопрос: что за народ были germani? – отвечают: германцы (germains). А это все от того, что они все это дюже понимают. Но как люди всегда не могут быть довольны одним и тем же умом, то и нынешние французы умудрились и стали делать различие между прежними и нынешними германцами; прежних они называют древними германцами (les anciens germains), а нынешних – просто германцами (germains, Germanie, la Confration Germanique). Темные читатели за это глубокомысленное и дюжее объяснение обязаны французским ученым, Guizot, Thierry Amp Quinet, которые очень справедливо открыли нам

глаза, что то, что давно было, должно назвать древним, и вот, изволите, этим словом объяснили они разницу между древними и нынешними жителями страны завислянской! Впрочем, не знаю, видит ли французский народ яснее от этого важного открытия. Если французы затолкуют об основании Франкского государства Хлодовиком Великим, то и о франках они затолкуют так же определительно, как и о жителях Германии. Возьмем, например, следующее: 300 лет тому назад, говорит один правдолюбивый немец, во всех деревнях кругом Липска (Leipzig) говорили еще по-славянски. Это были сербы (коих остатки и теперь еще существуют в Саксонии). Во времена Карла Великого эти сербы далеко простирались по реке Сале к Рейну и в Тюринген, где граничили с саксонцами. Карл Великий и его преемники должны были охранять себя a slavis sorabis, zirbis. В VIII, VII, VI веках, когда франки не были еще так сильны, довольно часто возились с сербами. В V веке один франкский принц бежал в Сербию, где был принят радушно при дворе владетелем Божо. В благодарность за гостеприимство он сманил жену или дочь его, Божану, увез с собою и женился. Эта сербка родила ему сына, которому дано имя сербское, Людевит. Итальянские жаргоны в Галлии имели всегда, как и доселе имеют, особенный дар перековеркать всякое иноплеменное имя; да, впрочем, велика ли беда, если латинский монах писал Hlodevicus вместо Liudevitus? А умудриться еще и поставить Chlodevicus? Вот и Клодовик у сарматов, и Clovis в новейшем галло-итальянском (франц.) жаргоне! Ныне ученые французы стали, де, углубляться (approfondir!) в подобные отношения древних франков. Ученейший Thierry в своих изысканиях, каковы, между прочими, Lettres sur l’histoire de France, углубился в словопроизводство, а по словопроизводству в отношения племен. Его основная мысль состоит в силлогизме: древние германцы были древние германцы же, следовательно, Hlodovicus должно писать Hlodwig или Khlodwig; а Meroveus – Meerwig, что будто, де, значит по-саксонски господин морская дорога (см. et cetera eius).

Кто знает, не значит ли еще, по словопроизводству Thierry, иной франкский герой: гг. Собачий лай или Коровий хвост?

Теперь во Франции после таких открытий следовало Шатобриану и другим только взяться за перо, написать свои Etudes historiques; следует только разделить слово надвое, вставить двойное -w- на том основании, что в Саксонском Лексиконе, в слове weg, wig (дорога) поставлено двойное -w-.

Вследствие этого двойного -w- можно уже было другим ученым французам написать статью о рыцарском духе древних саксонцев и заставить это подразумевать о франках, несмотря на то, что франки всегда враждовали с немцами, как совершенно особые племена и языки.

Как ни фиглярствуй, но весьма странно и замечательно то, что у нынешних задунайских сербов существуют те же личные имена, какие и у франков; стоит только взглянуть и сравнить. Впрочем, дело не в именах и саксонских лексиконах, а дело в недостатке логики, или, сказать по-русски, здравомыслия, как в основании, так и в выводах.

Но дело главное не о франках и не о немцах; дело касается древних жителей Германии, т.е. вопрос идет о древних ляхах. Ах! С ляхами поступили, как и со многими другими народами; и все это на известном уже основании, на формуле: если нынешние пруссаки – немцы, то и древние были немцы; если нынешняя Германия заселена немцами, то следует, что и древняя тоже. На основании этого силлогизма поставили расселять славянские племена, рассуждая следующим образом: так как древние германцы были немцы, то славяне в Германии явились позже, и ну давай расселять их в VI веке! Бедный Страбон, бедный Тацит: какую справедливость отдали точности ваших показаний!

Пусть делают, что хотят, но я боюсь за честь своего мышления и никогда не подпишусь под подобные логические шутки.

Первое достоверное нашествие на Русь было очень давно; оно было не из-за Дуная, не из-за Волги, потому что тому нет следов; оно было из-за Вислы, с 270 по 370 годы по Рождестве Христовом. Я называю это нашествием, потому что описал

его один римский генерал, который служил и у Рейна, и у Дуная; а нашествием именно на землю Русскую, потому что в реляции его упоминаются русские реки, Днестр и Днепр, или, как он по-своему называет, Danaster, Danapris. Конечно, вы, темные люди, не знаете, что за народ были эти иноплеменники, что обижали русские девические косы, начиная с самой Вислы да по Днестру, да по Днепру. Это потому, что вы не читаете латинских реляций римских генералов. Таким образом, я вам должен сказать, что этот генерал называется Аммиан Марцеллин.

Но я вижу, что вы мне не дадите договорить, потому, де, что вы припомнили себе из русских книжек имя готы и что, де, вы догадались, о чем я хочу говорить. Ан не так; кто не умеет выслушать меня внимательно до конца и станет перебивать, тому я ничего не скажу. Я знал, что вы догадаетесь о готах, а это немудрено, потому что о Готах догадываются и все люди ученые, просвещенные; притом же о Готах догадываются и все знатные люди не только в России, но и в Неметчине, во Франции, в Англии и везде. Но я не хочу принадлежать к тем фиглярам, которые задают мужику загадку, везде известную, и предсказывают, что, де, в 8 часов вечера будет всеобщее затмение (разумеется, от того, что ночь наступит). В этом отношении мне было бы совестно не столько перед вами, сколько перед самим собою. Но обратимся к нашей речи.

Итак, этот римский генерал, Аммиан Марцеллин, подробнее всех описал это нашествие на Русь иноплеменников, которых он называет (разумеется, по-своему) сербами (thervingi, шервинги); да и мне бы не следовало их называть сербами, потому что они сами и доселе называют себя сервами, а свой язык сервская и даже серская речь.

Эти шервинги (thervingi) и ныне еще существуют по реке Эльбе, которую они Лабою называют; их даже соседи называли в старину и полабами, и полабцами (polabingi); даже и наш преподобный Нестор один разик упоминает об них под именем полебы, или, лучше, полябы, но напечатано ошибкою дулебы. Но это место преподобного так остро поняли русские и немецкие ученые, что отвели им для жития целые две губернии на Русской земле, в Подляшьи, так что слово, означающее жителей по реке Лабе, на ландкарте у Карамзина стоит по сию сторону реки Вислы! Вот так-то пляшут, от людских мудрований, не только народы, но и горы и реки.

Но главное дело в том, что эти сервы (шервинги, по выговору римского генерала) некогда были очень сильный народ и простирались далеко к Рейну, к пределам старой Саксонии. Древние саксонцы называли их страну Therwingen (Тэрвинген), потому именно, что саксонцы и в своих собственных словах ставят -t- вместо -s- (what it dat? вместо was ist das?); в последствии времени превратилось это в Thüringen. Так как Марцеллин служил и на Рейне, то он и написал thervingi, понаслышке у саксонцев.

По древнейшим саксонским летописям видно, что саксонцы враждовали с сервингами, при помощи франков теснили их и понемногу заселяли их землю (Türingen); но это было только с IX века.

Но в гораздо прежние времена сербы эти отличались силою и могуществом. Нельзя читать без особенного любопытства того, что об их завоеваниях в Восточной Европе говорит Аммиан Марцеллин, Малх, Иорнанд и другие современники; это все описано так ясно, так связно, что без труда поймет и расскажет последний русский мужик; но это не поймет ученый россиянин, немец или француз. Дело в том, что этих сербов или шервингов Аммиана, греки и другие итальянцы прозывали готами; всякий русский мужик очень легко поймет, что греки сербов прозывали готами, как русский мужик дейчеров прозывает немцами, и что серб и гот точно так одно и то же, как и дейч и немец один и тот же народ.

Итак, дело в том, что сербы (как их называет умный римский генерал), или готы (как называют сербов некоторые монахи), перешедши через Вислу, завладели было всею Русскою страною по Днепру и по Днестру до самого почти Дуная и владели почти 100 лет под управлением великого Ерманарика (собственно, Ярмена), с 270 по 370-е годы.

Если народ, часто воюя, возвысил свою бодрость, свой дух, свою предприимчивость, тогда ему не трудно преодолеть своих соседей; человек от человека заражается и духом и ухватками; так и сербы, гранича в Германии, по Дунаю, с римлянами, опытом усовершились в ратном деле: войны римлян с так называемыми маркоманнами к ним относятся. Действительно, оказывается и подтверждается свидетельством тогдашних очевидцев, что сербы стали быть в тягость всем своим соседям как славянского, так и не славянского поколения. Распространяя свои владения на запад и на восток, они набирали себе рекрут и из чужих племен; и кто станет сомневаться в том, что не одна сербская палка на востоке отзывалась по спине ляха и русского человека, а на западе – по спине немца?

Но недолго допускало русское юношество в обиду сербам русские девические косы. Правда, было время, что и русские полки отступали назад и бежали от Рейна и Дуная; но, наконец, на Руси родились люди, которые сумели повести русское юношество, как против римских полков, так и против сербских, набранных как в Великой Сербии, так и в Моравии, в Силезии, по всей Померании и из ляхов, наконец. Об этой ужасной революции на Руси и упоминает генерал Марцеллин. Император, говорит он, находился тогда в Антиохии; молва об этой революции дошла до Антиохии; но революция кончилась изгнанием сербов из России; армия их, будучи отрезана со стороны Вислы, принуждена была бежать за Дунай. Правительство цареградское назначило особенный комитет для принятия и для размещения сербов по Мизии.

Но этим сербам не хотелось работать, от того что они привыкли было пановать между русским народом. Цареградцы, видя, что есть между ними люди храбрые, сначала давали им пенсию, а после склонили их вступить в их службу. Это войско в цареградской канцелярии и носило название foederati, т.е. союзники; главная квартира его была то по Дунаю, против жителей Руси, то в разных местах за Балканами. Это довольно подробно описано современниками.

Неизвестно, собственно, в каком отношении находились эти сербы к собственному своему отечеству, к Великой Сербии, к стране Завислянской. Повидимому, они, обжившись долгое время на Руси, где многие из них и родились, могли предоставить себе право жить до времени там, где им заблагорассудится; может быть, они уже и не хотели повиноваться вызову возвратиться за Вислу. Этому могли быть причиною обстоятельства, которые доселе еще не объяснены. Но, наконец, этот сербский корпус около 480 года принужден был выступить из пределов Византийской империи. В то время большею частию Италии владели жители страны Завислянской; Отокарь, или, как ошибкою пишут, Одоакр, правил ею; на него пали подозрения, и упомянутый сербский корпус под начальством Феодорика Велимировича употреблен был для занятия Италии. Велимирович правил Италиею отлично; владычество сербов в Италии продолжалось по 550-е годы. Велизарию и византийцам много трудов стоило отнять у них Рим и Равенну, но не могли отнять Срем (Sirmium), Южную Паннонию и Западную Мизию, где они остались и до сего дня по Сербии, Боснии, Славонии и Кроации.

Во время владычества сербов в Италии никто не смел называть их сербами (servi), потому что servi по-латыни значило рабы; греки и итальянцы называли их по-своему, готами, старинным названием.

Вот краткая история первого нашествия завислянцев на Русь, а именно нашествия сербов. К сожалению, умные французы, немцы, итальянцы и сами знатные русские люди имеют о готах (сербах) самые готические понятия. Сколько я ни старался иметь поближе понятие как о Велимировиче, так и о его завоевателях Италии; сколько я ни прибегал к самым толстым и самым умным книгам, все-таки не вырыл ничего, кроме следующего объяснения: готы были народ готический; следовательно, они были племя немецкое, ибо они завоевали Италию, ибо имя Theodoricus по новейшему правописанию пишется Дидрик (Diedrich); так пишется, потому что готы прибыли из Germania. Можно с первого

разу заметить, как ясен этот самый готический силлогизм! А это все настроил Август Людовикович Шлецер!

Кто не толковал о войне Велизария с готами? Но в продолжение стольких веков никто не спрашивал: если готы принуждены были уступить Италию грекам по реку По, то куда же сами девались? Ответ, как видите, прямой: остались почти в тех же местах, из которых владели и Италиею, т.е. по Кроации, Боснии, Сербии. Те плохо вникли в исторические события, которые думали, что готы владели одною Италиею; из дел Феодорика Великого (Велимировича) видно, что за ними оставались и упомянутые области; в них они остались и до нынешнего дня, несмотря на изгнание их из Италии. Есть писатели XV века, напр. Халкондила и Ludovicus Tubero, которые вам расскажут, что и в их время греки и итальянцы далматинцев, кроатов и сербов по просторечию называли и готами.

Впрочем, появление сербов в Мизии обратило на себя внимание людей умных; они спросили у самих себя: да когда же сербы явились в Мизии? Предположив на основании готических силлогизмов, что готы, де, были готы, а сербы, де, сербы же, и что, де, они не могли быть, поэтому один и тот же народ, заключили и положили вывести сербов в Италию или в Сербию не с 480, – или, лучше, за Дунай, – не с 370 лет по Рожд. Хр., а с 610-х годов, в царствование императора Ираклия. Константин Багрянородный (писавший около 950 г.) говорит, что, де, в царствование Ираклия (около 610 г.) прибегло к нему двое братьев из Сербии и просили, де, дать им землю и принять их в подданство; император принял их и дал землю возле Салоники. Это могло случиться, потому что очень возможно было всякому сербу удалиться из Мизии и Боснии в Македонию. Впрочем, должно заметить и то, что Константин довольно слаб в показании древних событий и начала других племен. Переселение целого народа с Эльбы в Мизию, за Дунай, должно было проявиться в виде бурного переворота, а именно в виде такого, каков произошел, как мы видели, около 370-х годов; но во время Ираклия, в 610– 640-е годы, в которые ставится мнимое переселение сербов из Германии за Дунай, в Европе была порядочная тишина; тогдашние западные писатели не помнят подобной революции в Германии, где, впрочем, только обры (avares или habari) шумели с франками. Притом все дела Ираклия происходили на Востоке, в Армении, потому именно, что Запад был довольно спокоен. Я не понимаю, с чего взяли новейшие историки переселять народ во время совершенного молчания современников, самого Ираклия? Дело в том, что Константин слышал кое-что о происхождении сербов из Германии; верно, что-либо знал и о какой-либо просьбе беглых сербов за Балканы, и из этого сшил он свое анахронистическое известие, будто бы о событии, которое относится к 370 году, как переселение из России за Дунай, или к 480, как переход в Италию, или 550, как изгнание из Италии, – все, описанное современниками, коих, однако, Константин не читал.

Но оставим сербов и обратимся к Руси. После завоеваний и переворотов, произведенных в Европе Аттилою, Русь оставалась господствующею под его преемниками, несмотря на перемежавшиеся уделы, с 454 по 862 год. Так как русский летописец начинает свое повествование только с 862 года, то вся эпоха династии Аттилиной, с 454 по 862, мрачна и не объяснена, несмотря на то, что есть о ней порядочные известия у иностранных, современных ей писателей; мрачна же эта эпоха, собственно, от того, что исковеркана тоже готическими силлогизмами. Об этом многое следовало бы говорить, почему и как; но здесь мы ограничимся простым рассказом без латинских фраз.

Всякий русский читатель знает, что Рюрика с братьями призвали новгородцы из заморья вследствие изгнания из Русской земли варягов. Тут-то и сели люди умные на слове варяги. Взглянули на ландкарту, хвать, нет варягов на ландкарте. Пошли толки и рассуждения, что за народ были варяги и где жили варяги? Это слово не так легко можно было понять, потому что употреблял его один преподобный Нестор; стало быть, один должен нам объяснить это; нам не оставалось ничего более делать, как только раскрыть летопись Несторову и читать: прочесть и понять Нестора, вот все дело.