4. Итальянский прагматизм

Печатным органом итальянских прагматистов стал в начале нашего века журнал «Леонардо» (1903—1907). В нем сотрудничали кроме Джемса, Шиллера и Пирса Папини, Преццолини, Вайлати и Кальдерони. Многие идеи таких направлений (получивших развитие после Первой мировой войны), как инструментализм, аналитическая философия, операционализм, структурализм, социолингвистика, семантика, мы обнаруживаем в той или иной степени разработки в книгах Джованни Вайлати (1863—1909).

Математик по образованию, Вайлати увлекся идеями Пирса в части методологии. Вслед за Пирсом он предлагает перевести все наши утверждения в форму, к которой были бы приложимы объективные критерии истинности и ложности, т. е. менее зависимые от индивидуальных предпочтений. Прагматическое правило образует демаркационную линию между вопросами осмысленными и лишенными какого бы то ни было смысла. Бесполезными он называет бесконечные дискуссии о природе времени, субстанции, бесконечности. Что можно ответить ребенку на вопрос: где находится ветер, когда он не дует?

323

Вайлати проанализировал множество проблем методологического плана на материале алгебры, геометрии, логики, понятия причины и действия на материале исторических наук, теоретические термины эмпирических наук и технические языки. Он оставил нам немало глубоких наблюдений. В очерках по истории науки Вайлати писал: «Мнения, кажущиеся истинными или ложными, касаются фактов, и как таковые они должны стать предметом исследования... Историю научных идей нельзя представлять как серию провалившихся (за исключением последней) попыток... Мы находимся как бы в процессе геологической разведки на территории малоизвестной страны. Каждая новая скважина уточняет результаты предыдущих бурений, упрощает последующие... Суждение, названное ошибочным, незаконченное исследование какого-либо ученого прошлого всегда достойны нашего внимания, как и любая гениальная интуиция. Ведь они бросают свет на причины, по которым человеческое познание то ускоряло свой бег, то замедляло, обнажая формы и ритм интеллектуальной способности. Всякая ошибка указывает на подводный риф и безопасный маршрут, но не каждое открытие указывает на путь, по которому следует идти».

Глава шестнадцатая

Инструментализм Джона Дьюи

1. Опыт не сводится ни к сознанию, ни к познанию

«Неутомимым в работе, щедрым в отношениях с коллегами и друзьями, необычайно влиятельным философом и педагогом» назвал Б. Рассел Джона Дьюи (1859—1952). Философию Дьюи определяет как натурализм. Такая философия движется в русле прагматизма и находится внутри эмпирической традиции. «Инструментализмом» назвал американский философ свою доктрину, чтобы отделить данную им трактовку опыта от классического эмпиризма. «Опыт — не сознание, а история», — подчеркивает Дьюи в работе «Опыт и природа» (1925). Простому смертному ни к чему напоминать, что основной элемент опыта — невежество. Чем больше мы доверяемся привычкам, тем проворнее и надежнее действуем. Неведение, привычки, укорененные в прошлом, — это то, что так называемый эмпиризм с его редукцией опыта к сознательным актам вычеркивает из опыта. Опыт нельзя свести ни к сознанию, ни к познанию, ибо и то и другое сами составляют часть опыта. «В опыт входят сны, безумие, болезнь, смерть, войны, поражение, неясность, ложь и ужас, он включает как трансцендентальные системы, так и эмпирические науки, как магию, так и науку. Опыт включает склонности, мешающие усвоению опыта».

По сути, речь идет об идее опыта, в рамках которого все благородное, почетное и правдивое удостаивается того же внимания, что и неопределенное, непрочное, иррациональное, ненавистное. «Принимая во внимание, что на предвосхищении смерти делают ставки и религия, и страховые агентства, можно ли логически последовательно отрицать, что смерть не может быть предметом опыта и для теории?»

Более того, поскольку нет тождества между опытом и познанием, Дьюи пытается решить гносеологическую проблему так: «У опыта есть два измерения: одно — обладание им, другое — познание для более уверенного обладания им».

326

И в самом деле, не так уж просто познать, что же мы есть и что у нас есть. Проблема познания заключается в том, чтобы найти среди всего окружающего нечто надежно гарантированное, достойное приобретения. Скептики могут сомневаться относительно верований или интеллектуальных суждений, но в отношении того, что мы есть или чем обладаем, скепсис невозможен, «ибо это не вопрос истинности или ложности, определенности или сомнения, — это экзистенциальный вопрос».