Глава 5. Политико-правовые идеи в русской литературе конца XIX - начала XX века. В.В. Розанов

1. Мировосприятие в.В. Розанова: философско-правовые аспекты

В отечественной юриспруденции (дореволюционной, совет- ской, современной) под правосознанием понимается рациональное осмысление политико-правовой реальности (правовая идеология) и эмоциональное отношение к ней (правовая психология). Если идеологический компонент правосознания рационален, то психо- логический - по большей части иррационален. Представляется, что правовая идеология в значительной мере есть результат рационали- зации эмоциональной сферы субъекта, его подсознания. Основыва- ясь на таком понимании структуры правосознания, можно сказать, что политико-правовые взгляды того или иного автора не тожде- ственны его правосознанию. Например, политические взгляды Ф.М. Достоевского, изложенные в «Дневнике писателя», есть лишь манифестация его позиции, есть социальный поступок, осознанный и в известном смысле рассчитанный. Глубинный, подсознательный срез политических взглядов писателя можно обнаружить по пре- имуществу в его художественном творчестве, где его подсознание обнажено, но теоретически не сформулировано. Именно в художе- ственных сочинениях Достоевский обнаруживает свои фундамен- тальные ценностные установки в отношении политико-правовой реальности. Одно дело, что он говорит о политике, государстве и праве, другое - его реальное отношение к политико-правовым фе- номенам на уровне подсознания. На уровне своего «ratio» Достоев- ский - защитник «униженных и оскорбленных» (он в это искренне верит), в подсознании - порой преступник, желающий совершить насилие, как полагал Розанов в «Уединенном».

Опираясь на приведенное теоретическое отступление, следует подчеркнуть, что правосознание Розанова - это не просто набор его рациональных представлений о политико-правовой реальности, это показатель глубинной структуры его личности.

Лучше других правосознание Розанова понял Н.А. Бердяев, давший развернутую его характеристику в статье «О вечно бабьем

239

в русской душе»*. Он пишет: «Розановское отношение к государ- ственной власти есть отношение безгосударственного, женствен- ного народа, для которого эта власть есть всегда начало вне его и над ним находящееся, инородное ему [... ] Что-то рабье есть в словах Розанова о государственности, какая-то вековая отчужденность от мужественной власти. Это какое-то мление, недостойное народа, призванного к существованию совершеннолетнему, мужественно- зрелому»**. И далее: «Великая беда русской души в том же, в чем беда самого Розанова, - в женственной пассивности, переходящей в «бабье», в недостатке мужественности, в склонности к браку с чужим и чуждым мужем. Русский народ слишком живет в национально- стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще сознание лич- ности, ее достоинства и ее прав. Этим объясняется то, что русская государственность была так пропитана неметчиной и часто пред- ставлялась инородным владычеством. «Розановское», бабье и ра- бье, национально-языческое, дохристианское все еще очень сильно в русской народной стихии. «Розановщина» губит Россию, тянет ее вниз, засасывает, и освобождение от нее есть спасение для России. По крылатому слову Розанова, «русская душа испугана грехом», и я бы прибавил, что она им ушиблена и придавлена. Этот первородный испуг мешает мужественно творить жизнь, овладеть своей землей и национальной стихией»***.

Следует согласиться с Бердяевым в том, что Розанов постоянно позиционирует свой консерватизм, не мыслит себя вне власти и без власти. При известном эпатаже своего поведения (вызывающий ан- тисемитизм, открытый протест против отдельных норм канониче- ского права) Розанов - всегда законопослушный обыватель, счита- ющий своим долгом подчиняться власти. Иногда может возникнуть впечатление, что Розанов в своем отношении к власти намеренно театрален, как бы играет роль патриотически настроенного и верно- го государству подданного. Но многозначная ироничность Розанова не должна вводить в заблуждение: его глубинная мировоззренче- ская установка - идти за властью, потому что она - сила. Психоло- гически Розанов объясняет это так: «Чувства преступности (как у Достоевского) у меня никогда не было: но всегда было чувство бес- конечной своей слабости... Слабым я стал делаться с 7-8 лет... Это страшная потеря своей воли над собою - над своими поступками, «выбором деятельности», «должности». Например, на факультет я поступил потому, что старший брат был на “таком факультете”, без всякой умственной и вообще без всякой (тогда) связи с братом. Я всегда шел “в отворенную дверь”, и мне было все равно, “которая

* Впервые опубликована в «Биржевых ведомостях» в январе 1915 г., позднее вошла в книгу «Судьба России».

** Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990. С. 42.

*** Там же. С. 47.

240

дверь отворилась”. Никогда в жизни я не делал выбора, никогда в этом смысле не колебался. Это было странное безволие и странная безучастность»*. Представляется, что Розанов здесь не кокетнича- ет, а пишет о себе самое сокровенное. Тянуться к силе - характерная черта слабого человека. Вместе с тем «слабость» Розанова не сле- дует понимать буквально: его творческий гений безусловно силен. Речь идет о силе и слабости в социальном и политическом измере- нии. Сила, исходящая от власти, дает Розанову ощущение прочно- сти бытия, обеспечивает ему комфорт существования, возможность заниматься творчеством. Отсюда - поддержка институтов государ- ственной власти (полиции, армии) и ненависть к революции и ре- волюционерам.

Розанов ставит себе в заслугу свое законопослушание, очень доволен им: «С Розановым хорошо жить. Выпуская детство, - за 40 лет я никого не согнул, не пригнул к земле [...] Для кого же вред от Розанова? Ни для кого [...] Царя чтил. Отечество любил. Бывало, мимо церкви еду, всегда перекрещусь на крест. Чего же требовать? Обыватель во весь рост и все пуговицы застегнуты»**.

Розанов весьма позитивно оценивает власть как институт: «Ка- ков бы ни был поп, пьяный или трезвый, - а он меня крестил. Вот основание ко «всякой сущей власти» относиться все-таки с уваже- нием. Не кричать на нее, не хулиганить с ней, не подкапываться под нее. Ибо она была до меня, в ее гимназии я выучился, да... вероятно она меня и “похоронит”. Мы слишком “промежуточные”»***. Начи- ная с революции 1905 г. Розанов периодически говорит о дефиците власти в русском обществе, захлестываемого скрытой гражданской войной и анархией. В октябре 1905 г. он пишет: «Среди еще невидан- ной анархии мы, очевидно, должны получить, должны искать гро- мадную власть, громадный авторитет». «Дайте власти - страшной, большой, веруемой, святой». «Сущность задачи - власть. Власть не юридическая, не оружия: власть доверия, уверенности, субъек- тивной у каждого. По этим качествам “искомой власти” она должна быть народною»****. Основная опасность Февральской револю- ции 1917 г., по Розанову, - возможность погрузиться в анархию. Отсюда - его постоянно повторяющееся требование власти, дисци- плины и даже диктатуры: «После ночи анархии - два святых шага вперед. Один - решение низвергнуть власть и риск головой. Другой шаг - диктатура Временного правительства. Вот что нужно было сделать. Моментально нужно было предупредить двоевластие или многовластие»*****. Временное правительство должно было, по Розанову, «прежде всего, лютее всего - беречь власть. Не для себя, а

* Розанов В. В. Листва., М. - Спб., 2010. С. 50.

** Розанов В. В. Когда начальство ушло... М., 1997. С. 595.

*** Розанов В. В. Мимолетное. М., 1994. С. 330.

**** Розанов В. В. Когда начальство ушло... С. 63, 64.

***** Розанов В. В. Мимолетное. С. 397.

241

для России. Отдавшись в диктатуру генерала Алексеева, оно могло бы уже все творить его именем, оставив ему тоже продолжение веде- ния войны, но зато получив в свои руки (от него) железную граждан- скую власть: железную власть суда, железную власть наказания»*.

Розанов дает разнообразную характеристику государства как по существу, так и в его функциональном проявлении. Государство в своей основе для Розанова это способность принуждать и повеле- вать: «Государство ломает кости тому, кто перед ним не сгибается или не встречает его с любовью, как невеста жениха. Государство есть сила. Это - его главное. Поэтому единственная порочность государства - это его слабость. “Слабое государство” — contraditio in adjecto. Поэтому “слабое государство” не есть уже государство, а просто нет»**. Сила, по, Розанову, является фундаментом госу- дарственного суверенитета: «Но во главе всего этого и до известной степени впереди этого мы считаем свободу и независимость госу- дарства, или, что то же, - родины, ибо это есть условие всех прочих благ. Государство, которое перестало независимо существовать, - о финансах такого государства уже не приходиться говорить. Их про- сто нет. Нет независимости государства - и тогда нет его самого; оно просто умерло, как умирает отдельный человек [...] Но что обеспе- чивает независимость государства? Сила, хорошая вооруженность, а внутри - патриотизм. Закованное в железо и с хорошо бьющим- ся сердцем — оно непобедимо»***. Розанов прочно связывает госу- дарство с порядком и дисциплиной: «Нет государственности - нет дисциплины. А без дисциплины нельзя ни выиграть Бородинской битвы, ни провести парламентской сессии. Без дисциплины нельзя даже построить обыкновенного дома»****.

Розанов пытается сформулировать критерии если не идеально- го, то близкого к идеальному государства, каковым, по его мнению., является распространенное в развитых странах Западной Европы «культурное» государство, обеспечивающее себе и своим гражда- нам «достойное существование»: «“Достойное существование” для государства просто потому, что оно просто само: это - справедливое существование, это - спокойное существование, это - независимое существование и, наконец, - возможно комфортное существование в смысле суммы удобств и вообще хороших вещей, предоставлен- ных в распоряжение каждого, т. е. сработанных государством и от- данных им в пользование народа, населения, общества. Все эти цели особой выспренностью не отличаются, но они очень существенны, и население ждет от государства именно этого, и ропщет и жалу- ется, когда этого нет. Высшие культурные государства Европы, как

* Розанов В. В. Мимолетное. С. 399.

** Розанов В. В. Листва. С. 159-160.

*** Розанов В. В. В нашей смуте (Статьи 1908 г. Письма к Э. Ф. Голлер- баху). М„ 2004. С. 170-171.

**** Там же. С. 312.

242

Германия и Англия, именно к этому и стремятся, этого и достигли, и по удаче их в этих простых делах они и получили наименование «культурных», т. е. «достойных» в высшей степени. Мы, конечно, того же желаем и нашему отечеству. Это - справедливый и скорый суд, одно из непременных удобств страны; прекращение смуты; пре- успеяние всего материального состояния страны, начиная с дорог и финансов, находящихся в руках государства, и кончая благосостоя- нием, зажиточностью или по крайней мере не нищетою всего трудя- щегося населения»*. Иначе говоря, Розанов высказывает симпатии (довольно осторожные) к правовому социально ориентированному буржуазному государству, предоставляющего человеку традици- онный набор прав, свобод и гарантированных материальных благ. В духе консервативного либерализма конца XIX - начала XX века Розанов подчеркивает, что государство - надклассовый институт, служащий всему обществу, всей нации, всему народу. Он постоянно говорит о разрушающем влиянии классовой розни на все институты государства (парламент, армия, полиция и т. д.).

В конечном счете, Розанов занимает позицию патриота- державника, для которого государство - одна из высших ценностей: «“Обществу нужно одно, а государству - совсем другое”, “приятное для общества - разрушительно для государства”. Общество по су- ществу своему есть анархическая сила, - анархизм которой ничему не грозит единственно потому, что оно плавает поверх народа, как сливки, что оно сыто, обеспечено и вообще не движется никакой горькой нуждою. Но распространите нравы общественной жизни, эти свободные, распущенные, сладкие нравы, на народную жизнь, где живет нужда, горе, - и вы немедленно получите восстание, взры- вы, революционное клокотание, увидите кровь, насилие, истребле- ние чужой жизни и чужого имущества»**. Ценность государства особенно проявляется, по Розанову, в войне: «Вот это ощущение Государства есть вещь, ничем не заменимая в смысле обучения. В год войны мы многому научимся, - прямо перед нами многое но- вое и неожиданное раскроется, - и в новую Думу соберутся люди с запасом совсем иных чувств и иного сознания в груди. “Научиться Государству” - нельзя из лекций и из книг, а газеты и вообще пе- чатная “обывательщина”, - газеты, беллетристика, театр - только “разучивают Государству”, закрывая и затягивая его все бытом и бытом, все житейскими и житейскими “язвительностями”. Все это имеет свою цену и хорошую цену; но, однако, все это совершенно закрывает от нас одну великую драгоценность - вооруженное, могу- чее Отечество, готовое пойти на врага. В "быту” мы все, естественно, слишком раздробились и только в войне чувствуем себя “все вме-

* Розанов В. В. В нашей смуте. С. 170.

** Розанов В. В. Русская государственность и общество (Статьи 1906— 1907 гг.). М„ 2003. С. 480.

243

сте”. Это несравненный опыт. Это то политическое воспитание, ко- торого вовсе не дают нам юридические факультеты, которые суть какое-то “книжничество и фарисейство государственности”. Скелет и душа государственности, т. е. ее “твердое” и вместе ее “одушевле- ние”, есть действительно воинство на полях битв»*.

В государстве, таким образом, аккумулируются, по Розанову, сила, энергия, лучшие нравственные качества народа. Государство как бы поднимает человека на новую нравственную высоту, делая его настоящим гражданином. В этой связи представляет интерес тема «государство и личность», которую Розанов периодически затрагивает. Вот характерная цитата: «Иногда мы жалуемся, что у нас нет “такого совершенного правительства, как английское”, кото- рое дало даже гражданам “Habeas Corpus”, по которому полиция не может входить в дом частного человека etc. Но какой же русский человек - “частный человек”? Полиция (наша) и не входит в кре- стьянские избы, в поповские дома и вообще туда, где есть “частный быт”, живут “частные люди”. Она входит “к нам”, интеллигентам и горожанам, которые и за 40 лет живем, “как студенты”, читаем “Что делать?” и не прочь начинить бомбочку, которою может прошибить стену и убить и соседа»**. Не будучи безусловным противником прав и свобод человека, Розанов, тем не менее, понимает их весь- ма ограничительно, как составную часть российского абсолютизма. Государство и личность, по Розанову, есть органическое целое, не знающее противоречий. Подданный Российской Империи может обрести подлинную свободу только в рамках служения и поддерж- ки монархии, на пути сохранения и укрепления державных тради- ций. В этом смысле Розанов отмечает, что «политическая свобода и гражданское достоинство есть именно у консерваторов, а у “оппози- ции” есть только лакейская озлобленность и мука “о своем ужасном положении”»***. Конфликт между личностью и государством, как полагает Розанов, наблюдается только в «болезненной» интелли- гентской среде, представители которой, страдая крайним индиви- дуализмом и эгоцентризмом, ступили на путь борьбы с законной властью. Губительное влияние интеллигенции проявилось, в част- ности в том, что в России государственная деятельность стала вос- приниматься как нечто второстепенное: «Серьезнее серьезного, что в государстве и даже до некоторой степени мировой державе госу- дарственные люди были большие любители литературы, газет, жур- налов, впрочем, больше - повестей и стихов; а государственными делами занимались, о них думали, о них в самом деле болели умом и сердцем, наконец, из-за них ссорились и ненавидели друг друга фельетонисты и журналисты. Причем и они-то занимались этим к

* Розанов В. В. Последние листья. М., 2000. С. 268.

** Розанов В. В. Когда начальство ушло... С. 453.

*** Розанов В. В. Листва. С. 271.

244

большому неудовольствию “настоящих государственных людей”, которые в их сторону говорили: “Э, бросьте... Мы сами не зани- маемся, чего вы лезете? Пишите стихи, да хорошо пишите, чтобы мы в старости видели, что муза Пушкина на замолкла и слава рос- сийская не увядает”»*. По Розанову, в России государственная деятельность была заменена деятельностью литературной, что и погубило страну.

Понимание Розановым права - типично русское. Он писал о себе: «Законов, правда, никаких не почитал. Но их и никто в Рос- сии не почитает. Не мода»**. Данную фразу не следует, конечно, воспринимать прямолинейно. Розанов - отнюдь не правовой ниги- лист, отрицающий подобно анархистам право как изживший себя буржуазный институт. Розанов - законопослушный скептик, стре- мящийся критично и всесторонне оценить феномен права, а говоря более конкретно - российское законодательство в его различном проявлении. Для Розанова очевидно, что законодательство - это не просто юридическая форма и догма, опирающаяся на силу власти, оно - часть национальной культуры, базирующаяся на традициях и вековых психологических стереотипах и ценностях. Он не вы- ступает принципиальным противником правовой регламентации, он лишь хочет сказать, что российская правовая система есть во многом результат внешней, по преимуществу насильственной юри- дизации народной жизни. «“Закон”, - пишет он, - всегда у нас был “приказанием”. Проходил ли он через Государственный Совет, ис- ходил ли он от Комитета Министров, проявлялся ли в виде указа, был ли простым распорядительным актом губернатора, исправни- ка, консистории, земского начальника - все равно, всегда и везде, в дробях и в целом, блистательно и подпольно (“конфиденциальные” циркуляры) он был приказанием и только приказанием. И Россия была “приказною страною” по этому характеру своего управле- ния и происхождению законодательства»***. Подобно славяно- филу К. С. Аксакову Розанов констатирует известный параллелизм политико-правовой жизни официальной чиновничьей России и жизни народа. Российское законодательство, не затрагивая инте- ресов подавляющего большинства населения, как бы повисает в воздухе, дает холостые обороты, оставляя в стороне живущий по своим законам народ. Параллелизм официальных и неофициаль- ных (стихийно созданных народом) законов, полагает философ, чреват революционными потрясениями. Официальное законода- тельство, воспринимаемое многомиллионным крестьянством как «дело антихриста», как «печать сатаны», вызывает ненависть и же- лание разрушать.

* Розанов В. В. Когда начальство ушло... С. 76.

** Там же. С. 595.

*** Там же. С. 62.

245