Сторонники и противники пролетарского восстания

Бывают исторические ситуации, когда классово-политический конфликт не оставляет места ни для каких промежуточных решений. Обстановка в России летом и осенью 1917 г. не была, разумеется, уникальной с этой точки зрения. Однако впервые в нашу эпоху Россия оказалась перед столь категорической дилеммой. Ленин уловил это уже в начале июля: «Либо... поворот к контрреволюции... Либо... — „якобинство"». Дух своей партии он отождествлял (призвав помнить о положении России «на границе Европы и Азии») с духом якобинцев, наиболее радикального крыла Французской революции26. Об этом он говорил вплоть до Октября. Июльский поворот Ленин и его соратники расценили как конец «мирного развития революции». С этого момента спасти от «военной диктатуры», по его мнению, должно было вооруженное восстание, которое привело бы к победе пролетариата, поддержанного беднейшим крестьянством27. Сами Советы в тот момент представлялись большевикам органами, переживающими «мучительную агонию». Партия даже вынуждена была временно снять свой лозунг «Вся власть Советам!»28.

Таковы были новые, по сравнению с весной, установки, выдвинутые VI съездом РСДРП (б). На съезде в ее ряды официально влились «межрайонцы» — группа социал-демократов, которые ранее не были связаны ни с большевиками, ни с меньшевиками. Хотя и не слишком многочисленная, эта группа была весьма активной и влиятельной; не случайно из ее рядов вышло впоследствии немало руководителей партии. Наиболее авторитетный среди них, Троцкий, уже выступал решительно заодно с Лениным и в июльские дни сразу же выдвинулся как один из вождей большевиков. Кстати, Ленин тогда еще не ставил непосредственной целью вооруженное восстание. Сама мысль о нем отсутствует в резолюциях съезда: обжегшись на июльском опыте, делегаты призывали избегать «преждевременного боя»29.

Предложение о восстании Ленин выдвинул из своего подполья в середине сентября. После разгрома Корнилова большевики несколько раз предлагали промежуточным партиям компромисс — немедленно образовать целиком Советское правительство, то есть правительство, ответственное перед Советами и включающее только те политические течения, которые представлены в Советах. По правде говоря, это предложение выдвигалось Лениным не без скептицизма30. Оно не бы-

48

ло принято. Партии, которым оно было адресовано, еще раз предпочли соглашение с буржуазией и кадетами, хотя рост внутренних разногласий и вызвал в них политический и организационный кризис. В конце сентября было сформировано еще одно, последнее, коалиционное правительство под председательством все того же Керенского. Распространялись слухи о новых контрреволюционных заговорах, о бесчисленных замыслах восстановления единой власти. Однако шансы подобных планов на успех были невелики. Большевики в этих условиях снова выдвинули лозунг «Вся власть Советам!». Только на этот раз Советы должны были взять власть силой. В такой политической обстановке и сложился ленинский план восстания. В первый момент часть членов Центрального Комитета встретили этот план с немалым недоумением. Растущее не по дням, а по часам влияние большевиков давало основание думать, что достичь успеха можно «легальным» путем. Опасались, что ложный шаг приведет к новому, более тяжелому поражению, чем в июле. По мнению Ленина, это были пустые конституционные иллюзии, да к тому же в условиях, когда не было ни конституции, ни вообще каких-либо законов. Назрел новый кризис, новая революция. Восстание было бы авантюрой, если бы оно не сопровождалось подъемом народного движения. Между тем такой подъем был налицо. Уже ни слова, ни резолюции не могли удовлетворить массы; сделать это могли только решительные действия. Таким образом, перед партией стояла возможность использовать решающий шанс. Если она упустит его, говорил Ленин, она поставит под угрозу свое будущее. Напротив, если она возьмет власть, то сможет сразу укрепить свою победу, немедленно предложив мир, дав землю крестьянам и применив жесткие экономические меры против буржуазии. Именно это и имело решающее значение. На протяжении второй половины сентября и первых чисел октября Ленин все настойчивее призывал к тщательной и быстрой подготовке восстания. Ему стоило немало труда преодолеть сопротивление многих своих товарищей. Он не останавливался перед угрозой обратиться через их голову прямо к партии и массам. Поддержку внушительного большинства он получил наконец на заседании Центрального Комитета 10 октября, где 10 голосами против 2 было одобрено историческое решение о восстании31.

Главными противниками восстания среди большевистских руководителей были Каменев и Зиновьев. Партия отвергла их точку зрения, а позже ее опроверг и сам ход событий. Тем не менее жаркие споры по поводу решающего выбора, разгоревшиеся в сентябре — октябре и захватившие также период, непосредственно последовавший за победой, споры, в ходе которых дело едва не доходило до личного разрыва между их участниками, относились к числу наиболее важных и ответственных во всей истории партии большевиков. Два противника Ленина исходили не столько из слабой убежденности в возможности успеха, сколько из опасения, что мелкая буржуазия, составлявшая подавляющее большинство населения крестьян-

49

ской России, отнесется враждебно к чересчур решительным действиям пролетариата. Пролетариат, следовательно, окажется в изоляции, а его партия, да и сама революция будут поставлены под угрозу. Зиновьев и Каменев предлагали иную стратегию: не восстание, а длительное пребывание в оппозиции, комбинированные действия в Советах и Учредительном собрании32. В этом они были близки к левому крылу меньшевиков.

Сторонники восстания, напротив, убеждали в абсолютной невероятности подобного «мирного» развития: в условиях, когда уже в деревне дело дошло до жакерии, стоило большевикам промедлить — и нетерпение народных масс обратилось бы против них. Кроме того, сторонники восстания уповали на то, что революция распространится на другие страны. «Мы стоим в преддверии всемирной пролетарской революции»33, — писал Ленин, а Сталин в дискуссии на заседании Центрального Комитета добавил, что большинство держит курс «на победу революции и опирается на Европу»34. Как справедливо заметил Исаак Дойчер, рассматривая эти события с позиций историка, меньшинство чересчур пессимистично смотрело на перспективы внутриполитического развития международной ситуации35. Если же отвлечься от подобных соображений, эта дискуссия свидетельствует о том, насколько руководители большевиков в тот самый момент, когда они принимали решение не упустить исторический шанс, сознавали те трудности, с которыми социалистическая революция может столкнуться в России.