JAUhoZSB6N

большинство оленеводов собирались уезжать на пару недель в Ловозеро. Оставались только дежурные для наблюдения за стадом. Я решил приехать следующим утром, чтобы посмотреть, как будут выгонять оленей из кораля, а потом пообщаться со знакомыми оленеводами. Я уже знал, что время они называют только ориентировочное, и оно может легко сместиться на 1-2 часа в любую сторону по каким-либо обстоятельствам, поэтому надеялся приехать вовремя, только правильно почувствовав момент выезда.

Так сложилось, что на следующее утро я подъехал все же около 10 часов, и при подъезде к коралю увидел, что два оленевода на снегоходах уже куда-то гонят стадо. Таким образом, я опоздал к тому моменту, когда стадо выгоняли (посетовал, что прочувствовал момент), понаблюдал, как оленеводы сопровождают и направляют стадо, и поехал дальше в кораль.

Поставив снегоход около дома, я зашел в него и увидел, что один из оленеводов сидел у стола около окна и пил чай, а остальные занимались своими делами. Того, который пил чай, я хорошо знал, и он меня сразу встретил вопросом почему я езжу на снегоходе без заднего катка? Меня вопрос удивил, и он вывел меня на улицу и показал, что на моем снегохо-

де нет заднего бокового катка, который натягивает и удерживает гу-

сеницу, а на валу остался только сломанный подшипник. Здесь надо отметить, что пользователь снегохода я пока малоопытный, и следить за ним еще не умею, поэтому не заметил и поломку катка. Он мне объяснил, что это серьезная поломка, и без этого катка можно ездить только очень осторожно, иначе могут поломаться другие катки и слетит гусеница, по-

этому каток нужно как можно скорее ставить на место.

Я был очень озадачен ситуацией: осторожно возвращаться в с. Ловозеро, а потом в Мурманск, чтобы купить каток мне совсем не хотелось, так как это значительно сократило бы время моей экспедиции. Оленевод мне предложил другой вариант. На следующий день он уезжал в Ловозеро, а потом еще через 2 дня возвращался назад в тундру и мог мне привезти каток, если ему его передадут в Ловозеро. Меня это вполне устроило, и все так и случилось. Я позвонил по спутниковому телефону в Мурманск, там купили и передали в Ловозеро каток, оленевод мне его привез, и я, с помощью его консультации, поставил каток на снегоход.

Но эта ситуация меня просто поразила своими совпадениями. Ока-

зывается, я подъехал в кораль точно в нужное время (когда оленевод у окна пил чай) и поставил снегоход точно в нужном месте – около самого дома напротив окна, и как раз той стороной, где был сломан каток! Если бы всего этого не случилось, то снегоход мог бы серьезно сломаться, а я бы мог попасть в весьма сложную ситуацию. При этом все случилось не так, как я планировал (я собирался приехать в кораль к моменту выгона оленей из изгороди), но случилось наилучшим для меня образом, как будто кто-то (или что-то) специально создал эту ситуацию, и участникам оставалось только сыграть в ней свою роль. Здесь можно еще добавить, что мой

61

знакомый оленевод как раз уезжал на 2 дня в Ловозеро и смог привезти мне новый каток, что позволило успешно продолжить работу в экспедиции и скорректировать планы по ее проведению даже в лучшую сторону.

Рассмотренные три ситуации объединяет то, что описанные в них отдельные действия участников не были ими запланированы и фактически для них самих являлись неожиданными. Можно сказать, что ситуации наполнены иррациональными действиями участников, которые представляются им случайными. Но в результате эти действия оказываются увязанными в логическую последовательность событий, которые приводят к вполне определенному результату, нужному их участникам. Случайное совпадение всех действий представляется невероятным, поэтому возникает впечатление, что действия участников каждой ситуации были каким-то образом координированы. Эта внешняя координация проявлялась в том, что участники в нужный момент времени получали какие-то волевые импульсы, побуждающие их к выполнению действий, причем эти побуждения они считали своими.

Получается, что будто между участниками событий существовала некая связь, которая и обеспечивала согласованность их действий. Можно вспомнить закон партиципации (мистической сопричастности), выведенный Леви-Брюлем для пра-логического мышления1. Но Леви-Брюль утверждал, что этот закон являлся свойством мышления племен, находящихся на ранних ступенях развития (они так воспринимают и объясняют окружающий мир), но при этом данный закон, по его мнению, не отражал реально существующей связи между объектами, поэтому он и назвал подобное мышление «пра-логическим». В тундровых наблюдениях получилось иначе: участники событий не чувствовали никакой мистической сопричастности с окружающими людьми и явлениями, и мышление у них вполне современное, но эта связь фактически проявляла себя в согласованности их действий. Может быть, некая связь действительно существует, и люди на ранних ступенях развития умели ее чувствовать, а современный человек такую чувствительность потерял?

Фактически в тундре наблюдалась согласованность действий, которая может быть возможной только при их координировании какой-то внешней согласующей силой, проявляющейся в спонтанных иррациональных побуждениях участников ситуаций. Что это за сила, остается вопросом. Может, это «мировая воля», может – «божественная» или какая-то «тундровая воля». Может быть, возникает некая неосознаваемая связь между участниками событий, и они невольно в своих иррациональных действиях учитывают складывающуюся ситуацию в целом, как если бы они точно знали, кто где находится и что собирается делать. Можно лишь ут-

1 Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. - М.: Педагогика-

Пресс, 1994. С. 36-86

62

верждать, что это какая-то внешняя сила по отношению к отдельному человеку, потому что в его сознании и «природе» не могут содержаться знания о происходящих в тундре событиях, в которых нужно согласовывать действия участников. И эта внешняя сила действует именно через природу человека, побуждая его к выполнению определенных иррациональных действий.

Получается, что природа человека потенциально содержит в себе

всеобщность в детерминации его поведения, которая выходит за пре-

делы его индивидуальности, и которая может проявляться в определенных условиях, какими и являются условия жизнедеятельности в тундре.

Сознательная детерминация поведения, несмотря на претензию на всеобщность, всегда остается ограниченной конкретными знаниями, с опорой на которые принимаются решения. Так, например, известны случаи, когда киты выбрасываются на берег. И различные экологические организации из благих побуждений пытаются вернуть их обратно в море. А может быть, китов на берег выбрасывает некая мировая воля, пытаясь выровнять общее экологическое равновесие, складывающееся в природе? И тогда благие действия человека, с опорой на его современное знание, будут скорее вредны природе, чем полезны.

Возникает впечатление, что сама эволюция человека направлена от всеобщности природной к всеобщности социальной. Если на начальном этапе этой эволюции человек действовал как часть природы естественно, спонтанно, то по мере развития он потерял способность слышать голос природы и подчиняться ему, и теперь он пытается выстроить поведение на основе всеобщности уже с позиций своего знания, как человек социальный.

Литература

1.Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Пе- дагогика-Пресс, 1994. 608 с.

2.Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание, Личность. М.: Политиздат.

1975. 304 с.

3.Новый Завет. Евангелие от Иоанна.

4.Цылев В.Р. Ситуация социального взаимодействия человека и природы как возможность исследования субъектных антропологических характеристик природы // Человек между...: сборник научных статей / науч. ред. А.А. Сауткин. Мурманск: МАГУ, 2018. С. 40-53.

5.Фрейд З. «Я» и «Оно» // «Я» и «Оно». Избранные работы / пер. Л. Голлербах. М.: Издательство Юрайт, 2018. С. 119-157.

6.Юнг К.Г. Понятие коллективного бессознательного // Аналитическая психология: Прошлое и настоящее. / сост. В.В. Зеленский, А.М. Руткевич. М.: Мартис, 1995. С. 71-79.

63

УДК 304.9+101.1::316

ББК 60.032.33 + 87.6

Е.В. Филиппова

ФГБОУ ВО «Мурманский арктический государственный университет» г. Мурманск, Россия

ПАРАМЕТРЫ СООТНЕСЕННОСТИ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ИЗМЕРЕНИЯ УТОПИИ

Аннотация. Статья посвящена обобщению методологических измерений, находящих свое применение при исследовании феномена утопического. Помимо различного масштаба рассмотрения данного феномена, используются и различные подходы к его изучению. Выделяются и характеризуются следующие подходы: критический, хронологический, сущностный, компаративный, типологический (категориальный), эвристический.

Ключевые слова: утопия, утопическое, методология, методологический подход.

E.V. Philippova

Murmansk Arctic State University

Murmansk, Russia

UTOPIA IN THE PARAMETERS OF CORRELATON:

METHODOLOGICAL MEASUREMENTS

Abstract. The article is devoted to the generalization of methodological measurements, which find their application in the study of the utopian phenomenon. In addition to the different scale of consideration of this phenomenon, various approaches to its study are being used. This article defines and characterizes the following approaches: critical, chronological, essential, comparative, typological (categorical), heuristic.

Key words: utopia, utopian, methodology, methodological approach.

Приступая к рассмотрению темы утопического, исследователь сталкивается с огромным и постоянно увеличивающимся массивом литературы, в структуре которого первоначально можно выделить две большие группы: I — собственно утопические произведения (как художественные, так и нехудожественные); II — литература об утопиях (публицистика, философские, исторические, социологические, культурологические, литературоведческие работы, работы междисциплинарного характера, посвященные критическому осмыслению утопий как социального феномена, различных утопических проектов и идей, сыгравших роль утопий).

64

Широта объекта и его разнообразие задают возможности выбора масштаба исследования феномена (макро-, мезо-, микроуровень либо общий, средний или крупный план), что соотносится со следующими типами исследования.

а) Исследования первого типа можно обозначить как «История утопий» (А. Свентоховский, 1910) или «Каталог утопий» (В.В. Святловский, 1923): их цель заключается в том, чтобы дать в хронологическом порядке возможно полный перечень и анализ утопических идей, кажущихся автору наиболее значимыми в истории общественной мысли. Подобные исследования призваны показать динамику утопических представлений, обстоятельства их возникновения, эволюцию, смену форм, взаимную связь. Обычно они включают всю историю утопической мысли, начиная с первых ее проявлений и до современности.

б) Исследование конкретно-исторических вариантов утопии. Объектом исследования часто становится определенный вид утопии, утопия в конкретно-историческом воплощении: определенная эпоха (например, античность, французское или английское Просвещение), определенный тип утопии (например, народная, литературная, официальная).

в) Изучение взглядов конкретного автора или даже изучение одного конкретного произведения. Особенно это касается двух ключевых книг утопического дискурса – «Государства» Платона и «Утопии» Мора (часто их исследования превосходят по объему оригинал).

Если берется конкретно-исторический срез утопии, локализованный во времени и пространстве – определенная страна, определенная эпоха – то мы по-прежнему сталкиваемся со сложной структурой данного феномена, включающей различные виды и формы утопии, с особенностями их генезиса, (со)существования и развития.

Осмысление утопий идет по различным направлениям, среди которых можно выделить основные подходы: 1) полемический (критический); 2) хронологический; 3) сущностный; 4) типологический (категориальный); 5) компаративный; 6) эвристический. Также могут использоваться несколько подходов одновременно.

Критический (полемический) подход к рассмотрению феномена утопического является исходным, первичным по времени возникновения. Утопии, утопическое становятся объектом интенсивного теоретического осмысления и концептуализации в качестве ответа на социальную практику, в частности, на появление и развитие масштабных идеологий XIX века (социализма, анархизма) и связанную с этим полемику, а также с масштабными историческими событиями XX века (прежде всего с русской революцией 1917 г.). Изучение утопии выступило в качестве не только теоретической, но и насущной задачи, оказалось связанным с мировоззренческими, ценностными, идеологическими установками исследователей.

65

Так, термин «утопия» активно использовался в политической борьбе социалистов, либералов и консерваторов, применяясь при этом для обозначения принципиально различных явлений. Если К. Маркс и Ф. Энгельс относили к утопическим идеи и проекты общественного переустройства, имеющие донаучный, наивный характер, не опирающиеся на знание законов общественного развития и его движущих сил, то социалист Ж. Сорель рассматривал утопию как вымысел, теоретическую конструкцию, пригодную для сугубо познавательных целей, не имеющую отношения к социальной практике, массовым движениям.

Политические, социальные и духовные условия распространения революционных идей в России и последствия прихода к власти большевиков были осмыслены русскими религиозными мыслителями (С.Л. Франк, Г.В. Флоровский, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков)1. С позиций христианского миросозерцания они подвергли критике коммунистический проект как заведомо неосуществимый и порочный в своих основах план социального переустройства – посредством произвольного, насильственного изменения общественного строя, достижения справедливого общества социальной гармонии вне опоры на религиозный принцип.

Уже в совершенно иных исторических условиях и исходя из иных методологических и ценностных установок, К. Поппер рассматривал платоновскую утопию в качестве модели закрытого общества, которой в реальности соответствует современный ему тоталитаризм.

Таким образом, в русле этого подхода утопия предстает не только или не столько собственно объектом исследования, а своеобразным подвергаемым критике «антиидеалом», от которого автор в своих построениях дистанцируется. Более отстраненный и объективирующий подход – следующий.

Хронологический подход. Суть данного подхода хорошо выразил А. Свентоховский, отмечая, что целью его труда выступает создание «исчерпывающей истории утопий»: «Не желая навязывать читателям своего мнения, я представил здесь каждую утопию в общих чертах с совершенной объективностью. Читатели могут свободно выработать себе свое мнение, что я считаю самой большой пользой, какую только можно извлечь из научной книги».2 По отзыву А. Фогта, содержание сочинений подобного плана обычно «состоит в перечислении утопий в хронологическом порядке, в общих сведениях об их авторах, о том, когда и как они были написа-

1	См. работы: «Ересь утопизма» С.Л. Франка, «Метафизические предпосылки
утопизма» Г.В. Флоровского,		«Царство	духа и	царство	кесаря» и «О		земном и
небесном утопизме» Н.А.		Бердяева,	«Два	града.	Исследования	о	природе
общественных идеалов»		С.Н. Булгакова.
2	Свентоховский А. История утопий: от Античности до конца XIX века. Пер. с польск. /
Вступ. Ст. А.Р. Ледницкого. Изд. 2-е. М.: Книжный дом «Либроком», 2012.						С. 2-3.
			66

ны, а затем – в критическом или хвалебном, серьезном или саркастическом разборе их формы и содержания»1.

Утопия выступает в подобных работах объектом систематического теоретического исследования в исторической перспективе. Данный подход предполагает рассмотрение утопий в исторической целостности и последовательности, позволяет изучить хронологию утопической мысли, выявить ее специфику в определенную эпоху, преемственность, влияние различных факторов. Выбор этапов, персоналий и их группировка у разных авторов отчасти пересекается, отчасти расходится, поскольку зависит от позиции исследователя. Критерии отнесения к утопическим тех или иных учений/проектов/программ могут быть различны, равно как оценка значимости конкретных учений и, в связи с этим, их включение либо невключение в работу, а также объём отводимого внимания.

Хронологический принцип изложения характерен для всех фундаментальных исследований утопии, ставших классическими: это «История утопий» А. Свентоховского (1910), «История утопической мысли» Дж. Хельтцера (1923), «История утопий» Л. Мамфорда (1922), «Английская утопия» А. Мортона (1952). Он реализован также в современных работах В. Мильдона (2006) и Б.Ф. Егорова (2007) в применении к российским утопиям.

Данный подход исходит из того, что, несмотря на наличие определенной специфики, обусловленной конкретно-историческими, социокультурными факторами, феномен утопии универсален в пространстве и времени, т.е. существует в качестве культурной универсалии, пусть и не исключающей определенного культурного отбора.

Сущностный подход предполагает рассмотрение утопии как социального феномена (подобно тому, как П. Сорокин изучал революцию: идеографическое описание конкретных революций при этом отсутствует, анализируется само явление, его универсальные черты). Как отмечает С.С. Брега: «Следует признать, что имеющееся огромное количество утопий, созданных за долгую историю человечества, затрудняет формулировку точного определения этого понятия. Но можно попытаться рассмотреть это многообразие как нечто целое, обобщив их основные черты, сосредоточившись на том, что представляется типичным для утопии как социального явления в целом».2 В данном случае внимание будет направлено на критерии утопичности, характеристики, сущностные черты утопии, ее структуру, формы проявления, функции в социуме, универсальные признаки (инварианты) и варианты.

1Фогт А. Социальные утопии. С. III.

2Брега С.С. Феномен утопии и антиутопии как явление в социуме // Вестник Московского государственного областного университета. Серия "Философские науки". 2009. № 4. С. 47.

67

Данной установкой руководствовался при написании своей работы А.Фогт: «Читатель не найдет в моей книге подробного изложения всех утопий, как в некоторых других сочинениях. Об иных утопиях я не упоминал вовсе, о других – только вскользь. Я выбирал среди них лишь те, которые, на мой взгляд, особенно характерно выражают общие стремления человеческого духа. Я не рассчитываю, конечно, дать здесь исчерпывающие ответы на вопросы, перечисленные мной выше. Я ясно понимаю, как велика и невыполнима была бы подобная задача. Нужно быть самому утопистом, чтобы верить, что возможно сразу обнять весь бесконечно разнообразный и необъятный мир».1 Процитированная работа (и подобные ей) представляют размышления автора по вопросам, «поставленным, но до конца не разрешенным». Сходного принципа придерживался Д. Уилсон: «Не пытаясь обеспечить читателя полным справочным пособием по утопической мысли, я сосредоточился на некоторых авторах, чьи работы иллюстрируют более широкие изменения в подходах к будущему».2 Проблемность здесь противопоставляется возможно полному охвату материала.

В случае компаративного подхода исследование утопии ведется в более широком социальном/смысловом контексте. Это может быть более широкий объект рассмотрения, обычно – представления о будущем (Ф. Полак, Д. Уилсон, И.Д. Тузовский, В.П. Шестаков)3 либо сравнение двух национальных идей / мифов (Э.Я. Баталов).4 Продуктивно также сопоставление утопии с другими общественными явлениями и формами сознания, такими как: наука (Ф. Энгельс)5, миф (Ж. Сорель)6, традиция (Е. Шацкий7), идеология (К. Мангейм, П. Рикёр)8, революция (С.Е. Эрлих, М. Ласки)9, реформизм (Х. Мараваль)10, сопоставление утопии с ее эпифеноменами, в частности, с антиутопией (В. Чаликова)11. Варианты соотнесения утопии, антиутопии, дистопии, практопии представлены в

1Фогт А. Указ.соч. С. IV-V.

2Уилсон Д. История будущего. М.: АСТ, 2007. С. 11.

3Polak F. The image of the future. Elsevier Scientific Publishing Company, 1973. 321 с.;

Уилсон Д. Указ.соч.; Тузовский И.Д. Светлое завтра? Антиутопия футурологии и футурология антиутопий. Челябинск : Челябинская гос. акад. культуры и искусств, 2009. 311 с.; Шестаков В.П. Эсхатология и утопия. М. : Гуманит. изд. центр

"ВЛАДОС", 1995. 205 с.

4Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Прогресс-Традиция, 2009. 382 с.

5Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. М.: Политиздат, 1978. 80 с.

6Сорель Ж. Размышления о насилии. М.: URSS, 2013. 163 с.

7Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. 454 с.

8Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: РАО Говорящая книга, 2010. 744 с.; Ricoeur P. Lectures on Ideology and Utopia. NY.: Columbia University Press, 1986. 353 с.

9Эрлих С. Бес утопии. Утопия бесов СПб: Нестор-История, 2012. 134 с.; Ласки М. Утопия и революция. М.: Прогресс, 1991.

10Мараваль Х. Утопия и реформизм. М.: Прогресс, 1991. 405 с.

11Чаликова В.А. Утопия и свобода. М.: Весть, 1994. 180 с.

68

двух наших предыдущих статьях1. Компаративный подход обычно не даёт исчерпывающей характеристики явления, а лишь позволяет взглянуть на него с определенной точки зрения, осуществить постановку и решение некоторой исследовательской проблемы. Инструментами исследования здесь выступают соотнесение, сопоставление, противопоставление.

Типологический и категориальный подходы выступают инструмен-

том упорядочивания обширного утопического массива. Так, Э.Я. Баталов, предложивший один из самых полных подходов к типоморфологии утопии, предлагает следующие основания для типологизации: субъект утопического идеала (определенный класс, общественная сила); временная направленность (регрессистская, консервационистская, прогрессистская установка); содержание (социокультурное наполнение идеала – ценности, соответствующий тип власти и общественных отношений)2. Ряд авторов исходят из выделения некоторых категорий, выступающих универсальными для рассмотрения различных утопий: например, категории форма,

явное содержание, символичное содержание, эффект (которые выделяют Б. Гудвин и К. Тэйлор)3 или категории топоса, этоса и телоса утопии, (предложенные М.И. Шадурским)4. Более подробно различные типологии утопий рассматриваются в одной из наших предыдущих статей5.

Эвристический подход. Значительное число работ посвящено изучению своеобразия национальных / цивилизационных утопических традиций, таких как английская6, североамериканская7, южноамериканская8, российская9, китайская1, исламская.2 Ряд авторов подчеркивает особую

1 Филиппова Е.В. ХХ век: пути человечества в зеркале утопий и антиутопий, // Ориентир и путь: сборник научных статей / [науч. ред. В.М. Воронов, К.Я. Коткин]. Мурманск: МАГУ, 2017. С. 67-76; Филиппова Е.В. Между настоящим и будущим: судьбы человечества в антиутопическом дискурсе, Человек между: сборник научных статей / [науч. ред. А. А. Сауткин]. Мурманск: МАГУ, 2018.

2Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М.: Политиздат, 1989. С. 49-51.

3Goodwin B., Taylor K. The Politics of Utopia: A Study in Theory and Practice. Peter Lang, 2009. P. 53.

4Шадурский М.И. Литературная утопия от Мора до Хаксли. М.: URSS, 2007. С. 15.

5Филиппова Е.В. Конструирование и реконструкция утопического: правила игры, Игра и игрушка: сборник научных статей / [науч. ред. В.М. Воронов, К.Я. Коткин]. Мурманск: МАГУ, 2018. С. 49-55.

6Мортон А.Л. Английская утопия. М.: Изд-во иностр. лит., 1956. 278 с.

7Баталов Э.Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М.: Наука, 1982.

336с.

8Аинса Ф. Реконструкция утопии. М.: Наследие, 1999. 207 с.; Паниотова Т.С. Рождение утопии: латиноамериканский контекст // Вопросы философии. - 2005. - № 10. - С. 68-77.

9Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М.: Наука, 1977. 335 с.; Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. XIX век. М.: Наука, 1978. 342 с.; Мильдон В.И. Санскрит во льдах, или возвращение из Офира. М.:

69

значимость проблематики для национальной истории и национального самосознания: для Польши (Е. Шацкий), Молдавии (С. Эрлих), Латинской Америки (Ф. Аинса), Англии (А. Мортон), России (В.И. Мильдон). Иногда имеют место попытки представить утопизм как феномен сугубо национального менталитета (английского, американского, русского).

Отдельно стоит отметить ряд работ, в которых анализ сущности утопического сочетается с попытками обоснования применения его основных принципов в современной действительности (попытка использовать функцию социального конструирования). При этом утопические традиции рассматриваются как пример или модель, отправная точка для решения проблем современности, для поиска национальной идентичности, национальной идеи – применительно к Польше (Е. Шацкий3), Молдавии (С. Эрлих4), России (В. Штепа, В.С. Мартьянов, Л.Г. Фишман5).

Среди инновационных, авторских подходов к анализу утопий необходимо отметить сочетание в одном исследовании традиционных и количественных методов анализа текстов (Д.Е. Мартынов6) и рассмотрение утопических конструкций (в частности, трудов Платона) в терминах и через призму синергетики (Василькова В.В.7).

Резюмируя вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что теоретические «измерения» утопии зависят как сугубо концептуального аппарата и целей исследователя, так и от социокультурного (ценностноидеологического) контекста, который является для него (исследователя) актуальным.

Литература

1.Аинса Ф. Реконструкция утопии. М.: Наследие – Editions UNESCO, 1999. 207 с.

РОССПЭН, 2006. 288 с.; Егоров Б.Ф. Российские утопии. СПб: Искусство-СПБ, 2007. 414 с.; Чистов К.В. Русская народная утопия. СПб: ООО «Дмитрий Буланин», 2011. 528 с.

1 Китайские социальные утопии, 1987; Мартынов Д.Е. «Утопия» Запада и «Великое Единение» Китая: к проблеме рецепции и эволюции терминологии // Вопросы философии, 2010. №7. С. 137–148.

2Бобоев Ш.М. Исламская социально-утопическая философия в Центральной Азии: Историко-философский анализ: дисс. ... канд.фил.наук: 09.00.03. Москва, 2003. 162 с.

3Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. 456 с.

4Эрлих С. Бес утопии. Утопия бесов. М.: Нестор-История, 2012. 284 с.

5Штепа В. RUТОПИЯ. М.: Издательство «Ультра.Культура», 2004. 308 с.; Мартьянов В.С., Фишман Л.Г. Россия в поисках утопий. От морального коллапса к моральной революции. М.: Издательство «Весь мир», 2010. 256 с.

6См. статьи «К рассмотрению семантической эволюции понятия «утопия»: XVI - XIX вв.» и «К рассмотрению семантической эволюции понятия «утопия» (XX в.)», опубликованные в №9 и №10 журнала «Вопросы философии», 2009.

7Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб: Издательство "Лань", 1999. 480 с.

70