Глава 6 Появление семитов
В самых общих чертах историю народов Сирии можно разделить на пять основных этапов:
1)дописьменная эпоха;
2)семитский период, начиная с амореев (примерно за 2500 лет до н. э.) и заканчивая падением Нововавилонской (халдейской) империи в 538 году до н. э., за чем последовало персидское господство;
3)греко-римский период, начиная с завоеваний Александра Македонского в 333 году до н. э. и заканчивая вторжением арабов в
633–640 годах н. э.;
4)арабо-исламский период вплоть до завоевания Сирии туркамиосманами в 1516 году;
5)османский период, закончившийся с Первой мировой войной.
На протяжении всей этой долгой и пестрой истории вряд ли было такое время, когда Сирия во всей полноте являлась независимым суверенным государством под властью своих местных правителей. Ее принудительное объединение всегда осуществлялось по воле внешних сил. Как правило, она либо входила в большее целое, либо была разделена между местными или иноземными государствами. Только на второй стадии государства Селевкидов (301–141 гг. до н. э.) со столицей в Антиохии и во времена Омейядского халифата (661–750 гг. н. э.) со столицей в Дамаске политический центр притяжения находился в самой Сирии. При мусульманах-мамлюках (1250–1516) она была придатком Египта. В Египте Нил, а в Месопотамии Евфрат служили объединяющими силами государства. В Сирии же не существовало такого физического фактора. В действительности ее физическая структура способствовала скорее разделению, нежели единству.
Название «Сирия» по форме греческое. В угаритской литературе ее упоминания имеют вид SHRYN, а на иврите – Siryon[25], под чем понимался Антиливан. Позднее понятие расширилось, и название части стало включать в себя целое. Слово «Ливан» тоже семитское, но
встречается в более ранних клинописных записях. Район северного Евфрата был известен вавилонянам как SU-RI. Между «Сирией» и «Ассирией», вероятно, нет этимологической связи. В греческие и послегреческие времена значение термина расширилось и стало применяться ко всей стране. Так это и оставалось до Первой мировой войны. Обычно он охватывал территорию между Тавром и Синаем, Средиземным морем и Иракской пустыней. Для Геродота Палестина была частью Сирии, как и для турок, а ее жители – палестинскими сирийцами. Вильгельм Тирский и другие историки крестовых походов тоже считали Палестину частью Сирии. Слово «Палестина» происходит из греческого языка, хотя изначально это была «Филистия» – в этом имени увековечено название индоевропейцевфилистимлян, которые занимали приморский регион во второй половине XIII века до н. э., примерно в то же время, когда израильтяне из Египта пытались занять внутренние районы. Отсюда название распространилось на всю территорию вплоть до пустыни.
Понятия «Сирия» и «сирийский» не встречаются в оригинальном древнееврейском языке Писания, однако в Септуагинте так называются Арам и арамеи. Некоторые античные авторы ошибочно именуют сирийцев ассирийцами. Арабы дали стране новое название – аш-Шам («тот, что слева», то есть север), в противоположность альЯману («тот, что справа», юг), все это если смотреть от Хиджаза. На английском языке слово Syrian («сирийский», «сириец») до недавнего времени применялось в качестве этнического термина, обозначающего жителей всей Сирии, но затем стало обозначать только гражданина Сирийской Республики[26]. В качестве лингвистического термина оно относится ко всем народам, говорящим по-сирийски (по-арамейски), включая народы Ирака и Ирана, а в качестве религиозного понятия – к приверженцам древнехристианской сирийской церкви, часть которых расселилась вплоть до самой Южной Индии.
У римлян Syrus означало любого говорящего на сирийском языке человека, но римская провинция Сирия простиралась от Евфрата до Египта. Так же ее границы определяли и арабские географы, в них же ее признавали и до конца Османского периода. Физическая цельность этого региона, который в прошлом обычно назывался Сирией, соответствует культурной цельности, но не этнической или политической. Он представляет собой более-менее единообразную
область цивилизации, резко отличающуюся от прилегающих областей. Только между ним и другим, восточным, рогом Плодородного полумесяца культурная граница всегда была подвижной.
В истории Сирии и ее народа определяющими являются три фактора: во-первых, ее географическая конфигурация как совокупности различных регионов, отраженная в смешанном населении, – безумно пестрый винегрет из этнических групп и религиозных конфессий. Ландшафт ее настолько изрезан, что нигде географические условия не создавали достаточно широких возможностей для развития сильного и всеобъемлющего государства. Второй фактор – это ее стратегическое положение в качестве связующего звена между тремя историческими частями света, из-за чего ей со всех сторон угрожали опасности и военные вторжения. Вавилоняне и ассирийцы, египтяне, хетты, персы, македоняне и римляне, арабы, монголы и турки, а также крестоносцы нападали на страну в разные периоды времени и оккупировали ее территорию, частично или полностью. Третий фактор – это ее близость к двум древнейшим очагам активной культуры: шумеро-вавилонской на востоке и египетской на юге. В последующие времена через морские маршруты страна была открыта для индоевропейских влияний из Крита, Греции и Рима, а через сухопутные – для индоиранских влияний из Персии и Индии.
Благодаря постоянным и легко устанавливаемым контактам с внешним миром через важные международные пути Сирия испытывала на себе космополитическое влияние и принимала наплыв остатков уничтоженных сообществ. В ее южной части современный бахаизм нашел защиту от разрушения и бок о бок сосуществует с таким окаменелым пережитком древней веры, как самаритянизм. В центральной части до сих пор прекрасно уживаются общины друзов и маронитов, берущие начало еще в Средневековье. На севере до сих пор остаются секты нусайритов и ассасинов.
Эту великую международную артерию можно проследить от самых ее зачатков в дельте Нила, откуда она идет вдоль побережья Синайского полуострова, а оттуда одна ветвь отходит на юг к медным и бирюзовым копям полуострова, а другая устремляется немного дальше на восток – в благоуханные земли Южной Аравии. Затем она поворачивает на север вдоль палестинского побережья, не очень
близко к морю, в сторону горы Кармель. Здесь снова раздваивается: одна часть огибает побережье, следуя через города Тир, Сидон, Библ и другие сирийские порты, а другая поворачивает вглубь страны через долину Мегиддо, через Иордан в его северном течении, а затем прямо на север, в Дамаск. Здесь эта ветвь пересекает Сирийскую пустыню через Пальмиру, связывая центр Сирии с центром Месопотамии, который друг за другом представляет Вавилон, Ктесифон и Багдад. Из Дамаска главная магистраль поворачивает на запад, пересекает Антиливан в ущелье Забадани и направляется на север, следуя за Оронтом (совр. Эл-Аси) через Кадеш в Северную Сирию. По пути в Кадеш от нее отходит ветвь, которая соединяется со Средиземноморьем через ущелье Нахр-аль-Кабир; по тому же маршруту следует современная железная дорога. После того как одно ответвление уходит в Северную Сирию через Сирийские ворота Аманоса к морю, а другое – на северо-запад через Киликийские ворота Тавра в Малую Азию, главная дорога далее движется на восток через Сирийскую седловину до Евфрата, а затем до Тигра и на юг до Персидского залива.
Саргон, Синахериб, Навуходоносор, Александр, Помпей, Амр ибн аль-Ас, Наполеон, Алленби, Авраам, Моисей, Святое Семейство – все они и многие другие в свое время прошли по этому долгому караванному пути. В древности и Средневековье по нему текли вьюки со слоновой костью и золотом из Африки, миррой, ладаном и пряностями из Индии и Южной Аравии, янтарем и шелком из Средней Азии и Китая, пшеницей и древесиной с сирийских гор и равнин. Но караваны везли помимо этого еще и невидимый груз идей. Пшеницу съедали. Янтарь шел на удовлетворение мимолетного каприза какойнибудь девицы. Но идеи не исчезали бесследно. Одни дали ростки в умах сирийцев и внесли свой вклад в формирование этой сложной культуры, которую мы называем сирийской и которая представляла собой слияние местных элементов с другими из окружающих культур. Сам местный элемент представлял собой переработку того, что осталось после бесчисленных миграций и вторжений.
Четвертым из определяющих исторических факторов является то, что на протяжении всей своей истории эта страна, особенно у ее восточных и южных границ, представляла собой арену непрекращающейся борьбы между кочевниками и оседлыми
земледельцами. Одним из важнейших импульсов во всей истории Ближнего Востока были повторяющиеся набеги и вторжения бедуинов, жаждавших той более полной жизни, которую вело городское население прилегающих земель. Большая часть истории Сирии – это история всплесков и оттоков неугомонных, полуголодных соседей по пустыне, вознамерившихся занять пахотные земли каким угодно путем, мирным или насильственным. Не обремененные имуществом, обладая большей мобильностью и выносливостью, жители палаток имели преимущество перед жителями домов. История древних израильтян, запечатленная на страницах Ветхого Завета, самым подробным образом иллюстрирует этот многолетний переход от кочевой к городской жизни. Но израильтяне были не первыми семитами, которые совершили такой переход. Многие семиты до них и многие после них прошли через те же этапы в их отношениях с Сирией.
Слово «семит» происходит от ветхозаветного имени Шем через латинскую Вульгату, при этом предполагается, что семиты – это потомки старшего сына Ноя. Однако в научном обиходе это лингвистический термин; он обозначает тех, кто говорит или говорил на том или ином семитском языке. Семитские языки в настоящее время признаются отдельной семьей, куда входят ассиро-вавилонский (аккадский)[27], ханаанский (финикийский), арамейский, иврит, арабский и эфиопский. Члены этой семьи проявляют поразительное сходство, а как группа в целом отличаются от других лингвистических групп, причем ближайший родственный им язык – хамитский. Основные схожие элементы в языках этой семьи следующие: главная глагольная трехконсонантная основа, система времен всего с двумя формами (фактически видами) – совершенной и несовершенной, и спряжение глаголов по одной и той же схеме. У всех членов семитской семьи базовые слова – например, личные местоимения, существительные, обозначающие кровное родство, числительные и основные части тела – почти одинаковы.
Это лингвистическое родство между семитоязычными народами является наиболее важной, но не единственной связью, оправдывающей объединение их под одним именем. Сопоставление их социальных институтов, религиозных убеждений, психологической специфики и физических черт показывает удивительное сходство. Так,
мы приходим к неизбежному выводу: по крайней мере, некоторые предки тех, кто говорил на вавилонском, ассирийском, аморейском, ханаанском, еврейском, арамейском, арабском и абиссинском языках, – еще до того, как они подобным образом дифференцировались, – должны были образовывать единую общность, говорящих на одном языке и обитающих в одной местности.
Где обитала эта общность? По самой правдоподобной теории, ее родиной был Аравийский полуостров. Географические доводы в пользу Аравии включают в себя пустынный характер местности, с трех сторон окруженной морем. Всякий раз, когда численность населения превышает возможности этой узкой обитаемой полоски земли обеспечивать достаточное пропитание, оно начинает искать себе дополнительное пространство, которое наличествует только на севере, в более плодородной соседней земле. Это, в свою очередь, связано с экономическим доводом, согласно которому арабские[28] кочевники всегда вели полуголодное существование, и среди мест, где они могли удовлетворить свои потребности, Плодородный полумесяц находился к ним ближе всего.
Примерно за 3500 лет до н. э. семиты в процессе миграции с полуострова двинулись на северо-восток, и входившие в их состав кочевые племена разошлись среди оседлого и высокоцивилизованного шумерского населения Месопотамии, таким образом произведя на свет исторических аккадцев (позже названных вавилонянами). Вступая в браки и смешиваясь с несемитскими предшественниками в регионе Тигра и Евфрата, семиты перенимали у них знания о строительстве и оседлой жизни, растениеводстве и ирригации земли и, что еще важнее, о чтении и письме. Семитский язык, который они принесли с собой, занял главенствующее положение и стал средством, которым евфратская культура выражала себя на протяжении бесчисленных поколений.
Около тысячелетия спустя после первой миграции новый поток племен из пустыни привел амореев на северные равнины Сирии. Эта миграция охватывала и народ, который позднее участвовал в оккупации приморской равнины и называл себя ханаанеями, а греки, с которыми они вели торговлю, звали их финикийцами.
Между 1500 и 1200 годами до н. э. третий исход из Аравии привел арамеев в Келесирию и Дамаск и расселил евреев по южной части страны. Около 500 года до н. э. еще один поток аравийцев привел к
образованию к северо-востоку от Синайского полуострова Набатейского царства со столицей в Петре, достигшего впоследствии при покровительстве римлян необычайно высокой степени развития.
Последний громадный поток нахлынул из Аравии уже в начале VII века н. э., подняв знамя ислама и охватив не только Сирию, но и весь остальной Плодородный полумесяц, а также Египет, Северную Африку, Персию и даже Испанию и части Средней Азии. Эту миграцию в качестве исторического довода приводят сторонниками теории об Аравии как прародине семитов. К нему они добавляют лингвистический довод о том, что арабский язык во многом сохранил самое близкое родство с семитским материнским языком, в который все семитские языки когда-то входили в качестве диалектов, а также психологический довод о том, что аравийцы, особенно жители пустыни, сохранили в себе чистейшие семитские черты.
Эти человеческие разливы, разделенные между собой примерно тысячей лет, – именно такой срок требовался, чтобы до краев заполнить человеческий резервуар Аравии, – иногда называют волнами. На самом деле они больше похожи на другие передвижения народов в истории, которые начинаются с того, что с места снимаются лишь несколько человек, за ними следуют другие, потом их становится все больше, пока течение не достигает пика, а затем не начинает отступать. Время миграции – это время ее пика или тот момент, когда она становится явно выраженной, хотя в действительности могла занимать десятки лет до и после этого момента.
Глава 7 Амореи: первая крупная семитская общность
в Сирии
Из крупных семитских народов, искавших и нашедших себе новое место под солнцем в Сирийском регионе, первой была группа, самоназвание которой нам неизвестно, однако восточные соседишумеры звали ее амореями. Следовательно, это слово не семитское. Оно означает «люди с запада». Название аморейской столицы Мари, находившейся несколько ниже устья Хабура (тоже шумерское слово), этимологически идентично названию страны A-MUR-RU, MAR-TU, «западная земля»; таково же было имя и их древнейшего божества – бога войны и охоты. Позже вавилоняне стали назвать так всю Сирию, а Средиземное море для них было «великим морем Амурру».
Первое упоминание о стране амореев встречается еще во времена Саргона (ок. 2250 до н. э.) – это первое великое имя в семитской истории. Постепенно амореи начинают появляться в Центральной Сирии, Ливане и на юге вплоть до Палестины. Есть мнение, что у слов «Ливан», «Сидон» и «Аскалон» аморейские окончания. Амрит[29] на северном финикийском побережье увековечил в себе это имя. Именно в то время Сирия, за исключением отдельных областей, населенных хурритами и другими несемитскими племенами, впервые была осемичена и оставалась таковой много веков до сегодняшнего дня. До того, как Саргон захватил Амурру, его столица Мари была главным городом одной из ранних шумерских династий. Саргон сверг шумерского завоевателя Лугальзагеси из Урука, который в одной из своих надписей утверждает, что «он покорил земли от восхода солнца до заката солнца» и что «направил свой путь от Нижнего моря, от Евфрата и Тигра до Верхнего моря». В течение XX века город и страна вокруг него стали аморейскими по населению, культуре и правительству. Семитским захватчикам пришлось поселиться среди более древнего и более цивилизованного месопотамского общества, и можно предположить, что до того момента они скитались по северным территориям и Бекаа как бедуины, следуя за своими стадами.
Этот переход от пастушеской к земледельческой стадии запечатлел шумерский поэт, который жил незадолго до 2000 года до н. э., когда амореи оккупировали Вавилонию:
Аморею друг – его оружие… Он не ведает смирения.
Он ест сырое мясо, Всю жизнь не владеет домом,
Своих мертвецов не хоронит. [Теперь] у Марту есть дом [?]… [Теперь] у Марту есть зерно.
Возможно, кочевали они в основном на ослах; верблюды были еще не так широко распространены как домашние животные. В XVIII веке ослы у них по-прежнему использовались для жертвоприношений.
Амореи не только основали государство на среднем Евфрате и захватили всю Сирию, но и овладели и стали управлять самой Месопотамией. Между 2100 и 1800 годами до н. э. они основали несколько династий от Ашшур на севере до Ларсы на юге. Наиболее важной среди них была Вавилонская династия, впервые возникшая именно в этом городе, к которой принадлежал древнейший великий законодатель древности Хаммурапи (умер ок. 1700 до н. э.)[30]. Этот самый Хаммурапи покорил Амурру и включил его в свою Вавилонскую империю.
Вследствие этого завоевания Мари погрузился в забвение до тех пор, пока археологи не провели раскопки, которыми руководил Андре Парро, в месте под названием Телль-аль-Харири («курган шелкового человека»). Сделанные там находки принадлежат к одним из самых выдающихся открытий современности. Они включают в себя 20 000 клинописных табличек – такой многочисленной коллекции не найдено нигде за пределами Ниневии. Язык в основном аккадский, но лексика и грамматические особенности не оставляют сомнений в том, что писавшие их говорили на аморейском или западносемитском языке, отличающемся от аккадского или восточносемитского. Таблички относятся к архивам Зимри-Лима (ок. 1730–1700 до н. э.), последнего
царя Мари, чье царство было разрушено величайшим правителем эпохи – Хаммурапи. Среди табличек есть письма царей и сановников, деловые, административные и хозяйственные документы и ценные отчеты. Из одного послания следует, что в то время были уже известны колесницы, запряженные лошадьми, из другого – что система сигнальных костров применялась в качестве меры национальной обороны или для передачи срочных новостей. Цивилизация амореев, отраженная в языке, на котором они писали, представляла собой смесь аморейских, хурритских и вавилонских элементов.
Клинописная табличка Яхдун-Лима, отца Зимри-Лима, найденная в царском дворце Мари
На этих табличках Халабу (араб. Halab, Халеб, или Алеппо) предстает как столица Ямхада[31], Губла (Джебейль, Библ) – как центр по производству одежды и обуви, Катана (позже Катна, современная Аль-Мушрифа северо-восточнее Химса) – как важный центр, а Харрану (араб. Harran, библейский Харран) – место одной из остановок Авраама, шейха кочевников, на его пути к основанию еврейского народа в Палестине – как аморейского княжества.
Фактически документы показывают, что все эти города были центрами аморейских династий или находились под властью аморейских правителей, и не только это, но еще и то, что примерно за 1800 лет до н. э. практически во всем регионе от Средиземного моря до Эламского высокогорья господствовали аморейские цари.
Царская инвеститура: царь Мари получает знаки власти от Иштар. Бородатая фигура царя, позади которого стоит богиня, левой рукой
берет у Иштар жезл и кольцо, а правую воздевает в восхищении. На нем характерные для первой вавилонской династии тюрбан и одежда. Иштар предстает в своем военном аспекте, она вооружена, ее правая нога стоит на лежащем льве. Ей помогают бог и богиня, стоящие за ее спиной. Под ними две богини держат вазы, откуда изливается вода, в воде вверх-вниз плавают рыбы – тема плодородия. С правой стороны панели (на соседней странице) стилизованные деревья и животные и финиковая пальма
Имя правителя Библа Янтин-Амму позволяет предположить его аморейское происхождение; ‘ammu означает «клан».
Дворец Зимри-Лима, где были найдены таблички, состоял примерно из 300 комнат, украшенных искусными фресками на стенах с панелями, бордюрами и прекрасно выполненными фигурами людей и божеств, – одна из красот мира, как утверждается на табличке. Его площадь составляла более 6 акров (2,4 га), в нем были предусмотрены баня и туалет[32]. Две комнаты со скамьями и партами похожи на школьные классы. На одной из ярко раскрашенных картин изображен царь, который получает знаки своей власти от богини Иштар. Архитектура дворца и документы свидетельствуют о невиданном ранее развитии культуры, которая может посоперничать с египетской и месопотамской.
В основе процветания страны амореев лежало отчасти ирригационное сельское хозяйство и отчасти торговые связи с соседями. От Александреттского залива, где море сильнее всего вторгается в сушу, до западного изгиба Евфрата – на расстоянии примерно 100 миль (160 км) – ландшафт образует естественный коридор между приморским и месопотамским регионами. Коридоры представляют важность для коммерческой географии, так и для истории идей; они дают направление процессу культурного слияния. Здесь множество преград в виде гор с севера и запада и пустыни с юга сходится к одному расположенному в низине проходу, который открывает доступ к долине с одной стороны и к морю – с другой и потому получил уместное название Сирийская седловина. Седловина лежит у подножия Таврских гор и поэтому иногда называется «предгорьем». Это конечная точка линии сообщения, которая от
Персидского залива идет вверх по Тигру к границам Ниневии и поворачивает на запад к сирийским морским портам, связывая ТелльХалаф, Харран, Мари, Алеппо и другие древние города. Именно на этой равнине начинается непрерывная история Сирии, в которой амореи выступают первыми представителями семитов. С тех пор вавилоняне, египтяне, ассирийцы, халдеи, персы и македоняне стремились каждый в свою очередь овладеть ею как транзитной землей. Ее травянистые равнины получают до 20 дюймов (508 мм) ежегодных осадков – достаточно для того, чтобы травы хватало на прокорм скота и проходящих караванов. После дождей отдельные ее части выглядят как поля для игры в гольф. Города ее орошались ручьями с Тавра и водами Евфрата.
На рубеже 2-го тысячелетия до н. э. ключевую роль в сирийских делах играл север, и амореи занимали в них первое место. Спустя век после середины этого тысячелетия акцент сместился на Центральную Сирию, где амореи по-прежнему находились в центре слбытий. Тем временем Египет, вступив на путь становления как империалистическая держава, взял под свою власть большую часть Сирии благодаря могучему мечу Тутмоса (умер в 1447 до н. э.) – Наполеона XVIII династии. Еще одна гигантская держава и соперник Египта нависала высоко над северным горизонтом, а именно хетты. Между ними оказалось аморейское государство или государства Центральной Сирии, которые, судя по таблицам из Телль-эль-Амарны, нашему важнейшему источнику, охватывали во времена своего зенита большую часть Северного Ливана, включая морское побережье, Полую Сирию, восточный Ливан и Дамаск. Один из их династов Абдаширта, египетский вассал, врывается на страницы истории с письмом, составленном на плохом аккадском языке – лингва-франка своей эпохи – к фараону Аменхотепу III (умер в 1375 до н. э.). Начинается оно с принятых фраз, которые звучат рабски и сейчас вызывают у нас отвращение, но в то время входили в официальный протокол: «Царю, солнцу, моему господину, так говорит Абдаширта, твой раб, прах твоих ног. Семь раз и семь падаю у ног царя, моего господина. Вот, я слуга царю и пес в доме его, сторожащий весь Амурру для царя, моего господина».
На момент написания Абдаширта находился в завоеванном им финикийском городе Иркат[33], но столица его королевства, по-
видимому, была в верховьях Оронта. Он помог хеттам завоевать Амки[34] и теперь пытался разыграть два конца против середины – на словах уверяя Египет в своей верности, по видимости содействуя наступающим хеттам, но на самом деле стремясь завоевать новые территории в своих собственных интересах. Один город за другим как во внутренних районах страны, так и на побережье оказывался в руках Абдаширты и его сына Азиру или опустошался ими и теми, кто преследовал с ними одни цели. Одних вассалов Египта они подкупили; от других избавились. Захватили Катну и Хаму, угрожали Уби (район Дамаска), а позднее взяли и сам Дамаск. Были оккупированы Арвад, Шигата, Амби, Аль-Батрун[35] и другие города побережья. Арвадяне, возможно из-за торгового соперничества с жителями Гублы, повидимому, со времен Тутмоса были противниками Египта. Устояли только Симира[36], резиденция египетского наместника, да Губла[37], столица египетского союзника, ханаанея Риб-Адди, который также удерживал часть внутренних районов и претендовал на власть над побережьем вплоть до Симиры. Наконец сдалась и Симира, и у Гублы, отрезанной от внутренних районов и неспособной вести торговлю лесом с Египтом, не осталось сил для борьбы. Жалобы одна за другой
– всего около пятидесяти – полетели от верного Риб-Адди к его владыке в Египет, сообщая о предательстве «пса» Абдаширты и Азиру
игорячо умоляя о помощи, но все напрасно.
Вкакой-то момент Аменхотеп все-таки раскачался и послал отряд, а не армию во главе с самим собой, как поступил бы его предшественник Тутмос, которому удалось отвоевать Симиру и временно подавить мятеж, но с грозящей опасностью с севера в лице хеттского наступления он справиться не сумел.
Насильственная смерть Абдаширты убрала его со сцены, но пьеса осталась прежней. Его сын и преемник Азиру продолжал действовать в том же макиавеллиевском духе. Восшествие на престол Аменхотепа IV (Эхнатон, 1375–1358 до н. э.)[38] тоже ничего не изменило для
египетской стороны, а может быть, и ухудшило ситуацию. Нового фараона явно больше интересовали религиозные реформы, чем защита царских владений.
Когда Азиру, его братья и союзники начали захватывать все больше городов, Риб-Адди стал слать фараону и его агентам вереницу новых сетований, выраженных на глиняных табличках клинописью: «Раньше
при виде египтянина цари Ханаана бежали от него, а теперь сыновья Абдаширты потешаются над народом Египта и грозят мне кровавым оружием». В другом письме он жалуется на то, что сыновья Абдаширты отправили людей и начальников в землю Сури в качестве заложников[39]. Уллаза, Ардата[40]и другие города вскоре оказались в руках Азиру. Симира была захвачена вновь и разрушена, по его словам, дабы «она не попала в руки хеттов». А когда фараон потребовал отстроить ее, Азиру обещал выполнить приказ в течение года, так как он слишком занят тем, что обороняет царские города от хеттов. По той же причине, как он неоднократно объяснял по другим поводам, он не мог подчиниться и явиться в Египет к фараону, чтобы увидеть «прекрасное лицо моего владыки» и отчитаться в своих делах.
Однако в должный срок Азиру, получив от египетского агента клятву в том, что ему не причинят никакого вреда, отправился в Египет, а когда вернулся, без зазрения совести вновь присягнул в верности хеттскому завоевателю Северной Сирии Суппилулиуме. Между тем Риб-Адди, который чувствовал себя «пойманным как птица в сети», впал в отчаяние. Он отослал свою сестру с ее детьми под защиту Тира, чей царь Абимилки не примкнул к недовольным династам и, подобно Риб-Адди, принялся слать горестные жалобы в Египет. Сам Риб-Адди позже бежал из Гублы в Бейрут[41]. Его жен и сыновей отдали Азиру. А когда и Бейрут оказался в опасности, он бежал дальше, в Сидон[42], который, в отличие от его соперника Тира, объединился с амореями. И там-то рука Азиру наконец-то настигла его.
Таким образом, Египту пришлось уступить не только Северную Сирию, но и Финикию, бывшую для него важным источником сырья. Сирия и Палестина начали все сильнее расходиться.
Затем над амореями Центральной Сирии падает занавес, и фокус смещается южнее. Хетты укрепились в Северной и Центральной Сирии, а ближайшие преемники Эхнатона не вели серьезных военных кампаний. Письма из Телль-эль-Амарны показывают, что в то время как хетты оккупировали северную территорию, за южные границы вторглись новые орды – племена хабиру, очевидно пришедшие с арамеями, новыми семитскими кочевниками, из пустыни. Некоторые ученые отождествляют хабиру с SA-GAZ, наемниками в хеттской армии, служившими у Абдаширты. В одном из своих последних писем
к Эхнатону Риб-Адди упоминает их: «С тех пор, как твой отец вернулся из Сидона, с того времени земли пали в руки Газ».
Когда хабиру проникли в Палестину, они нашли ее занятой, по крайней мере частично, семитами, пришедшими раньше, амореями. Исторические связи между многими широко разбросанными во времени и пространстве царствами амореев и общинами в Сирии
отсутствуют. Мы также не можем быть уверены, что переселение амореев на юг было массовым. Слово «аморей», как и «хетт», очевидно, со временем изменило свое значение и употреблялось в широком смысле. Возможно, на юге амореи принадлежали к правящему классу. Один из основных источников, которыми пользовались ветхозаветные историки и пророки, отводит им господствующее положение в доизраильской Палестине и изображает всех жителей горной местности и Трансиордании до прихода израильтян[43] амореями[44]. Другой из главных источников называет жителей ханаанеями, особенно жителей пустынных земель. Очевидно, что в XIII веке амореи контролировали стратегические районы и вершины гор на юге Сирии и что они основали некоторые поселения, впоследствии превратившиеся в те могущественные ханаанские города, стены и башни которых повергли пришедших израильтян в ужас.
Со временем израильтянам удалось вырвать власть из рук амореев и ханаанеев. Одолев Сигона и его северных аморейских соседей в Васане, они завоевали приморскую Сирию. Вождь Васана Ог, последний «из рефаимов», отличался гигантским ростом; его «одр железный» (базальтовый саркофаг?) имел длину 9 локтей и ширину 4 локтя. В глазах Амоса (2: 9) амореи ростом с кедр и крепкие, как дубы. На памятниках аморейские фигуры кажутся высокими и воинственными. Их статность и культура, должно быть, настолько впечатлили примитивных и невысоких троглодитов Южной Сирии, что это породило легенды, будто явился народ великанов и вступил в брак с человеческими дочерьми, – легенды, усвоенные и израильтянами. Такие легенды, общие для многих других народов, повидимому, как-то связаны с появлением незнакомых племен, знакомых с металлами, и давали твердость медным наконечникам, кинжалам и ножам, а позднее сплавляли медь с оловом. Самые ранние бронзовые кинжалы в Палестине имеют сходство с кинжалами из Северной Сирии. Оттуда искусство выплавки бронзы было завезено в Палестину до 2500 года до н. э.
С точки зрения физиогномики, амореи относятся к арменоидному типу, для которого характерны брахицефальные (круглые) головы и крупные носы. Тот же тип встречается среди южноаравийцев. Самые ранние изображения азиатских пленников, взятых фараоном Сахурой
(ок. 2350 до н. э., «краткая» хронология), относятся к этому типу. То же самое можно сказать и о тех, что изображены на фресках в БаниХасане (ок. 1890 г. до н. э.), в которых «управителю восточной пустыни» подносят кайал (араб. kuhl). Здесь мы видим аморейского шейха Абшу, вероятно, из Южной Палестины, с его соплеменниками, мужчинами и женщинами, в искусно сплетенных разноцветных туниках, мужчины обуты в кожаные сандалии, а женщины – в туфлях или носках. У мужчин черные бороды и птичьи лица с крючковатыми носами, серой радужкой и черными зрачками. Абша возглавляет процессию. За женщинами следует мужчина с ослом, у него на спине висит кожаный мех, а в руке он держит плектр, чтобы играть на восьмиструнной лире. Осел с терпеливым видом несет на спине чепрак с привязанными к нему копьеметалкой и копьем. Другие мужчины также вооружены дротиками и составными луками. Резьба по слоновой кости конца I династии (ок. 2500 до н. э.) изображает семита в костюме, который он предположительно носил в бою, – в набедренной повязке с бахромой, доходящей почти до колен.
До нас не дошло ни одной важной надписи на аморейском языке; сохранились только названия мест и имена правителей. Тем не менее мы можем быть уверены, что от ханаанского он отличался только как диалект. Фактически его можно считать восточным ханаанским языком, отличным от западного ханаанского или финикийского.
В своей первобытной форме религия амореев не могла отличаться от семитского культа природы, преобладавшего среди ранних кочевников Сирийской пустыни и Аравии. За племенным богом войны Амурру стоял целый сонм божеств, не имеющих четкого определения, многие из которых позднее фигурировали в ханаанском пантеоне. Главным среди них был Хадад (в аккадском Адад или Адду)[45], также известный как Рамману (громовержец), бог дождя и грозы, пример распространенного в Западной Азии типа и изображаемый вместе с быком и молнией. Позже он стал великим Баалом. В качестве главного бога Запада он носил имя Марту. Другое известное божество Рашап (Решеф), возможно, было связано с огнем. Египтяне Нового царства переняли его от ханаанеев. Дагон, которому поклонялись амореи – завоеватели Вавилона, в основном был связан с пищей. Посвященный ему храм был раскопан в Угарите. Филистимляне переняли его в виде
бога-рыбы, и его особенно почитали в Газе (Газза). Все эти боги упоминаются на табличках из Мари.
У Амурру была супруга в лице Ашират, владычицы плотской страсти и радости, – одного общего типа с Иштар. Это было главное женское божество. Доизраильский культ змеи, по-видимому, связан с женским божеством, и, возможно, ввели его амореи. В южноаравийском пантеоне эта богиня ассоциируется с богом луны. Имя соответствует еврейскому слову asherah, обозначающему священный шест или ствол дерева, известный культовый объект.
Среди культов, привнесенных в Южную Сирию амореями, выделяется поклонение священному столпу (монолиту), который, очевидно, олицетворял племенное божество и устанавливался в какомто ритуально чистом месте, обычно в пещере, поблизости к алтарю из известняка, не оскверненный никаким инструментом. Семиты, которые в Гезере вытеснили предыдущее население и приносили в жертву первенцев, а также при закладке построек и строили мегалитические святилища, были амореями. Одно из самых ранних упоминаний о жертвоприношении при закладке встречается в шумерской поэме, цитировавшейся выше, где говорится, что аморей возвел двор своего храма на «мертвеце». Религиозные институты и обычаи амореев сохранились у их сородичей и преемников ханаанеев.
Глава 8 Ханаанеи: второй крупный семитский народ в
Сирии
Ханаанеи, которых позже греки назвали финикийцами, были второй семитской общностью после амореев, занимающей видное место в сирийской истории. И ханаанеи, и амореи принадлежали к одному и тому же потоку миграции. Таким образом, этнические различия между ними по большей части несущественны, хотя амореи, по всей видимости, постепенно усвоили шумерские и хурритские элементы, в то время как финикийцы переняли другие местные элементы. Культурные различия обусловлены тем фактом, что первоначально амореи были сосредоточены на севере Сирии и поэтому находились под шумеро-вавилонским влиянием; у ханаанеев же географический центр располагался на побережье, и они были ориентированы на Египет. Религиозные различия в основном происходили из развития и адаптации к местным условиям. Лингвистические различия не выходили за рамки диалектных, поскольку оба языка принадлежали к одной западносемитской ветви, к которой относится и иврит. Эту самую ветвь можно обозначить как северо-западную, в отличие от юго-западной, то есть арабской.
Название страны – Ханаан – доселе считалось семитским, означающим «низменность» по контрасту с возвышенностями Ливана, но в последнее время его семитское происхождение вызывает сомнения. Новая этимология производит его от хурритского слова knaggi («пурпурная краска»), которое дало аккадскому языку Нузи слово kinakhni (Kinakhkhi из клинописных надписей Телль-эль- Амарны), финикийскому Kena‘, еврейскому Kena‘an («пурпурная земля»). В то время, когда хурриты вступили в тесный контакт с побережьем Средиземного моря, в XVIII или XVII веке до н. э., видимо, там доминировало производство пурпурного красителя. Точно так же термин «Финикия», Phoenicia, от греческого phoenix, означает «багряный» и подразумевает то же производство. Впервые примененное греками к тем из ханаанеев, с которыми они торговали, слово «финикиец» примерно после 1200 года до н. э. стало
употребляться в качестве синонима ханаанея. Эти сирийские семиты, мало чем отличающиеся от многих других древних народов, скорее всего, состояли из общин, для которых племенные и локальные различия были важнее национального единства, и им пришлось дожидаться, пока чужеземцы дадут им общее имя.
Название Ханаан первоначально относилось к морскому побережью и западной части Палестины, а затем стало стандартным географическим обозначением Палестины и значительной части Сирии. Таково было первое название Палестины; все остальные вторичны. В древнейших документах Ветхого Завета слово «ханааней» применялось в широком смысле ко всех жителям земли без каких-либо этнических коннотаций, а «языком ханаанским»[46] звали вообще семитскую речь Палестины.
Ханаанская религия и язык начинают вырисовываться из тумана семитской древности в начале 2-го тысячелетия до н. э., но предки тех, кто назывался ханаанеями, по-видимому, занимали эту землю уже на
протяжении тысячелетия или более того. К такому выводу можно прийти на основании топонимов, как открывает нам современная археология. Такие города, как Иерихон[47], Бейт-Шеан[48] и
Мегиддо[49], с явно ханаанскими названиями, были основаны до 3000 года до н. э. Другие, такие как Акко[50], Тир[51], Сидон[52], Губла, Арка и Симира, с добрыми семитскими именами, которые можно считать ханаанскими, появляются в надписях в первой половине 2-го тысячелетия.
Вследствие структуры Ханаана и его стратегического положения между могущественными державами, возникшими в долине Нила, долине Тигра и Малой Азии, ханаанеям так и не удалось создать сильное объединенное государство. Они были скорее сгруппированы в маленькие общины, каждую из которых возглавлял царь, вероятно пришедший к власти из земельной знати. Каждая община сосредотачивалась вокруг города, укрепленного зубчатыми стенами и оборонительными башнями, где окрестные жители спасались во время опасности, а в мирное время отстраивали его в качестве рынка и социального центра. Такие укрепленные города были главной защитой населения от вторжений могущественных соседей и набегов кочевников. Однако раздробление земли на мелкие города-государства, часто воюющие между собой и внутренне нестабильные по причине распрей среди знати, стремящейся к местному суверенитету, отдавало всю страну на милость агрессивных соседних держав.
Древнейшие ханаанские поселения были рассеяны по всему побережью от Касия до местности южнее горы Кармель, однако почти ровная береговая линия ограничивала число естественных гаваней. Правда, Аманос и Касий на севере, а также палестинское нагорье на юге не являлись достаточно сильным бастионом против атак с тыла, в отличие от высокого Ливанского хребта. Поэтому именно у подножия Ливана сгруппировались и процветали крупные и стабильные поселения: Триполи[53], Ботрида, Библ, Бе-рит, Сидон, Тир. Вместе с Аркой, Симирой, Арадом на севере и другими городами они образовывали мозаику миниатюрных самодостаточных, автономных городов-государств. На юге Сирии Газа[54] и Аскалон[55] находятся на побережье, но ряд других ханаанских городов – Гезер, Лахиш, Мегиддо, Хацор, Сихем, Иерусалим – расположены во внутренних районах. Все эти пункты, как и некоторые другие, упоминаются в
отчетах л кампании Тутмоса III (начало XV в. до н. э.) и письмах из Телль-аль-Амарны, а также описаны в Книгах Иисуса Навина и Судей.
Города имели небольшую площадь. Гезер и Хацор, два из крупнейших, охватывали 15–16 акров (6–6,5 га); Иерихон – только шесть (2,5 га). Определяющим фактором при выборе места могла быть гора, удобная для организации обороны, или близость источника воды. Однако стена Гезера, как показали современные раскопки, имела толщину в 16 футов (4,8 м); валы Иерихона возвышались на 21 фут (6,5 м). Таковы были могучие ханаанские крепости, напугавшие шпионов Моисея. Главным оружием обороны ханаанеев была боевая колесница, которую они же и завезли в страну. Лошади появились примерно во времена гиксосов (ок. 1750 до н. э.). Кроме того, наступательное оружие включало в себя лук и стрелы с бронзовыми или кремневыми наконечниками, короткий кинжал, изогнутый нож – остатки всех этих видов оружия были найдены – и тяжелую дубинку из твердой древесины.
Сельское население, очевидно, было немногочисленным, и общее число жителей доизраильской Палестины не могло превышать четверти миллиона. Города просто росли, не следуя по заранее установленному плану. Для ханаанских построек XV века до н. э., раскопанных лопатой археолога, в целом характерно плохое качество и неправильная планировка. Бедные дома были тесными и перенаселенными, как бывает и по сей день в старых деревнях. У состоятельных людей дом имел центральный двор, вокруг которого толпились постройки. У некоторых, очевидно, были свои амбары и резервуары для воды.
Некоторые города – Арад, Сидон, Тир – имели двойную линию обороны. В каждом случае их жители занимали поселения-близнецы, одно на материке, где они торговали и растили свои сады, а другое – на близлежащих островках, куда они бежали в случае если, например, стаи ассирийских волков прорывались через горные перевалы. Арадяне, чье приморское поселение в эллинистические времена получило название Антарад[56], сгрудились на своем скалистом островке вроде Манхэттена в миниатюрных «небоскребах». Их изобретательность проявилась в том, как они наладили снабжение водой для своего острова. Дождевая вода с крыш хранилась в цистернах и пополнялась из подводного источника путем погружения
над ним огромной перевернутой воронки, к которой прикреплялся кожаный шланг. Это, пожалуй, самые ранние сведения о пресноводном подводном источнике.
Тир на островке был «построен почти одинаково с Арадом»[57]. Островок соединялся с материком земляной насыпью длиной в полмили, которую возвел Александр во время осады. Недавние раскопки под морем и сделанные с воздуха фотографии показывают, что главная гавань располагалась с южной стороны острова, что защищающий ее волнорез, теперь находящийся на глубине 50 футов под поверхностью (15 м), имел 750 метров в длину и около 8 метров в толщину и что надо всем возвышались городские стены с отдельно стоящими башнями на концах. Эти массивные сооружения предположительно были воздвигнуты царем Хирамом, современником Соломона, при котором город достиг своего расцвета. Это сделало Тир одним из самых сильных портов в восточной части Средиземноморья. Однако и тогда, и всегда он стремился к торговле и богатству, а не новым землям и завоеваниям.
Северный брат Тира Сидон стоял на мысе, выбранном – в том нет никаких сомнений – из-за превосходной гавани, образуемой рядом крошечных островков, впоследствии соединенных искусственными насыпями. Эта гавань находилась на севере; на юге была еще одна гавань, называемая Египетской, большая, но менее безопасная. Стена защищала часть города, расположенную на суше. Его нынешний замок Калаат-эль-Бахр («морской замок») обязан своим происхождением крестовым походам и возведен на самом крупном из островков. В начале XVII века ливанский эмир Фахр ад-Дин аль-Мани распорядился завалить вход в древнюю гавань, чтобы не дать подойти к городу османскому флоту.
Политическая изоляция этих городов-государств, отражающая физическую раздробленность страны, в лучшем случае могла быть преодолена лишь временно и локально при главенстве одного из городов, добившегося политической гегемонии. Порой общие интересы способствовали добровольному формированию федераций. Угарит в конце XVI века до н. э., Губла в XIV, Сидон с XII по XI, после него Тир, а затем Триполи в V веке играли роль таких лидеров. Города объединялись в первую очередь перед лицом надвигающейся опасности, образуя союзы и альянсы. Один из немногих
задокументированных союзов потерпел разгром от рук Тутмоса III в Мегиддо в 1479 году до н. э., но возглавлял коалицию далекий Кадеш на Оронте. Век спустя письма из Телль-эль-Амарны выдают не только отсутствие согласованных действий, но и попытку со стороны финикийских царей снискать милость египетского владыки за чужой счет. Большинство из этих царей обращались к фараону лично и индивидуально. На протяжении своей долгой истории ханаанеи доказали, что они – миролюбивый, а не воинственный народ. Их интересы сосредотачивались в области торговли, искусства и религии, а не войны. Как правило, их города склонялись перед захватническими ратями из Египта, Вавилона, Хеттского царства, Персии или Македонии. Они покупали неприкосновенность от ненужного вмешательства в свои дела путем уплаты дани и надеялись, по крайней мере, отчасти компенсировать ее расширением рынка во внутренних районах.
Народ Ханаана выработал типы хозяйствования, обусловленные их землей и ее природными ресурсами. Древнейшими основными занятиями были сельское хозяйство, рыболовство и торговля. Главной заботой было земледелие; и это глубоко повлияло на их религию. Сначала зерно сеяли вручную, но затем из Вавилонии завезли плуг, который придал полеводству новый импульс; в южную часть страны, возможно, плуг попал из Египта. Находки, относящиеся к ханаанскому земледелию между 1500 и 1300 годами до н. э., были сделаны в Телль- Бейт-Мирсим (Кирьят-Сефер). В Рас-Шамре раскопали бронзовую мотыгу. Урожай собирали серпами из кремневых зубцов, прикрепленных к костяной или деревянной ручке. Подобного типа орудия использовались примерно до 1000 года до н. э., когда их вытеснили железные серпы. Примерно в то же время появилось самое раннее из тех, что можно датировать, железное орудие, раскопанное в центральной части Палестины, носок лемеха, найденный в Гиве, городе Саула, современный Телль-эль-Фул. Телль-Бейт-Мирсим подарил археологам железные плуги и серпы вместе с филистимской глиняной посудой, которая помогла датировать эти находки. Молотили зерно своего рода санями, в полозья которых с нижней стороны были вделаны мелкие камни. Веяли большими деревянными вилами. Муку мололи каменными ручными жерновами, а хлеб выпекали в глиняных печах цилиндрической формы. Вся эта картина, по существу,
радикально не отличалась от практики, принятой в сельской Сирии в наше время, о чем можно судить, даже мельком взглянув на серпы, жернова, камни для молотьбы, ступы и другие орудия и утварь, обнаруженные в последние годы.
Зерновые культуры также не особенно отличались от сегодняшних. Типичными продуктами были пшеница, овес, ячмень, бобы, вика посевная, виноград, оливки, инжир, гранат и орехи. Зерно, виноград и оливки по праву называют средиземноморской троицей сельскохозяйственной продукции. Чтобы приспособиться к постоянной угрозе засухи, хлепопашцы прибегали к практике так называемого сухого земледелия, при которой поле засеивалось на год, а следующий год оставалось под паром. В ханаанское общество входил класс крепостных или свободных арендаторов, называемых хапши, что соответствует классу мушкену у вавилонян. В сельских районах Ливана, когда жители истощили все местные способы добывать пропитание, они террасировали горные склоны при помощи стен на расстоянии нескольких ярдов друг от друга с целью расширения пахотных земель и защиты почвы от эрозии. Такие террасированные склоны были лучше приспособлены для садов и виноградников, чем для полевого земледелия. Самые ранние упоминания о таких террасах, по сию пору характерных для ливанского пейзажа, встречаются в надписи Тутмоса III.
Среди одомашненных животных первое место занимали коровы, овцы, ослы, козы, свиньи и собаки. Последние три были единственными мусорщиками. Мясо, которое ели только по особых случаям и праздникам, варили в широких горшках. Пищу ели руками или ложками с костяными ручками. Питьевую воду черпали из резервуаров или родников и переносили на голове в кожаных мехах или больших кувшинах. Лампы представляли собой простые глиняные тарелки со слегка защипленным носиком для фитиля. Самые ранние образцы восходят к первой половине 2-го тысячелетия до н. э. Кухонная утварь, в том числе кувшины, вазы и каменные чаши, в бессчетном количестве найдена при раскопках на древних участках и свидетельствует о том, что в основных своих чертах это домашнее хозяйство сохранилось до наших дней.
Ремесленники и торговцы занимали в ханаанском обществе среднее положение между феодальной аристократией, состоящей из
землевладельцев и колесничных воинов, и низшим классом крепостных и рабов.
Сыновья, как правило, занимались тем же ремеслом, что и их отцы, и этот обычай продержался до более поздних времен. Есть основания полагать, что ремесленники организовывались в гильдии. Гильдии состояли из тесно сплоченных групп, связанных профессией и кровным родством, и селились по отдельным кварталам. Такие организации существовали в Палестине уже в XVIII веке до н. э.
Керамика, одна из самых ранних и успешных отраслей в Сирии, достигла зенита еще до 1500 года до н. э. Вавилонское влияние проявилось в ней еще за 2000 лет до н. э. Гончарный круг, применявшийся с начала 2-го тысячелетия до н. э., придал ханаанской керамике новое качество и более симметричную форму. Затем стали использовать глину лучшего качества. Характерные признаки древней аморейской керамики начали исчезать, распространилась имитация чужеземных узоров, в основном египетских, критских и микенских. Египетские глазурованные глиняные и алебастровые сосуды ввозились в значительном количестве. Кипрская утварь также служила образцом, о чем свидетельствуют находки в Угарите и других местностях. Угарит находился на сирийском побережье против Кипра. После 1500 до н. э. кипрское и микенское влияние стало особенно сильным. Были разработаны специальные узоры для культовых объектов и предметов, приносившихся в жертву. При глазуровании и для придания особого блеска гончарным изделиям применялось олово. Находки в гробницах свидетельствуют о большом вкусе и мастерстве. Скульптура достигла своего расцвета в XVI веке до н. э.
Царское нагрудное украшение из золота, найденное в гробнице III в Библе. В центре сокол с распростертыми крыльями. На обоих концах украшения соколиные головы. Подражание египетской пекторали
Ханаанеи среднего и позднего бронзового века (ок. 2100–1200 года до н. э.) были, пожалуй, непревзойденными металлургами. Они много работали по меди и бронзе. Химический анализ лезвия топора начала XIV века, найденного в Рас-Шамре, выявил, что они умели не только выплавлять железо, но и смешивать его с другими металлами с получением стального сплава – дотоле об этом не было известно. В поисках таких металлов – олова для получения более твердой бронзы в сплаве с медью, золота и серебра – они предпринимали длительные путешествия за пределы своей родины. Серебряные блюда входили в добычу, взятую в Сирии фараонами. Ювелирное искусство достигло своего апогея в XVI веке до н. э. Ювелирные весы и гирьки были найдены в Рас-Шамре. Серебро, не в виде монет, а по весу, служило валютой повсюду в Западной Азии, хотя торговля в значительной степени имела форму бартера. Синахериб (705–681 до н. э.), один из ассирийских завоевателей Сирии, упоминает сделанное им такое весовое средство обмена: «Я сделал форму из глины и вылил в нее бронзу, как при изготовлении полушекеля». Ножи, наконечники пик, боевые топоры, шила и щипцы были найдены в доизраильском
Иерихоне. После 1500 года до н. э. в Палестине появляются хеттские, кипрские и микенские виды оружия. Бронзовые, золотые и серебряные ручные и ножные браслеты, серьги, носовые кольца и броши были раскопаны в различных местах. Маленькие бронзовые цимбалы XIV века до н. э. обнаружены в Телль-Абу-Хавам, недалеко от Хайфы. На памятниках изображались арфы, флейты, гобои, лютни и бубны, от которых по причине их недолговечности не осталось ни следа. Когда ханаанские купцы начали ввозить из Египта амулеты, скарабеев, печати, бусы, сосуды, вазы, оружие и другие товары, ханаанские металлурги стали подражать. Гомер своих поэмах восхвалял финикийское искусство работы с металлом. «Пышный сосуд» из серебра, «чудной своей красотой» помрачал даже «в целой вселенной славные чаши, сидонян искусных изящное дело»[58].
Богиня-мать на слоновой кости микенской работы. Найдено в Мина- эль-Байде (порт Рас-Шамры). Богиня в микенской одежде сидит на алтаре с колосьями в руках, по обе стороны от нее стоят львы. Мотив имеет восточное происхождение, в частности шумерское, позднее распространился по всему региону Эгейского моря
Двойной гребень из слоновой кости. Передняя сторона (а) утолщается от зубцов к центру, бока скошены; украшена черной инкрустацией. Обратная сторона (б) плоская с черной инкрустацией
Фрагмент ложки из слоновой кости с ручкой в виде фигуры женщины
Шпильки из слоновой кости. Толстый конец третьей шпильки отломан, в этом месте было отверстие, как если бы она использовалась в качестве застежки
Простой народ носил такие украшения, как ожерелья и кольца из известняка, кварцита и сердолика, примеры всех этих изделий раскопаны. Однако найдено всего лишь несколько образцов бус и амулетов из слоновой кости. Кость сменила слоновую кость, хотя слоны, вероятно, еще водились в Центральной Сирии, как о том свидетельствуют сообщения фараонов об охотничьих поездках в этот регион. Самые ранние финикийские изделия из слоновой кости относятся к XIV веку до н. э.; в Мегиддо они были найдены во дворце начала XII века до н. э., но могут иметь и более раннее происхождение. Гребни из гробниц на территории Испании изготовлены в традициях Мегиддо, но относятся уже к VIII веку до н. э. Самые древние из известных греческие подражания финикийским изделиям восходят к этому же веку. Резьба по слоновой кости из Мегиддо XII или XIII века до н. э. изображает музыканта, играющего на лире. Некоторым финикийским изделиям из слоновой кости свойственно столь изысканное мастерство и красота, что это делает их одними из драгоценнейших реликвий искусства Древнего Востока.
Еще одной отраслью, где преуспели ханаанские мастера, было производство стекла. Античное предание приписывает им изобретение стекла, но сейчас нам известно, что египтяне начали изготавливать
стекло задолго до ханаанеев. Ханаанское предание донес до нас Плиний в рассказе о том, как некие торговцы готовили пищу на берегу возле Акко и вместо камней подложили под свои котлы куски нитра (селитры) со своего корабля, и, когда нитр расплавился от огня и смешался с песком, потекли прозрачные ручьи. Однако факт остается фактом: именно финикийцы торговали египетским стеклом и усовершенствовали древнее искусство производства стекла.
Прядение и ткачество также составляли типичные отрасли внутреннего производства. Найдены остатки каменных и костяных веретен, а также ткацкие грузила из камня и глины, датируемые началом 3-го тысячелетия. Вне всяких сомнений, первые ткани изготавливались из шерсти; документы из Нузи примерно 1500 года до н. э. упоминают ханаанскую шерсть. Хлопок, первоначально индийское растение, в Ассирию привез Синахериб, который в надписи говорит о «деревьях, на которых росла шерсть» и о том, как его люди «срезали и чесали на одежду». В те времена хлопок встречался редко. От финикийцев этот материал проник в греческий мир в ранний эллинистический период, а вместе с ним и его семитское название. Лен, очевидно, производился в Южной Сирии в X веке до н. э., поскольку в гезерском календаре того периода упоминается «месяц теребления льна». Шелк, по-видимому, был известен в Тире в VI веке до н. э., если верен перевод слова в Книге пророка Иезекииля, стихи 16: 10 и 13. Найдены иголки и булавки доизраильской Палестины в бронзовых футлярах и без них. Иглы с ушком, а булавки длинные с ребристыми головками или откидные. Также обнаружены круглые пуговицы с двумя отверстиями. У бедняков пуговицы делались из глиняных черепков; у богатых – из кости или слоновой кости.
Сирийцы приносят дань. Гробница в Фивах, правление Тутмоса IV (1420–1411 до н. э.). Сирийцы предлагают свои отборные сосуды из золота и серебра. Те, что в первых рядах, простираются перед фараоном ниц или воздевают руки в поклонении. На лицах бороды, хотя несколько мужчин лысые. В верхней части первый из стоящих мужчин ведет обнаженную девушку – у нее бритая голова за исключением нескольких длинных локонов. Другой держит рог с помазанием. В нижней части у первого из стоящих мужчин на руке висит колчан. Он и человек позади него держат голубые сосуды, возможно, из лазурита. Последний несет на блюде вазу для питья в форме стилизованной птичьей головы
На настенных росписях в египетских скальных гробницах, относящихся к раннему периоду гиксосов (ок. 1750 до н. э.), на
ханаанеях длинные одежды от плеча до колена, сшитые из крашеной ткани и отделанные тесьмой, часто с искусной вышивкой. Этот стиль, в котором первоначально одевались цари и жрецы, постепенно распространился и на простолюдинов. На фиванских гробницах XVIII династии предстают сирийцы, принесшие дань, одетые в белые платки с красной или синей каймой, обмотанные вокруг тела ниже пояса. Ханаанские пленники на египетских памятниках изображены в рубахах или коротких туниках, юбках и верхних одеждах, состоящих из длинной узкой полосы ткани, обмотанной по спирали вокруг тела. Весь костюм, включая головной убор, напоминает одежду бедуинов. Не только ханаанеев, но и арамеев и других семитов египетские художники изобразили более крепкими по телосложению, чем египтяне, часто с длинными волосами и густыми, черными, заостренными бородами. Волосы на затылке падают густой гривой вплоть до шеи, а надо лбом перевязаны чем-то вроде ленты. У жрецов бритые головы, как у египетских. В более поздние времена женщины прятали волосы под покрывалом, а после свадьбы носили плотно прилегающие шляпы с ожерельями в виде «звездочек и луночек»[59].
Ханаанская девушка XII или XIII в., восстановлено по изделиям из Мегиддо. Свободная одежда и длинные волосы характерны для того времени
Еще одной отраслью, процветавшей на побережье, было рыболовство. Именно ему Сидон обязан своим именем. Местные угодья нередко приносили разочарование и не давали уверенности в будущем по причине скудной почвы или неустойчивых осадков, зато морские угодья изобиловали рыбой, особенно видами тунца, солью и пурпурным красителем.
Впервые слово, означающее пурпур, появляется в тексте из РасШамры, где говорится, что некоторое количество шерсти было доставлено для распределения между ткачами, которым было поручено изготовление argmn. Не только по восточной, но и всей средиземноморской береговой полосе в различной степени водился моллюск мурекс, из которого извлекали пурпурную жидкость, и этих моллюсков использовали и другие народы, помимо финикийцев, например минойцы и греки. Греческая легенда утверждает, что Елена Троянская, прогуливаясь по берегу, коротая дни своего плена, заметила, что от моллюсков, которых жевала ее собака, ее пасть приобрела насыщенный багряный цвет, и он так ее восхитил, что Елена не желала и смотреть ни на каких женихов, пока те не подарят ей платье, окрашенное порфирой. Однако самым известным и драгоценным красителем древности был тирский пурпур.
Раковина Murex trunculus, из которого добывали пурпурную краску. Груды таких раковин можно видеть в окрестностях Тира и у южных ворот Сидона
В окрестностях Тира и Сидона водилось огромное разнообразие моллюсков, и финикийцы, стремясь сохранить свои поставки, нашли и стали ввозить краситель из таких далеких мест, как порт Спарты и окрестности Карфагена и Утики. Торговали не самим красителем, а окрашенной тканью, которую могли ткать из шерсти, льна или пеньки. Какую функцию выполняет эта жидкость в организме животного, неизвестно; но, разумеется, она не выделяется естественным образом для окрашивания воды в качестве защиты от врагов, как утверждают некоторые.
Чтобы выделить из крохотного моллюска и очистить несколько капель жидкости, требовалось приложить много кропотливого труда. Отсюда ее высокая стоимость – в той мере, в какой краситель не был монопольным продуктом. Поскольку позволить себе его могли только
богатые люди, одежда пурпурного или багряного цвета стала знаком различия, откуда в конечном счете и возникло слово «багрянородный». В дни Гомера, как и в эллинистический период, пурпурные одеяния были связаны с царской властью. Подобно Елене Троянской, египетская царица Клеопатра особенно любила ее. В качестве знака своего достоинства еврейский первосвященник носил пурпурное платье, как и главный жрец Иераполя в Северной Сирии и Юпитера в малоазийской Магнезии.
Точный процесс приготовления красителя неизвестен из финикийских источников. По описанию Плиния, для начала из живого моллюска – потому что, когда он умирает, он выплевывает эту жидкость, – вынимают «жилку» с жидкостью, добавляют соль и настаивают три дня, после чего выпаривают на медленном огне. Во время кипения с жидкости постоянно снимают пену. Примерно на десятый день содержимое котла процеживают, погружают в него шерсть и замачивают на пять часов. Затем ее вычесывают и снова кладут в жидкость, пока она полностью не пропитается красителем. Наилучшим считается, когда она приобретает цвет густой крови.
Приток богатства в Рим в I веке до н. э. позволил значительно расширить применение пурпура, а затем стал причиной имитации красителя в Италии и других странах. На Востоке его производство продолжалось и после завоевания мусульманами; «тирский пурпур» упоминается среди предметов роскоши, привозимых венецианскими купцами в конце VIII века. После падения Византийской империи, где привилегия изготовления красителя ограничивалась тесным кружком мастеров, знание о технологии было почти полностью утрачено на Востоке. В Англии, куда ее завезли с Востока, она сохранялась в отдельных изолированных регионах еще в XVII веке.
Помимо пурпурного красителя ранние ливанцы ввели в древнюю торговлю кармин или кермес. Это алая – «червленая» – краска из Ветхого Завета[60], изготовляемая из насекомых – червецов, которые водятся на дубах определенного вида, растущих вдоль восточных берегов Средиземного моря. После высушивания и растворения в кислоте получали алый или густо-красный цвет. Сначала насекомых собирали в дикой природе, затем их стали разводить персы, а за ними – армяне.