Философия

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТОШЕНИЙ (УНИВЕРСИТЕТ)

МИД РОССИИ

Факультет международных экономических отношений

Кафедра философии

Рецензия на роман Дени Дидро

«Племянник Рамо»

Выполнил:

студент II курса

факультета МЭО

11-ой академической группы Дерунов Вадим

Проверил:

ст. преподаватель

Новиков Д.В.

Москва, 2014

«Племянник Рамо» — философско-сатирический диалог Дени Дидро, написанный предположительно в 1760-е годы, но впервые опубликованный только в XIX веке. Современные исследователи считают его «вершиной художественного творчества Дидро»

Дидро и другие французские просветители часто обращались к диалогу не только потому, что он давал возможность популяризировать философские или научные идеи, но и потому, что использование диалога позволяло видеть мир диалектически. Главный герой — это реально существовавшее историческое лицо Жан-Франсуа Рамо, племянник знаменитого композитора Жан-Филиппа Рамо. Это был умный и одаренный человек, но он опустился, став паразитом и попрошайкой, и умер на больничной койке. В произведении Дидро племянник Рамо предстает собирательным, социально-обобщенным типом, который характерен для предреволюционной эпохи; одной из главных его черт стала, по определению Гегеля, «разорванность сознания». Беседу с племянником Рамо ведет философ, который видится с ним в знаменитом кафе «Регентство». Этот человек привлек внимание философа своей оригинальностью. В его натуре сочетались высокомерие и низость, здравый смысл и безрассудство; для него не существует разницы между честным и бесчестным.

Он являл собою саму изменчивость, само непостоянство. В этом диалоге, как и в ряде философских трудов, Дидро выразил свое диалектическое понимание мира: в противоположность метафизически устойчивым и неизменным сущностям человеческой природы в понимании XVIII в. Дидро увидел их диалектическую изменчивость. «Разорванность сознания» проявляется в образе мысли и образе жизни Рамо. Наблюдательный, остроумный, злоязыкий, он вхож в особняки аристократов, разбогатевших финансистов, он развлекает и веселит там гостей, терпит унижения за то, что его кормят и поят. Образ жизни героя мы можем назвать «откровенно паразитический».

Дидро в своем произведении делает теории Рамо то завораживающе привлекательными, то откровенно отталкивающими, и автор не всегда находит нужным противопоставлять высказываниям Жана-Франсуа свои контраргументы. Не всякий раз он, передергиваясь от отвращения, уличает того и во лжи. Тем более что Рамо и сам по большому счету не верит многим своим словам. Но среди них и множество таких, которые сегодня, например, стали истиной:

• гении не нужны, так как зло появляется в мире всегда через них, а любой талант чаще всего становится бесчувственным чудовищем; 

• к чему защищать отечество — его нет больше, а есть только тираны и рабы; 

• помогать друзьям — значит делать из них неблагодарных людей; 

• лучше быть большим преступником, чем мелким пакостником, так как первый вызывает известное уважение масштабами своего злодейства;

• все живущее ищет благополучия за счет того, от кого зависит;

• нет лучшей роли при сильных мира сего, чем роль шута («Меня хотели видеть смешным — и я стал смешным»);

• «В природе все виды пожирают друг друга, а в обществе друг друга пожирают сословия»;

• «Но что хуже всего — так это неестественная поза, в которой нас держит нужда. Человек нуждающийся ходит не так, как другие: он прыгает, ползает, изгибается, он пресмыкается; жизнь свою он проводит в том, что принимает разные позы».

Дидро отвел племяннику Рамо не только роль выразителя модных идей, в его образе он еще воплотил иллюзорность и шум востребованных публикой зрелищ (хлеба сам вечно голодный племянник при всем желании дать не способен). 

Без всякого лицемерия Рамо открывает философу всю мерзость существования, порожденную безудержным накопительством. К своим «благодетелям» он относится с явным презрением. Из наблюдения над жизнью у него сложилась своя философия: «В природе все виды пожирают друг друга, а в обществе друг друга пожирают сословия». В обществе, где он живет, полностью стерлись понятия добродетели и порока, их содержание меняется соответственно интересам сильнейших, то есть наиболее знатных и богатых. Деклассированный интеллигент, Рамо презирает это общество, но он к нему приспосабливается. Наглый, беззастенчивый негодяй, он сознательно выбирает общественный паразитизм и восхваляет его. Опровергая философию Рамо, Дидро говорит о великой роли труда в социально-историческом развитии человечества и вместе с тем показывает полную негодность, упадок «старого порядка», который развращающе влияет на людей и порождает паразитизм. Племянник Рамо отличается полной искренностью. Он признается, что он «невежа, дурак, безумец, нахал, лентяй». Он страдает от того, что ради куска хлеба приходится унижать себя.

Он знает, что в каждом человеке есть достоинство, данное ему самой природой, а презрение к себе — это подлинная мука сознания. Ничтожные люди многого для себя добиваются подлостью, значит, считает он, и ему можно лгать, клясться, обещать и не выполнять обещаний, сводничать.

Его безнравственность порождена обществом. Поступки таких людей, как Рамо, замечает философ, человека столь яркой индивидуальности, полной жизненных сил и энергии, заставляют людей задумываться, что одобрять, а что порицать. Именно в образе этого ничтожества Дидро прозрел шутовскую суть эпохи, где властвует информационный балаган, прикрывающий власть шутов при власти.

Дидро в своем «Племяннике Рамо» открывает то, что в XX веке назовут амбивалентностью: чтобы сказать истину, надо обладать бесстыдством, а чтобы обличать зло, надо самому быть злым. Добро не побеждает зло, а только потакает ему.

Уже в начале XIX века великий немецкий философ Гегель подметил эту «амбивалентность» в самой истории. Периоды счастья в истории — пустые периоды, заметил он. Иначе говоря, все серьезные сдвиги в истории человеческого общества сопровождались насилием, войнами, гражданскими смутами и тому подобным, — одним словом, злом. И в речах племянника Рамо у Дидро Гегель увидел не просто случайный выверт сознания случайного человека, а выверт общественного сознания, сознания определенной эпохи о самой себе.

У французов, как было уже сказано, существовала догадка о том, что сознание общества есть нечто большее, чем сознание каждого отдельного индивида или простая арифметическая сумма таких сознаний. Но если каждый отдельный индивид есть чисто природное существо, то такого «мультипликатора» просто не получается: все стадо баранов такое же глупое, как и каждый отдельный баран. И потом понятно, что такой тип, как племянник Рамо, есть социальный тип, т. е. то, что появляется в определенном обществе и в определенном социальном слое. Ведь сам Дидро замечает, что «в здешних краях» в таких типах «отнюдь нет недостатка». И невозможно себе представить, чтобы такой тип появился в ином обществе, допустим, в обществе архаическом, где общественный паразитизм просто еще невозможен.

Гегель поэтому интерпретирует феномен племянника Рамо прямо противоположным, в сравнении с Дидро, образом. Сознание Рамо не есть сознание природного существа о самом себе, природой же испорченного, а оно есть сознание всеобщего духа о самом себе на этапе его извращения. Это «разорванное сознание», как характеризует его Гегель. «Содержание речей духа о себе самом и по поводу себя есть, таким образом, извращение всех понятий и реальностей, — пишет Гегель, — всеобщий обман самого себя и других; и бесстыдство, с каким высказывается этот обман, именно поэтому есть величайшая истина»¹. Это феномен извращения общественного сознания, похожий на случай, описанный в известной сказке Г. X. Андерсена «Платье голого короля». И если в таком обществе с извращенным сознанием какой-то наивный чудак заметит, что король голый, то на него зашикает вся публика и на него будут показывать пальцем, как на дурака.

Роман-диалог Дидро, в центре которого столкнулись умозрительная философская доктрина и житейская практика, не признав правоту ни одной из сторон и не дав ответа ни на один из вопросов, поставленных в нем, предоставил возможность постичь истину читателям. 

1 Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. СПб., 1994. С. 280-231.