ДэвидЛодж
.docДэвид Лодж (David Lodge, b. 1935) - известный британский литературовед, писатель, драматург и сценарист. Его перу принадлежат романы «Киношники» (The Picturegoers, 1960), «Рыжий, ты свихнулся» (Ginger, You're Barmy, 1962), «Крушение Британского музея» (The British Museum Is Falling Down, 1965), «Из укрытия» (Out of the Shelter, 1970), «Академический обмен» (Changing Places, 1975), «Что впереди?» или «Души и тела» (How far can you go?, Souls and Bodies, 1980), «Мир тесен» (Small World, 1984), «Прекрасная работа» (Nice Work, 1988), «Райская весть» (Paradise News, 1991), «Терапия» (Therapy, 1995), «Думает.» (Thinks., 2001), новелла «Семейные истины» (Home Truths), пьеса «Игра в писателей» (The Writing Game) и сценарий её телевизионной версии. Он также принимал участие в экранизации собственного романа «Прекрасная работа» и произведения Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита». Творчество Д. Доджа, одного из членов Королевского общества литературы, отмечено многочисленными премиями, а романы «Мир тесен» и «Прекрасная работа» вошли в число номинантов на премию Букера.
Д. Лодж является автором ряда теоретических и критических работ. Среди них «Язык художественной литературы» (Language of Fiction, 1966), «Романист на распутье» (The Novelist at the Crossroads, 1971), «Виды современного литературного творчества» (The Modes of Modern Writing, 1977), «Применяя структурализм» (Working with Structuralism, 1981), «Продолжаем писать» (Write on: Occasional Essays, 1986), «Вслед за Бахтиным» (After Bakhtin: Essays on Fiction and Criticism, 1990), «Искусство прозы» (The Art of Fiction, 1992), «Практика литературного творчества» (The Practice of Writing, 1996). Вот уже несколько десятилетий литературоведческая деятельность британского учёного и прозаика не только служит подспорьем для коллег-филологов, занимающихся непосредственно преподаванием истории, теории и практики писательского мастерства, но и способствует развитию современной научной мысли в гуманитарных областях.
Д. Лодж родился в 1935 году в Лондоне. Вскоре его родители Билл и Розали Лодж переехали в Брокли, где и прошло детство будущего писателя. Отец Д. Лоджа был профессиональным саксофонистом, кларнетистом, а позже актёром. Розали Лодж работала секретарём и служила в библиотеке одного из колледжей, почётным членом которого сегодня является её сын.
Вторая мировая война помешала писателю получить последовательное школьное образование, он сменил шесть школ. Одной из них стал пансион при женском католическом монастыре, где Д. Лодж оказался в пятилетнем возрасте. По его свидетельству, непродолжительное пребывание в стенах монастырской школы - «по-диккенсовски» трагичный детский опыт - наложило отпечаток на последующее становление характера, сформировав «невротично-беспокойное» отношение к жизни: «.это была травма. До тех пор я никогда не оставался один. Я не мог есть и ужасно боялся многих монахинь. . Я всегда представляю наихудший сценарий развития событий и сам себя пугаю. Но полагаю, осознание собственного невротического беспокойства - полдела в решении проблемы. Прошло некоторое время, прежде чем я дал себе в этом отчёт»1.
Основным местом учёбы стала средняя школа при академии Святого Иосифа в Блэкхите (Saint Joseph's Academy, Blackheath), где Дэвид Лодж проявил незаурядные способности и, несмотря на невысокий уровень преподавания и широко практикуемые телесные наказания, со временем почувствовал вкус к наукам. Поступление в университет первоначально не входило в его планы; оставив школу, будущий писатель и учёный собирался стать репортёром-стажёром, но директору школы удалось убедить его родителей в необходимости университетского образования. Как признаётся
1 "If I were a psychoanalyst I would say that this was a crucial experience for me. My mother left me there, aged about five, as a boarder, and I was traumatized by it. I had never been on my own before. I hated the food and was frightened of many of the nuns. It was a real Dickens-in-the-blacking-factory feeling. . I imagine worst scenarios and frighten myself. But I suppose recognizing that you are neurotically anxious is half way to coming to terms. It took me some time to realize I had this trait." Wroe N. Seriously Funny // The Guardian. 2001. February 24.
Д. Лодж, в то время он не подозревал, что помимо Оксфордского, Кембриджского и Лондонского университетов существуют и другие. В его сознании старейшие английские университеты ассоциировались с «разнузданными, пьяными аристократами», знакомыми по роману И. Во «Упадок и разрушение», поэтому выбор пал на Лондонский университетский колледж, в стенах которого Д. Лодж получил степень бакалавра в 1955 году. Ещё студентом он написал роман, так и не нашедший своего издателя: «Роман назывался «Дьявол, мир и Тело», ни о том, ни о другом, ни о третьем я ничегошеньки не знал»1.
Намереваясь всерьёз заняться карьерой писателя, Д. Лодж поначалу отклонил предложение об аспирантуре, но затем передумал и по окончании службы в армии (1955-1957) приступил к научной работе. Предметом его диссертационного исследования объёмом в 700 страниц стал английский католический роман. «Оказалось, что католических романов гораздо больше, чем я или кто-либо другой мог себе представить,» - вспоминает учёный. «В библиотеке Британского музея у многих из них даже не были разрезаны страницы, так что я ходил туда со специальным ножом, прорубая себе дорогу через эти ужасные книги. Теперь мне не верится, что я мог этим заниматься»2.
1959 год - знаменательная страница и в академической, и творческой, и личной биографии писателя. Д. Лодж защитил диссертацию, и ему была присвоена степень магистра. Он закончил свой первый (из опубликованных) роман «Киношники», начал преподавать английский язык, а также читать лекции по истории английской литературы в Британском совете в Лондоне. В том же году Д. Лодж женился, и супруга стала первым читателем и цензором его произведений; именно ей - с признанием в любви-посвящён один из самых ярких романов писателя «Мир тесен».
1 "I didn't apply to either Oxford or Cambridge because I knew from Evelyn Wagh's Decline and Fall that it was all getting debagged in the quad by raving drunken aristocrats. . It [the novel] was called The Devil, the World and the Flesh and I knew nothing about any of them." Ibid. "There were many more Catholic novels than I or anyone else had ever dreamt of. Many of them in the British Museum library had never even been cut, so I was there with a paper knife ripping my way through these terrible books. I can't believe I did it now." Ibid.
Через год Д. Лодж получил место на кафедре английского языка в Бирмингемском университете, с которым он не расставался в течение последующих двадцати семи лет, успешно сочетая академическую карьеру с художественным творчеством. По его выражению, он «пытался сохранить баланс между этими двумя видами деятельности» и чередовал издание новых романов с публикацией своих научных книг. В 1987 году Д. Лодж поставил точку в своей преподавательской практике. Его решение было отчасти продиктовано ощущением некоторого диссонанса между современнымлитературоведением, всецело погрузившимся в «вопросы Теории», и реальным литературным творчеством, между которыми «становилось всё труднее и труднее устанавливать вразумительные связи». Покинув университет, почётным профессором которого Д. Лодж является в настоящий момент, специализируясь по современной английской литературе, учёный отнюдь не отказался от литературоведческой деятельности, адресуя её не столько коллегам из академических кругов, сколько широкой читательской публике. Примером такого выхода в «массы» может послужить серия статей в еженедельнике The Independent on Sunday, позже оформившихся в сборник «Искусство прозы»1.
Романы Д. Лоджа, при всей автономности их художественного пространства, во многом автобиографичны. И хотя ни один из них не является доподлинным переложением явлений и событий реальной жизни писателя, в его произведениях нередко фигурируют факты, аналогичные биографическим. Таковы «радости» армейской службы в романе «Рыжий, ты свихнулся», переживания, связанные с церковным запретом на контрацепцию, в «Крушении Британского музея», рабочая поездка в Америку в романе «Академический обмен», ребёнок с синдромом Дауна в
1 "For most of my adult life, from 1960 to 1987,1 combined an academic career as a university teacher and scholar with writing novels. 1 tried to keep a balance between these two activities; and throughout this period I published, more or less by design, a novel and a work of literary criticism in alternation. In 1987 I retired from university teaching, and although I expect to go on writing literary criticism, I doubt whether it will be oriented towards an academic readership. One component of that decision was a feeling that it was becoming harder and harder to make meaningful connections between an academic criticism increasingly dominated by questions of Theory, and the practice of creative writing." Lodge D. The Novelist Today: Still at the Crossroads? // New Writing. Ed. by M. Bradbury and J. Cooke. London, 1992. P. 203. романе «Что впереди?» (с этой болезнью родился младший сын писателя), «таинственное» исчезновение книг, предназначенных для рецензентов, в романе «Мир тесен», опыт религиозного паломничества, предпринятый, подобно самому Д. Лоджу, героем романа «Терапия».
Возможно, некоторая склонность Д. Лоджа к провокационному внедрению отдельных автобиографических деталей и переживаний в вымышленный мир своих произведений и предопределила главные магистрали его романного творчества - католическую и университетскую темы, возникновение которых обусловлено как обстоятельствами личной биографии писателя, так и кругом его литературных пристрастий.
Художественное творчество Д. Лоджа произросло из недр английской реалистической традиции, вновь заявившей о себе в контексте «антимодернистских» тенденций 1950-х годов. Начало его писательского пути формировалось под воздействием таких величин литературного пространства, как ИвлинВо и Грэм Грин. Влияние последнего трудно переоценить, поскольку Д. Лодж и сам не скрывает, что в его первых произведениях явственно проступают черты, характерные для творчества Г. Грина: «В своих ранних романах я разрабатывал некоторые типично гриновские темы: вера и безверие, прегрешение и чувство вины - и, хотя переносил действие в другую, менее красочную среду городских окраин, ещё не освободился от стилистических заимствований. В первом из опубликованных мною романов «Киношники» есть второстепенный персонаж по имени Гарри, который смахивает на Пинки из романа «Брайтонский леденец».». Со временем Г. Грина и Д. Лоджа связало дружеское знакомство, начало которому положил роман «Крушение Британского музея», «содержавший ряд пародий, в том числе и на Грина». Отослав экземпляр романа знаменитому писателю, Д. Лодж получил ответное письмо, в котором Г. Грин достаточно высоко оценил произведение. Вскоре он дал разрешение на публикацию своего отзыва в американском издании «Крушения Британского музея», оказав таким образом немалую поддержку молодому, и в ту пору ещё малоизвестному, автору.
Интерес писателя и литературоведа Д. Доджа к творчеству и личности Грэма Грина и Ивлина Во объясняется не только пиететом к художественному мастерству предшественников, но и общностью религиозной принадлежности. По его оценке, «благодаря этим писателям получивший своё отражение в литературе католицизм стал интересен, привлекателен и престижен» и «стало возможным говорить о существовании такой фигуры, как писатель-католик»1.
Д. Лодж, получивший католическое воспитание не столько в семье (его мать не отличалась особой набожностью, а отец и вовсе не был католиком), сколько в образовательных учреждениях, неоднократно касался проблемы католицизма в современном обществе. Католическая тема представлена целым рядом произведений писателя - такими, как «Киношники», «Крушение британского музея», «Из укрытия», «Что впереди?», «Терапия». На протяжении лет и религиозное мироощущение Д. Лоджа, и его отношение к учениям католической церкви претерпевали изменения - от по-детски беспрекословного доверия и послушания до разочарований и сомнений в институциональных вопросах вероисповедания, что нашло отображение и в его художественном творчестве.
Особая роль в становлении авторской индивидуальности писателя принадлежит его близкому другу и соратнику Малькольму Брэдбери (Malcolm Bradbury, 1932-2000), писателю и литературоведу, специалисту по английской и американской литературе. Д. Лодж и М. Брэдбери познакомились в начале своей академической деятельности в Бирмингемском университете, у них было много общего - молодость, живой интерес к современной литературе, творческие амбиции; незадолго до знакомства и тот, и другой выпустили по одному роману. Несмотря на то, что спустя несколько лет М. Брэдбери покинул Бирмингемский университет и
1 Лодж Д. Разные жизни Грэма Грина / Пер. с англ. O.E. Макаровой // Иностр. лит. 2001. № 12. С. 210-212. перешёл работать в Университет Восточной Англии, их пути в литературе и науке складывались параллельно и настолько похоже, что писателей окрестили единым именем «Лоджбери» (Lodgebury) и, бывало, путали. И Д. Лодж, и М. Брэдбери относились к этому с юмором и в своих романах перебрасывались шутливыми аллюзиями на связывающее их «родство». Так, в романе М. Брэдбери «Обменный курс» {Rates of Exchange, 1983) упоминается мифический «автор университетских романов Бродж», написавший произведение «Меняясь в сторону Запада» (Changing Westward -как и фамилии писателей, названия романов Д. Лоджа и М. Брэдбери «Академический обмен», а буквально «Меняясь местами», и «Шагая в сторону Запада» {Stepping Westward, 1965) слились воедино)1.
Творческий почерк Д. Лоджа сформировался во многом благодаря сотрудничеству с М. Брэдбери, которое помогло ему «обнаружить в себе вкус к сатире, фарсу и пародии». Поворотным моментом стала совместная работа над пьесой «В четырёх стенах» {Between These Four Walls, 1963), выполненной в комическом ключе, пробудившей в писателе Д. Лодже дух экспериментатора и таким образом открывшей новые творческие перспективы. Неслучайно, его последующее художественное произведение «Крушение Британского музея» сопровождается посвящением «главному виновнику его попытки написать комический роман» - Малькольму Брэдбери.
Комическому началу Д. Лодж отводит особое место в развитии своего экспериментального романа. По словам писателя, оно позволило преодолеть долго довлевшее над ним противоречие между восхищением великими модернистскими писателями, которое он испытывал как литературовед, и собственной литературной практикой, сформированной неореалистическим, «антимодернистским» творчеством 50-х годов2.
1 "'Do you know also a campus writer Brodge?' asks a lady to his left, 'Who writes Changing Westward? I think he is very funny but sometimes his ideological position is not clear.' " Bradbury M. Rates of Exchange. London: Seeker & Warburg, 1983. P. 268-269.
2 "The work itself [Between These Four Walls] was comparatively trivial and ephemeral, but it was, necessarily, in the comic mode, and for me that, too, opened up new horizons. My first two books, The Picturegoers and Ginger,
Искромётный юмор стал не только его «визитной карточкой», но и своеобразным творческим приёмом, позволяющим оптимально расширить круг возможных читателей независимо от того, какой конфессии они принадлежат и чем занимаются. В этой связи интересна реплика писателя по поводу «Крушения Британского музея»: «.создавая этот роман в комическом ключе, я надеялся вызвать интерес и симпатию также и со стороны некатолических и нехристианских читателей.»1. Действительно, популярность книг Д. Лоджа, посвящённых католической тематике, не ограничивается рамками христианской аудитории, а романы «академические» уже много лет входят в списки бестселлеров, очаровывая как коллег, так и читателей, далёких от университетских будней.
Университетская тема имеет первостепенное значение в творчестве писателя, и, думается, именно романам университетского цикла Д. Лодж обязан своей литературной славой. Проблематика академической среды в основном сосредоточена в трилогии писателя «Академический обмен», «Мир тесен» и «Прекрасная работа» - романах, созданных в духе Кингсли Эмиса (Kingsley Amis) и Малькольма Брэдбери, чьи произведения «Счастливчик Джим» (Lucky Jim, 1954) и «Кушать людей нехорошо» (Eating People Is Wrong, 1959) немало поспособствовали возрождению традиции английской университетской прозы.
Университетская проза образует солидный пласт британской литературы, начало которого уходит в средневековье. «Первые отклики литературы на особенности существования университетских учёных и школяров столь же стары, как и сами университеты», - замечает
You're Barmy, had had their moments of humour, but both were essentially serious works of scrupulous realism. Through the experience of working on Between These Four Walls, I discovered in myself a zest for satirical, farcial and parodic writing that I had not known I possessed; and this liberated me, I found, from the restrictive decorums of the well-made, realistic novel. The British Museum Is Falling Down was the first of my novels that could be described as in any way experimental. Comedy, it seemed, offered a way of reconciling a contradiction, of which I had long been aware, between my critical admiration for the great modernist writers, and my creative practice, formed by the neo-realist, anti-modernist writing of the 1950s." Lodge D. An Afterword // The British Museum Is Falling Down. Penguin Books, 1983. P. 169-170.
1 "The 'system' depicted in The British Museum Is Falling Down was specifically catholic, but in writing the novel in the comic mode I was hoping to engage the interest and sympathy of non-Catholic and non-Christian readers as well." Ibid. P. 166. отечественный исследователь A.M. Люксембург в своей монографии «Англоамериканская университетская проза»1.
Классифицируя университетскую прозу как «большой и многообразный литературный поток», A.M. Люксембург подвергает это литературное явление скрупулёзному анализу, прослеживает его развитие, рассматривает ряд типологических проблем. Работа A.M. Люксембурга является первой попыткой серьёзного и обстоятельного исследования университетской прозы, предпринятой в нашей стране. За рубежом данному «литературному потоку» посвящены литературоведческие труды М.Р. Проктора и Дж.О. Лайонза , ещё в 1950-1960-ые годы привлекшие внимание к университетской прозе как важной реалии литературного процесса и обозначившие актуальность её дальнейшего изучения.
Университетская проза зачастую недооценивалась критиками, удостаиваясь лишь упоминаний, как в отечественном, так и англоязычном литературоведении. Это подтверждается и отсутствием единого английского термина: в ходу такие понятия, как «university novel, college novel, campus fiction»3, которые фактически могут подразумевать различные по своей тематике и сюжетно-композиционной организации типы произведений внутри университетской прозы. В российском литературоведении в качестве терминов, как правило, используют определения «академический роман» или «университетский роман».
Невнимательность исследователей к университетской прозе отчасти объясняется тем, что далеко не все произведения, составляющие этот «литературный поток», демонстрировали высокий художественный уровень. С другой стороны, процесс становления университетского романа был длительным и поступательным - от средневековых университетских новелл и эпизодов в романах английских классиков У.М. Теккерея, Т. Гарди, С. Люксембург A.M. Англо-американская университетская проза. История, эволюция, проблематика, типология. Ростов, 1988. С. 10.
2 Proctor M.R. The English University Novel. Berkley-Los Angeles. Univ. of California Press, 1957; Lyons J.O. The College Novel in America. Carbondale. Southern Illinois Univ. Press, 1964.
3 Люксембург A.M. Англо-американская университетская проза. С. 5.
Батлера до современного «университетско-филологического» романа с его тенденцией к интеллектуализации и комплексом нравственных, этических, социально-политических, научных - в частности, филологических и философских проблем.
В истории университетской прозы принципиально значимыми стали первые десятилетия XX века - пора зрелости университетского романа воспитания, который в 1910-1920-ые годы «вывел университетскую прозу на уровень «большой» литературы». В последующем поколении университетского романа проблемы нравственного и интеллектуального формирования личности, свойственные роману воспитания, отошли на второй план и уступили место проблемам «воспитующей» среды, то есть самой aima mater, характеристике, нередко сатирической, её нравов, конфликтов и механизмов функционирования. Жанровой основой университетского романа нередко становится комбинация романа-хроники и «романа карьеры» с его углублением в подробности «производственных» отношений персонажей. Поскольку университет является неотъемлемой частью общества, находясь от него в финансовой и идеологической зависимости, социальные и политические противоречия не минуют и этой сферы человеческого существования. Как следствие, университетский роман второй половины XX века отличает всё большая социальная заострённость, борьба политических и философских идей1.
По наблюдению британского исследователя С. Коннора, после второй мировой войны в британской литературе наметился подъём университетской прозы, в немалой степени ставший следствием демократических перемен, наступивших в жизни университетов. В условиях «послевоенного культурного консенсуса» возникла тенденция к уравниванию классовых различий, и университетское образование получило широкое распространение среди представителей самых разных слоёв населения. Процессы, сопровождавшие демократизацию высшей школы,
1 Там же. С. 72, 250-252. отмечает С. Коннор, проходили небезболезненно, и нашли отображение в университетских романах К. Эмиса, Т. Шарпа (Tom Sharpe's Porterhouse Blue, 1973), M. Брэдбери, Д. Лоджа1.
Многие отечественные и зарубежные исследователи, затрагивающие проблемы университетской прозы, подчёркивают, что в произведениях этого «литературного потока», университет служит макетом социального аппарата, в котором преломляются наиболее рельефные тенденции и события общественной жизни. Характеризуя данную особенность, ТЛ. Мотылёва прибегает к понятию «сжатого пространства»; об университете как «микромодели общества» пишет A.M. Люксембург. Д. Лодж считает, что академический мир университета является «микрокосмом», который высвечивает принципы, управляющие человеческим сообществом, и конфликты внутри него. По мнению С. Коннора, академическая среда - «замкнутый мир, с собственными нормами и ценностями» - может представлять особый интерес для романистов, поскольку покрывающая его «мембрана самодостаточности» не защищает от вторжения «чужеродных и разрушительных сил» извне. На использование «пространства университета-кампуса в качестве фокуса для более широкой сатиры современной жизни и общества» указывает британский исследователь Р. Стивенсон .
Само название второго романа трилогии Д. Лоджа «Мир тесен», или «Маленький мир», с одной стороны, обыгрывает известную поговорку, а, с другой, выражает общее тяготение университетской прозы к изображению «большого мира» через призму «маленького», микроуровневого. Британский критик Дж. Эйксон отмечает, что для писателя Д. Лоджа идея художественной репрезентации «кампуса» привлекательна не только как повод поведать о предмете хорошо знакомом, но и как способ освоения Connor S. The English Novel in History 1950-1995. London and New Yourk: Routledge, 1996. P. 69-71.
2 Мотылёва Т.Л. Достояние современного реализма: исследования и наблюдения. М., 1973. С. 396; Люксембург A.M. Англо-американская университетская проза. С. 199; Lodge D. Robertson Davies and the Campus Novel // Write on: Occasional Essays. Harmondsworth: Penguin, 1988. P. 169; Connor S. The English Novel in History 1950-1995. P. 69; Stevenson R. A Reader's Guide to the Twentieth-Century Novel in Britain. Harvester, Wheatsheaf, 1993. P. 121. человеческих законов бытия, особенностей функционирования современного социума.
Следует упомянуть, что критик проецирует понятие «маленького мира» на творчество писателя в целом: «Хотя его романы рознятся тематически, их схожесть заключается в том, что все они представляют собой «маленькие мирки», ограниченные местом и временем действия, а также определённым кругом персонажей»1. Такое широкое понимание принципа отображения «большого» через «малое», должно быть, применимо ко многим, если не ко всем, художественным произведениям. Специфика «сжатого пространства» университетской прозы в большинстве случаев состоит в имитации именно модели социального устройства, меняющейся или кажущейся закостеневшей, и «маленький мир», «микрокосм» в лоджевских академических романах не может быть равен «маленькому миру» в его романах католической тематики.
Дж. Эйксон уделяет внимание своеобразию повествовательной техники Д. Лоджа, хотя при этом не касается целей использования авторских приёмов. Затрагивая проблему литературных истоков романов трилогии, он проводит параллель между «Академическим обменом» Д. Лоджа и романом М. Брэдбери «Шагая в сторону Запада» - варианты «Генри Джеймса наоборот»: «невинный» провинциальный британец отправляется «открывать» Америку. Интересно замечание критика о жанровой основе романа «Прекрасная работа», который он обозначает как «современную версию индустриального романа 1840-х годов», выделяя социальную проблематику произведения, отобразившего общественные перипетии Великобритании 1980-х годов . Подобным же определением оперирует С. Коннор, анализирующий «Прекрасную работу» в контексте современных
1 Acheson J. The Small Worlds of Malcolm Bradbury and David Lodge // The British and Irish Novel Since 1960. Ed. by J. Acheson. Macmillan Academic and Professional LTD, 1991. P. 78.
2 Ibid. P. 87-90. условий Англии» (condition of England) и их выражения в новейших романных формах1.
В своём исследовании англо-американской университетской прозы к двум первым романам трилогии Д. Лоджа «Академический обмен», «Мир у тесен» и «Прекрасная работа»" обращается А.М. Люксембург, фокусируя внимание в основном на их проблематике, сюжетном построении и типологических характеристиках, выявленных в сопоставлении с другими образцами данного «литературного потока». Исследователь справедливо отмечает такие стилистические и сюжетно-композиционные особенности романа «Академический обмен», как «стилизация под киносценарий», соединение литературных и кинематографических средств изображения, кольцевая композиция, хотя истолкование авторского замысла представляются небесспорным и несколько однозначным.
Констатируя общую тенденцию англоязычной прозы 1960-1970-х годов к «бесстрастной, кинематографичной и в чём-то натуралистической фиксации событий», А.М. Люксембург добавляет, что в пределах университетской прозы применение этой литературной техники прежде всего характерно для «таких сатирических романов-хроник, в которых наблюдается тенденция включить функционирование отдельного индивида в рамки исторического процесса и видеть в нём важные закономерности».
К числу подобных произведений автор монографии относит и первый роман трилогии Д. Лоджа - «яркий и страшный фарс», кольцевая композиция которого призвана, по его мнению, создать образ «порочного круга» взаимосвязи «законов Академии» с «судьбами общества». Признавая комическую остроту романа, исследователь видит в ней печальный оттенок: «На что могут рассчитывать те, кто серьёзно относятся к педагогике и науке, если в университетском мире бесталанные тихони вроде Своллоу и
1 Connor S. The English Novel in History 1950-1995. P. 72-82.
2 Последний роман вышел в свет почти одновременно с публикацией монографии A.M. Люксембурга в 1988 году. именитые конформисты типа Зэппа1, характерные обитатели Садов Академии, обречены на верчение в «шутовском хороводе» мелких и низменных страстей, окрашенных в яркие тона эпохи «сексуальной революции»?»2.
В то время как персонажи «Академического обмена» сохраняют основные приметы того или иного типа героев университетской прозы в соответствии с классификацией, предложенной A.M. Люксембургом в заключительной части исследования , в романе «Мир тесен» появляется «принципиально новый тип «странствующего академика». Тем не менее, и это произведение «включает в себя основной набор типажей, ситуаций, коллизий, без которых немыслим современный университетский роман». В случае с романом «Мир тесен», полагает исследователь, меняется главным образом объект сатиры, масштаб изображаемого, и гротеск здесь, как и в романе «Акдемический обмен», носит сурово-обличительный характер4.
К сожалению, отметив нарастающую тенденцию к интеллектуализации в современной университетской прозе в целом5, A.M. Люксембург обошёл вниманием её несомненное проявление в произведениях Д. Лоджа и рассмотрел их только в контексте корпуса сатирических университетских романов. Вероятно, представляя трактовку исследователя, необходимо сделать скидку на известную идеологическую ангажированность.
В ином ключе воспринял трилогию Д. Лоджа отечественный литературовед В.И. Новиков, начавший свою рецензию с искреннего
1 Вариант русского написания фамилий главных персонажей, предложенный A.M. Люксембургом.
2 Люксембург A.M. Англо-американская университетская проза. С. 169-172.
3 Пристальное изучение истории и типологии университетской прозы позволяет исследователю выделить восемь основных типов героя: инициативный преподаватель, влюблённый в свою профессию, верящий в её идеалы; профессор-циник, разуверившийся в возможностях своего ремесла; писатель, оказавшийся в кампусе по приглашению университета; университетский карьерист и конформист, откровенно стремящийся к процветанию; академический политикан; преподаватель-борец, искренне отстаивающий своё право на академическую свободу, на преподавание истины; университетский администратор, представленный прагматиком, циником, политиканом, бизнесменом, посредственностью, невеждой; либеральный интеллигент. Профессора Заппа A.M. Люксембург определяет как карьериста и конформиста, а декана Мастерса как администратора-невежду.