Глава 9. Факторы роста российской экономики в постдефолтный период

9.1. Рост российской экономики в 1999–2008 гг.: комбинация благоприятных внутренних и внешних факторов

После катастрофических событий августа 1998 г. прогнозы многих отечественных и зарубежных экономистов относительно будущего российской экономики были весьма пессимистичными. Предполагался дальнейший спад производства, в частности, по причине сокращения притока резко подорожавших импортных товаров, используемых при создании компонентов российского ВВП. Вероятность быстрого заполнения внутреннего рынка их российскими аналогами признавалась невысокой. Между тем с конца 1998 г. в России после многолетней рецессии под воздействием комбинации благоприятных факторов, имеющих макроэкономическую природу, обозначился заметный рост (названный Е.Гайдаром восстановительным – в развитие представлений В. Громана, сформулированных в 20-е гг. ХХ в.). Так что в 1999 г. потери ВВП в результате валютно-финансового кризиса были полностью компенсированы. Россия, как и некоторые другие страны с переходной экономикой – Латвия (1994), Болгария (1996), Албания (1997), Румыния (1999), оказалась слабо подверженной считавшейся в недавнем прошлом общемировой закономерности, согласно которой глубокие финансовые потрясения в стране порождают затяжное сокращение создаваемого ВВП. Еще более стремительным экономический рост стал в 2000 г., когда ВВП увеличился на рекордные 10%. Оживление отечественной экономики продолжалось в 2001–2008 гг. (табл. 9.1.), так что за предкризисные 10 лет среднегодовой темп роста ВВП составил 6,9%, а сам он увеличился на 94%. Коэффициент загрузки производственных мощностей достиг к 2008 г. отметки в 81%.

Таблица 9.1.

Темпы экономического роста в России в 1999–2007 гг.

Год	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006	2007	2008
Прирост ВВП,%	106,4	110,0	105,1	104,7	107,3	107,2	106,4	106,7	108,1	106,3

При расчетах ВВП по текущему рыночному валютному курсу Российская Федерация и поныне находится вдали от мировых лидеров. Однако подобный расчет не отражает истинный продукт нашей страны, на что обращают внимание эксперты Мирового и Европейского банка реконструкции и развития и Банка России, настаивающие на оценке национального продукта по паритету покупательной способности валют. ППС является чисто статистической (счетной) категорией, используемой как некий индекс фактических внутренних цен для сравнения уровней социально-экономического развития различных стран. Для его определения необходимо подсчитать, сколько товаров и услуг (включенных в сопоставимый стандартный набор) соответствующего качества можно приобрести, например, в России, скажем, за 33 руб. и в США­ – за 1 дол. ППС представляет собой некий «ненаблюдаемый» курс, по которому можно было бы обменять рубли на доллары для покупки в США точно такого же набора благ, как и в России. Если в 1999 г. он составлял 5,41 руб./дол, а в 2005 г. – 12,7 руб./дол., то в 2012 г. он был равен 17,1 руб./дол, что примерно вдвое расходилось с оценками по официальному обменному курсу валют этих стран.

Согласно этому показателю, Россия по данным МВФ в 2011 г. производила ВВП в объеме 2,376 трлн дол. (6-е место в мире), пропустив вперед следующие страны: США (15,064 трлн дол.), Китай (11,316 трлн дол.), Индию (4,469 трлн дол.), Японию (4,395 трлн дол.), Германию (3,089 трлн дол.), но опережая Бразилию (2,309 трлн дол.), Великобританию (2,253 трлн дол.), Францию (2,216 трлн дол.), а также Италию (1,828 трлн дол.). Нынешнее место России по объему производимого ВВП, конечно, заметно ниже прежнего третьего, которая она занимала, будучи еще в составе СССР, накануне рыночных реформ (после США и Японии), однако, если сравнивать его с позицией нашей страны в разгар кризиса 1990-х гг., то нельзя не замечать позитивных перемен в данной сфере.

Доля России в мировой экономике достигла в 2010 г. 3,7% продолжает нарастать по сей день. Заметные позитивные сдвиги произошли в структуре инвестирования: значительно увеличилась доля капитальных вложений в активную часть основного капитала – машины, оборудование, транспортные средства – при адекватном сокращении доли вложений в производственные здания, сооружения. А уровень безработицы за этот период опустился с 14,6% до 5,7%. В 2010 г., несмотря на то, что в конце первого десятилетия ХХI в. Россия «споткнулась» о глобальный финансово-экономический кризис, ВВП нашей страны превысил его уровень 2000 г. на 59,3%, объем промышленного производства возрос за этот период на 47,0%, а сельскохозяйственного – на 18,1%. Прирост инвестиций в основной капитал составил за эти годы 224,2%, а реальных располагаемых доходов населения – 238,9%. В 2012 г. совокупный объем добавленной стоимости сравнительно с докризисным 1990 г. возрос на 12,2%.

К числу основных внутренних и внешних факторов позитивных перемен в экономике России можно отнести:

1) отказ от фиксированного обменного курса рубля и действие эффекта его почти 500%-ной девальвации;

2) увеличение внешнего спроса на продукцию нашей страны и, как результат, улучшение состояния торгового баланса;

3) улучшение качества экономической политики, постепенно укрепляющее доверие общества к правительству;

4) достаточно жесткое сдерживание динамики внутренних цен на продукцию естественных монополий;

5) отставание роста номинальной заработной платы от темпов повышения потребительских цен.

Отказ от фиксированного обменного курса рубля и действие эффекта его почти 500%-ной девальвации. Когда в России на протяжении большей части 1990-х гг. происходило искусственное укрепление рубля, наблюдалось неуклонное вытеснение отечественных товаров иностранными. Однако последовавшая в августе-сентябре 1998 г. девальвация национальной валюты привела к временному удешевлению российской продукции, и подорожание импортных товаров переключило спрос значительной части россиян на товары, выпускаемые в Российской Федерации, что закономерно­ породило заметный рост ВВП нашей страны. Известно, что обесценение национальной валюты той или иной страны относительно «корзины» мировых валют (а такая ситуация сложилась сегодня в 11 странах G–20: Австралии, Аргентине, Мексике, Южной Корее, Саудовской Аравии, Турции, ЮАР, Индии, Индонезии и др.) делает производимую в ней продукцию более дешевой, всемерно поощряя ее нарастающий экспорт и дестимулируя приток на ее территорию товаров из-за границы. В немалой степени именно из-за заниженного курса юаня по отношению к «корзине» мировых валют 80–90% товаров, реализуемых в ма­газинах Китая, –отечественного производства. Как отмечает Н. Расков, товар, который в 2005 г. можно в Китае было купить за 42 цента, на мировом рынке стоил 1 дол., так что экспортер китайских товаров с каждого доллара имел своеобразную премию в 58 центов. По той же причине продолжается активная торговая экспансия китайских товаров на зарубежные рынки, особенно на рынок США. Правда, под давлением западных стран китайские монетарные власти в последнее время несколько укрепили курс национальной валюты (с 6,81 юаня за доллар в середине 2008 г. до 6,69 в мае 2010 г.). Однако подобный шаг трудно назвать революционным, коль скоро недооценка юаня по сей день сохраняется на уровне около 40%. Не случайно Нобелевский лауреат П. Кругман вместе с 130 сенаторами предлагают властям развернуть торговую войну с КНР путем введения 25%-ной таможенной пошлины на ввоз ее продукции на американский рынок.

Аналогично, в результате отмены валютного коридора и падения обменного курса рубля по отношению к «корзине» ведущих мировых валют оказался в значительной степени парализованным эффект импортных закупок и укрепились стимулы создания импортозамещающей продукции на российской территории. Если в 1996–1997 гг. соотношение номинального курса рубля и паритета покупательной способности (ППС) составляло 1,9–2,0, то уже в начале 1999 г. оно достигло отметки в 3,9–4,0. Этот «спасительный зонтик» заниженного по отношению к ППС курса рубля существенно расширил запас ценовой конкурентоспособности России, сделав ее на некоторое время столь же «дешевой» страной, какой она была в 1992–1994 гг. Так, выраженные в долларах, внутренние цены на автомобиль «Жигули» вернулись к уровню 1992 г., а бензина – к 1993 г. Сдержанный рост внутренних цен сравнительно с темпами номинальной девальвации рубля привел в среднем к двукратному (а, например, по обуви – восьмикратному) сокращению притока в страну импортных потребительских и инвестиционных товаров и их замещению российскими аналогами.

Одновременно на внешнем рынке конечные отечественные товары резко подешевели относительно зарубежных, что выразилось в смягчении «голландской болезни», временном отходе от сырьевой модели и ускоренном развитии импортозамещающих обрабатывающих отраслей. Так что мощным фактором экономического роста, начиная с 1999 г., стало резкое постдевальвационное сокращение импорта. Кроме того, получив серьезные конкурентные преимущества, многие предприятия наладили форсированный вывоз своей продукции за границу. Под защитой относительно слабого, девальвированного рубля возросла рентабельность многих предприятий, функционирующих в экспортно ориентированных отраслях и производствах, а также в сельском хозяйстве, легкой и пищевой промышленности. Даже отечественный машиностроительный комплекс стал набирать обороты в рамках стратегии импортозамещения. К тому же взамен прежнего притока импортных товаров в нашу страну стали более активно приходить иностранные капиталовложения, так как во многих отраслях стало выгодно производить продукцию именно на территории России.

Увеличение внешнего спроса на продукцию нашей страны и, как результат, улучшение состояния торгового баланса. В постдефолтный период российский ВВП устойчиво превышал величину внутренних расходов, и в связи с тем, что экспорт стабильно оказывался намного больше экспорта, наша страна на мировом рынке выступала в качестве «нетто-экспортера». Такими странами в 2007 г. являлись Саудовская Аравия (33,5% ВВП), Китай (8,9%), Россия (8,6%), Германия (7,2%), Япония (1,9%). У всех этих стран (а также у Аргентины, Бразилии, Индонезии, Канады, Южной Кореи) устойчиво положительный торговый баланс сохранялся на протяжении 2000–2008 гг. Стремительное увеличение такого компонента ВВП, как торговый баланс (по соотношению которого с ВВП Россия уступает сегодня в G-20 только Саудовской Аравии и Китаю), объяснялось крайне благоприятным для нашей страны подорожанием с начала 1999 г. энергоносителей, химического сырья и цветных металлов на мировых рынках. Если в 2003 г. среднегодовая цена барреля нефти составляла 29,8 дол., а в 2004 г. – 38 дол., то в 2005 г. она возросла до 52 дол. В июле 2008 г. средняя цена барреля российской нефти марки Urals достигла отметки 130 дол. Как замечает А. Аганбегян, «цены на нефтегазовую продукцию за десять лет экономического подъема (1999–2008 гг.) увеличились в восемь раз».

Решающее влияние на столь резкое удорожание энергоносителей оказала политика американской Федеральной резервной системы, направленная на вбрасывание в денежный оборот триллионов ничем не обеспеченных долларов. Попадая в руки финансовых спекулянтов, эта колоссальная долларовая масса после крушения в 2007 г. пирамиды ипотечного кредита, в последние годы перенацеливается ими на нефтяной рынок. Именно усиление спекулятивных тенденций на мировом рынке нефти вкупе с серьезным обесценением доллара закономерно возводит нефтяные котировки на рекордную, экономически ничем не обоснованную высоту, лишая их зависимости от колебаний спроса и предложения. Впрочем, немаловажный вклад в скачок цен на нефть внес и стремительный рост мировой экономики (в 2004 г. достигнут наивысший за десятилетие темп – 4,8%) в сочетании с опережающим наращиванием ВВП в США, Китае и Индии – мощных державах, удельный вес которых в мировом ВВП составляет ныне 41%, и, кроме того, ведущих покупателях энергоресурсов. Так, доля США в структуре мирового спроса на нефть составляет 25,6%, а Китая – 6,8%. Значимым фактором явилась и вызванная вторжением США нестабильность на Ближнем Востоке, ставящая под сомнение выполнение государствами данного взрывоопасного региона своих обязательств по поставкам этого стратегического сырья на мировые рынки. Так что агрессивная внешняя политика американского правительства вдохнула новую жизнь не только в нефтяные месторождения (вследствие спровоцированного США всплеска мировых цен на черное золото, давшего России некую «военную премию»), но и во многие градообразующие предприятия оборонно-промышленного комплекса России, сыграв тем самым немаловажную роль в наращивании экспорта российского оружия. В последнее время мощными факторами поддержания мировых цен на нефть на высоком уровне выступают авария на АЭС «Фукусима-1» в Японии и социально-политический кризис в Северной Африке. Немаловажным фактором, оказывающим непосредственное воздействие на нефтяные цены, явилась политика ведущего нефтедобытчика – Саудовской Аравии. И дело здесь не только в бесспорном первом месте данной страны в мировых запасах топлива. Имеет значение и известный факт наличия здесь значительных избыточных мощностей нефтедобычи, что позволяет ей в любой момент изменять в своих интересах предложение нефти. А так как американские нефтяные компании и по сей день сохраняют свое определяющее влияние на добывающую промышленность Саудовской Аравии, не трудно понять, какая из стран является ведущим субъектом регулирования мирового нефтяного рынка.

Одновременно с повышением нефтяных котировок выросли цены на продукцию металлургического комплекса, а ведь известно, что на экспорт сегодня направляется до 50% черных и до 80% цветных металлов. В стоимостном выражении экспорт углеводородов возрос с 28 млрд дол. в 1998 г. до 191 млрд дол. в 2006 г., т.е. в 6,83 раза (а точнее, в 5,5 раз – с поправкой на обесценение доллара). Между тем увеличение цен на нефть на 1 дол. за баррель влечет за собой ускорение темпа роста отечественной экономики на 0,5 процентных пункта, чему в немалой степени способствует и тот факт, что подобное удорожание нефти приводит к всплеску мировых цен на поставляемый Россией газ – на 3,86 дол. за тысячу кубометров.

Именно экспортно ориентированный сектор нашей страны получил наибольший выигрыш от девальвации рубля и благоприятной ценовой конъюнктуры мировых рынков. Если в 1998–1999 гг. суммарный объем российского экспорта не превышал 75 млрд дол., то в 2008 г. он достиг отметки в 469 млрд дол. Так что за первое десятилетие ХХI в. в Россию поступила гигантская сумма выручки от экспорта – свыше 2 тлрн дол., три четверти которой явились скорее не заслугой отечественных недропользователей, а неким «подарком» от мирового рынка. Учитывая тот факт, что российский экспорт составлял (на конец 2007 г.) 30,4%, а экспортно-импортное сальдо – плюс 8,6% ВВП, легко осознать благоприятные последствия для динамики последнего обозначившейся тенденции к удорожанию энергоносителей на мировом рынке. Накопив серьезные финансовые ресурсы, отечественные экспортеры, доминирующие в структуре валовых национальных сбережений, значительную их часть (за вычетом вложений в зарубежные активы) с 2001 г. начали инвестировать в российскую экономику. Наращивание объемов сырьевого экспорта позволило Банку России накопить немалые золотовалютные резервы (по их объему Россия вышла на третье место в мире после Китая и Японии), взамен которых отечественные экспортеры получили масштабный рублевый эквивалент. Их денежные доходы стали растекаться внутри страны, резко нарастив как потребительский, так и инвестиционный спрос. Просачиваясь через финансовую и кредитную систему в семейные бюджеты миллионов россиян, находя воплощение в чистой прибыли множества смежных с топливно-энергетическим комплексом и поддерживающих его деятельность отраслей, нефтедоллары создавали иллюзию повсеместного оживления экономической активности. Иначе говоря, внешний импульс роста – повышение доходов экспортно-ориентированных производств – в той или иной степени трансформировался (через определенный лаг) в наращивание внутренних инвестиций преимущественно в те сектора российской экономики, с которыми экспортеры неразрывно связаны технологическими цепочками.

В результате перетока внешних доходов во внутренний спрос и последовательного направления части экспорта топливно-энергетических ресурсов в русло общенациональных интересов стала ощущаться некая интеграция экспортно- и внутренне-ориентированного секторов российской экономики. Превращение внешнего спроса во внутренний достигалось и через налоговые механизмы. Правительству удалось перенацелить в государственный бюджет существенную долю рентных доходов. Если в 1990-е гг. сырьевая и экспортная рента едва ли не целиком оседала в карманах представителей частного олигархического капитала, а затем направлялась в основном на потребительские нужды и проведение спекулятивных операций, то случившееся в начале XXI в. повышение экспортных пошлин на сырую нефть, ставок НДПИ, акцизов на газ и т.п. привело к серьезному пополнению доходов федерального бюджета.

Конечно, несмотря на быстрое нарастание доходной части федерального бюджета, вклад государственных закупок в прирост ВВП сокращали огромные выплаты по накопившемуся государственному долгу (включая процентные выплаты). Однако значительное увеличение рентных доходов, перераспределяемых через систему налогообложения и неналоговые механизмы в бюджетную систему, все же позволило властям посредством целенаправленных государственных расходов запустить мультипликативный эффект наращивания общественного благосостояния. По экспертной оценке, прямой и косвенный вклад ТЭК в приращение ВВП в 2007 г. превысил 60%, а в прирост доходов федерального бюджета – 50%, так что рост российской экономики в основе своей является сырьевым. «Этот специфический макродинамический феномен провоцируется, – считает В. Куликов,– продолжением и интенсификацией радикально-либералистского реформационного курса в условиях уникально благоприятной конъюнктуры на мировых рынках углеводородных энергоносителей».

И хотя с середины 2005 г. ускоренный приток импортных товаров стал фактором торможения дальнейшего улучшения состояния торгового баланса, однако вряд ли следует всерьез воспринимать этот факт в качестве аргумента в пользу превращения внутреннего спроса в самостоятельный источник экономического прогресса. Без притока нефтедолларов не было бы укрепления государственного бюджета, а значит, и растущих правительственных социальных и инвестиционных расходов, не возросли бы госзакупки и заработная плата бюджетников, пенсии, денежное довольствие военнослужащих. Да и сам бум потребительских расходов в немалой степени был инициирован укреплением обменного курса рубля, связанным с притоком в страну валютной выручки экспортеров, следовательно, несравненно большей доступностью качественных импортных товаров для населения России.

Улучшение качества экономической политики, постепенно укрепляющее доверие общества к правительству. Оно проявляется, в частности, в смягчении финансово-кредитной политики. Перелом наступил в 1998 г. в момент шумного крушения пирамиды государственных ценных бумаг, парализовавшего действие эффекта вытеснения частных инвестиций и вызвавшего перемещение немалых инвестиционных ресурсов из финансового сектора отечественной экономики в сектор реальный. Немалые потери федерального бюджета были компенсированы при этом очередным возвращением в финансовую систему нашей страны в 1999 г. инструмента экспортных пошлин, пришедших сюда как никогда вовремя – в связи с развернувшимся вскоре резким удорожанием энергоносителей на мировых рынках. Лишившись прежних возможностей зарабатывать на спекуляциях с государственными краткосрочными облигациями (ГКО), коммерческие банки стали более дружны с производством. Заметное падение доходности операций в финансовом секторе (особенно на рынке государственных облигаций), а затем и снижение спекулятивной привлекательности валютного рынка через серьезное удешевление кредита активизировали вовлечение многократно возросшей чистой прибыли частных компаний в инвестирование сферы материального производства. За этим последовало контролируемое увеличение денежного предложения, которое было связано со стремлением Банка России предотвратить чрезмерное укрепление реального курса рубля и выразилось в постепенном снижении нормы обязательных резервов (сократившейся втрое и достигшей в октябре 2006 г. 3,5%), а также ставки рефинансирования (с 45% в 2000 г. до 10% в 2007 г.). Удешевление кредита, случившееся как из-за смягчения монетарной политики Банка России, так и в результате существенного сокращения процентных ставок на зарубежных рынках, не могло не привести к заметному расширению сферы кредитования покупок потребительских и инвестиционных товаров и, как следствие, к накачиванию совокупного спроса (хотя во многом за счет взрывного роста корпоративного внешнего долга). Начавшаяся налоговая реформа закрепила тенденцию к формированию позитивного инвестиционного климата в России. Ослаблению остроты финансовых проблем, сдерживающих экономический рост, способствовали также инфляционное обесценение внутреннего долга и невозможность дальнейшего сведения федерального бюджета с дефицитом – из-за отказа кредиторов продолжить его финансирование. В результате всего комплекса отмеченных причин в целом за период восстановительного роста (1999–2007 гг.) среднегодовые темпы увеличения ВВП составили 7%, промышленного производства – 6,1%, сельскохозяйственного производства – 3,7%, а инвестиции нарастали темпом в 11,9%.

Важным проявлением улучшения качества экономической политики явилась и приостановка непродуманной приватизации ряда крупных предприятий, переход от массовой к точечной ее форме. Власти фактически признали, что приватизация многих таких предприятий способна дать лишь кратковременный финансовый результат, да и то лишь в случае недопущения внеэкономического передела в пользу рвущихся к российской собственности зарубежных компаний и отечественного компрадорского капитала, выражающего обычно их корыстные интересы. Поэтому под непосредственным контролем правительства сегодня остаются акции в 3704 ОАО и 75 ЗАО, а также почти 10 тыс. федеральных унитарных предприятий, более 37 тыс. федеральных государственных учреждений, свыше миллиона объектов недвижимости. Альтернативным приватизации звеном антикризисной стратегии в последние годы становится расширение масштабов финансирования государственных инвестиционных программ, ориентированных на восстановление основного капитала данных акционерных обществ и налоговую поддержку наиболее депрессивных регионов страны. Серьезно ограничены интенсивно протекавшие ранее банкротства, в которые зачастую принудительно вовлекались наиболее эффективные предприятия с целью захвата конкурентами контроля над ними. При этом повышен уровень государственного содействия росту реального сектора российской экономики путем заметного наращивания оборонного заказа.

Достаточно жесткое сдерживание динамики внутренних цен на продукцию естественных монополий, что позволило потребителям направлять сэкономленные средства на собственное развитие. Например, в 1999 г. при общем повышении цен производителей в промышленности на 70% их рост в электроэнергетике составил всего 13%, на грузовом транспорте – 18%, а в газовой промышленности – 22%. В результате в 2001 г. тарифы на электроэнергию составляли всего 0,65, а оптовые цены на газ для внутренних потребителей – 0,59 от уровня цен 1997 г. И хотя в 2000-2001 гг. российское правительство временно сдало свои позиции в ценовом регулировании естественным монополистам, уже с 2002 г. и по настоящее время неотъемлемым компонентом бюджетного процесса, становящегося по этой причине несравненно более предсказуемым, является фиксация верхних пределов изменения цен и тарифов на поставляемые ими товары и услуги. При этом речь идет не только о непосредственном воздействии государства на цены (значит, и на издержки производителей), но и о расширении арсенала их косвенных регуляторов. Так, на нефтяные цены оказывается воздействие с помощью экспортных пошлин, цены на импортируемую мясную продукцию регулируются с использованием инструмента квот, на ценовую конъюнктуру хлебного рынка активно влияет периодическая смена правительственных закупок (в урожайном 2009 г.) и товарных интервенций (в засушливом 2010 г.).

Подобное ценовое регулирование не могло не сказаться на ускорении темпов наращивания совокупного предложения в нашей стране, хотя и позволяло сохраниться многим неэффективным энергоемким производствам, сдерживая тем самым рост народнохозяйственной эффективности. Эксперты Всемирного банка допускают сохранение такого скрытого субсидирования внутренних цен на энергоносители и сырье в качестве стимулятора экономического роста лишь в краткосрочном периоде. В долгосрочной перспективе данная мера может, по их мнению, серьезно затормозить прогрессивную динамику из-за снижения конкурентоспособности новых производств. Думается, однако, что если бы российское правительство решительно отказалась от ограничения ценовых аппетитов монополистов, то массовая гибель обрабатывающих отраслей и производств из-за несбалансированной инфляции скорее всего сделала бы экономический рост нашей страны невозможным ни сегодня, ни завтра.

Отставание роста номинальной заработной платы в России от темпов повышения потребительских цен. Результатом такого отставания стало дальнейшее снижение доли оплаты труда (включая скрытую) в ВВП – с 49–50% в 1996–1997 гг. до 47,3% в 1998 г. и до 43,5% в 1999 г. В 1998 г. реальная заработная плата составила 87% от уровня 1997 г., а в 1999 г. – лишь 77 % от уровня 1998 г. Развернувшееся в дальнейшем повышение реальной заработной платы по сравнению с динамикой производительности труда долгие годы не смогло компенсировать ее отставания в период девальвации рубля, когда резко подорожали не только импортные, но и отечественные товары и в очередной раз обесценилась немалая доля сбережений населения. Вследствие этого соотношение зарплаты и прибыли в национальном доходе изменилось в пользу последней, и сокращение удельных затрат на оплату труда стало немаловажным фактором ускорения роста российского ВВП. Нарастание доходов сектора нефинансовых предприятий позволило серьезно изменить пропорцию между потреблением и накоплением в используемом национальном доходе в сторону накопления, породив устойчивую тенденцию к росту инвестиционной активности компаний. Общеизвестно, что низкая заработная плата вовсе не является препятствием для оживления национальной экономики в краткосрочном периоде (хотя в периоде долгосрочном ее невысокий уровень, бесспорно, подавляет стимулы к труду и инвестициям), если, конечно, рассматривать ее не в качестве дохода, формирующего совокупный спрос, а в виде компонента издержек производства как фактора совокупного предложения. Обозначившееся на рубеже веков стремление отечественных предприятий наращивать выпуск продукции за счет всемерной экономии на заработной плате предопределило, как отмечал в свое время К. Маркс, возможность сочетания экономического роста в стране с деградацией материальных основ воспроизводства главной производительной силы современного общества – самого работника.

Впрочем, переложение тяжести реформ на плечи народа является у нас давней традицией. Известно, что в петровские времена (точнее, с 1680 по 1710 г.) население России сократилось на 20%, став жертвой стремления властей вырвать страну из оков многовековой хозяйственной отсталости. ХХ век не изменил традиции: во второй программе большевистской партии, принятой в 1919 г., в качестве первостепенного требования выдвигалась жесткая увязка заработной платы с производительностью труда, что в условиях изначально заниженных ставок его оплаты обрекало работников на продолжение их нещадной эксплуатации со стороны государства как единственного в тот период работодателя.

Отмеченная комбинация изменения совокупного спроса и совокупного предложения, с одной стороны, вызвала временный скачок в динамике ВВП, а с другой – ставила жесткие спросовые ограничения на будущий рост национального продукта в нашей стране, делая невозможным устойчивое развитие целого ряда вполне конкурентоспособных на внутреннем рынке отраслей машиностроительного комплекса (особенно обслуживающих сектор домохозяйств), стройиндустрии, легкой и пищевой промышленности, сельского хозяйства. Низкий уровень заработной платы, конечно же, никак не способствовал росту производительности труда, ответственности работников за результаты их деятельности. Не обеспечивая нормального воспроизводства способности к труду, сжимая внутренний рынок, он препятствовал переходу на рыночные механизмы функционирования социально-культурного комплекса, становлению сектора платных услуг, неминуемо усиливал социальную напряженность в российском обществе. Общеизвестно, что ускоренный рост ВВП и борьба с бедностью заведомо не являются взаимоисключающими макроэкономическими целями. Поэтому в 2005–2006 гг., когда вклад экспорта топлива и сырья в приращение российского ВВП начал серьезно сокращаться, правительство ощутило острую необходимость нейтрализации возникшей угрозы торможения экономического роста за счет наращивания потребительского, а затем и инвестиционного спроса россиян. Заметная корректировка курс проводимой им экономической политики состояла в обеспечении опережающего роста реальной заработной платы и превращении внутреннего спроса в главный двигатель хозяйственного развития России. Осознание властями необходимости дополнения расширяющегося внешнего спроса на российскую продукцию наращиванием спроса внутреннего (во избежание затоваривания) – как и сам фактор неуклонного роста ВВП – вызвали постепенное увеличение реальных доходов домохозяйств. Неуклонному накачиванию потребительского спроса россиян в 2000–2008 гг. темпом около 10% в год (вначале за счет внешних, а затем и внутренних факторов) в решающей степени способствовал опережающий повышение цен рост номинальных доходов вкупе с форсированным развертыванием кредитования их разнообразных покупок. Если российский ВВП возрос за 1998–2006 гг. на 57%, то реальные доходы россиян – на 65%. Следует отметить, что такое повышение уровня оплаты труда, заметно сокращающее риски вложений капитала во внутренне ориентированный сектор отечественной экономики, не заключает в себе сколько-нибудь значимых инфляционных угроз. При сохраняющемся и поныне невысоком удельном весе заработной платы в структуре ВВП позитивный производственный эффект от активизации потребительского и инвестиционного спроса оказывается несравненно более весомым в плане торможения инфляции, нежели негативный эффект от взвинчивания издержек производства.

Экономический рост на протяжении 1999–2008 гг. привел к существенному повышению уровня жизни в нашей стране, рассчитываемому как отношение ВВП к численности населения. Он обеспечил немалые успехи правительства в плане преодоления бедности. Так, доля семей, имеющих доходы ниже прожиточного минимума, сократилась с 30% в 1999 г. до 14% в 2003 г. За период с 1997 по 2003 гг. уровень реальной заработной платы повысился на 25%, а номинальная ее среднемесячная величина достигла к началу 2004 г. 6000 руб. Немаловажным обстоятельством, способствующим повышению номинальной оплаты труда, явилось быстрое (даже опережающее темпы нарастания реального ВВП) сокращение уровня безработицы в нашей стране с более чем 13% в 1998 г. до 7–8% в 2005 г., что объективно улучшало соотношение спроса на труд и его предложения и толкало заработную плату вверх (особенно в тех отраслях и регионах, где начал ощущаться мощный демографический ограничитель экономического роста). Обоснованная президентом Российской Федерации В.В. Путиным необходимость «поворота к человеку», «вложений в человека» выразилась в запуске целого ряда национальных социальных проектов, ориентированных на повышение качества человеческого капитала за счет государственных и частных вложений в образование, здравоохранение, жилье, сельское хозяйство, газификацию сел и т.п. Так что у задачи дальнейшего повышения уровня жизни в нашей стране, доведения его до уровня среднеразвитых стран Европы и реализации, в трактовке А.И. Солженицына, российской национальной идеи – «сбережения народа», имеются неплохие перспективы. Следует подчеркнуть, что повышение уровня оплаты труда, заметно сокращающее риски вложений капитала во внутренне ориентированный сектор отечественной экономики, по сей день не заключает в себе сколько-нибудь значимых инфляционных угроз. При сохраняющемся и поныне невысоком удельном весе заработной платы в структуре ВВП позитивный производственный эффект от активизации потребительского и инвестиционного спроса оказывается несравненно более весомым в плане торможения инфляции, нежели негативный эффект от наращивания издержек производства.

Таким образом, восстановительный экономический рост явился результатом действия весьма причудливой комбинации объективных и субъективных факторов, одни из которых обусловлены проведенными реформами, назревшими структурными сдвигами в российской экономике, другие стали прямым следствием ее непозволительно глубокого и затяжного падения в предшествующий период (рано или поздно маятник динамики ВВП просто обязан был качнуться в обратную сторону), третьи явились пассивным отражением девальвации, которая закономерно привела к росту рентабельности экспорта и падению – импорта, четвертые – рост мировых цен на углеводородное сырье в условиях, когда именно оно представляет главный компонент экспорта Российской Федерации – были откровенным везением, улыбкой фортуны. А коль скоро посткризисная экспансия в немалой степени стала следствием адаптации отечественной экономики к положительным внешним шокам, связанным с удорожанием ресурсов на мировых рынках и ослаблением курса национальной валюты, то грядущее замедление ее роста (вплоть до ухода в очередной кризисный спад) вполне можно было прогнозировать задолго до драматических событий осени 2008 г.

Темпы послекризисного роста в нашей стране едва ли имеет смысл (как это часто делается) напрямую сравнивать с темпами развития стран «большой семерки», экономика которых традиционно близка к уровню полной занятости. Не секрет, что рекордно высокие темпы роста (преимущественно экстенсивного) экономики КНР совмещаются с невысоким уровнем производительности труда в этой стране, бросившейся вдогонку за убежавшими вперед странами с «низкого старта». Восстановительный рост, когда страна еще только выбирается из ямы трансформационного спада, бесспорно, заключает в себе больший потенциал, чем рост на гребне производственных возможностей экономической системы. Даже в 2006 г. после восьмилетнего оживления российский ВВП составлял лишь 81% от уровня 1990 г., а достижение последнего случилось лишь на рубеже 2008–2009 гг.