индоевропеистика

В. П. Нерознак

ИНДОЕВРОПЕЙСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ: НОВЫЕ АСПЕКТЫ

(Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - Т. 39. Вып. 3. - М., 1980. - С. 230-241)

 

Современное сравнительно-историческое индоевропейское языкознание характеризуется не только комплексной интерпретацией данных всех известных индоевропейских языков, но и выходом за рамки собственно генетических приемов сравнения с использованием различных других приемов, процедур и правил лингвистического описания - типологических, ареальных, лексико-статистических, вероятностных, структурных, дистрибутивных, оппозитивных, историко-культурных. Сравнительно-генетическое исследование языков различных семей и историческое изучение отдельных языков, ставящее целью последовательную реконструкцию более ранних по отношению к исходному языковых состояний и построение модели развития языка от праязыковых реконструктов (общеиндоевропейское, общехетто-лувийское, общегерманское и т. д.) к исторически засвидетельствованным языкам в последнее время все чаще объединяют под общим названием диахроническая лингвистика [1]. Менее удачным следует признать часто встречающийся в зарубежном языкознании термин "историческая лингвистика", объединяющий без достаточно четких критериев целый ряд лингвистических разделов - сравнительно-историческое языкознание, ареальную лингвистику, отчасти типологию [2].

Задачи нынешнего этапа сравнительно-исторического изучения родственных языков значительно усложнились и умножились. Открытие новых языковых групп и отдельных языков индоевропейской семьи, включение фактов этих языков в историко-генетические построения послужило важным импульсом к существенному пересмотру традиционных представлений о происхождении индоевропейских языков и их историческом развитии.

Одновременно с этим стала очевидной необходимость поуровневой переинтерпретации реконструируемой сравнительной грамматики индоевропейских языков. Предпринимающиеся в этом направлении усилия повлекли за собой расширение базы компарации, ориентировавшейся ранее главным образом на индоарийскую языковую структуру. Привлечение хетто-лувийских языков в целях построения новой сравнительной грамматики индоевропейских языков значительно видоизменило и расширило понятие эталона компарации. Уточнению подверглись хронологические и пространственные характеристики индоевропейского языкового континуума. В свете сказанного в настоящей статье предпринята попытка выделить новейшие аспекты исследовательских поисков в индоевропейском языкознании.

В результате фундаментальных исследований, предпринятых в индоевропейском языкознании в прошлом веке, были выработаны основополагающие принципы сравнительно-исторического языкознания, главными из которых стали установление соответствий древнейших генетически тождественных элементов или явлений в родственных языках и реконструкция с помощью этих корреспонденции древнейшей формы праязыка. В трудах А. Шлейхера, И. Шмидта и младограмматиков предстает завершенный этап сравнительного индоевропейского языкознания с четко разработанным понятийным аппаратом, концептуально и логически непротиворечивой теорией [3].

Новый этап индоевропейского языкознания (незавершенная парадигма), определивший и ряд новых аспектов его развития, наступил в связи с открытием в начале XX в. ранее неизвестных науке хетто-лувийских и тохарских языков. Этому же в значительной мере способствовали также открытие и дешифровка крито-микенских текстов линейного письма В, написанных, как оказалось, на архаическом греческом языке (XV-XIV вв. до н. э.). За последнее десятилетие в распоряжение индоевропеистов поступили новейшие лингвистические интерпретированные свидетельства ряда малоизученных реликтовых индоевропейских языков (скифского, фригийского, венетского, синдо-меотского) [4], Вследствие этого пришлось отказаться от принципа неполного сравнения и постепенно перейти, отправляясь от расширившейся базы сравнения, к воссозданию общеиндоевропейского фонетического инвентаря, морфологических и синтаксических моделей и праиндоевропейского словаря, основываясь на принципе возможно полного охвата всех известных индоевропейских языков.

Индоевропейское языкознание развивалось в двух взаимодополняющих направлениях. С одной стороны, шло накопление и фронтальный учет фактов уже известных и вновь открытых языков и предпринимались непрекращающиеся попытки их реинтерпретации. С другой, происходило постоянное совершенствование методов реконструкции ранних этапов становления и развития индоевропейских языков, их членения на праязыки или "общие языки" (в терминологии А. Мейе), группы и отдельные o самостоятельные языки.

Вместе с тем приходится констатировать парадоксальный факт, что, несмотря на продвинутость индоевропеистики (по сравнению с другими отраслями компаративистики), до сих пор не появилось еще работы, в которой на современном уровне был бы дан полный перечень всех известных индоевропейских языков, древних и новых. В существующих работах по индоевропейскому языкознанию [5] имеют место существенные пропуски по группам и отдельным языкам индоевропейской семьи. Уточненный список индоевропейских языков составил В. Н. Топоров для ностратического словаря В. М. Иллича-Свитыча [6]. Этот список может быть дополнен за счет введения древних реликтовых индоевропейских языков и детализации диалектного членения индоевропейской языковой области.

В настоящее время в индоевропейском языкознании наряду с традиционно изучаемыми группами языков активно исследуется ряд малоизученных языков (в частности, нуристанские, или "кафирские", языки), функционирующих и в наши дни, а также целый ряд реликтовых индоевропейских языков, вышедших из употребления и исчезнувших (фригийский, венетский, лузитанский и др.).

Представляется необходимым дать новую классификацию языков индоевропейской семьи, которую мы условно обозначим как генетически-ареальную. Генетическая ее часть включает идентифицированные языковые группы, а по ареальному принципу объединены все древние исчезнувшие индоевропейские языки, принадлежность которых к той или иной известной группе языков не установлена. Известны следующие группы индоевропейских языков, располагаемые нами в соответствии с хронологией письменной фиксации групп и языков от древнейшей традиции к более поздней с учетом новейших данных: хетто-лувийские (анатолийские) языки, распадающиеся на хетто-лидийскую и лувийско-ликийскую подгруппы (XVIII в. до н. э. - II в. и. э.), греческий язык (известен с XV в. до н. э.), индоиранские языки, подразделяющиеся на индоарийские языки (с XII - IX вв. до н. э.), иранские (VI в. до н. э.) и нуристанские языки, бесписьменные языки, изученные совсем недавно; италийские языки (с VI в. до н. э.); кельтские языки (с VI в. до н. э.), германские языки (с III в. н. э.), армянский язык (с V в. н. э.), тохарские языки (VI - VII вв. н. э.), славянские языки (IX - X вв. н. э.); балтийские языки (с XV - XVI вв. н. э.), албанский язык (с XV-XVI вв. н. э.).

Важным аспектом индоевропейского языкознания стала интерпретация имевшихся и вновь открытых языковых памятников так называемых "малых" индоевропейских языков, осуществленная на современном уровне лингвистических знаний.

Помимо вышеназванных, документированных значительной письменной традицией древних индоевропейских языков, принадлежность которых к определенный языковым группам надежно установлена, сохранились фрагментарные памятники целого ряда исчезнувших индоевропейских языков, распространенных в давности в различных областях Европы. Особенности структуры этих языков не позволяют отнести их ни к одной из уже известных древних генетических общностей.

Реликтовые индоевропейские языки представляется целесообразным объединить по географическому (ареальному) принципу.

Палеобалканский ареал. Он включает: фригийский (исторически распространенный в Малой Азии, но в древности локализуемый на Балканах) в двух его разновидностях - старофригийский, засвидетельствованный эпиграфическими памятниками VIII - V вв до н. э., и новофригийский, фиксированный в надписях II - III вв. н. э.; фракийский язык (VI - V вв. до н. э. - III - V вв. н. э.); мессапский язык, документированный надписями VI - I вв. до н. э. из южной и юго-восточной Италии, но генетически тесно связанный с другими палеобалканскими языками; иллирийский язык представлен именами собственными и отдельными глоссами [7]; древнемакедонский язык, лексические остатки которого дошли до нас из сочинений греческих авторов, пеласгийский или догреческий язык, методом лингвистической стратиграфии выявленный по данным аллогенной ономастики и апеллятивной лексики греческого языка [8].

Аппенинский ареал. В его составе выделяется как наиболее документированный памятниками венетский язык (надписи VI - I вв. до н. э.), занимающий обособленное место в кругу и.-е. языков, сикульский, авсонский, сабелльско-пиценский, элимский [9].

Пиренейский ареал. В нем в древности были распространены лузитанский и иберский языки [10].

Севернопричерноморский ареал хранит следы ономастических языков киммерийского и синдского, или синдо-меотского [11].

Кроме того, сохраняются разрозненные языковые остатки (почти исключительно ономастика), индоевропейское происхождение которых не вызывает сомнений и по отношению к которым нередко применяют обозначение "язык", но которые в силу их скудости и лингвистической неаутентичности могут быть так названы лишь с большими оговорками (дакийский, пеонийский, мигдонийский, ретийский, эпирский, мизийский, гетский и т. п.).

Одной из ключевых задач индоевропейского языкознания всегда считалась задача определения границ распространения индоевропейского праязыка в доисторический период, упрощенно часто называемой "проблемой прародины индоевропейцев". Локализацию первоначального распространения общеиндоевропейского языкового состояния следует рассматривать в связи с его диалектным членением. Эта взаимосвязь приводит к выводу о 1) пространственной подвижности предполагаемых границ, 2) возможности хронологического разграничения при определении этих границ для более раннего праязыкового состояния и для более позднего, характеризующегося интенсивной иррадиацией индоевропейских диалектов, вызванной процессами миграции индоевропейских племен на исторические места их расселения.

Понимание прародины как географического пространства, как чего-то исторически неизменного, очерченного как бы на аэрофотоснимке, а его границ как статически неизменных долго оставалось препятствием на пути решения вопроса о месте и границах расселения носителей индоевропейского праязыка.

В языкознании и в археологии, пожалуй, нет более дискуссионного вопроса, чем вопрос о прародине индоевропейцев, который уже давно обсуждается специалистами и уже имеет свою историю [12]. Достаточно вспомнить попытки отождествления границ распространения индоевропейцев и их праязыка с рядом археологических культур, с ареалами распространения некоторых видов флоры ("теория бука") и фауны ("теория лосося") [13]. В последние годы наблюдается оживление интереса к этой проблематике. В 50-е и 60-е годы нашего столетия появился ряд работ (П. Тиме, В. Пизани, А. Шерера, Дж. Девото и др.), в которых наметились попытки нового осмысления этого сложного комплекса [14]. В отечественном языкознании проблема прародины индоевропейцев в связи с прародиной славян занимала видное место в работах А. А. Шахматова. Во времена господства" "яфетической теории" Н. Я. Марра вопрос о прародине индоевропейцев трактовался в соответствии с марровской концепцией происхождения языка и языковых семей. Позже, однако, советские лингвисты вновь приступили к разработке всей совокупности лингвистических и культурно-исторических проблем, связанных с поиском праисторического пространства, в котором сформировалась общеиндоевропейская языковая общность (работы Б. В. Горнунга, В. И. Абаева, О. Н. Трубачева).

Наряду с комплексным подходом к решению выдвинутой в XIX в. задачи установления прародины индоевропейского праязыка и протокультуры осуществлялась разработка и чисто лингвистических аспектов этой проблемы. Толчком к повышению интереса к языковедческим аргументам послужило развитие индоевропейской диалектологии. В связи с исследованием ареальных отношений в индоевропейской языковой области были пересмотрены некоторые важнейшие постулаты о членении индоевропейской области на диалектные зоны. Большую роль в этом пересмотре сыграли взгляды В. Порцига, изложенные в его книге "Членение индоевропейской языковой области" [15]. Традиционное деление индоевропейских языков на две зоны centum и satәm, опирающееся на трактовку индоевропейских гуттуральных, В. Порциг заменил разграничением по ареалам, условно обозначенным им как западный и восточный. Важной особенностью исследования В. Порцига было то, что свои выводы он построил преимущественно на лексических соответствиях, которые ранее почти не принимались во внимание.

Вслед за этим была выдвинута концепция о существовании в древности особого "древнеевропейского языка". Пересмотрев свою прежнюю концепцию об иллирийском происхождении древнейшей топонимии Европы, известную в индоевропеистике как теория "паниллиризма", Г. Краэ на том же ономастическом материале пришел к выводу о том, что к началу II тыс. до н. э., когда древнеиндийский, хеттский и греческий уже выделились в самостоятельные диалекты, языки западного и северного ареалов составляли еще так называемую древнеевропейскую языковую общность. В нее включались латинский, оскский, умбрский, кельтский, иллирийский, германский и балтийский. Хотя теория "древнеевропейского языка" была встречена индоевропеистами в целом сочувственно, некоторые ее положения были подвергнуты критике.

Существенным упущением новой концепции членения индоевропейского языкового пространства явилось отсутствие в нем славянских языков. "Совершенно непонятным и неприемлемым у Краэ является то, что он отделяет славянские языки от балтийских: последние он включает в Alteuropäisch, а первые нет", - справедливо отмечал, подвергая критике это положение новой теории, В. И. Абаев [16]. В позднейших работах Краэ включил в "древнеевропейскую общность" славянские языки, продолжая, однако, без достаточно убедительных оснований отводить им, а также венетскому языку роль периферии этой общности.

Взгляды Г. Краэ получили дальнейшее развитие в работах В. Шмида, включившего славянские языки в качестве полноправных представителей этой общности. Центральное место в ней В. Шмид отводит балтийским языкам, реконструируя при этом своеобразную модель-проекцию доисторических отношений индоевропейских языков [17].

Новая концепция первоначального распространения индоевропейских языков была предложена в исследованиях Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, осуществивших в своих работах пересмотр многих важнейших постулатов индоевропейского языкознания, включая также и проблему локализации праиндоевропейской общности. Намеченные впервые в совместном докладе на конференции по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков контуры первоначальной территории расселения и направлений миграции носителей общеиндоевропейского языка получили позднее расширенную аргументацию в подготовленном ими труде "Индоевропейский язык и индоевропейцы" [18].

В соответствии с выдвигаемой авторами концепцией нижней границей существования индоевропейского языка до его окончательного распада считается конец III - начало II тыс. до н. э. - период, к которому относятся древнейшие сведения о хетто-лувийских языках: хетто-лувийские имена собственные в ассирийских клинописных табличках (2040-1875 гг. до н. э., согласно датировке радиокарбонным методом). Началом распада индоевропейского языка, по мнению Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, является обособление в IV тыс. до н. э. (или даже ранее) анатолийской языковой общности, одновременно с которой отделились греческо-армяно-индоиранская диалектная общность. Последняя в свою очередь распалась на индоиранскую (не позднее III тыс. до н. э.) и общегреческую (середина II тыс. до н. э.) диалектные области.

В рассмотренной концепции наиболее убедительной представляется тезис о переднеазиатской прародине индоевропейцев. В той же части, где речь идет о членении индоевропейской языковой общности на анатолийско-древнеиндоиранско-греческо-армянскую и древнеиндоевропейскую диалектные зоны, имеется ряд неясностей. Так, не уточнено, куда следует относить после выделения хетто-лувийской, индоиранской и общегреческой общностей армянский. Здесь напрашивается вывод о существовании промежуточной диалектной области, каковой, вероятно, можно считать палеобалканскую языковую область (ср. целый ряд ареальных связей фригийского и с греческим и с армянским и т. д.).

Требует, на наш взгляд, более веских аргументов предположение о волнообразной миграции носителей "древнеевропейских" диалектов, представлявших, по мнению Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, еще слабо расчлененную на отдельные диалекты языковую общность. Территорией вторичных контактов, своего рода "вторичной промежуточной прародиной" обозначено Северное Причерноморье, где, как считают авторы, происходило вторичное сближение индоевропейских диалектов, носители которых, двигаясь различными путями (с юга и с востока), вступили в контакт, результатом которого стали возникшие лексические и семантические инновации. Такое взаимодействие, по мысли авторов, может служить образцом вторичного языкового союза изначально родственных диалектов. Здесь, однако, остается неясным, как осуществлялось взаимодействие еще нерасчлененной "древнеевропейской" языковой общности с другими языковыми объединениями и какими именно. Не совсем понятно, о каком "вторичном" языковом союзе еще достаточно близкородственных языков идет речь. Это тем более проблематично, если принять во внимание подвижность языковых границ во времена интенсивных миграций, слабость межэтнических и социальных связей при широкой пространственной иррадиации взаимодействующих при переселении племен. Само понятие языкового союза, как категория языковой общности (ареальной, но не генетической), базируется на взаимодействии родственных и неродственных языков в географически замкнутом пространстве на протяжении длительного периода.

Выдвигая тезис о вторичной промежуточной прародине, Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считают Северное Причерноморье и прилегающие приволжские степи исходным ареалом распространения диалектов "древнеиндоевропейской" общности на запад и север и постепенного образования на их основе исторически засвидетельствованных языков: кельтских, германских, балтийских, славянских и иллирийского. Коренным образом изменяется и траектория миграций индоевропейских племен, а также общая картина членения индоевропейской диалектной области. Согласно рассматриваемой концепции, значительно позже отделившиеся тохарский и "древнеиндоевропейские" диалекты проделали сложный путь на свои исторические места рассредоточения через Центральную Азию. Этот же путь миграции предполагается и для отделившихся от индоиранской общности раннеиранских племен, о чем свидетельствуют раннеиранские заимствования в финноугорских языках [19]. С этим как будто согласуется открытие в Северном Причерноморье О. Н. Трубачевым следов особого индоарийского языка - синдского или синдо-меотского [20]. Таким образом, Северное Причерноморье признается прародиной только для носителей "древнеиндоевропейсках" диалектов, а их расчленение здесь датируется III тыс. до н. э. Временем водворения их на европейском континенте авторы считают конец II тыс. до н. э.

В XIX в. младограмматиками был накоплен а систематизирован с помощью методики сравнительно-исторического описания богатый материал фонетических и грамматических корреспонденций, позволивший сделать важные выводы о структуре реконструируемого праиндоевропейского состояния. В реконструкции отдельных уровней общеиндоевропейского языкового состояния и индоевропейской грамматики в целом в современном движении наметился новый поворот.

Начало этому повороту было положено в работах двух выдающихся лингвистов современности Э. Бенвениста и Е. Куриловича. Примечательно, что оба исследователя опубликовали одновременно свои труды, на многие годы предопределившие дальнейшие поиски в области индоевропейского языкознания. Э. Бенвенист в исследовании "Индоевропейское именное словообразование" [21] выдвинул принципиально новую трактовку структуры индоевропейского корня, представленную им в трехэлементной модели. Тогда же Е. Курилович в своих "Индоевропейских исследованиях" [22] выдвинул новое объяснение структуры индоевропейского корня как "понятия чисто фонетического". Общим для теории Бенвениста и Куриловича является реконструкция индоевропейского корня с привлечением теории ларингальных.

В области фонологии индоевропейской грамматики широкое распространение получила ларингальная теория, выдвинутая Ф. Соссюром сто лет назад в его концепции сонантных коэффициентов и развитая в работах Г. Мёллера, отождествившего их с исчезнувшими ларингальпыми сонантами [23]. В 20-х годах Е. Курилович представил новые данные о древних ларингальных, обратившись к неизвестным Ф. де Соссюру данным хеттского языка [24]. Постулируемое Куриловичем существование единственного первоначального гласного ә в сочетании с ларингальными согласными ^ә1, ^ә2, ^ә3, предполагает следующее развитие индоевропейского вокализма ә1е > е, ә2^е > а, әЗ^е > о. Вслед за Куриловичем стали создаваться новые модели инвентаря индоевропейских ларингальных, которые условно можно разделить на "моноларингалые" модели, принимающие один или два ларингала, и "полиларингальные" модели, состоящие из трех, четырех и даже десяти ларингалов. Однако, по словам X. Рикса, "время канонизировать ларингальную гипотезу еще не пришло" [25]. В целом ряде случаев их выводы применительно к отдельным языкам серьезно оспаривались (Э. А. Макаевым - на материале германских языков, Г, Ольбергом - на примере албанского). Тем не менее сторонников ларингальной теории значительно больше, чем ее противников. В значительной степени это объясняется разрешающими способностями ларингальной теории и динамичностью моделей, создаваемых с помощью ларингалов на уровне реконструктов.

Важнейшими работами в области реконструкции индоевропейской системы гласных являются фундаментальные исследования В. Лемана "Протоиндоевропейская фонология", Е. Куриловича "Апофония в индоевропейском" и Р. Шмитта-Брандта "Развитие индоевропейской системы вокализма", в которых реконструируется исходный инвентарь фонем и его развитие в различных языковых группах [26]. В предпринимаемом издании новой "Индоевропейской грамматики" первый том должен был быть посвящен исследованию фонетического строя общеиндоевропейского праязыка. Однако в силу ряда причин, главной из которых явилась, видимо, необходимость переинтерпретации индоевропейской фонетической модели, сначала вышел второй ее том "Акцент и аблаут", написанный Е. Куриловичем [27]. Первый же том пока не написан. В то же время раздел грамматики Е. Куриловича об акцентологической системе и связанной с этим системой чередований в индоевропейских языках помимо просодических и морфонологических закономерностей выявляет немало существенного и для понимания фонетической структуры индоевропейских языков на ранних этапах ее развития.

В области индоевропейской фонологии новые аспекты исследований наметились в связи с углубленной трактовкой фонетической структуры индоевропейского слова, соотношения фонем и слогов как исходных единиц реконструкции. Разработка этих проблем велась как в зарубежном (К. Боргстрем, В. Леман и др.) [28], так и в советском языкознании (В. В. Мартынов, Ю. С. Степанов, Д. И. Эдельман) [29]. Эти исследования явились реакцией на неадекватность реконструировавшейся ранее индоевропейской фонетической системы. Основным ее недостатком признается сейчас ее несоответствие данным синхронной типологии.

Ряд новых положений о структуре индоевропейского вокализма выдвинул недавно А. С. Мельничук. Известно, что современная ларингальная теория продолжает считать самостоятельными фонемами, как это было и до ее появления, лишь серию е, а, о, тогда как фонемы i, u рассматриваются слогообразующими вариантами сонантов i, u. Между тем, как считает А. С. Мельничук, исследование совокупности фактов, отражающих древнейшие фонетические соотношения и.-е. праязыка, показывают, что определяющую роль в формировании качественного различия и.-е. гласных играли не ларингальные согласные, а сонанты i, u. Подробно анализируя важнейшие архаические явления альтернации и смешения гласных e/i, o/u и в тождественных и.-е. корнях (в первую очередь в балтийских и славянских), автор приходит к выводу о древнейшем характере этого параллелизма. При выяснении природы и.-е. вокализма А. С. Мельничук основывается на принятии для первоначального этапа развития и.-е. праязыка при многообразии согласных фонем (шумных и сонорных) лишь одного качественного неопределенного призвука (Λ), не обладающего самостоятельной фонологической функцией. В процессе речи каждая согласная фонема, "озвученная" этим призвуком, создавала особое нерасчлененное сочетание единиц различных фонетических уровней - фонемы и слога. Этот звуковой комплекс отождествляется автором с силлабофонемой. Качество силлабофонемы и гласного призвука определялось качеством согласного звукового компонента.

Система и.-е консонантизма была подвергнута серьезной реинтерпретации в работах Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, в которых была выдвинута принципиально новая, получившая в научной литературе название "глоттальной" теория происхождения системы индоевропейских смычных [30]. Традиционная схема и.-е. смычных представляется в виде трех серий (звонкие, звонкие придыхательные и глухие) и четырех локальных рядов (лабиальный, дентальный, велярный и лабиовелярный).

 

I	II	III
b	bh	p
d	dh	t
g	dh	k
g^w	g^wh	k^w

 

Авторы предлагают свою интерпретацию системы смычных в индоевропейских языках. В постулируемой ими системе релевантными считается не признак аспирации, а противопоставление по признаку звонкости/глухости, тогда как аспирация определяется как сопутствующий признак фонемы. Фонологические характеристики трех серий смычных определяются как: I - глоттализованная, II - звонкая, III - глухая.

 

I	II	III
(p')	b^h/b	p^h/p
(t')	d^h/d	t^h/t
(k')	g^h/g	k^h/k