Биография Альбера Камю.
"Ничто так не воодушевляет, как осознание собственного безнадежного положения". Это судьбоносное откровение Альбера Камю с аптечной точностью отражает все его душевное состояние и идеологию сопротивления в течение большей части жизни. Уже одно оно достаточно обнажает душу, чтобы она предстала с совершенно ясными, неретушированными контурами.
Он мог стать известным футболистом. Но мир знает этого человека как писателя и философа (большинство людей, переживших трагедию, стали в той или иной мере философами — без этого почти невозможно преодоление), лауреата Нобелевской премии и неисправимого любителя бродить по кладбищам, вглядывавшегося в могилы с проникновенностью, на какую способен лишь обреченный человек. Представляется знаковым, что Альбер Камю погиб в автокатастрофе, а не от туберкулеза, принуждавшего его ежедневно быть со смертью на "ты". Парадокс борьбы Камю еще и в том, что к моменту его неожиданной смерти оба легких были поражены практически безнадежно. А только-только найденное официальной медициной средство эффективного противодействия недугу попросту уже не могло пригодиться. Альбер Камю победил болезнь, считавшуюся неизлечимой, хотя и не переиграл судьбу. Тем не менее, завершив свое земное странствие в 46 лет, знаток природы человеческой оставил собственный способ противостояния тяжелой болезни и гнетущей личной трагедии. Испытание на прочность Альбера Камю началось в юности. Преуспевающий и счастливый, хоть и очень бедный, юноша был болезненно одержим футболом. 17-летний алжирский парень имел немало поводов гордиться собой: его, пожалуй даже слишком часто для людей его возраста, упоминали газеты. Мотивация предельной преданности спорту тоже понятна: как оригинальная, социально значимая форма самовыражения, она позволяла выделиться и доказать, что он что-то собой представляет. Угнетающая нищета и юношеский конформизм были, как два откормленных солитера в его сознании — непрестанно подстегивали парня, порождая непреходящее, неисправимое беспокойство. Беспредельно впечатлительный, юный Камю по собственному признанию, готов "плакать по ночам после поражения". Фактически, он находился в состоянии беспрерывного стресса. С одной стороны, крайне неблагоприятные социальные условия с ущемляющей бедностью, болезненной, глухой матерью-инвалидом, тенью погибшего на войне отца и властной, не скупящейся на упреки бабушкой (от нее внуку доставалось на орехи даже за разбитые на футболе туфли), теснотой и духотой скудной жизни. С другой, — психологическая драма в виде неуемной жажды вырваться из грязи и безвестности, противопоставить что-либо более обеспеченным сверстникам. Третьим, невидимым фактором стала сопровождавшая такую жизнь психологическая незрелость: в детстве и юности не было никого, кто бы как следует любил его, поведал об истинных ценностях, устремлениях, смысле жизни. Иммунная система его с самого рождения была надорвана, содержала много брешей, готовых впустить болезнь. Молодая, набирающая высоту птица, несмотря на задор и цепкость, была сбита на взлете. В возрасте 17 лет, когда Альбер стал вратарем юношеской команды университетского клуба, он неожиданно обнаружил, что кашляет и отхаркивает кровью. Для установления диагноза понадобилось совсем немного времени. Однажды после удручающего приступа кровавого кашля мальчик оказался в глубоком, ужаснувшем близких, обмороке. Страшные подозрения подтвердились — палочка Коха проникла в основательно ослабленный организм. Юноша был не просто обескуражен, некоторое время он находился в состоянии шока. Герой, почитаемый многими боец известной на всю страну футбольной команды, больной неизлечимым в те времена туберкулезом в один день стал изгоем, меченным судьбой, прокаженным. Безнадежным, медленно умирающим инвалидом! Он не только вынужден был прервать образование и навсегда забыть о спорте, но едва не сгорел в огне тяжелой, пожирающей силу духа, депрессии. Раз в две недели, когда ему принудительно закачивали воздух в полость между легким и грудной клеткой, смерть мрачно подмигивала ему, напоминая о своем присутствии. Возникло то маргинальное состояние, которое либо приводит к новой непрерывной деятельности, либо усмиряет навечно, принуждая смириться с участью обреченного. И забытого, — его имя напрочь исчезло с полос газет. Сначала в жизни больного юноши появились Артур Шопенгауэр и Фридрих Ницше, Библия и Федор Достоевский. Потом, благодаря учителю, он узнал своего старшего современника — Андре Жида. Чудесные открытия, перевернувшие представление о мироздании. С философией стали возникать, сначала как марево, а затем все четче и яснее, признаки смысла. Истинного смысла пребывания на земле человека, превращающегося в личность, творящего по завещанию Бога, живущего обдуманно, размеренно и основательно. С обозначенной, искрометной и полной азарта целью. Философы приоткрыли завесу законов бытия, что, в свою очередь, позволило взглянуть на проблему здоровья, жизни и смерти с другой стороны. Принять болезнь как часть судьбы. Жить с ней настолько полноценно, насколько возможно. Новую реальность со смыслом предложил его любимый преподаватель Жан Гренье — попробовать себя на литературном поприще. Альберу еще не исполнилось 19-ти, как он взялся за перо. Сначала — статьи для журнала, потом — очерки для издания Гренье. Эта идея согласовывалась и с намерением изучать философию. Главное — у него появилось дело, мысли стали упорядоченными. Дипломная работа - «Христианская метафизика и неоплатонизм». Эта тема – соотношение христианской и языческой мысли – будет в дальнейшем составлять одну из важнейших философствования Камю. Религиозного воспитания Камю не получил, веры у него не было ни в юности, ни в зрелости. Идеалы евангельского христианства он рассматривал через труды своего «земляка» – святого Августина, а также современных философов – Кьеркегора, Шестова, Ясперса. На всю жизнь у него сохранилось уважение к древним и средневековым ересям – к гностикам, манихеям, катарам – и неприятие католицизма ни как народной религии, ни как богословской доктрины. На студенческие годы Камю приходится его членство в коммунистической партии. Тогда в ФКП вступали немногие интеллектуалы -- ситуация изменится во время Сопротивления. Камю был одним из первых, кто прошел ныне привычный путь: сначала вступление, объясняемое стремлением к социальной справедливости, желанием присоединиться к трудящимся массам. Затем разочарование, связанное либо с теми или иными событиями за пределами Франции (самыми заметными вехами были 1956, 1968 и 1979 гг.), либо с "демократическим централизмом" в самой партии. Наконец, выход с хлопаньем дверьми, ставший одним из обязательных ритуалов. В 30-е годы ритуалов еще не было, и Камю после выхода из партии в 1937 г. продолжал вместе с коммунистами участвовать в различных мероприятиях (сбор средств для Испанской республики и т. п.). Непосредственной причиной выхода были, судя по всему, конъюнктурные и направляемые из Москвы перемены в пропаганде среди арабского населения -- арабы оказывались пешками в политической борьбе. В культурных мероприятиях для алжирских рабочих Камю принимал участие и после выхода из партии -- первые театральные опыты были связаны с труппой "Театр труда".
Среди прочих он играл в таких пьесах, как "Скованный Прометей" Эсхила, "На дне" Горького, "Каменный гость" Пушкина, "Братья Карамазовы" Достоевского. Театр занимает в жизни Камю огромное место -- он был талантливым актером, постановщиком, драматургом. В конце 30-х годов с театральной труппой "Экип" он объезжает весь Алжир, играет в небольших, неприспособленных залах, почти без декораций роли в классических и современных пьесах, выполняет функции и режиссера, и работника сцены, и суфлера. Главная его роль в то время -- Ивана в собственной постановке "Братьев Карамазовых". "Я играл его, быть может плохо, но мне казалось, что понимаю я его в совершенстве",-- вспоминал Камю о ролях Ивана в "Театре труда" и в "Экип". Одной из особенностей размышлений в "Мифе о Сизифе" и в "Бунтующем человеке" является актерское вхождение Камю в роль -- Прометей, Дон-Жуан, Иван Карамазов, "Завоеватель" или русский террорист эсер -- они пережиты "изнутри", прочувствованы, сыграны. Размышления об актерском принятии удела человеческого в "Мифе о Сизифе" прямо связаны с личным опытом.
Эти годы являются переломными для Камю. Рухнули надежды на продолжение учебы в Эколь Нормаль -- высшей школе, готовящей университетских преподавателей философии,-- к конкурсному экзамену не допускают по состоянию здоровья, из-за туберкулеза. Разваливается первый брак. Камю едва сводит концы с концами, обостряется болезнь -- близко знавшие Камю в те годы полагали, что тема самоубийства приходит в "Миф о Сизифе" из личных переживаний. Но в то же самое время он не только играет на сцене и делает наброски пьесы "Калигула". В печати появляются первые прозаические сборники -- "Изнанка и лицо", "Бракосочетания"; написан и отложен первый роман "Счастливая смерть", начата работа над философским эссе, которое получит название "Миф о Сизифе".
Журналистская деятельность Камю.
В начале 1938 г. в мансарду к Камю приходит Паскаль Пиа, основавший газету "Республиканский Алжир", и Камю начинает осваивать еще один вид деятельности -- журналистику, где он также сумел достичь многого. Эпопея Народного фронта уже завершается во Франции, но в Алжире она не привела к каким либо реформам. Новая газета выступает за равные права арабов, разоблачает подтасовки на выборах. Камю пишет статью за статьей о нищете и бесправии, голоде арабского населения, вызывая все большую ярость и стеб лишмента -- "этот Альбер Камю лезет в дела, которые его не касаются, как бы с ним не случилось несчастья". Будущая трагедия "черноногих", вынужденных покинуть родную землю, подготавливалась местной верхушкой, не желавшей слышать ни о каких уступках, равенстве в оплате труда, в медицине и образовании. V Работа в "Республиканском Алжире" прекращается вскоре после начала второй мировой войны. Камю идет добровольцем на призывной пункт, но туберкулез опять становится у него на пути. Между тем военным положением воспользовались местные власти, статьи Камю вычеркиваются военной цензурой. Наконец газета закрывается, а Камю остается без работы. Через знакомых Пиа он получает место технического секретаря в столичной "Пари-Суар". Камю впервые приезжает в Париж. "Странная война" скоро кончается, вместе с газетой Камю перебирается сначала в Клермон-Ферран, потом в Лион. После капитуляции остаются только газеты, прославляющие оккупантов и правительство Петэна. С ними Камю отказывается сотрудничать и уезжает в Алжир (г. Оран). Там его слишком хорошо знают--работы в газете он не получит. Какое-то время Камю учит еврейских детей, изгнанных из школ новым режимом. В феврале 1941 г. он заканчивает "Миф о Сизифе". В 1942 г. Камю возвращается во Францию, вступает в подпольную группу "Комба", образовавшуюся в результате слияния двух групп Сопротивления с собственными печатными органами. Из последних возникает газета "Комба", во главе которой сначала становится Пиа, но, занятый другими делами в рядах Сопротивления, он фактически передает руководство газетой Камю. В подпольной прессе печатаются "Письма немецкому другу". Идеальным прикрытием для подпольной деятельности стало издательство "Галлимар", сотрудником которого Камю был всю оставшуюся жизнь и где вышли основные его произведения. Камю не любил вспоминать времена Сопротивления, да и не был высокого мнения о своем в нем участии. Хотя в "маки" он не уходил, опасность была повседневной -- в любой момент он мог быть схвачен и расстрелян, как его близкий друг сотрудник "Комба" Рене Лейно. В ней говорится о свершающейся революции: люди, годами сражавшиеся против оккупации и фашистского режима, уже не потерпят порядков Третьей республики, социальной несправедливости, эксплуатации. Битва идет "не за власть, а за справедливость, не за политику, но за мораль". Камю дает газете следующий подзаголовок: "От Сопротивления к Революции". В передовице от 24 ноября того же года Камю пишет уже о социализме. Он не одинок -- о революции, социализме говорят многие участники Сопротивления. "Комба" на время превращается в самую популярную газету, своего рода символ Сопротивления. Ее сотрудниками становятся лучшие писатели, ученые, публицисты. Раймон Арон, писавший тогда для "Комба", а затем ставший не только ведущим обозревателем "Фигаро" и "Экспресс", но и крупнейшим французским буржуазным экономистом и политологом, вспоминал, что "в ту эпоху "Комба" имела самую высокую репутацию в литературных и политических кругах столицы. Передовицы Альбера Камю имели небывалый успех: подлинный писатель комментировал события дня. Редакция состояла из интеллектуалов, вышедших из рядов Сопротивления и еще не возвратившихся к своим обычным делам... Какая диспропорция между серым веществом и имеющимся в распоряжении газетным листом!" ' Но времена всеобщего энтузиазма быстро проходят. Союз социалистов, радикалов и коммунистов под руководством де Голля -- это, очевидно, временное состояние. Политическая борьба Четвертой республики и "холодная война" раскалывают ряды участников Сопротивления. Все партии начинают выпускать свои газеты, с преодолением послевоенной разрухи появляются коммерческие издания. "Комба" была обречена. В дальнейшем Камю недолгое время работал в еженедельнике "Экспресс", но от журналистики он в целом отходит. Из публикаций в "Комба" наибольший интерес представляет цикл его статей 1946 г. "Ни жертвы, ни палачи", в котором уже поднимаются многие философские и политические вопросы "Бунтующего человека".
В годы войны вышли два произведения, которые принесли Камю широкую известность,-- повесть "Посторонний" и эссе "Миф о Сизифе". Славу приумножила поставленная сразу после войны пьеса "Калигула" (с Жераром Филиппом в главной роли). В 1947 г. вышел роман "Чума", за ним последовали пьесы "Осадное положение" и "Праведники". К театру Камю вернулся снова в середине и в конце 50-х годов, когда он поставил несколько собственных инсценировок, в частности "Реквием по монахине" Фолкнера и "Бесов" Достоевского. "Бунтующий человек" был последним и самым значительным философским произведением Камю, "Падение" -- его последним романом. Присуждение Нобелевской премии по литературе в 1957 г. было поводом для "Шведских речей", получивших широкий отклик во всем мире. Из публицистики 50-х годов стоит выделить "Размышления о гильотине" -- страстный призыв отменить смертную казнь. 4 января 1960 г. Камю принимает приглашение своего друга и издателя М. Галлимара вернуться в Париж не поездом, а на автомобиле. Сошедшая с дороги машина врезалась в дерево, Камю погиб. Роман "Первый человек" был только начат, посмертно были изданы записные книжки и юношеский роман "Счастливая смерть".
эволюция мировоззрений.
Эволюция философских воззрений Камю.
Она непосредственно связана с историческими обстоятельствами. Сам Камю говорил о как бы двух циклах своих произведений. Теме абсурда посвящены работы 30-х годов -- философское эссе "Миф о Сизифе", повесть "Посторонний" и пьеса "Калигула". Теме бунта -- эссе "Бунтующий человек", роман "Чума" и пьеса "Праведники". Как говорил Камю в интервью, данном в Стокгольме перед вручением Нобелевской премии, в первом цикле представлено отрицание, второй решает положительные задачи; оба были задуманы одновременно и воплощены последовательно. В данном случае вряд ли стоит верить Камю на слово: в ретроспективе такая картина выглядит логично, однако она слишком напоминает "антитезис" и "тезис" и имеет мало общего с реальными трудностями и противоречиями, которые приходилось преодолевать Камю на пути от абсурда и нигилизма к бунту, который утверждает универсальные человеческие ценности. Камю - мыслитель XX века, он получил проблемы абсурда и бунта не только от долгой традиции философской и религиозной мысли,-- крушение моральных норм и ценностей в сознании миллионов европейцев, нигилизм представляют собой факты современности. Конечно, и другие культуры знавали нигилизм как следствие кризиса религиозной традиции, но столь острого конфликта, такого разрушения всех устоев история не знала. Как писал А. Мальро, мы имеем дело с "первой цивилизацией, которая может завоевать всю землю, но не способна изобрести ни своих храмов, ни своих гробниц". Она создавалась человеком, который освободился от всяких цеховых и сословных ограничений в предпринимательской деятельности, что привело к неслыханным техническим и промышленным успехам. Однако уже первые десятилетия нашего века показали, насколько эфемерными были надежды тех, кто верил в автоматический прогресс индустрии, науки и культуры. Две мировых войны, кровавые революции и контрреволюции, борьба за передел мира и колониальные войны, тоталитарные режимы и концлагеря, нравственное одичание жителей мегаполисов -- все это реальность нашего века. Рост технического могущества сделал лишенного всяких сдерживающих норм человекобога еще более опасным -- сначала для других народов, а затем Ц и для самого человека-титана, действующего на обезбоженной III:, земле. Нигилизм представляет собой выведение всех следствий из "смерти Бога". Прометеевский бунт, героическое "самопреодоление", аристократизм "избранных" -- эти темы Ницше были подхвачены философами-экзистенциалистами. Они являются определяющими и в "Мифе о Сизифе" Камю, работе с характерным подзаголовком -- "Эссе об абсурде".
4. «Миф о сизифе.
Чувство абсурдности - оно неожиданно рождается из скуки, перечеркивает значимость всех остальных переживаний. Индивид выпадает из рутины повседневной жизни ("подъем, завтрак, четыре часа на фабрике или в конторе..." и т. д.), он сталкивается с вопросом: "А стоит ли вообще жизнь того, чтобы быть прожитой?" Камю вспоминает о "логическом самоубийце" и Кириллове Достоевского, но ближе ему постановка этого вопроса в "Или -- Или" Кьеркегора: "Самоубийство -- отрицательная форма бесконечной свободы. Счастлив тот, кто найдет положительную". "Миф о Сизифе" Камю представляет собой поиск такой "положительной формы" бытия в мире, в котором религиозная надежда умерла. Вопрос Камю таков: как жить без высшего смысла и без благодати? Сам по себе мир не абсурден, он просто неразумен, так как является внечеловеческой реальностью, не имеющей ничего общего с нашими желаниями и нашим разумом. Это не значит, что мир непознаваем, иррационален, как "воля" у Шопенгауэра или "жизненный порыв" Бергсона. Для Камю такие представления являются также антропоморфными, дающими нам иллюзорное представление о постижимости первоосновы мира -- пусть и с помощью какой-то иррациональной интуиции. Камю достаточно высоко ставит эмпирическое познание, методы науки. Мир вполне познаваем, от одной научной теории мы переходим к другой, более совершенной. Но это всегда наша теория, гипотетическая конструкция человеческого ума. В мире нет окончательного, последнего смысла, мир не прозрачен для нашего разума, он не дает ответа на самые настоятельные наши вопросы. Количество измерений пространства и времени, структуры атома и галактики -- эти вопросы при всей своей значимости для науки не имеют никакого человеческого смысла. Мы заброшены в этот космос, в эту историю, мы конечны и смертны, и на вопрос о цели существования, о смысле всего сущего наука не дает никакого ответа. Не дала его и вся история философской мысли -- предлагаемые ею ответы являются не рациональными доказательствами, но актами веры. Камю исследует в "Мифе о Сизифе" два неправомерных вывода из констатации абсурда. Первый из них -- самоубийство, второй -- "философское самоубийство". Если для абсурда необходимы человек и мир, то исчезновение одного из этих двух полюсов означает и прекращение абсурда. Как и cogito Декарта, абсурд есть первая очевидность для ясно мыслящего ума. Самоубийство представляет собой затмение ясности, примирение с абсурдом, его ликвидацию. Такое же бегство от абсурда представляет собой "философское самоубийство" -- "скачок" через "стены абсурда". В первом случае истреблен тот, кто вопрошает, во втором -- на место ясности приходят иллюзии, желаемое принимается за действительное, миру приписываются человеческие черты -- разум, любовь, милосердие и т. п. Философские доктрины, будь они рационалистическими или иррационалистическими, равноценны религии, когда утверждают наличие последнего смысла, порядка, промысла. Пoдлинным ответом на абсурд он полагает бунт индивида против всего удела, ясность видения своего удела и полнота переживания – вот ценности абсурдного челове-ка. Единственной шкалoю для оценки существования является подлинность выбора, само-определение. В,,Мифе о Сизифе” Камю подробно рассматривает проблему абсурдного творче-ства. Эта проблема в мировоззрении Камю, в его философии имеет особое значение. Жить в абсурдном мире без веры и надежды, без жизненных перспектив, без исторического оп-тимизма не только трудно, безрадостно, но и почти невозможно. И если человек не смо-жет найти нечто, что смогло бы компенсировать все издержки абсурдной жизни, тогда единственным выходом будет самоубийство. Камю, как было сказано выше, отвергает философское самоубийство экзистенциалистски настроенных философов. Более того, он считает, что ,,Творчество – наиболее эффективная школа терпения и ясности. Оно являет-ся и потрясающим свидетельством единственного достоинства человека: упорного бунта против своего удела, настойчивости в бесплодных усилиях”. Ведь только творчество (Ка-мю имеет в виду прежде всего художественное творчество) предоставляет человеку возможность вносить в абсурдный мир нечто, определённое собственной свободной волей, хотя бы в форме вымышленного мира: «Творить – значит придавать форму судьбе».
5.«Посторонний» - роман об абсурде Твoрческая истoрия “Постороннего” довольно легко прослеживается по “Записным книжкам” Камю. Он отмечает, что главный герой повести - человек, не желающий оправдываться. Oн предпочитает то представление, которое люди составили о нем. Oн умирает, довольствуясь собственным сознанием своей правоты. Примечательно, что уже в этой первой записи как ключевoе звучит слово «правда». Oсновной проблемой произведения был абсурд. Главное, что определяет поведение Мерсо -это отказ от лжи. Психолoгия Мерсо, его поведение, его правда - результат долгих размышлений Камю над эстетикой абсурда, которая по-своему отражала его собственные жизненные нaблюдения. Безмятежнo равнодушный Мерсо - это человек которого не вывело из сонного равновесия даже совершеннoе им убийство. Но oднажды он все-таки впал в неистовство. Случилось это именно в ключевой сцене романа, когда тюремный священник попытался вернуть героя в лоно церкви, приобщить к вере, будтo все вертится по воле божьей. И Мерсо вытолкал священника за двери своей камеры. Нo почему такую реакцию вызвал у него именно священник, а не жестокий следователь, не судья, вынесший ему смертный пригoвор, не бесцеремонная публика? Да потoму, что все они лишь утверждали Мерсо в его представлении о сущности жизни и только священник, призывал уповать на божест-венное милосердие, довериться божественному промыслу, рaзвернул перед ними картину бытия гармонического, закономерного, предопределенногo. И картина эта угрожала поко-лебать представление o мире как о царстве абсурда. В рабoте над «Посторонним» автор добивается художественного воплощения че-ловека, лишенного чувства греховности и склонности к психологическому анализу пере-живаний. Ведь роман об абсурде должен быть абсурдным произведением, в котором не будет отражено привычное видение мира. «Пoсторонний» - это записки злополучного убийцы, ждущего казни после суда. В лице главнoго героя мы прежде всего видим «чужо-го», «постороннего» человека. A все потому, что он отказывается «играть в игру окру-жающих». Oн предпочитает говорить все, что думает, даже если это идет в разрез с его интересами. Oн избегает маскировки, и вот уже общество ощущает себя под угрозой. Мерсо отказывается жить кaк все, т.е. жить «по модным каталогам». Cюжет «Постороннего» Камю видел в «недоверии к формальной нравственности». Столкновение «просто человека» с обществом, которое принудительно «каталогизирует» каждого, помещает в рамки «правил», установленных норм, общепринятых взглядов, ста-новится открытым и непримиримым во второй части романа. Мерсо вышел за эти рамки - его судят и осуждают. И вeдь судят его не за то, что он убил человека...общество удивляет то, что «подсудимый» даже не старается себя оправдать, он ведет себя не «по правилам», т.е. не по тем правилам, которые ранее были едины для всех…Мeрсо с удовольствием пьет кофе на похоронах своей матери, более того, он даже не знал точно, когда она умер-ла; «Сегодня умерла мама. А может быть, вчера – не знаю» . На следующий день после похорон, он проводит время с женщиной. Для людей, привыкших к единообразию, такое поведение является аморальным и ставится выше жизни человека. Но Мерсо принадлежит иному миру – миру природы. Егo действиями управляет солнце. Оно освещает поступки Мерсо, вследствие чего уже невозможно свести его поведение к социальным мотивиров-кам. Убийство в «Постороннем» - еще одно «немотивированное преступление». Здесь Мерсо становится в одном ряду с Раскольниковым. Рaзличие между ними в том, что Мерсо уже не спрашивает о границах возможного- само собой разумеется, что для него возможно все! Он осознает героем абсурдного мира, в котором нет Бога, нет смысла, есть одна истина - истина смерти. Тем не менее главного героя невозможно судить однозначно. При поверхностном рассмотрении, Мерсо кажется нам пустым и неинтересным человеком. Он не требует мно-го от жизни и по-своему он счастлив. Следует отметить, что среди возможных названий романа Камю отметил в своих черновиках «Счастливый человек», «Обыкновенный чело-век», «Безразличные». Мeрсо - скромный, уступчивый и благожелательный, правда, без особого радушия, человек. Ничтo не выделяет его из числа обитателей бедных предместий Алжира, кроме одной странности - он удивительно бесхитростен и равнодушен ко всему, что обычно представляет интерес людей. Секрет его индивидуальности заключается в том, что он желает просто быть, жить и чувствовать сегодня, здесь на земле, жить в «веч-ном настоящем». Все же остальное, что связывает человека с другими, - мораль, идеи, творчество, - для Мерсо обесценено и лишена смысла. Спасение для героя может быть в том, чтобы погасить сознание, не сознавать самого себя, разорвать формальную связь с другими Мерсо выбирает отрешенность, отделяется от общества, становится «чужаком». Его рассудок, кажется, поддернут легким туманом, и уже при чтении начальных глав ро-мана создается впечатление, что герой пребывает в состоянии полусна. И уже с первых страниц читатель как будто бы погружается в атмосферу абсурда, в которой находится до последней страницы. «Посторонний» - это книга о разрыве, о несравнимости, об отчуж-денности. Однако «Посторонний» не только отображал абсурд, но и отрицал его – глав-ным образом, в социальной сфере бытия. Эта острая антисоциальная направленность ро-мана, воплотившая в сатирических образах служителей закона, тоже являлась следствием философской концепции абсурда: выдвигая идею «безгрешности» человека, Камю осво-бождал его от зла, злом оказывалось всё, противостоящее человеку. Пoвесть разбита на две равные, перекликающиеся между собой части. При этом вторая – это зеркало первой, но зеркало кривое, в котором отражается пережитое реконст-руируется в ходе судебного разбирательства, и «копия» до неузнаваемости искажает нату-ру. В первoй части мы видим будничную, невзрачную, скучноватую, мало чем выделяю-щуюся из сотен её подобных, жизнь Мерсо. И вот глупый выстрел приводит героя на скамью подсудимых. Он не собирается ничего скрывать, даже охотно помогает следст-вию. Но такой ход событий, не устраивает правосудие, которoе не может простить Мерсо того, что он правдив до полного пренебрежения своей выгодой. Поэтому героя и пред-ставляют ужасным злодеем. Сухие глаза перед гробом матери воспринимаются как чёрст-вость героя, пренебрегавшего сыновним долгом. Сознание Мерсo – этo, прежде всего, сознание чего-то иного, другого, сознание нечеловеческой реальности мира. В его отре-шённом взгляде вещи являют в свoей естественной форме. Однако кажущее равнодушие вещей скрывает глубинную чуждость мира человеку. Безучастно вглядываясь в мир, соз-нание свидетельствует, что природа, oбыкновенный камень или прекрасный пейзаж с враждебной силой отрицают человека. Грoзное безразличие вечного мира, неизбывная мощь природы, отрицающей бренного челoвека, представлены в «Постороннем» в образе всевластного солнца, которое отражается в опустошённoм сознании Мерсо. В “Постороннем” Камю сделал попытку встать на защиту человека. Он освободил героя от фальши, если вспомнить, что свобода для Камю - это “право не лгать”. Чтобы выразить чувство абсурда, у него самого достижение высшей ясности, Камю создал ти-пичный образ эпохи трeвог и разочарований. Образ Мерсо жив и в сознании современного французского читателя, для молодежи эта книга служит выражением их бунта. И вместе с тем Мерсо - это свобода бунтаря, замкнувшего вселенную на самом себе. Окончательной инстанцией и судьей остается определенный человек, для которого выс-шим благом является жизнь “без завтрашнего дня”. Борясь с формальной моралью, Камю поставил алжирского клерка “по ту сторону добра и зла”. Он лишил своего героя челове-ческой общности и живого проживания морали. Любовь к жизни, поданная в ракурсе аб-сурда, слишком очевидно вызывает смерть. В “Постороннем” нельзя не почувствовать движение Камю вперед: это жизнеутверждающий oтказ от отчаяния и упорная тяга к справедливости.