21Fm-72_81 / 1 Тексты лекций / Тема 1 / Т 1 Лекция 4 / Доп материалы / Вся правда о проектах Путина
.doc
Вся
правда о проектах Путина
13 декабря 2005г.
Выдвижение «приоритетных национальных проектов»: шаг к долгожданной социальной переориентации реформационного курса?
Материал предоставлен «Российским экономическим журналом». Журнал распространяется только по подписке. Подписной индекс в каталоге «Газеты. Журналы» (красно-сине-белом) агентства «Роспечать» - 71114.
Речь идет о выдвинутых главой государства в начале сентября, сразу «после того, как на основе положений ежегодного Послания Президента Федеральному Собранию Правительство Российской Федерации подготовило и направило в парламент проект бюджета на 2006 год»1, проектах, которые, по его словам: 1) должны обеспечить в двух—трехлетнем временном горизонте прорывы в областях образования, здравоохранения и обеспечения населения жильем, а также в агропромышленном комплексе; 2) реализуют общий курс «концентрации бюджетных и административных ресурсов на повышении качества жизни граждан России», «курс на инвестиции в человека».
Принципиальный ответ на вопрос, сформулированный в заголовке настоящего материала, собственно, ясен априори, ибо, во-первых, сам инициатор «приоритетных национальных проектов», заключая свое выступление, подчеркнул, что сопряженный с их совокупностью курс — «это необходимое и логичное развитие нашего с вами экономического курса, который мы проводили». Во-вторых, обещанные для его претворения в жизнь 150 млрд. руб. (сущий мизер в сравнении с имеющимися и тем более с планируемыми объемами золотовалютных резервов и Стабилизационного фонда, сумма, почти втрое меньшая, нежели обнародованная цена деприватизации «Сибнефти»2) «по определению» не могут хоть сколько-нибудь ощутимо повлиять на спроектированную правительственную бюджетную политику на 2006 г. и до 2008 г., которая, согласно тщательно аргументированным оценкам наших авторов, будет по-прежнему «тормозить развитие социальной сферы России»3, в очередной раз приводя в действие «модель суженного воспроизводства населения, т.е. уменьшения его численности и деградации его стратификационной структуры, ухудшения качества жизни основной части россиян»4. Однако в ситуации назойливого восхваления в официальных СМИ «знаменуемого четырьмя национальными проектами социального поворота в политике государства» мы посчитали полезным ознакомить читателей с развернутыми комментариями к «проектам» кандидата экономических наук, председателя правления Российского торгово-финансового союза Сергея Анатольевича Батчикова — нашего давнего автора, пять лет назад интересно откликнувшегося, в частности, на первое в «новом политическом цикле» президентское послание законодателям, а в последнее время остро выступающего в журнале по проблематике реформирования социальной сферы (эти публикации названы в редакционных примечаниях по ходу интервью).
—Как Вы оцениваете саму философию, идеологию и методологию, предложенного «национального проектирования»?
Прежде всего нельзя не сказать о том, что озвученные первым должностным лицом государства проекты по сути национальными не являются. Все обещания, данные при их представлении, можно уподобить наложению маленьких, да еще и способных подобно «шагреневой коже» сжиматься под воздействием инфляции, заплат на «тришкин кафтан» нескольких социальных служб. Такого рода действия относятся к разряду «социальной гигиены», т.е. они направлены на устранение тех или иных вопиющих несоответствий, на снятие запредельных напряжений в локальных социальных пространствах. Разумеется, гигиена тоже необходима, но разве она в принципе в состоянии хотя бы заблокировать развитие далеко зашедшей болезни, тем более, что гигиенические меры в данном случае касаются лишь малых составляющих конкретных социальных групп!? Учредить ежегодные ощутимые по ощрения десяти тысячам учителей, т.е. одному проценту их общего количества, резко, если иметь в виду нынешнюю позорную базу, повысить зарплату лишь участковым терапевтам, педиатрам и врачам общей практики… Где тут национальный уровень? Всемирная история знает множество национальных проектов. Даже если оставить в стороне соответствующие грандиозные прецеденты, имевшие место например, при Петре I и большевиках в России, пуританах-протестантах, создавших США, или, скажем, проекты модернизации Японии в XIX и ХХ веках и нынешний китайский проект, можно утверждать, что не было стран, которые преодолевали тяжелые кризисы и поднимались иначе, как на основе выработки своих особенных национальных проектов. Классический пример — «новый курс» Рузвельта: реализация этого специфического антикризисного проекта, собственно, и породила современные Соединенные Штаты.
И в целом, и в каждой своей составляющей любой национальный, в том числе антикризисный, проект обязательно объединяет нацию, народ той или иной фундаментальной идеей, выражающей импульс национальной культуры. А вот кризис, который переживает наша страна в течение уже 20 лет под властью трех неолиберальных команд власти, сформировал политическую элиту, категорически уходящую от подлинного национального проектирования и даже от обсуждения фундаментальных проблем общественного бытия.
Взять те же образование и здравоохранение, коим уделена значительная часть президентского выступления. После 1917 г. в России был, наконец, принят национальный проект строительства нашей школы, вырабатывавшийся в полувековых дебатах учителей, деятелей культуры, всех сословий; было решено, что советская школа будет единой и общеобразовательной. Это был проект общемирового значения: он закладывал «генетический механизм» воспроизводства общества, не разделенного на враждебные классы. И существо проекта заключалось не в зарплате учителей и не в конструкции парт, а именно в социальном типе школы как «единой» и в типе программ как «общеобразовательных», т.е. универсального, если угодно, университетского характера.
Сегодня тип отечественной школы стремятся изменить, и в этом смысле у реформаторов есть образовательный проект, который можно квалифицировать как национальный, но с приставкой «анти». Его суть, на которую уже обращалось внимание читателей «Российского экономического журнала»5, — разделение единой школы на сектора «для элиты» и «для массы» и ликвидация ее общеобразовательного характера, в связи с чем решено использовать разные программы и учебники, заменить дисциплинарную основу обучения на «модули» и игры, превратить учителя в «продавца образовательных услуг». Но об этой сути умалчивается или говорится крайне завуалированно, а «национальным проектом» в области образования громко, на президентском уровне, объявляется вышеупомянутая прибавка к жалованью учителей и подключение школ к интернетсетям.
Перед нами — яркий пример того, как низведение смысла понятия «национальный проект» до социальных и технических деталей может не просто задавать неверный формат обсуждения проблемы, но и служить дымовой завесой для сокрытия реализуемых на деле проектов. В результате «задымления» последних посланиями и речами наша мысль загоняется в такой коридор, что мы перестаем понимать фундаментальный смысл происходящего. Но люди ведь не могут не чувствовать: смысл, причем вовсе не «национальный», есть! Отсюда и стихийное неприятие действий госвласти. Так, согласно итогам проведенного каналом ТВЦ 7 сентября, сразу после президентского выступления, опроса на тему о степени доверия граждан государству, позвонили 10 тыс. человек, и более 80% респондентов сообщили, что «полностью не доверяют», а свыше 16,5% — «стараются доверять, но не получается».
Озвученный «национальный проект» в области здравоохранения тоже «задымляет» совсем иного рода реформационные замыслы. Реальный же пример национального проектирования в этой области пока еще в памяти россиян. Уже в 20-е годы в Советском Союзе при всех тогдашних «ресурсных ограничениях» началась реализация проекта создания системы здравоохранения нового типа, основанной не на «продаже услуг», а на государственной охране здоровья людей. В этом проекте последнему был придан статус национального достояния — в отличие от статуса «частной собственности индивида» в западных системах здравоохранения. Самый смысл проекта обусловливал не только бесплатность, нерыночность системы, но и приоритетность профилактических методов и пространственное приближение медицинских служб к населению — и в территориальном, и в производственном отношениях.
Данный проект также имел не только общенациональное, но и общемировое значение, и соответствующий опыт, как и опыт советской образовательной системы, в тех или иных элементах заимствовался многими странами, в том числе ведущими капиталистическими державами. В 1978 г. Всемирная организация здравоохранения официально признала советскую систему профилактической медицины лучшей в мире. Есть ли у постсоветских реформаторов сферы здравоохранения, функциональным «топ-менеджером» коих ныне является министр здравоохранения и соцзащиты, свой проект национального масштаба? Да, есть, и его смысл заключается не в модернизации прежней системы, а в ее ликвидации, в превращении здравоохранения в «продажу медицинских услуг». Государственная охрана здоровья граждан и торговля медуслугами — феномены столь же фундаментально различные, как, скажем, охрана страны армией и охрана виллы «олигарха» военизированной коммерческой структурой.
Население в принципиальном плане осознает смысл «зурабовской реформы»: 80—90% «интерактивно» опрашиваемых по соответствующей проблематике, включая москвичей, видят в разгосударствлении и маркетизации здравоохранения главную угрозу своему здоровью. Между тем реакции на эти настроения в президентском выступлении нет, «зато» речь идет о повышении зарплаты врачам и медсестрам и о закупке кое-какого оборудования. С учетом же того, что оплата труда, как уже отмечалось, должна значительно вырасти именно у «участковых терапевтов, педиатров и врачей общей практики», инициированный «национальный проект» явно прикрывает «второе издание» попытки реформаторов от здравоохранения тотально внедрить «семейного врача» — на все руки мастера, призванного заменить для обедневшего большинства населения всю сложную структуру современной медицины. Попытка не прошла, ибо из нее прямо-таки торчали «антисоциальные уши», и теперь упор сделан на «врачах общей практики»: в них-де наше спасение. Что это, если не маскировка проекта поэтапного сокращения доступной для населения сети структурно полных лечебных учреждений с необходимым составом специалистов?! В нынешних экономических условиях такую сеть способно содержать только государство, ее не в состоянии оплачивать население — ни на собственно рыночных началах, ни через свои страховки.
В общем, и этот «национальный проект» — пример того, как, подменяя понятия и камуфлируя свои реальные намерения, российские федеральные власти наносят тяжелый ущерб общественному сознанию, ставят очередные препятствия для диалога с обществом, загоняют кризис все глубже и глубже.
Подмена понятий и смешение их ранга суть серьезный дефект в политике. Он резко ослабляет способность ее субъектов к системному видению проблем и затрудняет социальное проектирование. Это делает политиков беспомощными в условиях кризисов, переходных процессов, когда равновесие неустойчиво, ситуация быстро меняется, и от власти требуется быстрое реагирование в рамках «проектного», программно-целевого, управления.
—А что можно сказать по поводу заявленного стратегического целеполагания в «национальном проектировании»? Президентское выступление начинается с тезиса, согласно которому «основной целью» и «ключевым вопросом» государственной поли тики «является существенное повышение качества жизни граждан России», а все «приоритетные национальные проекты», согласно логике их инициатора, суть «механизмы решения именно этой задачи»…
—На первый взгляд, тезис неоспоримый, да еще и чуть ли не дословно воспроизводящий стратегические партгосустановки 60-х—80-х годов. Однако именно лишь «на первый взгляд». Во-первых, нельзя абстрагироваться от того смысла, который нынешние власти вкладывают в понятие «качество жизни». В данном контексте представляется уместным привести определение этого понятия, сформулированное вышеупомянутой Всемирной организацией здравоохранения, — «восприятие индивидуумом его положения в жизни в контексте культуры и системы ценностей, в которых индивидуум живет, и в связи с целями, ожиданиями, стандартами и интересами этого индивидуума». Никакого отношения к такому пониманию качества жизни рассматриваемые «национальные проекты», разумеется, не имеют. Что касается международных критериев, на которые и ориентируются наши реформаторы, то, согласно опубликованному в конце 2004 г. журналом «The Economist» очередному ежегодному страновому рейтингу по качеству жизни, в списке из 111 стран Российская Федерация заняла 105-е место; за ней идут Нигерия, Ботсвана, Гаити, Зимбабве, Узбекистан и Таджикистан. Всерьез принимать подобные оценки, конечно, не стоит, но ясно, что «улучшение качества жизни» с этой точки зрения — совсем иная задача, нежели решавшаяся в СССР и РСФСР.
Во-вторых, Россия переживает тяжелейший кризис, балансирует на грани пропасти и стала объектом новых опаснейших, в том числе неизученных, угроз. Но коль скоро это так, логично полагать, что главной целью государства становится спасение страны, нейтрализация угроз ее безопасности. Все остальные цели должны иметь более низкий ранг в шкале приоритетов, о чем в контексте серьезной постановки проблемы «приоритетных национальных проектов» умалчивать нельзя.
По масштабам потерь постсоветский кризис сопоставим с Отечественной войной 1941—1945 гг. И можно ли представить, чтобы тогдашнее руководство страны определило в качестве главной цели «повышение качества жизни граждан»? Абсурд, конечно: целью была Победа как абсолютно необходимое условие сохранения самого народа. Ныне Россия находится в состоянии демографической катастрофы, налицо натуральная «депопуляция» — народ просто вымирает. Победа над этой общенациональной болезнью, «сбережение населения», о котором вопиют оппоненты правящих радикальных либералов, причем оппоненты далеко не только собственно левой ориентации6, — цель, куда более фундаментальная, нежели «повышение качества жизни граждан».
В-третьих, заявление о нацеленности на это «повышение» выдвинутых «национальных проектов» в определенном отношении означает принципиальную смену установок политического режима, причем ее осознание населением, похоже, становится новым этапом в отчуждении общества от власти. Речь идет о следующем.
До сих пор — и в 90-е годы, и в течение пятилетия «нового политического цикла» — наше бытие преподносилось обществу как «переходный период» — как «аномальное» состояние страны, к которому нельзя предъявлять те же требования, что и к стабильному «нормальному» состоянию. Переходный период предстоит «пережить» — дабы с наименьшими потерями перейти в это новое состояние. Понятно, что в такой период говорить о качестве жизни не приходится, тут действуют совсем другие критерии.
На данной основе и был заключен некий негласный «общественный договор»: население согласилось терпеть невзгоды «переходного периода», дав реформаторской власти соответствующий кредит времени и доверия, не предъявляя серьезных счетов за ущерб от ошибок и даже от злоупотреблений властно-управленческих структур. Важной позицией достигнутого «консенсуса» стало положение, в соответствии с которым страна находится в поиске, причем образ искомого будущего был обозначен весьма неопределенно — как «демократическое», «правовое» и «социальное» государство с «равенством форм собственности».
Заявление главы государства о том, что теперь власть займется «повышением качества жизни», тождественно одностороннему прекращению действия «договора», ибо оно сигнализирует: правящие российские круги считают переходный период завершенным. Поиск, по их мнению, закончен, в связи с чем политический режим президентскими устами объявляет главные нынешние принципы социального общежития нормой; в ее рамках отныне будут осуществляться «отделка» и «шлифовка» нашего жизнеустройства, которые и суть «повышение качества жизни».
Но это совершенно меняет дело. Мы так не договаривались! Большинство населения не может принять нынешний тип жизнеустройства за норму. Коль скоро «переходный период» не завершен, людей еще можно уговорить или заставить «потерпеть». Однако не просто «выживать ради будущей жизни», а именно «жить» подобным образом они, конечно, не согласны.
Такое несогласие продуцирует у россиян осознанное или пока интуитивное ощущение фундаментального неблагополучия: по итогам самых последних репрезентативных опросов, более половины граждан отвечают, что «в жизни стало меньше счастья» и что «страна идет в неверном направлении». Именно это тяжелое ощущение тупика и бесперспективности, а вовсе не энтузиазм и не надежды на декларируемое властями «повышение качества жизни» вызывают у людей «приоритетные национальные проекты». И неудивительно: предполагая несущественные денежные вливания в «социалку», они, мягко говоря, нисколько не касаются главных бед, которые «пожирают» саму нашу жизнь и жизнь нашей страны.
В данном контексте хотелось бы обратить внимание и на относящиеся к «новому политическому циклу» президентские ежегодные послания Федеральному Собранию. Начиная с послания-2000, где, как отмечалось пять лет назад на страницах «Российского экономического журнала», уже вполне просматривались признаки директивы на продолжение и даже на радикализацию практиковавшейся в 90-х годах либералистской реформационной модели, построенной на идеологии «Вашингтонского консенсуса»7, в этих документах цели государства неизменно сводились к сугубо либералистским штампам формально-гуманистического, абстрактно-индивидуалистического, характера. Вот одна из клишированных формул: «Государство в первую очередь должно обеспечить права и свободы своих граждан, без этого вообще ничего невозможно сделать». На самом деле все обстоит «с точностью до наоборот»: государство обязано обеспечить независимость страны и нормальное функционирование народного хозяйства в качестве непременного условия обеспечения прав и свобод своих граждан. А если уж говорить о правах и свободах именно «граждан», а не абстрактного, «атомизированного» индивида, то задача государства — как раз умело ограничивать экономическую свободу и конкуренцию. Для того и возникло на Западе «государство-Левиафан», без вмешательства которого «война всех против всех» просто уничтожила бы гражданское общество: сама по себе «экономическая свобода» несовместима с главным правом — правом на жизнь — для всех граждан, она гарантирует лишь право на нее сильного — того, кто победил в конкуренции.
Либералистские представления о главной цели государства находятся в противоречии с внутренними установками большинства граждан России. Каждый из них, конечно, желает себе и своим близким благосостояния, с той или иной мерой отчетливости понимая, однако, что его не будет без подъема отечественной экономики и соответствующего усиления мирохозяйственных позиций страны, равно как и без радикального изменения господствующих ныне механизмов распределения создаваемого в общественном производстве богатства. И требует от властных институтов решения прежде всего именно этих задач! Так, согласно результатам представительного опроса, проведенного в начале прошлого года ВЦИОМом, большинство — почти 60% — ответов на вопрос о приоритетных ожиданиях «от Президента, за которого Вы могли бы проголосовать», пришлось на вариант «вернуть России статус великой державы», а на втором месте оказался вариант «обеспечить справедливое распределение доходов в интересах простых людей».
В отмеченном расхождении мировоззренческих установок — одна из причин кризиса во взаимоотношениях властных элит с народом. Другая его причина состоит в том, что практические действия реформаторов все дальше отодвигают общество даже от тех целей, которые они сами декларируют. Как, например, обстоит дело с вышеупомянутым обеспечением в процессе реформирования «прав и свобод граждан»? В ходе проведенного 20 июля 2005 г. каналом ТВЦ «интерактивного» опроса на данную тему в соответствующую редакцию позвонили 16 тыс. человек, 93% которых заявили о том, что «оказались бесправными»
А ведь это ощущение бесправности — важный индикатор действительного «качества жизни граждан»…
Завершая представление «приоритетных национальных проектов», их инициатор заявил следующее: «… Концентрация бюджетных и административных ресурсов на повышении качества жизни граждан России — это необходимое и логичное развитие нашего с вами экономического курса, который мы проводили и будем проводить дальше. Проводили в течение предыдущих пяти лет и будем проводить дальше». В принципиальном, сущностном — либералистского характера — единстве «национального проектирования» с социально-экономическим курсом, проводившимся «в течение предыдущих пяти лет», сомневаться не приходится, как нет, к сожалению, никаких сомнений в намерениях федеральных властей проводить данный курс и «дальше».
Утверждение же, согласно которому «предыдущие пять лет» явились годами «концентрации бюджетных и административных ресурсов на повышении качества жизни граждан России», действительности не соответствует. Отсутствие подобной концентрации постоянно акцентировали профессионально подготовленные представители «неконструктивной оппозиции», т.е. не согласные с радикально-либералистскими основами проводившейся государственной бюджетной политики ее критики, испуская при обсуждениях проектов каждого из федеральных бюджетов периода 2001—2005 гг. очередные «гласы вопиющих в пустыне». Таковые находили, в частности, отражение в соответствующих статьях С. Глазьева и ряда других авторов «Российского экономического журнала»8, и в контексте рассматриваемого сюжета хотелось бы просто еще раз обратить на них внимание читателей. В самых последних материалах журнала было доказано также, что «концентрации…» не будет ни в кратко-, ни в среднесрочной перспективе: проект бюджета-2006, равно как и бюджетные проектировки на период до 2008 г., социальными не являются9.
Неуместным выглядит и включение в представление «национальных проектов» тридцатилетней давности тезиса «мы можем тратить столько, сколько зарабатываем». При всех хорошо известных трудностях и неудачах советской системы хозяйства в реализации «закона распределения по труду» данный тезис был естествен для этой системы, в которой отсутствовал «доход на капитал». Но сегодняшним системным реальностям брежневские формулировки, мягко говоря, не соответствуют. Разве ныне третий среди богатейших людей планеты, только что вновь назначенный «хозяином Чукотки», свои миллиарды «заработал»? Купив «Сибнефть» за 100 млн. долл., казенное происхождение коих вызывает сомнения только у самых наивных, этот «эффективный собственник» десять лет спустя продал ее «неэффективному государству» в 130 раз дороже! Именно «обвал» трудовых доходов в 90-е годы стал основой главного социального противоречия, расколовшего российское общество, и подлинное национальное проектирование не может игнорировать этот раскол. Последний — реальная социальная «окружающая среда» любого серьезного проектного мероприятия, и все новейшие социологические «замеры» подтверждают данную посылку. К примеру, вот как распределились ответы 15 тыс. человек, позвонивших 23 сентября текущего года на ТВЦ, на вопрос об отношении «к богатым людям в нашей стране»: «с уважением» — 10% респондентов; «с завистью» — 2,2, «с ненавистью» — 87,8%. Россиянам понятно: «заработок» разбогатевшего меньшинства — не во благо стране.
Рассматриваемый тезис неверен и в том макроэкономическом контексте, в который он вписан в президентском выступлении. Страна сегодня почти не зарабатывает себе на жизнь, а лихорадочно извлекает из недр ресурсы, как ныне модно говорить, «данные Богом всем поколениям россиян», и, продавая эти нерукотворные богатства за валюту, «проедает» их. В этой связи совсем не радует президентское «напоминание» о том, что «за последние пять лет экономика России выросла почти на 40 процентов».
Авторитетные экономисты-теоретики акцентируют ущербность показателя ВВП в роли индикатора объема совокупного общественного богатства и качества макроэкономического роста, подчеркивая абсолютную необходимость использования в соответствующих оценках системы показателей10, но и без тонких научных выкладок понятно: «за последние пять лет» внушительно выросли лишь доходы от экспорта энерго-сырьевых ресурсов, беспримерно дорожавших на мировых рынках. Сравнительно недавно нефть стоила 12 долл. за баррель, сегодня его цена — 70 долл., но на состоянии собственно народного хозяйства России это позитивно не сказалось. Наша экономика как раз деградирует, и даже «даровые» нефтедолларовые потоки не идут ей впрок, что, конечно, является фактом вопиющим. «Титаническими» и поистине достойными лучшего применения усилиями федерального правительства и Центробанка нефтедоллары приходится «стерилизовывать», хотя в случае пребывания экономики в фазе действительного роста они так или иначе трансформировались бы в производственные инвестиции. В общем, нельзя не поддержать позицию, аргументируемую, в частности, в публикациях настоящего издания: постдефолтный рост есть не просто соотносимый с позорно низкой исходной базой «рост без развития», опирающийся исключительно на внешние факторы, главный из которых — беспрецедентный уровень мировых цен на нефть и высокие цены на другие экспортируемые Россией товары, включая газ и энергоемкое сырье; речь следует вести о «росте с антиразвитием», т.е. о росте, сопровождаемом разрушением научно-производственного и человеческого потенциалов страны, опасным усилением ее региональной социальной дифференциации11.
«Напоминание» относительно 40-процентного роста экономики «за последние пять лет» непосредственно дополнено следующими словами: «Есть и неплохие сдвиги в развитии социальной инфраструктуры». Но на чем эти слова основываются? Сдвиги явно есть, но именно плохие: самые «массивные» компоненты этой инфраструктуры настолько изношены, что как раз в последнее пятилетие их старение приобрело обвальный характер; динамика износа перешла из линейной фазы в экспоненциальную. Взять хотя бы жилой фонд или теплосети, ту же инфраструктуру здравоохранения. Показывает ли кто-нибудь главе государства графики с динамикой инфраструктурного износа? Они демонстрируют «критическую точку», «пороговый сдвиг», произошедший в 1999—2000 гг, когда резко изменился сам характер деградации: запас прочности соответствующих советских систем, на котором паразитировал первый постсоветский политический режим, иссяк.