Петрушевская

 

М.

Да, вопрос этот остаётся открытым. Кто виноват?

 

О.

Я спрашивала Бога: за что? За что мне такая судьба? Что у меня растёт живот? Мама лежала в больнице после операции… Я жила у опекунов… Мама их сама выбрала, соседи по подъезду, она сказала, тётя Рая хороший человек… У нас с тобой больше никого нет. Я разве что-нибудь понимала, когда меня муж тёти Раи, мой опекун, заставлял пить водку? Говорил, что ты с этими в подъезде отираешься, я ревную. Как только тётя Рая уходила в больницу к маме дежурить на ночь, он меня поил водкой. Потом говорил, что это я с парнями пью. Называется опекуны, блин!

 

М.

Пардон.

 

О.

Опекуны пардон.

 

М.

Да я знаю это, ты рассказывала. Он всё отрицал. Он говорил, она с пацанами путалась в подъезде, водку пила. Домой на бровях приползала. И с ним встречалась даже. Твоя опекунша бывшая как раз Раиса горевала, что мы за ней смотрели, а она теперь приписывает нам. Обычная история, да.

 

О.

Врёт, всё врёт! Ооо… Теперь жалею, что я ребёнка в контейнер вынесла, сейчас бы сделали анализ, что это он отец. Его бы посадили.

 

М.

Я много занималась твоими документами, то что мне давали, не всё и дают ведь нам. И писала письма в твою защиту.

 

О.

Спасибо пардон. Можно я буду называть вас мамой?

 

М.

Погоди. Вот ты говоришь, что жалеешь о том ребёнке.

 

О.

Мама! Моя мама! Моя мама в могиле!

 

М.

Не хочешь говорить. А только тогда, когда ты начнёшь повторять свою историю, как ты вынесла ребёнка в мороз в помойку, только тогда ты вылечишься.

 

О.

Не ребёнка, а плода я выбросила! Он родился шестимесячный! Называется плод и всё! Аборт был! Я спицей себя протыкала!

 

М.

Ну так называют, плод, но иногда и таких выхаживают. Знаешь, как люди борются за жизнь маленьких деток? Знаешь? Целые клиники!

 

О.

Мама, только ты меня спасёшь, спасаешь. Все от меня в ужасе. Моя живая мать! Живая!

 

Кланяется, сидя по-турецки на стуле.

 

М.

Спасибо, но пойдём дальше. Я не завоевала право называться матерью, я ещё мало сделала. Мать делает для своего ребёнка всё! Отдаёт даже жизнь.

 

О.

Моя мама! Моя мама!

 

М.

Я тогда смогу называть себя чьей-то мамой, когда воспитаю человеком! И так воспитаю, что даже когда умру, моё дитя не сойдёт с прямой дороги!

 

О.

Моя мама. Она уже в могиле.

 

М.

Утром встать, гимнастика, душ, завтрак!

 

О.

Душ я не терплю, о натуре. Я люблю, б… пардон, в ванной лежать.

 

М.

Преодолеть, преодолеть! Вот в чём заключается счастье жизни, в преодолении!

 

О.

Я блин пардон мама — о натуре!— терпеть ненавижу душ, знаешь что такое душ был? Знаешь? Знаешь что меня заставляли? В твоём этом душе?

 

М.

Всё это позади, крепко знай. Всё ушло. Ты будешь одна в ванной. Ни одного человека кроме тебя.

 

О.

Я как слышу пустили душ, запахло кипятком и мылом…

 

М.

Не жалеть себя! Не жалеть! А то ты не будешь готова к суровым испытаниям!

 

О.

Вы не знаете моей жизни!

 

М.

А ты не знаешь моей!

 

О.

Как меня мучили!

 

М.

Всех мучают. Да!

 

О.

Меня мучили!

 

М.

А как меня мама с сестрами мучили! Мама работает, сестры в техникуме, а я из школы пришла и всё приготовить должна, всё выстирать, выгладить вчерашнее что высохло! И уроки успеть! Зато я и готова к любым трудностям! Я получила высшее педобразование заочно, несмотря ни на что!

 

О.

Вы когда меня полюбили?

 

М.

Чё?

 

О.

Вы меня полюбили уже когда?

 

М.

Когда? Через нас проходят сотни ваших писем. Меня поражали многие истории жизни. Но я увидела, что тебя сильно сломала судьба. Ты осталась одна после смерти матери. Такая история сироты!

 

О.

Да, сироты, правильно! А я полюбила тебя сразу как увидела твоё письмо. Я попросила тебя прислать хоть маленькую фотографию. Ты прислала! Я плакала над этой фоткой. Я сразу сказала: это будет моя мама! Моя хорошая. Золото моё!

 

М.

Ты должна понять, Оля. Что я часто сталкивалась именно с таким типом отношений. Когда наш фонд берёт на контроль чьи-то письма, я знаю, что придётся столкнуться и с этим. Нас Владимир Георгиевич инструктирует. Это называется всегда «перенос». У вас в отношении нас идёт перенос всех чувств. Но ничего не поделаешь. Вы начинаете воображаемо любить незнакомого человека, который вами занимается. Воображаемо!

 

О.

Как воображаемо?

 

М.

Так говорится. То есть не видя. На расстоянии.

 

О.

Я люблю тебя воображаемо с первой минуты, мама.

 

М.

Ты не должна забывать и о своей родной маме…

 

Смотрит в папку.

 

…Александре Ароновне.

 

О.

Не забуду мать родную, но и вас тоже.

 

М.

И о той роли, которую ты сыграла.

 

О.

Я не сыграла, вы что.

 

М.

Я имею в виду ту роль, которую ты сыграла в её смерти.

 

О.

Не играла, не играла я. Вы что-то путаете.

 

М.

Она умерла от инфаркта миокарда. А вовсе не от рака.

 

О.

Я ни при чём.

 

М.

Теперь ты взрослая, ты сама была мать, и может быть ты можешь оценить степень той тревоги, которая поселяется в сердце матери за своего родного ребёнка.

 

О.

Да какая я там мать-перемать. Вынесла в пакете и всё. О натуре!

 

М.

Ты ведь его жалела? Это была девочка. Сейчас бы ей было десять лет.

 

О. (крестится)

Не дай бог.

 

М.

Жалеешь её?

 

О.

Я себя жалею.

 

М.

А в результате чего ты родила?

 

О.

А в результате изнасилования.

 

М.

Ну вот! Вот представь, что твою дочь в четырнадцать лет изнасиловали. Ведь ты будешь переживать, нет?

 

О.

Я и сама не хотела жить, чего уж там.

 

М.

Потом, когда тебя освободили из колонии, подруга твоей мамы Колокольникова Любовь Васильевна как тебе помогала! Сохранила тебе комнату. Продукты возила. Приезжала из-под Москвы.

 

О.

Раз в неделю кило пшена и кило гречки.

 

М.

Кур возила, пока ты устроишься на работу.

 

О.

Одну курицу! А она на самом деле выносила со своей птицефабрики двух кур за смену! Десять кур в неделю.

 

М.

Ну ты судья, да? Безо всякого образования ещё и судья? Над человеком? А спасибо сказать?

 

О.

Я когда у неё жила с Андрюшкой маленьким, я же видела, что там проходной двор, к ней за курами ходили все кому не лень. Она продавала. А нам с Андрюшкой одну в неделю! Как прожить на это? А потом вообще перестала приезжать.

 

М.

Она сказала: приедешь вечером в пятницу, а Оля в ночной сорочке, да подруга с сигаретой, ребёнок ползает по грязному полу и какие-то парни в одних трусах в пять вечера едва вставши.

 

О.

Это были мои единственные друзья, кто меня не бросил! Я вернулась из колонии, ни работы, ни школы… Ни мамы…

 

М.

На столе пустые бутылки.

 

О.

А как вы думаете, если в гости приходят ребята, то что? Без бутылки? С пустыми руками? Или пачку макарон с собой они принесут?

 

М.

Каждую пятницу одна и та же картина.

 

О.

Да, по пятницам вечером на выходные собирались мои друзья. Что же я, одна буду жить? Я же не волк! Я человек! А человек должен иметь друзей, ведь так? Ведь и у вас есть кто-то! В гости к вам ходят!

 

М.

А что эти друзья у вас там делали? Ну что? Пили, курили?

 

О.

Ну как все. Анекдотики там… О жизни говорили.

 

М.

Сожительствовали.

 

О.

Послушай, мама.

 

М.

Ночевали.

 

О.

Да! И ночевали!

 

М.

Все в одной комнате.

 

О.

А где же! Соседка жила старушка.

 

М.

Она милицию вызывала.

 

О.

Ох эта баба Паня.

 

М.

Всё это в материалах дела.

 

О.

Она сама брагу варила, ребятам продавала.

 

М.

Тётя Люба рассказывала, что привезёт она, сварит куру ребёночку, он не ест, а все гости едят да похваливают.

 

О.

А что я должна, не ешьте моё, это мне? Да? Они единственные, кто мне хоть что-то приносил. Даже молока у нас часто не было, попросишь, они принесут сыну. Заботились.

 

М.

А отец?

 

О.

А откуда я могу доказать, кто отец? Это был первый мой праздник, когда я пришла из колонии, ребят было пять человек в Новый год, девочек трое кроме меня, да они сказали, что когда все напились и уснули, ещё кто-то подваливал. Вообще девчонки говорили, что первый был там один Вася.

 

М.

И это его ребёнок?

 

О.

Его мать ко мне во дворе подошла, заглянула в коляску, засмеялась и пошла.

 

М.

Знаешь, ребёнок сам по себе имеет ценность.

 

О.

Имел.

 

М.

Имеет.

 

О.

Его же забрали у меня.

 

М.

Он имеет ценность несмотря ни на что. Я тоже выросла без отца, нас три сестры, Ольга как ты, Ирка и я. Старшие девочки от отца, а потом он умер, и через год родилась я. Меня воспитывали в чёрном теле, никаких поблажек. Мама меня не любила и легко бы отдала куда-нибудь, если бы могла. Она меня стыдилась. Не говорила вообще, откуда я зародилась у неё. Какая-то постыдная история, мама скрывала. То ли после работы её кто-то встретил… Сестры вообще меня третировали. Я всё, всё поэтому умею делать!

 

О.

Мама, у тебя денег нет?

 

М.

Денег?

 

О.

Ну для меня вам не дали мне?

 

М.

Я хочу тебе вот что рассказать, что не только ты была жертвой, но каков итог? Я забеременела вот как ты в пятнадцать лет и меня отвели на аборт. Сестры увидели, что меня рвёт.

 

О.

А от кого, интересно?

 

М.

А!

 

Смеётся.

 

Я обиделась на них, Ирка меня стукнула по руке, когда я горячий чайник несла. И я ушла вечером из дому. Ногу обварила хорошо тогда. Стояла в метро, денег на билет не ныло. Стояла до последнего пассажира у касс. А потом мне какой-то человек предложил помощь. Нужна ли вам помощь. Я сказала что да. Он меня привёл к себе, накормил, постелил на диване, сам лёг в кухне. Это была моя единственная любовь в жизни. Тогда, подчёркиваю, единственная. Утром он меня проводил до метро, а адрес я не спросила… Всё. Больше я его не встречала. И сестры меня отвели на аборт два месяца спустя. Они меня ненавидели и презирали, куда бы я ещё и с ребёночком неизвестно от кого…

 

Задумалась.

 

О.

Вот так.

 

М.

Но я несмотря ни на что стала человеком! И у меня есть любовь всей моей жизни! Да! Я тебе сейчас дам его брошюру.

 

Достаёт брошюру из кипы, лежащей на полке.

 

Тут всё. Ради чего стоит жить. Надо читать по одному абзацу в день. И много думать. На ночь надо подкладывать её туда где болит. Я специально купила сто штук.

 

Протягивает брошюру О. В дальнейшем О. ею манипулирует — то размахивает книжечкой, то шлёпает себя по ладони и т.д.

 

О.

Главное дело, что у меня ведь были родные, моя бабушка, она осталась в городе Минске с новым мужем, и там сестра мамы от второго брака, а папа вообще житель Москвы… Мама сюда и переехала, чтобы быть к нему поближе… Но его жена нас не любила и не приняла. У моего дедушки московского тоже дочь осталась… Но папина дочь, моя сестра, уехала в Америку…

 

М.

Мы ей написали.

 

О.

А она?

 

М.

А она пока нам не ответила.

 

О.

А моя бабушка?

 

М.

Твоя-то бабушка уже умерла.

 

О.

А моя та двоюродная сестра в Минске?

 

М.

Мы ей писали. Она моложе тебя на семь лет.

 

О.

Не ответила?

 

М.

Пока что нет.

 

О.

Я им тоже много писем писала. Наверно, зря. Они не любят, когда из зоны. Андрюшеньке писала письма с картинками, из газет вырезана смешные картинки. Но потом мне ответили, что такого в детдоме не числится. Андрюшенька умер?

 

М.

Я же сказала, что его усыновили. Когда тебя лишили материнства.

 

О.

И правильно лишили. Там, может, его полюбят. Он такой тихий ребеночек, бесхитришный… Никогда ничего сам не попросит. Даже не думает, что ему что-нибудь полагается… Как-то у нас не было что есть, уже второй день не было, он нашёл на кухне у соседки кусок сухарика и мне принёс. Сам голодный, а принёс мне. Андрюшенька очень хороший человек, Иисус Христос. Иисус Христос всё время приходит на землю в разном облике, мне одна верующая говорила. И как женщина являет себя, и как старик, и как ребёночек.

 

М.

Да, ты мне это писала.

 

О.

Я всё время думала об этом.

 

М.

Ты ещё молодая и родишь. Ты ведь многое поняла.

 

О.

Дай папиросу мне.

 

М. даёт ей папиросу. О. кладёт брошюру на стол. М. её перекладывает на полку.

 

Господи…

 

Закуривает.

 

…утешителю…

 

Затягивается.

 

Помяни царя Давида и всю кровь его.

 

М.

Я плакала над твоими письмами.

 

О.

Я давно не плачу. Только думаю: за что — о натуре!— бл… пардон, мне такая судьба.

 

М.

Тебе ведь сообщили, что лишили тебя прав.

 

О. смеётся.

 

Это сообщение у тебя в личном деле.

 

О.

Всё вы знаете.

 

М.

И ты знаешь, что ребёнка усыновили. В твоём деле есть это сообщение. Кому же ты эти письма с картинками писала?

 

О.

Так… Думала, врут. А кому мне ещё писать?

 

М.

Так что не надо изображать дело так, что ты впервые об этом слышишь. Нас предупредили о том, что почти все преступницы ещё и всё время врут. Фантазируют. Придумывают всё.

 

О.

Ну казните меня. Что такого. Приговорите.

 

М.

Казнь отменена. Я это тебе говорю, чтобы ты не создавала такой трогательный образ.

 

О.

Да не буду. Не буду.

 

М.

Такой несуществующий образ. Играть не надо. И так жизнь покатилась под откос с подросткового периода, что уж тут лишнее на себя брать. Не надо. Я верю.

 

О.

Ну расстреляйте.

 

М.

Ты просто забыла, что мы всё знаем.

 

О.

Всё?

 

М.

Буквально всё. В личном деле собраны все показания всех свидетелей и соседей.

 

О.

Комнату мою отобрали.

 

М.

Мы боремся.

 

О.

Не имели права.

 

М.

Владимир Георгиевич обещает. У него есть какие-то каналы.

 

О.

Вечная ему благодарность.

 

Кланяется со стула.

 

М.

Так что не наваливай на себя лишнего, известно всё.

 

О.

Нет, не всё, вы о натуре пар… пардон, блин, знать всего не можете.

 

М.

Можем! Очень можем!

 

О.

Вы не можете знать как я не могла плакать, когда узнала, что мой друг Иван из нашего дома в больнице умер. Никто меня не видел. Я ушла и ходила с Андрюшенькой на руках по улице.

 

М.

Соседка видела, что ты ушла с Андреем в холод, а он был плохо одетый.

 

О.

Ничего не соображала.

 

М.

Сама оделась, а ребёночка кое-как.

 

О.

Да не во что одеть было. Шубки у нас не было, ребята загнали за шмаль. Когда не было денег, шли и продавали соседям.

 

М.

Это отражено. Это было решающее, когда лишали родительских прав заочно. Показания соседей, которые говорили, что ты с ребёночком никогда не гуляла, только в тот раз зимой и с раздетым.

 

О.

Сволочи.

 

М.

Поэтому я за тебя боролась всеми силами.

 

О.

Я с тех пор не плачу.

 

М.

Я знаю, это отражено.

 

О.

И героин мне в карман мент подложил. Героин для нас был дорогой слишком.

 

М.

Здесь пока всё неоднозначно.

 

О.

Потому что бабушка уже была при смерти, соседка моя, и была перспектива получить всю квартиру, если меня арестуют.

 

М.

Это всё неоднозначно. Есть показания, что вы у себя на кухне варили маковую соломку.

 

О.

Ребята? Я не в курсе.

 

М.

Это есть в твоем деле.

 

О.

Во как. Но у вас в деле нет, кто поселился после меня в моей квартире? А я вам могу сказать, я предполагаю, что знаю даже фамилию, Чердышкина. Ребята, мои друзья, узнали по своим каналам. А её родной брат, им сказали, это Федягин Дмитрий, это тот мент, который меня остановил, когда я шла устраиваться на работу санитаркой, мне дали направление на бирже труда, и он привёл меня в отделение милиции неизвестно с какого подпрыгу, и там они меня обыскали и нашли у меня героин в кармане. У них героин там в отделении как у нас чифирь на зоне. Вот кто мою квартиру получил?

 

М.

Очередники какие-то.

 

О.

Проверьте вот фамилию, Чердышкина или Чертушкина она по мужу, а так её фамилия как у мента, Федягина. Имени я её не знаю. Я знаю, что они из Тулы. Какие они могут быть в Москве очередники?

 

М.

Откуда такие данные?

 

О.

Оттуда. Мне ребята написали. Они этого Федягина знают по другим делам, он наркотой торгует. Они хотели его посадить, им сказали, что нельзя, он своему начальнику зарабатывает этим героином. Сейчас он перешёл в железнодорожную милицию, они там на вокзалах отлавливают в поездах тех ремонтников гастарбайтеров, которые везут на Украину доллары. Ребята все мои знают.

 

М.

Все письма твои отражены в личном деле. Там таких писем не было.

 

О.

Изъяты эти были письма, скорее всего. Мент Федягин знал, где я сидела. То-то ребята все со двора уехали… Продали их родители квартиры и переехали… я не могу их адресов найти, всё… После тех писем. Я потому что быстро жалобу накатала прокурору, что как же так, в моей комнате и квартире проживает родная сестра того оперуполномоченного, который меня ни за что пи про что арестовал во дворе и якобы нашёл у меня героин.

 

М.

Копии твоей жалобы в личном деле нет.

 

О.

То-то и оно. Вы никому не говорите, что я на свободе. А то он меня найдёт.

 

М.

Да? Но я должна проверить фамилию тех людей, которые живут в твоей квартире.

 

О.

Они её сразу приватизировали и продали.

 

М.

В домовой книге должны быть фамилии.

 

О.

Думаю, что их там не будет. Федягин был человек знающий.

 

М.

Но ордер на кого-то выписывали?

 

О.

Как-нибудь он подмухлевал. Что-то сделал.

 

М.

Да.

 

О.

У меня друзья были бедные, понимаете? Что они уж там кашеварили, из дешёвой соломки, три копейки. Героин им было не поднять. Дороговато.

 

М.

Вас угощали?

 

О.

Это должно быть в деле. У вас всё есть.

 

М.

Я хотела бы слышать правду от тебя.

 

О.

Всё что я скажу, можете считать неправдой.

 

М.

Вот что ты передо мной гордишься?

 

О.

Гордишься, коль никуда не годишься, это сектантка говорила.

 

М.

У тебя в крови нашли героин.

 

О.

То ли ещё напишут товарищи опера Федягина.

 

М.

Ой ли.

 

О.

Знаете, человек как я, сирота с ребёнком, ищет и ищет как оттянуться, так и напишите в отчёте. Забыть обо всём.

 

М.

Я понимаю. Когда мне сделали аборт, я потом лежала долго в больнице.

 

О.

В психушке?

 

М.

Сестры после аборта перестали со мной общаться, только пинали или щипали. Ну и я надела верёвочный галстук.

 

О.

Повеситься хотели?

 

М.

Да повесилась.

 

О.

Вынули.

 

М.

А как же я с тобой тут разговариваю?

 

О.

А может быть, мне всё это снится. Вообще вся моя дурацкая жизнь. Я иногда так думаю. Кошмарный сон. Ты мне снишься, мама. Я хочу уснуть навсегда, пардон, блин.

 

М.

Мать меня один раз в дурдоме навещала, и один только раз в жизни её прорвало, что когда она мной ходила беременная, тоже удавиться хотела, и надо было, да двое детей бы сиротами остались. И видимо, эта судьба мне передалась.

 

О.

Да ладно! У вас квартира есть, любимое дело есть. Вы что!

 

М.

После мамы осталась наша семейная дача, родовое гнездо. Я там всё своими руками делала кроме плотницких работ. И мать специально по завещанию всё оставила только сестрам. Или они её заставили подмахнуть. Я там развела им на даче дивный сад, посадила яблоньки, кусты, цветы, они меня туда не пускают, только весной посадить и осенью убрать. Но я и этому рада! Весенний сад и осенний сад это что-то! Пора схода снега в апреле и пора листопада. Мне даже сентябрь перепадает. Когда они с семьями уезжают в город. А у меня свои маленькие хитрости, я сажаю не только летние цветы, но и осенние: георгины, астры, хризантемы. И когда они уезжают, сад цветёт ещё долго-долго, за исключением того, что они срезают уезжая. И яблоньки я посадила в своё время поздние. Они падают мне в руки. Сестры меня проклинают, но сделать ничего не могут, хотя урожай им всё равно достаётся.

 

О.

Бедная моя мамка!

 

М.

Жизнь вообще такая тяжёлая вещь, надо очень много трудиться, чтобы иметь хоть какой-то заслуженный покой.

 

О.

Скажите, моя тётя и двоюродная сестра в Америке, они там хорошо живут?

 

М.

Они не откликнулись.

 

О.

Моя тётя по матери в Минске хорошо живёт?

 

М.

Она не откликнулась.

 

О.

Могу к ней свободно съездить.

 

М.

Сначала надо трудоустроиться, заработать на поездку, дожить до отпуска, и тогда можно поехать. Мы хлопочем тебе о месте в общежитии на Макаронной фабрике на улице Лобачика.