Фрейд как юморист

Приведенные выше примеры, использованные Фрейдом, не единичны. В тексте своей работы аргументы в защиту того или иного положения довольно пространны, они касаются в основном приемов шуток и острот. Но описание и последующая классификация требуют соответствующих примеров, которые и приводит Фрейд с кажущимся читателю удовольствием.

При шутке на первом плане стоит удовлетворение от осуществления, например, унификации и созвучия двух слов.

Профессор Кёстнер, преподававший физику в Геттингене в XVIII веке, на вопрос о возрасте, заданный им студенту по фамилии Война, получив ответ, что студенту 30 лет, воскликнул: “Ах, в таком случае я имею честь видеть тридцатилетнюю войну”.

Примером, выясняющим разницу между шуткой и собственно остротой, является высказывание, которым член министерства в Австрии отвечал на вопрос о солидарности кабинета:

“Как мы можем вносить одинаковые предложения, когда мы не выносим друг друга”.

Противоположность модификации (“вносить — выносить”) соответствует разногласию, которое утверждает мысль и служит ему изображением. Острота, по Фрейду, может обслуживать обнажающую, враждебную, циничную, скептическую тенденцию. Фрейд одновременно исходит из того, что важно проникнуть в знание субъективных условий в душе того, кто эту остроту создал, имея в виду остроту Гейне:

“...Я сидел рядом с Соломоном Ротшильдом, и он обошелся со мной, как с совсем равным, совсем фамиллионьярно”.

По мнению Фрейда, Генрих Гейне в молодости жестоко страдал от того, что с ним обращались как с бедным родственником. Именно на почве субъективной ущемленности возникла затем острота “фамиллионьярно”. Вообще в остроумии других знаменитых людей проникнуть довольно трудно. К тому же их субъективные условия работы остроумия часто недалеко уходят от условий невротического заболевания.

Более ясным случаем являются еврейские остроты, которые сплошь и рядом созданы самими евреями, в то время как истории о евреях другого происхождения почти никогда не возвышаются над уровнем комической шутки или грубого издевательства. Условие самопричастности можно выяснить здесь так же, как и при остроте Гейне “фамиллионьярно”, и значение его заключается в том, что непосредственная критика или агрессивность затруднена для человека и возможна только окольным путем^[15].

Благодаря Фрейду многие шутки, остроты и анекдоты, которые он приводил в книге, дошли до наших дней. Ему самому также приписывалось создание многих анекдотов. Доказать их подлинное авторство, как и авторство многих других, представляется невозможным. Большинство циркулирующих шуток и острот, особенно на злобу дня, анонимно. Возможно, что “первоначальный” остряк является раздвоенной личностью, склонной к меланхолии. Но доказательств для выявления какой–либо закономерности здесь недостаточно.

Фрейду, по мнению Л.А.Барского, принадлежат следующие анекдоты, почерпнутые из газеты одесских юмористов (“Ах, Одесса”).

Бедный еврей занял у богача крупную сумму денег.

В тот же вечер богач встречает бедняка в фешенебельном ресторане, с жадностью поглощающего семгу с майонезом. Богач делает бедняку замечание — ссуда предназначалась для иных целей. “Вы — странный человек, — отвечает бедняк. — Вчера у меня не было денег, чтобы кушать семгу с майонезом. Сегодня у меня нет на это морального права, с вашей точки зрения. Когда же, спрашивается, я могу кушать семгу с майонезом?”.

Сват привел жениха в дом невесты. Пока в столовой никого нет, сват приоткрывает ящик буфета и показывает жениху столовое серебро.

— Вы видите, куда я вас привел? Это приличные люди, у них состояние!

— А если они одолжили это серебро на несколько дней?

— Не говорите глупости. Им никто не поверит и на копейку.

Сват привел жениха в дом невесты. Невеста хромает, она уродлива, горбата. Жених шепотом упрекает свата, что невеста могла бы быть попривлекательней. Сват утешает его:

—Вы можете говорить громко, она все равно ничего не слышит!^[16]

Оценивая эти иллюстрации к рассуждениям Фрейда, можно предположить, что к началу XX века они удовлетворяли в сублимированной форме свойственные каждому тогдашнему человеку половые или агрессивные влечения. Что касается нашего современника, то несомненно одно: ему требуется более сильное лекарство.