Зимбардо, Ляйппе Социальное влияние

Как сделать так, чтобы хорошая память казалась плохой. Если свидетель несколько раз подряд не может вспомнить подробности, то присяжные начинают подозревать, что у него плохая память — это оборотная сторона эвристического

342

суждения «наличие множества подробностей означает хорошую память», с которым мы уже встречались. При определенных обстоятельствах способность вспоминать незначительные подробности окружающей обстановки может быть «дурным знаком», указывающим на возможную неточность более важных аспектов показаний, таких как идентификация лица преступника. Подумайте сами: свидетель может в каждый момент времени смотреть только на что-нибудь одно, поэтому чем больше он смотрит на преступника, тем меньше времени у него останется на изучение окружающей обстановки. Отсюда следует, что свидетели, которые лучше запомнили лицо преступника, могли хуже запомнить второстепенные подробности. Именно

Рис. 8.4. Способность свидетеля запоминать мелкие подробности может вводить присяжных в заблуждение

Свидетели инсценированной кражи произвели либо правильную, либо неправильную идентификацию вора на опознании. Затем они были подвергнуты перекрестному допросу. Некоторых из них допросили «с пристрастием» о мелких подробностях виденных ими событий, других не подвергали «допросу с пристрастием». Испытуемые-присяжные, наблюдавшие только перекрестный допрос «без пристрастия», доверяли правильным свидетельским опознаниям так же часто, как неправильным. Те испытуемые-присяжные, которые видели, как свидетели отвечали на вопросы перекрестного «допроса с пристрастием», касавшиеся мелких подробностей, доверяли неправильным идентификациям больше, чем правильным! Свидетели с хорошей памятью на лица хуже помнили окружающую обстановку (мелкие подробности), и это обнаружилось при перекрестном допросе. (Источник: Wells and Leippe, 1981.)

343

такое положение вещей и было обнаружено в одном исследовании инсценированного

преступления (Wells and Leippe, 1981).

Но гораздо интереснее было впечатление, которое производили испытуемые-«сви-детели», когда их подвергали довольно жесткому перекрестному допросу о незначительных второстепенных деталях. Свидетели, хуже всего помнившие эти детали, на этом «допросе с пристрастием» имели довольно бледный вид, и испытуемые-«присяжные», наблюдавшие перекрестный допрос, сочли, что их воспоминания — в том числе и те, на которые они опирались при идентификации преступника на опознании, — не достоверны. И действительно, «присяжные» в большей степени доверяли свидетелям, которые хорошо запомнили мелкие подробности, — и это несмотря на то, что впоследствии выяснялось, что именно те свидетели, которые плохо помнили мелкие подробности, чаще всего правильно идентифицировали преступника на опознании! (См. рис. 8.4.) Здесь мы явно имеем дело с неправильным применением эмпирического правила, касающегося надежности воспоминаний.

Неточность оценок точности показаний. Мы нарисовали мрачную картину всеобщей неспособности адекватно оценивать степень точности ретроспективных свидетельских показаний. Присяжные (и можно добавить, следователи, работающие в полиции) интуитивно и часто ошибочно полагаются на такие показатели, как уверенность свидетеля в себе и его способность припомнить мельчайшие подробности происшествия. Можно ли тут что-нибудь исправить? Люди, вероятно, никогда не достигнут больших высот в искусстве оценки достоверности воспоминаний. В конце концов, все мы склонны доверять нашим собственным воспоминаниям, какими бы неточными они ни были. Изложение точных воспоминаний может мало отличаться от изложения неточных воспоминаний, а немногие существующие отличия могут быть едва заметны для других людей.

Тем не менее для исправления положения кое-что все-таки можно сделать. Пси-хологи- когнитивисты установили, что между реальными воспоминаниями и рассказами о воображаемых событиях существуют вполне определенные различия; более того, людей можно научить находить эти различия (Johnson and Raye, 1981; Schooler et al., 1986). Например, сообщения о реальных воспоминаниях богаче сенсорными образами. И хотя мы видели, что наличие подробностей может приводить к неверным суждениям о бесспорных аспектах воспоминаний, предоставив присяжным возможность наблюдать, как свидетели отвечают на вопросы перекрестного допроса, можно улучшить качество суждений о точности тех аспектов воспоминаний, которых непосредственно касался перекрестный допрос (Turtle and Welis, 1988).

В совещательной комнате присяжных

Теперь мы подошли к заключительной теме этой главы, к совещанию присяжных. Жюри присяжных — это основной символ демократического правосудия в нашем обществе. В кинофильмах и телепередачах решение жюри присяжных обычно является кульминационным пунктом: удалось ли герою-адвокату, который блестяще провел защиту и произнес волнующую заключительную речь, убедить присяж-

344

ных оправдать невиновного подсудимого? Засадят ли присяжные в тюрьму главаря шайки гангстеров?

В состав жюри присяжных обычно входят 12 граждан, перед которыми стоят две тесно взаимосвязанные задачи. Во-первых, присяжные должны выслушать доказательства, представленные на суде, и оценить их. Во-вторых, они должны обсудить между собой впечатления, чтобы прийти к единодушному заключению о виновности или невиновности подсудимого. При выполнении первой задачи члены жюри являются мишенями многочисленных попыток оказания влияния; некоторые из этих способов убеждающего воздействия на присяжных мы уже обсудили. Однако в комнате для совещаний присяжные являются одновременно не только объектами, но и субъектами межличностного влияния — активными ингредиентами в насыщенном различными формами влияния месиве мнений и спорных высказываний, которое, как можно надеяться, в конце концов примет твердую форму вердикта.

Чаще всего именно это и происходит, причем довольно быстро. В 95 % всех американских судебных процессов жюри выносит вердикт, как правило, посовещавшись менее двух часов (Kalven and Zeisel, 1966). Кроме того, в большинстве случаев эти вердикты в высокой степени зависят от представленных суду доказательств (Saks and Hastie, 1978; Visher, 1987). Обвиняемые бывают красивыми и обаятельными людьми, а жертвы преступлений иногда производят такое неприятное впечатление, что им трудно посочувствовать. Тем не менее лабораторные имитации и обзоры реальных судебных дел показывают, что обычно влияние подобных факторов, способных ввести присяжных в заблуждение, меньше, чем влияние юридически корректных доказательств,

при условии, что эти доказательства не вызывают сомнений. Тот факт, что временами все рассуждения и выводы присяжных основываются исключительно на доказательствах, обнадеживает. Но разве это означает, что совещания присяжных не представляют интереса с точки зрения психологии влияния? Конечно же, нет. Во-первых, встает вопрос о том, как 12 человек ухитряются в большинстве случаев прийти к единодушному и, как правило, верному решению. Вовторых, бывают ситуации, когда доказательства весьма неоднозначны. Именно в таких случаях в дело активно вступают психологические факторы. В подобных ситуациях такие факторы, как особенности поведения адвоката и свидетелей, которые мы обсуждали в предыдущих разделах, начинают оказывать влияние на суждения членов жюри.

Чаще всего побеждает большинство В фильме «Двенадцать рассерженных мужчин», который вышел на экраны в 1957 году, 12

присяжных быстро пришли к заключению, что мальчик виновен в убийстве своего отца. Один из членов жюри, роль которого сыграл Генри Фонда, пытается добиться его оправдания и подвергается массированному групповому давлению, впоследствии переходящему в открытую враждебность (подобное давление описано во второй главе) и требующему от него изменения своего мнения. Но в конце фильма этому мужественному одиночке, находящемуся в меньшинстве, удается привлечь на свою сторону остальных и спасти обвиняемого от виселицы. Часто ли происходят подобные случаи? Хотя иногда они имеют место, такое убеж-

345

дающее влияние единственного инакомыслящего члена жюри — явление чрезвычайно редкое. Гораздо чаще, в конце концов, принимается тот вердикт, которому отдавало предпочтение большинство присяжных, когда они только начинали совещаться, особенно если это большинство составляет минимум две трети состава жюри (Davis, 1980; Kalven and Zeisel, 1966). Этот закон власти большинства согласуется со сделанными нами прежде наблюдениями, согласно которым решающую роль обычно играют юридически корректные доказательства (admitted trial evidence). Если, к примеру, 10 из 12 присяжных при первом голосовании, которое проводится до начала обсуждения, проголосуют за оправдательный вердикт, то, скорее всего, это означает, что аргументы защиты были сильнее, чем аргументы обвинения.

Но каким образом большинству обычно все-таки удается навязать свое решение оставшимся в меньшинстве? Данные опросов бывших присяжных, а также материалы имитированных судебных процессов, в ходе которых исследователи тайно наблюдали за тем, как происходит совещание «присяжных», показывают, что представители меньшинства, даже обнаружив, что численное превосходство не на их стороне, сдаются не сразу (Stasser et al., 1982). Скорее, их приходится переубеждать с помощью процессов социального влияния. Вы помните, что ранее (см. главу 2) мы выделили две формы влияния: информационное влияние, когда люди принимают поведение или установки других людей потому, что им кажется, что другие обладают большим количеством информации, и эта информация более достоверна; и нормативное влияние, когда люди соглашаются или подчиняются, чтобы сохранить гармоничные социальные отношения. Во время совещания присяжных действуют процессы влияния того и другого типов.

Чем больше людей, тем больше аргументов. Сначала мы рассмотрим информационное влияние. На совещании каждый член жюри высказывает свое мнение и обосновывает его. Предположим, что десять присяжных отдают предпочтение обвинительному вердикту, в то время как остальные двое считают, что есть основания, достаточно веские, чтобы усомниться в виновности подсудимого, и позволяющие поставить вопрос о возможности

вынесения оправдательного приговора. Будут ли все десять представителей большинства выдвигать одни и те же аргументы в поддержку своего мнения? Скорее всего, что нет. Каждый сторонник обвинительного вердикта может выступить со своей трактовкой доказательств, возможно добавив информацию, которую остальные не помнят. Конечно, двое несогласных тоже могут предложить различные доводы. Но каждый из представителей меньшинства, обладающий только одним набором новых аргументов в поддержку своего мнения, должен выдержать натиск десяти наборов контраргументов. Таким образом, мы имеем дело с убеждением в ситуации, когда изменение установки происходит под влиянием точки зрения, подкрепленной большим количеством разумных аргументов. Обычно это точка зрения большинства.

Не прийти к согласию — значит не достичь цели. Нормативное влияние можно объяснить эгоистическим желанием меньшинства получить социальное одобрение и избежать социального осуждения (Stasser et al., 1982). Когда мирные попытки представителей подавляющего большинства убедить несогласное мень-

346

шинство терпят неудачу, они начинают сердиться, и их выступления в дискуссии приобретают оттенок отчужденности, неприязни и скептицизма (см. главу 2). Чтобы выдержать столь мощное социальное давление, требуется незаурядное мужество, твердая убежденность в собственной правоте, а иногда прямо-таки героизм. Нормативное влияние может действовать также и на другом уровне (Stasser et al., 1982). Задача жюри заключается в вынесении вердикта. Если это не удается, т. е. если присяжные не приходят к согласию, они не достигают своей цели. Они не свершили правосудия, и в каком-то смысле из-за них все участники процесса просто зря потеряли время — кроме, конечно, подсудимого. Желание избежать подобной неудачи при достижении социально желательной групповой цели может заставить многих представителей меньшинства стать гораздо более восприимчивыми к точке зрения большинства.

Если бы вы были членом жюри и вам надо было переубедить кого-то из несогласных с вами коллег, то к чему бы вы стали апеллировать, выстраивая свою аргументацию, — к информационным или нормативным интересам ваших оппонентов? Во многом это зависит от того, каков ваш индивидуальный стиль. Вы можете быть любителем нравоучительных рассуждений или человеком, для которого имеют значение «только факты». Однако помимо предпочитаемого вами стиля само дело может определить, какую стратегию убеждения вы выберете. В одном исследовании испытуемые-присяжные» совещались в группах по шесть человек после чтения материалов гражданского иска о нанесении телесных повреждений в связи со взрывом котла, который произошел из-за дефектов конструкции (Kaplan and Miller, 1987). «Присяжным» сказали, что другое жюри уже вынесло вердикт против ответчика (производителя котла) в пользу истца (раненого хозяина дома). Задача «присяжных» состояла в определении размера выплаты за причиненный ущерб. Половина членов жюри должна была решить вопрос о размере компенсации ущерба, которая должна возместить истцу все его реальные потери, возникшие в результате халатности ответчика. Остальные «присяжные» должны были определить сумму штрафа, взыскиваемого сверх компенсации ущерба с целью наказания ответчика и в предостережение другим людям, чтобы они не допускали подобной небрежности.

Обратите внимание на то, что сумма компенсации ущерба более или менее зависит от фактических обстоятельств дела. Во что обошлась истцу эта злополучная авария? Что касается штрафа, то решение о его размере более субъективно и зависит от личных мнений: оно отражает социальные ценности (положительное или отрицательное отношение к бизнесменам), чувство моральной ответственности и тому подобные вещи. С учетом этих различий можно ожидать, что в первом случае (компенсация ущерба) будет сделано больше попыток информационного убеждения (констатация фактов), а во втором случае (штраф) — больше попыток оказания нормативного давления (морализирование). Эти ожидания полностью подтвердились, когда исследователи проанализировали содержание дебатов жюри. «Присяжные», которым надо было принять решение, основанное на фактах (относительно суммы компенсация ущерба), в большинстве своих высказываний приводили факты и доказательства («Одни только счета за лечение составляют огромную сумму»), в то время как «присяжные», которые должны были принять решение,

основанное на моральной оценке (относительно суммы штрафа), чаще высказывали утверждения, напоминающие о социальном одобрении или осуждении («Неправильно было бы...»,

347

Рис. 8.5. Выбор формы влияния в соответствии с проблемой

Когда в ходе эксперимента «присяжные» должны были решить, какую сумму следует выплатить истцу в гражданском деле в возмещение реального ущерба, они пытались повлиять друг на друга во время совещания, обращаясь в основном к фактическим материалам дела (информационное влияние). Когда им надо было решить вопрос о раз мере штрафа, который виновная сторона выплачивает в виде наказания, они во время совещания обращались в основном к ценностям и моральным нормам (нормативное влияние). Эти тенденции были выражены сильнее, когда присяжным было необходимо прийти к единодушному решению (вместо принятия решения большинством голосов). (Источник: Kaplan and Miller, 1987.)

«Следует поступать в соответствии с мнением большинства») (см. рис. 8.5). Таким образом, в целом можно ожидать, что большинство окажет давление именно на те «пункты», которые лучше всего подходят для того, чтобы склонить других «на свою сторону».

Групповая поляризация. Предыдущий пример напоминает нам о том, что суд присяжных не всегда принимает только решения о виновности либо невиновности подсудимого. Присяжные могут принимать также и количественные решения. В гражданских исках присяжные могут назначать суммы выплат. В уголовных делах

348

они могут решать вопрос о том, в чем именно виновен подсудимый и виновен ли он вообще. Часто варианты решения ранжируются по возрастанию тяжести преступления и, соответственно, наказания: например, непредумышленное убийство (тюремное заключение), соучастие в убийстве (длительное тюремное заключение), предумышленное убийство (пожизненное заключение или смертная казнь). Исследования говорят о том, что в таких ситуациях вполне возможно, что за время, которое проходит от первого до последнего голосования, суждения членов жюри становятся более крайними. Большинство тоже может изменить свое мнение — в сторону более экстремальной позиции. Происходит групповая поляризация.

Чтобы лучше понять, что это за явление, давайте проведем краткий обзор некоторых наблюдений, касающихся того, как группы со временем начинают придерживаться более крайних взглядов в других ситуациях, не имеющих отношения к нанесению телесных повреждений, а затем вернемся к нашим присяжным. Эффект поляризации был обнаружен в начале 1960-х годов при исследовании процесса принятия деловых решений (Stoner, 1961), а затем полученные результаты были подтверждены другими исследованиями, в которых испытуемых просили дать совет человеку или фирме, столкнувшимся с трудноразрешимой дилеммой (Myers and Lamm, 1976). Например, следует ли Чарли уйти с безопасной и удобной, но бесперспективной работы и заняться делом, о котором он всегда мечтал? Испытуемые читали исходные данные о рассматриваемом случае, а затем индивидуально указывали минимальную вероятность успеха, которую, по их мнению, Чарли должен обеспечить перед тем, как сменить место работы. Чем меньше значение этой вероятности, тем сильнее рискует Чарли, если он последует их совету действовать смелее. Затем испытуемые проводили групповое обсуждение дилеммы, стоявшей перед Чарли, после чего они снова высказывали свое мнение о минимальной вероятности успеха, которая необходима для смены работы.

Типичные результаты можно вкратце изложить следующим образом: если сначала все члены группы по отдельности склонны отдавать предпочтение рискованному образу действий («Чарли, решайся на это, даже если шансы на успех составляют только 30%»), то после группового обсуждения они склонны к еще большему риску («Чарли, действуй, даже если шансы на успех составляют только 20%»). Если же первоначально наблюдается тенденция к осторожности («Лучше быть уверенным на 70%»), то обсуждение делает испытуемых еще более осторожными («Пусть это будет 80%»). В результате группового обсуждения мнения членов группы изменяются в том направлении, к которому они склонялись сначала, и становятся более крайними.

Тот же эффект был обнаружен при изменении установок. Французские студенты, которым сначала не особенно нравился их президент, после разговора о нем начинали относиться к нему лучше, в то время как их исходная неприязнь к американцам после обсуждения усиливалась

(Moscovici and Zavalloni, 1969).

Почему происходит групповая поляризация? Существуют две основные причины. Во-первых, если все члены группы склоняются к одной точке зрения на проблему, то во время обсуждения будут высказаны соображения и аргументы, большинство из которых также поддерживают эту точку зрения (Burnstein and Vinokur, 1973). Индивидуум, которому что-либо нравилось по двум причинам, выслушав, как другие высказывают свои взгляды, будет иметь уже пять веских причин

— опять мы

349

имеем дело с информационным влиянием. Во-вторых, многим людям нравится занимать несколько более крайние позиции по сравнению со средним человеком — конечно, если сдвиг происходит в желательном направлении. Быть чуть-чуть экстремистом — значит казаться необычным, а необычность часто является желательным качеством. При обмене мнениями в группе индивидуумы узнают, что их воззрения не такие уж крайние, и изменяют их в нужном направлении, чтобы другие заметили их «экстремизм» (Brown, 1965; Goethals and Zanna, 1979). Вы можете заметить, что это особый случай нормативного влияния (опять!), когда те, кто хочет выделиться из группы себе подобных в данной обстановке, должны выбрать для себя если и не содержащие качественные отличия, то более крайние формы поведения.

Может ли поляризация происходить во время совещания присяжных? Скорее всего, что да. В одном исследовании испытуемые-«присяжные» обсуждали дела о транспортных авариях, причем в разных делах доказательства, свидетельствовавшие против обвиняемого, были либо вескими, либо неубедительными. При неубедительных доказательствах члены жюри в начале обсуждения склонялись к оправдательному вердикту и в ходе обсуждения приходили к еще более глубокому убеждению в невиновности обвиняемого. Когда доказательства были вескими, первоначальное предпочтение, отдаваемое присяжными обвинительному вердикту, в ходе обсуждения становилось сильнее (Myers and Kaplan, 1976).

Из-за предрасположенности групп к поляризации огромные суммы компенсаций, назначенные судом по некоторым делам о профессиональной некомпетентности и производственных травмах, не кажутся столь удивительными. Сплоченное большинство, которое сочувствует истцу, получившему тяжкие увечья, раззадоривается, обсуждая, какая сумма будет надлежащим наказанием для халатного врача или корпорации и может в то же время послужить предостережением для других потенциальных правонарушителей. Власть большинства не оставляет места для умеренности в суждениях.

Большинство добивается своего при принятии большей части решений жюри, а в основе большей части этих решений лежит главным образом убедительность допустимых с точки зрения закона доказательств. Но ведь остается и меньшая часть решений присяжных, когда при вынесении вердикта важную роль играют факторы, не имеющие отношения к делу, или действуют социальнопсихологические процессы, дезориентирующие присяжных. Бывает, что один или несколько членов жюри могут оказывать слишком большое влияние на обсуждение. Обычно такое исключительно сильное влияние оказывается тогда, когда стороны находятся примерно в равном положении или дело имеет необычные особенности. Давайте сначала посмотрим, каким образом меньшинству иногда удается повлиять на вердикт, вынесенный группой. Затем, в заключительном разделе главы, мы рассмотрим не предусмотренные законом (не основанные на материалах дела) способы оказания влияния.

Редкое явление— власть немногих

Склонность к снисходительности. Что происходит в тех случаях, когда жюри с самого начала разделяется на две одинаковые по численности группы — шесть человек поддерживают обвинительный вердикт, а шесть человек выступают за оп-

350

равдательный вердикт? В таких ситуациях чаще всего принимается оправдательный вердикт, что является отражением так называемой тенденции к снисходительности (Davis et al., 1981; MacCoun and Kerr, 1988; Tindale et al., 1990). На самом деле даже присяжные, первоначально разделившиеся в соотношении семь к пяти в пользу обвинительного вердикта, часто в конце концов оправдывают обвиняемого (Stasser et al., 1982). Почему это происходит? Может быть, фракция, выступающая за оправдание, как правило, выдвигает более убедительные аргументы? В сущности, так оно, повидимому, и есть. Во-первых, американское правосудие исходит из предположения, что до тех пор, пока вина обвиняемого не доказана, он невиновен, и обвинение должно доказать, что его вина не вызывает обоснованных сомнений. Если значительное число членов жюри выступает за оправдательный вердикт, то ясно, что некоторые сомнения существуют. Этим присяжным остается лишь убедить остальных членов жюри в том, что их сомнения обоснованы. Между тем фракция, которая считает обвиняемого виновным, должна рассеять все сомнения — это невероятно трудная задача. Учтите также, что сторонники оправдательного вердикта могут ссылаться на огромный риск судебной ошибки, в результате которой невиновный человек может быть лишен свободы. Если фракция, выступающая за оправдательный вердикт, состоит из пяти или шести человек, то им будет довольно легко убедить остальных присяжных в том, что такая опасность гораздо хуже, чем опасность освобождения виновного человека (Stasser et al., 1982).

Настойчивость окупается. Меньшинство всегда имеет возможность оказать влияние, даже если это очень малочисленное меньшинство и оно не выступает за оправдание. Социальные психологи, которые в течение десятилетий подтверждали, что «власть численного превосходства» создает давление, вызывающее конформность, недавно начали изучать вопрос о том, существует ли «власть немногих» инакомыслящих, которая позволяла бы им влиять на групповые решения. Такая власть существует — но необходимо, чтобы эти немногие были активными и настойчивыми.

И вот почему. Если мы проанализируем способы, с помощью которых большинство оказывает влияние на человеческое поведение, то мы увидим, что большая часть процессов, посредством которых осуществляется власть большинства, основана главным образом на эвристической обработке информации. Индивидуум без особых размышлений пользуется

эмпирическим правилом «все не могут ошибаться» и принимает информацию, предоставленную группой, в которую входят «почти все». Это информационное влияние, но оно затрагивает только поверхностное мышление. Большинство также обладает огромной нормативной властью; для человека может быть непереносимо, если его отвергают «все и каждый», поэтому, столкнувшись с такой перспективой, люди могут бездумно подчиниться большинству. Наличие у большинства таких качеств говорит о том, что решения, сформировавшиеся в отсутствие значимой оппозиции под влиянием большинства, не требуют активации всех навыков систематичного мышления индивидуумов, составляющих группу.

Теперь на сцене появляется активное меньшинство, которое спокойно и внятно высказывает свою альтернативную точку зрения и настаивает на ней, несмотря на то, что большинство оказывает такое сильное давление. Разве это не заставит лю-

351

дей задуматься и начать мыслить гораздо глубже? («Гм, может быть, этот вопрос гораздо сложнее, чем я думал. Может быть, эти немногие чудаки понимают что-то, что до меня не дошло».) Именно это и было обнаружено в исследованиях, которые касались различных аспектов процесса группового принятия решений. Когда меньшинство настаивает на своих суждениях, группа в целом склонна принимать более продуманные и более творческие решения по сравнению с теми, которые были приняты в отсутствие меньшинства (Moscovici, 1980; Nemeth, 1986). По-видимому, несогласие меньшинства подталкивает группу к пересмотру решаемой проблемы и побуждает мыслить более разносторонне, проанализировав проблему с различных точек зрения. Меньшинство может не добиться своего — более того, может выясниться, что оно было неправо,

— но оно все равно оказывает благоприятное влияние, заставляя большинство «вдумчиво» обрабатывать релевантную информацию (Langer, 1989). Недавние исследования продемонстрировали, что когда испытуемых знакомили с точкой зрения последовательного меньшинства, они вспоминали полученную информацию лучше, чем когда их знакомили с точкой зрения большинства или непоследовательного меньшинства (Nemeth et al., 1990).

Придерживайтесь своего мнения, но найдите себе соратника, который разделяет ваши взгляды. Даже если вам не удастся убедить членов группы принять вашу точку зрения, с вашей помощью их окончательное решение будет более продуманным, и его качество повысится.

В свете этих новых открытий достижение героя Генри Фонда из фильма «Двенадцать рассерженных мужчин» кажется более правдоподобным. Но если меньшинство просто упорно не соглашается, то этого недостаточно (особенно на заседании присяжных). Для оказания влияния необходимы три качества: 1) меньшинство должно казаться уверенным, 2) стараться не производить впечатления ригидного и догматичного и 3) владеть искусством социального влияния. В точности такими качествами обладал тот единственный присяжный, чье влияние заставило составлявшее две трети членов жюри большинство, сначала выступавшее за признание вины, вынести оправдательный вердикт по нашумевшему делу Митчелла—Стэнса о пре-пятствовании федеральному расследованию в эпоху Уотергейта.

Джон Митчелл и Морис Стэнс, соответственно председатель и казначей кампании по перевыборам тогдашнего президента Ричарда Никсона, которые должны были состояться в 1972 году, обвинялись в преступном сговоре с целью воспрепятствовать федеральному расследованию деятельности одного из главных спонсоров кампании. По воспоминаниям присяжных, в начале их совещания только четверо из 12 членов жюри выступали за оправдание (Zeisel and Diamond, 1976). Одним из них был Эндрю Чоуа, высокообразованный человек и вице-президент крупного банка. За те 10 недель, в течение которых продолжался суд, Чоуа не раз оказывал присяжным дружеские услуги, и у него сложились с ними теплые и сердечные отношения. Когда началось обсуждение, он спокойно заявил, что верит в невиновность Митчелла и Стэнса. Затем он последовательно, уверенно и четко аргументировал свою позицию. Чоуа был гораздо более образованным человеком по сравнению со всеми остальными присяжными и сделал самую успешную карьеру; эти качества способствовали тому, что он вызывал больше доверия. В конце концов ему удалось склонить к своему мнению всех членов жюри, и был вынесен оправдательный вердикт — причем единогласно. Судебный психолог Лоуренс Райтсмэн (Wrightsman, 1987) при-

352

шел к такому выводу об экстраординарном присяжном Чоуа: «По-видимому, он и только он был причиной тому, что большинство изменило свое мнение и вместо обвинительного вынесло оправдательный вердикт» (р. 224).

Когда влияет то, что не должно влиять

При таком количестве разнообразной информации и многочисленности участников событий, происходящих в зале суда и в совещательной комнате присяжных, всегда существует возможность, что на решение жюри повлияют факторы, которые в идеале не должны иметь значения. Такие факторы называются «не предусмотренными законом», поскольку они не соответствуют процессуальным нормам и не входят в число допустимых по закону доказательств. Как мы уже отмечали, если не предусмотренные законом факторы и оказывают влияние на присяжных, то это происходит в основном тогда, когда материалы дела неоднозначны. Давайте вкратце проанализируем два таких фактора.

Не предусмотренные законом доказательства. Все мы видели по телевидению драматические моменты судебных процессов, когда судья говорит присяжным, что они не должны принимать во внимание заявление свидетеля или какую-нибудь улику, представленную адвокатом,

— на том основании, что это недопустимо с точки зрения закона. Возможно, вы задавали себе вопрос: «Как же так?! Как же они могут не принять во внимание, а уж тем более забыть то, что они видели или слышали?» Вы правы, они этого не могут. Исследования имитированных судебных процессов показывают, что отклоненные судом доказательства влияют на решения присяжных, причем, возможно, даже сильнее, чем они влияли бы, если бы не были отклонены (Sue et al., 1973; Wolf and Montgomery, 1977). Отклоняя какие-нибудь данные по делу, судья привлекает к ним внимание, делает их заметными, и таким образом им присваивается особая метка в памяти присяжных, когда весь обширный массив информации о процессе кодируется для последующего извлечения. Кроме того, судья может вызвать у присяжных психологическое реактивное сопротивление: возможно, они почувствуют, что ограничивается их свобода рассматривать все значимые факты, и в ответ на это будут придавать отклоненным доказательствам больше значения, чем они имеют на самом деле (см. главу 5).

Не все присяжные одинаковы. Нередко двое или трое присяжных главенствуют во время обсуждения. Если можно доверять данным чрезвычайно реалистических и захватывающих имитаций судов, дополненным воспоминаниями настоящих присяжных, то оказывается, что, как правило, в жюри, состоящем из 12 человек, больше половины времени говорят трое присяжных, в

то время как еще трое могут вообще не выступать (Stasser et al., 1982, 1989; Strodbeck et al., 1957).

Такая неравномерность участия на самом деле наблюдается во всевозможных взаимодействиях малых групп (Bales, 1958). В жюри присяжных она иногда позволяет какому-нибудь Эндрю Чоуа (или Генри Фонда) — единственному индивидууму — практически полностью «взять в свои руки» ход обсуждения вердикта. Кроме того, это означает, что вердикт может зависеть от личных предубеждений одного или нескольких присяж-

353

ных. Если вы — присяжный заседатель и хотите, чтобы ваши слова имели больше веса при обсуждении, то надо, чтобы вас выбрали старшиной. Добиться этого нетрудно: выступайте первым, пусть вашу кандидатуру выдвинут первой или просто предложите ее сами. Выберите один из этих способов, и этого достаточно, чтобы вас избрали старшиной. Если в совещательной комнате прямоугольный стол, то, чтобы окончательно обеспечить свое избрание, садитесь на «председательское место» — во главе или в конце стола. Даже если вас не изберут старшиной, то, сидя на этом месте, вы сможете оказывать дополнительное влияние посредством невербальной коммуникации. Человек, сидящий в конце стола, виден всем остальным и может разговаривать с любым человеком, в то же время глядя на него. Неудивительно, что члены жюри, сидящие в конце стола, являются как инициаторами, так и реципиентами большинства коммуникативных актов (Strodbeck and Hook, 1961). Однако частично это объясняется тем, что, по-видимому, те

присяжные, которые имеют опыт управления другими людьми (менеджеры и предприниматели), первым делом выбирают себе место в конце стола. Можно сказать, что некоторые люди умеют взять власть в свои руки, просто сев за стол.

Мы хотим донести до читателя мысль о том, что всегда существует возможность, что вердикт присяжных будет отражать предубеждения и ориентацию немногих членов жюри, которые пользуются экстраординарным влиянием. Вероятность этого повышается в тех случаях, когда материалы дела неоднозначны и допускают альтернативные интерпретации.

Отбор присяжных: можно ли «подтасовать» состав жюри? В связи с возможностью того, что несколько присяжных могут обладать значительной властью над остальными членами жюри, встает вопрос о влиянии посредством подбора состава присяжных. Адвокатам спорящих сторон разрешается задавать вопросы потенциальным присяжным во время слушания, на котором производится отбор присяжных перед началом судебного процесса. Если один из этих адвокатов почувствует, что потенциальный присяжный настроен отрицательно по отношению к его клиенту или стороне, то адвокат может отклонить его кандидатуру. Таким образом, в какой-то степени адвокаты имеют право участвовать в решении вопроса о том, кто будет в составе жюри на этом процессе.

Может ли ловкий адвокат получить преимущество в возможности оказывать влияние, выбрав выгодную для себя аудиторию, — «подтасовав» состав присяжных так, чтобы большинство составляли люди, симпатизирующие его стороне?

Не вызывает сомнений, что при некоторых обстоятельствах можно выбрать присяжных с такими чертами характера и биографиями, что с высокой долей вероятности они будут предрасположены к принятию того или иного вердикта. Например, люди со строгими авторитарными взглядами могут быть предрасположены к признанию виновным человека, обвиняемого в убийстве всеми уважаемого полицейского (Mitchell, 1979). Присяжные с либеральными политическими взглядами могут быть склонны к оправданию участников антиправительственной демонстрации, которые обвиняются в подстрекательстве к беспорядкам. Исследования показывают, что если в состав присяжных входят люди с соответствующими чертами, то при рассмотрении некоторых дел одна из сторон может пользоваться преимуществом

(Horowitz, 1980; Wrightsman, 1987). Однако адвокат противной

354

стороны, скорее всего, тоже будет стараться отобрать «правильных» присяжных. Таким образом, усилия сторон могут «взаимно уничтожиться». Кроме того, не всегда легко интуитивно определить, какой человек будет сочувствовать той или иной стороне. Поэтому вероятность того, что адвокат самостоятельно сможет подобрать состав присяжных так, что жюри будет явно симпатизировать его стороне, невысока.

Научнообоснованный подбор состава присяжных может дать более надежные результаты.

Это консультационная услуга, которую оказывают некоторые ученые, занимающиеся социальными науками. Они проводят опрос людей с различными биографиями и чертами характера и интересуются их мнением о деле, которое должно рассматриваться судом. По полученным ответам они выясняют, какие черты характера связаны с тем вердиктом, которого хочет добиться адвокат, и рекомендуют ему отбирать в качестве присяжных людей, которые, повидимому, обладают этими чертами (Schulman et al., 1973).

Однако даже при использовании научных методов количество дел, на исход которых можно повлиять, подобрав состав присяжных, вероятно, невелико. За исключением дел, где шансы сторон фактически равны, суждения присяжных определяются убедительностью фактических доказательств. Большинство присяжных — независимо от их биографий, характеров и предрассудков — при принятии решения руководствуются главным образом доказательствами.